скаемому субъектом э 1".  Возможно,  это хотя бы на
время как-то запутает чужаков,  и, может статься, подобная неразбериха -
единственный шанс колонистов на успех.
     - Ну как, док?
     Брэбент вопросительно поднял глаза.
     Де Джувенел издевательски оскалился:
     - Я имею в виду,  как чувствовать себя микробом,  вместо того чтобы
самому рассматривать их  в  микроскоп?  Вы  достаточно долго осматривали
нас. И я представляю, как вам нравится быть самому пациентом.
     - Но это моя работа, де Джувенел!
     - Ну конечно, док! И вы так любите свою работу...
     Брэбент резко отпарировал:
     - Очевидно,  я не слишком хорошо с этим справлялся. Но что я сделал
такого, что вызвало подобную враждебность?
     - Вы ничего не должны были делать. Ничего. Вы думаете, нам приятно,
чтобы кто-то каждую неделю в  течение семи лет ковырялся в наших мозгах?
Нет, не было никаких оскорблений, но врач должен быть более обаятельным,
док,  и  даже в этом случае он бы нам не нравился.  О-о,  -  де Джувенел
поднял руку,  -  ну, конечно, должен же быть кто-то, кто бы оберегал нас
от душевного срыва. Но вам это не обязательно должно нравиться.
     Он придвинулся ближе и перешел на шепот:
     - Забудь об этом. Давай поговорим о более важных вещах. Тот парень,
вон  там,  у  двери,  довольно неплохо  сложен,  но  он  может  смотреть
одновременно только в одну сторону,  правильно?  А что если мы перенесем
свои занятия поближе к  нему?  Он  будет следить за  тобой,  а  мне  тем
временем, может, удастся вывести этого ублюдка из игры.
     - Нет.
     Де Джувенел кивнул:
     - Я так и думал, док. Я так и думал.
     Он какое-то мгновение смотрел на Брэбента, потом отошел подальше.

     "Но это глупо,  у  нас не  было никакого шанса,  -  Брэбент пытался
переключиться на  другую тему.  -  Не  имеет значения,  что де  Джувенел
думает  обо  мне,  во  всяком  случае  сейчас.  Важнее то,  что  с  нами
произошло.  И это относится не только к тем троим, но и ко всему экипажу
корабля, а возможно, и ко всему человечеству".
     Он проверил у Марна пульс и дыхание,  решил,  что все в порядке,  и
снова сел у стены.
     Эта  планета  опустела задолго  до  ее  открытия землянами.  Первая
экспедиция основательно все  проверила.  Она обнаружила тысячи селений и
городов и не нашла даже намека на жизнь. Первая экспедиция добросовестно
проработала на  планете целый год,  используя фотокамеры,  магнитофоны и
все известные записывающие и снимающие устройства.
     И ничего.
     Есть города,  но  нет ни  одного животного,  которое бы  бродило по
улицам.  Есть леса с  несколькими видами насекомых,  а  в  морях водится
рыба.  Но города построили не рыбы и  не жучки,  а двуногие теплокровные
существа,  которые плавали по морям, имели понятие о проектировании и об
электронных системах и разрабатывали полезные ископаемые.  Но все жители
исчезли. Планета пуста.
     Брэбент окинул  взглядом комнату.  По  человеческим меркам это  был
игрушечный  дом,   но  народ,  который  строил  его,  наверняка  не  был
игрушечным.  Игрушек не убивают,  как это случилось с  ними.  В этом нет
сомнений.  Уже когда первая экспедиция вернулась на Землю,  все пришли к
выводу,  что это дело рук горменов. Единственное, что вызывало сомнение,
так  это  то,  что  гормены,  казалось,  доселе  не  посещали эту  часть
Вселенной.  Но они все-таки здесь,  и  невозможно предположить,  что они
здесь случайно. Они узнали.
     ...  Ракета-разведчик,  ведомая компьютером по карте,  приземлилась
точно в том месте, где должна была располагаться база первой экспедиции.
На  базе  находились три  добровольца,  которые  согласились остаться на
Алефе Четыре и ждать возвращения "Первопроходца".  Но базы не оказалось.
Как только ракета приземлилась, из строений неожиданно высыпали гормены.
     То,  что произошло дальше,  на схватку похоже не было.  И на засаду
тоже. В момент, когда люди направлялись по безлюдному городу к одному из
пустых зданий,  толпа быстрых,  очень быстрых существ с  толстой кожей и
маленькими свинячьими глазками внезапно хлынула  на  них.  Сопротивление
было бесполезно. Но, тем не менее, они все же попытались что-то сделать.
Это стоило лейтенанту Марну сложного перелома руки, Крешенци и Клайтсу -
жизни, ну а двое других оказались в еще худшем положении.
     Брэбент встал и подошел к де Джувенелу. Гормен у двери проводил его
поворотом головы.
     - Послушай,  де Джувенел,  я не хочу, чтобы ты думал, будто это мои
капризы.
     - Конечно нет, док, - промямлил тот.
     Брэбент пытался говорить убедительно.
     - Рано или поздно мы,  возможно, прибегнем к физическому насилию. Я
не знаю. Но сейчас - нет. И по одной причине. Я не уверен, что мы вдвоем
сможем нанести ему какие-либо повреждения.
     - Да не будем об этом, док! - маленькое обезьянье личико изобразило
сердитое выражение.
     - Нет,  погоди.  Что мы знаем о  них?  Как к ним подступиться?  Они
быстро   двигаются  и   жестоко  наказывают.   Помнишь,   тогда,   после
приземления?  Марн выстрелил первым.  Он попал одному из них в ногу,  но
существо поковыляло прочь без  единого звука.  Это означает,  что они не
чувствуют  боли.   А  если  так,  то  их  нервная  система  должна  быть
превосходной.  Так вот, на основании чего ты считаешь, что гормона можно
одолеть физически?
     Де Джувенел спокойно ответил:
     - Держу пари, что их можно убить.
     - Дружище,  я  думаю,  что  голыми руками ты  даже меня не  смог бы
убить.
     Де  Джувенел  пожал  плечами  и  зажег  вторую  сигарету.   Брэбент
продолжал настаивать:
     - Все же  есть надежда,  что капитан не  пошлет сюда вторую ракету,
пока не  получит от нас сигнал,  отсутствие которого означает,  что мы в
беде.  И если "Первопроходец" развернется и полетит обратно к Земле,  то
хотя бы спасет остальных. И...
     Он запнулся и застыл на месте.
     Гормон начал двигаться.  Его движения, похоже, не были угрожающими,
но  сам  факт уже  таил угрозу.  Часы напролет это  существо стояло там,
сжимая  в  руках-обрубках какие-то  серебристые предметы,  которые могли
быть оружием или записывающим устройством,  но,  без сомнения,  человеку
они были незнакомы. И вот без каких-либо предупредительных знаков - раз,
и оно посреди комнаты,  стоит и смотрит в окно.  Потом -  раз,  и уже на
старом месте, открывает дверь.
     - Спокойно, - предупредил Брэбент.
     Де Джувенел окинул его равнодушным взглядом.
     Гормен придерживал дверь,  через которую входил другой его сородич.
А позади второго двигалось что-то еще,  какая-то сгорбленная и неуклюжая
фигура... Человеческая фигура.
     - Ну,  слава тебе Господи,  - прошептал Брэбент, и даже до Джувенел
позади него издал что-то отрывистое и молитвенное.
     Это  было,   без  сомнения,  человеческое  существо,  но  только  с
натяжкой.  Человеку в  дверном проеме был миллион лет.  Он  был похож на
ходячий труп,  в котором осталась едва ли половина от того,  кто еще мог
есть,  пить и позволить себе отдых. Невероятно, как он мог ходить, но он
все же передвигался.  И уж совсем невозможно поверить,  что он еще может
говорить.  Жалкие остатки грязных волос  обрамляли красноватый ссохшийся
череп.  А еще торчало подобие бороды,  изодранной и такой же грязной.  К
тому же человек был почти голый.
     Он  прошел  вперед,  остановился на  расстоянии вытянутой  руки  от
Брэбента и  де Джувенела и оглядел их покрасневшими от слез,  выцветшими
глазами. Потом открыл рот и попытался что-то сказать. Прозвучало:
     - Ка-ка-ка.
     Де Джувенел прошептал скороговоркой:
     - Док,  как ты думаешь,  может, он один из тех парней, что остались
здесь после первого полета?
     Брэбент замотал головой.  Это не  означало -  нет,  просто он хотел
сказать: "Я не могу поверить в это".
     Да, правда, с момента первого полета прошло пятнадцать лет. Правда,
что, оказавшись в руках горменов, те люди не получали надлежащего ухода.
Но эта развалина, этот мешок с костями?..
     - Ка-ка-ка... - давился незнакомец, плача от бешенства и страха.
     Он подсунулся ближе и  водянистыми остатками глаз уставился на них.
Наконец он  вытер  мокрую бороду,  сделал глубокий всхлипывающий вдох  и
прошамкал:
     - Капитан Фа-фаррегут?
     Брэбент осторожно протянул руку,  чтобы поддержать это  чучело.  Он
заговорил,  тщательно и  внятно  произнося каждое  слово  так,  как  это
делают, обращаясь к умственно неполноценному ребенку:
     - Капитана Фаррегута здесь нет.  Он  вернулся на  Землю.  Мы  не из
первой, а из второй экспедиции.
     Старик отрешенно посмотрел и начал покачиваться.
     - Слишком поздно! - прохрипел он и, как подкошенный, рухнул на пол.

III

     Вторая разведывательная ракета с одиннадцатью астронавтами на борту
(в том числе, с тремя детьми) вошла в атмосферу Алефа Четыре.
     Штурман  Гибсен,  устроившись в  мягкой  корзине перед  контрольной
панелью,  в  полный голос пел  одну из  своих песенок.  Он  развлекался.
Практически вся необходимая работа уже была выполнена.  Вообще-то ракету
вел компьютер,  а не человек, так как скорость была слишком высока и все
команды нужно  было  отдавать без  малейшего промедления.  Только машина
могла  достаточно быстро вносить необходимые поправки в  курс.  Без  них
успешное   приземление   невозможно.    Человек,   обремененный   самыми
разнообразными мыслями, просто не способен на это.
     Моряк, осторожно!
     Моряк, берегись!
     Слишком много твоих собратьев
     Лежит в пучине волн.
     Голоса у Гибсена не было,  в лучшем случае,  малый носовой баритон,
но  он успешно компенсировал это криком.  Как уже говорилось,  дело было
почти сделано.  Особенно следить было не  за  чем  -  ракета пронизывала
нижний  облачный слой  тысячемильной атмосферы планеты.  И  только  один
штурман видел,  как мимо мелькают,  словно в  калейдоскопе,  коричневый,
зеленый и грязно-голубой цвета.  Но этого было недостаточно, чтобы вести
ракету.
     В  носовой  ее  части  находились "глаза"  -  постоянно вращающиеся
радарные установки.  Они улавливали все неровности и неточности и в виде
сигналов передавали их на компьютер.  Эти сигналы превращались в цифры и
мгновенно обрабатывались в утробах мигающих лампочками машин,  которые и
задавали  оптимальную  скорость  и  курс  в  указанное  на  карте  место
приземления.
     Сработали тормозные двигатели. Потом еще раз. От толчка поверхности
планеты закачались амортизационные коконы.
     - Все, прилетели! - завопил Гибсен, отстегивая крепления. Остальные
члены экипажа тоже начали отстегиваться.  Рей  Уэнсли,  освободившись от
кокона, первым делом подошла к ребенку. Тот негромко всхлипывал.
     - Какой  хороший  мальчик,  -  замурлыкала  она,  отстегивая  ремни
креплений. - Хороший маленький мальчик. Милый, не надо плакать.
     Она, не переставая, беседовала с ребенком, хотя тот ее, возможно, и
не слышал;  но даже если бы и слышал,  вряд ли обратил бы внимание.  Рей
продолжала говорить,  пока  не  нашла  герметически закрытую бутылочку с
детской смесью. Открыла ее, размяла соску и дала ребенку.
     Малыш перестал всхлипывать и принялся за еду.
     Рейчел наклонилась к открытому люку ракеты и осмотрелась.
     Гибсен уже был снаружи. Он прыгал по дымящейся почве и ругался.
     - Ретти! - заорал он.
     Из  открытого люка  осторожно вылез рыжеволосый парень.  Коснувшись
грунта, он взвыл и пулей выскочил за пределы выжженного участка.
     - Ретти, поднимись на холм или дерево и осмотрись вокруг. Колейнер,
оставайся на корабле. Попытайся связаться с капитаном Сэрреллом и сообщи
об  успешной посадке.  Лике!  Ты  с  Кэнноном начинай  выгрузку.  А  вы,
девочки, уберите детей с дороги. Слышите?
     Да,  то  было  блаженное время для  штурмана Гибсена -  он  отдавал
приказы, и десять человек ему повиновались.
     Рей   Уэнсли  осторожно  передала  ребенка  Мери,   которая  нервно
подпрыгивала на горячем песке.  Потом спустилась с  ракеты и  впервые за
свои девятнадцать лет очутилась на планете, которая никогда не вращалась
вокруг Солнца. Было горячо.
     Рей поспешно выбрался с обожженного участка.
     Они  находились на  сером  и  закопченном пляже.  В  двадцати ярдах
плескался прибой.  Горячим был не только выжженный песок, но и воздух. В
свете,  который проникал на Алеф Четыре,  было много инфракрасных лучей,
поэтому было  довольно жарко.  Можно сказать,  слишком жарко,  хотя днем
здесь было, как на Земле в сумерки.
     По  плану  они  должны  были  находиться близ  одного из  безлюдных
городов,  но  вокруг ничего не  указывало на его присутствие.  Виднелись
только качающиеся деревья, которые росли прямо из песка.

     Как уже говорилось.  Рей была из тех,  кого принимают в  расчет.  И
Гибсен тоже -  довольный,  что может отдавать приказы. А также Брэбент -
ухаживающий за все еще слабым,  но уже выздоравливающим мужем Мери Марн.
Они  находились едва  ли  в  миле от  второй партии землян.  Ну,  а  все
остальные почти не принимаются в расчет, и Мери Марн в том числе.
     В  то время,  когда сегодняшняя двадцатидевятилетняя Мери Марн была
еще Мери Девисон,  она работала машинисткой в  Комиссии ООН по  освоению
космического  пространства  и   была  помолвлена  с  героем  межзвездных
полетов.  Девушка,  решившаяся  на  помолвку  с  участником  межзвездной
исследовательской партии,  должна была отдавать себе отчет в том, что ей
придется ждать возвращения своего милого лет десять,  а  может,  и  того
больше. Это было безнадежное занятие, но в шестнадцать лет подобный срок
всегда кажется пустячным.
     Итак, юная Мери в космопорту поцеловала на прощание своего Флориана
и вернулась к школьным занятиям.  Прошло время.  Девушка окончила школу,
ей  исполнилось двадцать  два.  Все  ее  школьные  подружки уже  познали
прелести брака. Она отгуляла свадьбу своей сестры и набралась кое-какого
опыта обращения с детьми со своими первыми двумя племянниками.
     К   тому  времени  корабль  Флориана  приближался  к   цели  своего
путешествия, но, увы, он продолжал удаляться от Земли.
     Мери пошла работать в Комиссию,  поскольку считала, что это поможет
ей  не  забыть Флориана.  Она стала работать машинисткой и  ни  на любую
другую должность не  претендовала;  просто нужно было  скоротать время в
ожидании жениха.  Подружки по работе бегали на свидания,  одна за другой
выходили замуж,  но только не Мери.  Отчаянная попытка девушки дождаться
своего  суженого стала  больше  походить на  слепое  упрямство,  чем  на
привычку.  Другие девушки,  которые тоже были помолвлены с астронавтами,
давным-давно забыли о своих обещаниях.  Но только не Мери.  Некоторые из
них уже успели пройти полный цикл замужества: помолвка - женитьба - дети
- развод.  Некоторые прошли пару таких циклов.  Но  только не Мери.  Она
ведь дала обещание. Хотя ей от этого было не легче.
     К  концу  тринадцатого года  ожидания Мери  совсем измучилась.  Под
влиянием естественного напора  женских  гормонов и  ухаживаний приятелей
она  начала испытывать страх.  Кто  же  этот Флориан,  чья фотография на
столе   наверняка   не    соответствует   действительности?    Кто   тот
тридцатилетний мужчина, который сменил ее возлюбленного?
     Прошло тринадцать лет.
     Радарные  установки  со  спутников  метановых  гигантов  непрерывно
прочесывали космическое пространство в  поисках корабля и  наконец нашли
его.  Вначале  на  экранах  появилась  слабая  мерцающая точка,  которая
постепенно переросла в  контуры  обычного корабля землян.  Со  спутников
стартовали ракеты на  химическом топливе и  окружили корабль.  На  Землю
сразу же ушло печальное радиосообщение...
     Спустя  восемь  лет  Мери  Марн  убаюкивала ребенка на  этой  чужой
планете,  куда вряд ли  ступала нога Флориана.  Она  вспомнила тот день,
когда друзья пришли сообщить ей о трагедии. Они еще и рта не раскрыли, а
она уже все поняла, хотя в то время о гормонах еще и не слышала. То была
первая  встреча,  которая  состоялась в  дюжине  световых  лет  от  этой
планеты.  Исследовательская ракета,  на которой находился Флориан,  была
уничтожена. Этот восемнадцатилетний юноша так и не достиг тридцати.
     Молодая Мери  не  то  чтобы сильно расстроилась:  тринадцать лет  -
слишком длинный срок, но все же разрыдалась. Она оплакивала утрату около
месяца,  пока  все  телестанции  прокручивали  фильмы,  доставленные  на
уцелевшей ракете. Эти фильмы показывали громадные приплюснутые вражеские
корабли, оружие и самих горменов, один вид которых внушал ужас.
     Гормены.  Откуда  взялось это  слово?  Оно  уже  так  привычно всем
землянам,  что  кажется,  будто люди  всегда знали о  существовании этой
чужой расы. Просто необходим был сам факт встречи, чтобы слово оказалось
у  всех на  языке.  На том злополучном корабле находился также астронавт
Дэвид Гормен. Возможно, это он назвал их так. Возможно, им дали его имя,
так как он  был их  первой жертвой.  Или,  может,  гормены сами сообщили
экипажу о своем названии.  Были и другие предположения, но все они, даже
самые правдоподобные, уже не имеют никакого значения. Встреча Человека с
Гормоном состоялась,  потом  будут  еще.  Все  последующие заканчивались
кровью.
     Когда начал комплектоваться экипаж "Первопроходца П",  Мери  подала
заявление и  была зачислена.  Она не искала приключений и  не стремилась
отомстить  за   смерть  любимого,   поскольку  "Первопроходец"  летел  в
противоположном  направлении.   Это  было  просто  бегство.  Бегство  за
несколько световых лет.
     То,  что случилось в конце этого полета, выглядело как насмешка над
ее бегством.

     Рей Уэнсли помогала разгружать ракету.  Колайнер безуспешно пытался
связаться с  кораблем.  Ретти вернулся с  холма и  доложил,  что вдалеке
виднеется город, затем снова ушел на пост. Гибсен в своем потемневшем от
пота,  усеянном драгоценностями кителе  прислонился к  дереву  и  тяжело
сопел.
     Рей подошла к  Мери,  чтобы помочь ей управиться с  ребенком.  Джиа
Крешенци с двумя детьми тоже входила в эту партию.  Она уже накормила их
и приблизилась к Мери. Женщины дружно склонились над ребенком.
     А тот не осознавал,  что он на чужой планете. Он просто ощущал, как
что-то сжимает его и  душит.  Раньше с  ним никогда такого не случалось;
малышу  это  не  нравилось,  и  поэтому  он  постоянно  капризничал.  На
некоторое время он засыпал,  но вскоре просыпался,  вертел головой и все
пытался поднять свои крохотные ручки.
     Рей сочувственно заметила:
     - Бедный малыш, он не привык к силе тяжести.
     - Бедный малыш, - повторила Джиа Крешенци, которой хватало хлопот и
со своими двумя.
     Девочке было пять лет,  мальчику -  немногим больше.  Хотя во время
полета они часами занимались на  специальных тренажерах,  им сейчас было
трудно ходить,  бегать, прыгать. Им было безразлично, что они никогда не
чувствовали  силы  земного  притяжения,   которая  давила  когда-то   на
Александра Великого  и  Наполеона.  Что  Солнце,  чей  бег  был  однажды
остановлен Иисусом,  затерялось среди миллионов других звезд.  Для  них,
как и для малыша,  имело значение то, что они неожиданно обрели какой-то
неприятный вес. Это тревожило и мать, но Джиа Крешенци беспокоилась и по
другому поводу. Ее муж, как и муж Мери, улетел на первой ракете, и о них
до сих пор ничего не было известно.
     А Рей все думала:  "В конце концов,  они имеют право беспокоиться о
своих мужьях.  Брэбент же не дал мне даже такого права. Он думает, что я
еще ребенок".
     Она увлекла за собой двух старших детей и  принялась учить их,  как
правильно ходить. Тогда...
     - Что это? - воскликнула Джиа. Ее голос дрожал от волнения.
     Со стороны мрачно нависающих деревьев доносился какой-то шум.
     Гибсен  вскочил  на   ноги.   Из  открытого  люка  показалось  лицо
Колейнера. Рей прижала детей к себе, как бы пытаясь защитить их. Шум был
довольно странный.
     И действительно пугающий.
     Мери Марн закрич