лся во главе стола, когда появилась жареная свинина на блюде.
     Увы, она оказалась несъедобной. Все с отвращением  побросали  ножи  и
вилки. Мясо было горьким, насчет чего первым высказался Некланд:
     - Оно заражено! - рявкнул он. - Поросенок был болен. Мы не можем есть
это мясо, если не хотим умереть через неделю.
     Пришлось перекусить холодной солониной, сыром и  маринованным  луком,
на который миссис Грендон в ее нынешнем положении не могла даже  смотреть.
Она ушла наверх, вся в слезах от мысли, что ее великолепно  приготовленное
кушанье не удалось, и Нэнси побежала следом, чтобы ее утешить.
     После обеда, прошедшего в мрачном молчании, Грегори завел разговор  с
Грендоном.
     - Завтра я собираюсь на несколько дней в Норидж,  мистер  Грендон.  Я
вижу, у вас появились проблемы. Не могу  ли  я  чем-нибудь  помочь?  Может
быть, найти в городе ветеринара?
     Грендон похлопал его по плечу.
     - Понимаю, вы хотите сделать как лучше, большое вам за  это  спасибо,
но вы, похоже, не знаете, что ветеринар стоит кучу денег, и не  всегда  от
него есть толк. Представьте,  что  какой-нибудь  молодой  идиот  скажет  -
дескать, вся наша скотина отравлена. Нам придется ее  забить.  Хорошенькое
дельце, а?
     - Раз у Грегори Роллса много денег,  то  он  думает,  что  и  у  всех
остальных тоже, - усмехнулся Некланд.
     Фермер в ярости повернулся к нему.
     - Кто тебя за язык тянет, парень? Держи его  за  зубами,  когда  люди
говорят о том, что тебя не касается.  Почему  бы  тебе  не  пойти  чистить
коровник, раз ты уже пообедал?
     Когда Некланд ушел, Грендон сказал:
     - Берт парень неплохой, но очень уж вас не любит. Вы говорите, что  у
меня появились проблемы. Но на ферме всегда полно проблем, Грегори, в этот
год одни, в другой - другие. Я никогда еще не видел такого приплода, как в
нынешнем году, и очень рад этому,  действительно  рад.  Несколько  поросят
погибло, но это не удержит меня от того, чтобы выгодно продать остальных.
     - Но вам их не продать - если на вкус они все такие же, как тот,  что
был сегодня на обед.
     Грендон хлопнул его по руке.
     - Зря вы беспокоитесь. Горький привкус  может  исчезнуть,  когда  они
подрастут. А если и нет... их ведь будут покупать до того, как  попробуют,
верно? Я небогатый человек, Грегори, и когда мне хоть немного везет, я  не
могу упустить свой шанс. Собственно - я вам первому об этом  говорю,  даже
Берт не знает, - завтра или послезавтра приедут строители и  поставят  еще
несколько деревянных загонов, возле хижины Грабби, чтобы у молодняка  было
больше свободного места.
     - Хорошо. Тогда позвольте  мне  сделать  что-нибудь  лично  для  вас,
Джозеф, в благодарность за вашу доброту. Позвольте мне привезти ветеринара
из Нориджа за свой счет, чтобы он просто оценил обстановку, ничего больше.
     - Ну почему вы так упрямы, черт бы вас побрал? Я  вам  говорю  -  как
говорил и мой отец: если на моей земле появится  человек,  которого  я  не
звал, я возьму ружье и всажу в него заряд картечи, точно  так  же,  как  я
поступил с двумя бродягами в прошлом году. Надеюсь, вам понятно?
     - Полагаю, да.
     - Тогда я пойду посмотрю, как там корова. И перестаньте  беспокоиться
о том, чего вы не понимаете.
     Когда фермер ушел, Грегори долго стоял, глядя в окно и ожидая,  когда
спустится Нэнси. Его очень: что же произойдет дальше? Но вид за окном  был
вполне  мирным.  Похоже,  Грегори   был   единственным,   кого   тревожило
происходящее. Даже проницательный мистер Г.Дж.Уэллс, казалось, воспринимал
его сообщения не вполне серьезно - он,  человек,  который  был  рад  любой
новости о невероятных событиях, пусть даже не столь невероятных, как в его
недавнем романе "Чудесное посещение". Что бы там ни  было,  Грегори  решил
как можно скорее отправиться в Норидж, к  своему  дяде  -  сразу  же,  как
только поцелует на прощание Нэнси.


     Дядя был человеком не  столь  жестким,  как  его  брат  Эдвард,  отец
Грегори.  Он  с  интересом  рассматривал  план  фермы,  который  нарисовал
Грегори, и набросок отпечатавшегося в грязи следа,  с  интересом  выслушал
рассказ о том, что произошло.
     И в конце концов сказал:
     - Привидения!
     Грегори попытался с ним спорить, но тот был тверд:
     - Дорогой мой мальчик, боюсь,  твоя  голова  забита  чудесами  нашего
столетия. Ты, конечно, знаешь о  таких  творениях  инженерной  мысли,  как
подвесной мост через залив Ферт-оф-Форт  и  колоссальная  башня  Эйфеля  в
Париже - хотя, если она не рухнет лет через десять, я обещаю  съесть  свою
шляпу. Никто не сомневается, что все эти вещи представляют собой чудо,  но
они стоят на земле. Ты же пытаешься внушить мне, что инженеры  нашего  или
какого-то другого мира могут построить машину, которая  летает  от  одного
небесного тела к другому. Нет, скажу тебе, ни один инженер не в  состоянии
сделать ничего подобного - и я не просто утверждаю это, но могу  сослаться
на соответствующий закон. Существует закон, который гласит,  что  ни  один
инженер не может летать в каком-нибудь подобии Эйфелевой башни, снабженной
моторами, с Марса на Землю, или с Солнца на Землю,  или  откуда-то  еще  -
закон, который можно прочитать в Библии и  который  отражен  на  страницах
"Корнхилла" ["Корнхилл  мэгэзин"  -  ежеквартальный  литературный  журнал;
издается в Лондоне с 1866 года]. Нет,  мой  мальчик,  твоя  голова  просто
забита чудесами нашего времени, а вашу ферму посетили  всего  лишь  старые
добрые привидения.
     Грегори погулял по городу, заглянул в книжные лавки, купил кое-что...
Он ни на мгновение не сомневался, что его дядя, человек  с  доброй  душой,
который мог подарить соверен на прощанье, оказался далеко не столь  умным,
как думалось Грегори. Осознав это, Грегори вдруг понял, что он уже вырос и
что времена переменились.
     Но Норидж был приятным городом, и гостить в доме  дядюшки  тоже  было
приятно, так что Грегори провел там неделю,  хотя  собирался  пробыть  дня
три.
     Поэтому, вновь проезжая по каменистой дороге, ведущей из  Коттерсолла
к ферме Грендона, он испытывал угрызения совести. С тех пор,  как  он  был
здесь в последний раз, окружающий пейзаж изменился. Всюду зеленела листва,
и даже  пустошь  выглядела  не  столь  мрачно.  Большое  дерево  бузины  и
вознесшийся ввысь кустарник почти скрывал за собой ферму.
     Грегори показалось, будто ферма ферма таинственным  образом  исчезла,
но вот, пришпорив Дэйзи, он увидел черные очертания мельницы,  появившейся
из-за буйно разросшихся деревьев. Луга к югу  от  фермы  покрывала  густая
трава. Даже вязы выглядели значительно более развесистыми, чем раньше,  их
ветви угрожающе нависали над домом.
     Миновав широкий деревянный мост и въехав  через  открытые  ворота  во
двор, Грегори заметил в канаве  густые  заросли  крапивы.  Повсюду  летали
птицы. Однако во всем этом  чувствовалось  буйство  не  жизни,  а  смерти.
Стояла тревожная тишина, как будто на ферме лежало проклятие,  исключавшее
любой звук, любую надежду.
     Он сообразил, что подобное впечатление связано  отчасти  с  тем,  что
Ларди, молодая колли, заменившая Кафф, не выбежала с лаем  ему  навстречу,
как это бывало обычно. Двор был пуст, даже  куры  исчезли.  Ведя  Дэйзи  в
конюшню, он заметил в крайнем стойле пегого коня и  узнал  лошадь  доктора
Кроучхорна. Беспокойство Грегори усилилось.
     Поскольку места в конюшне уже  не  было,  он  отвел  свою  лошадку  к
каменным яслям у пруда, привязал ее там  и  направился  к  дому.  Парадная
дверь была открыта. Возле  крыльца  росли  огромные  одуванчики.  Ползучие
растения, до этого не  бросавшиеся  в  глаза,  теперь  забирались  в  окна
первого этажа. Какое-то движение в густой траве привлекло его внимание,  и
он, взглянув вниз, отдернул ногу. В сорняках сидела громадная жаба,  держа
во рту голову все еще  извивавшегося  ужа.  Жаба  пристально  смотрела  на
Грегори, будто пытаясь определить, завидует ли человек ее прожорливости. С
отвращением передернув плечами, Грегори поспешил в дом.
     Трое козлят Трикс, уже основательно  подросших,  бегали  в  гостиной,
пытались щипать ковер и  забирались  в  массивные  кресла,  поглядывая  на
набитую соломой карикатуру козы, стоящую в стеклянном ящике у  окна.  Судя
по царившему в комнате разгрому, они резвились здесь уже достаточно долго.
Но больше в комнате никого не было; заглянув на кухню, он  обнаружил,  что
пусто и там.
     Сверху  донеслись  приглушенные  звуки.  Грегори  никогда  раньше  не
приглашали наверх, но он не колебался ни мгновения. Толкнув тяжелую дверь,
он начал подниматься по лестнице,  огибающей  массивную  печную  трубы,  и
почти сразу же кого-то наткнулся.
     Это была Нэнси; она стояла в полумраке  и  плакала.  Грегори  схватил
девушку за руку и прошептал ее имя, но она вырвалась и убежала. Сверху уже
более отчетливо раздавались шум и плач, хотя в эту  минуту  он  к  ним  не
прислушивался.  Нэнси  подбежала  к  двери  на  площадке  второго   этажа,
ворвалась в комнату и захлопнула дверь за  собой.  Схватившись  за  ручку,
Грегори услышал, как изнутри задвигается засов.
     - Нэнси! - крикнул он. - Не прячьтесь от меня! Что случилось? Что тут
происходит?
     Ответа не было. Пока Грегори растерянно дергал  за  ручку,  открылась
соседняя дверь, и на пороге появился доктор Кроучхорн, застегивая на  ходу
свой черный чемоданчик.  Это  был  высокий  угрюмый  человек  с  глубокими
морщинами на свирепом лице, которое нагоняло столько страха на  пациентов,
что  большая  их  часть  выполняла   все   приказы   доктора   и   успешно
выздоравливала. Даже сейчас на  его  голове  красовался  цилиндр,  который
Кроучхорн практически никогда не снимал,  что  способствовало  известности
доктора в округе.
     - Что случилось, доктор Кроучхорн? - спросил Грегори. Врач закрыл  за
собой дверь и начал спускаться по лестнице. - Чума или нечто пострашнее?
     - Чума, молодой человек? Нет, это куда более чудовищно.
     Погруженный в свои мысли,  он  смотрел  на  Грегори,  будто  не  видя
молодого человека, пока тот снова не спросил:
     - Почему вы здесь, доктор?
     - Сегодня ночью у миссис Грендон начались роды, - сказал доктор,  все
еще стоя на верхней ступеньке.
     Волна облегчения захлестнула Грегори. Он совсем забыл о матери Нэнси!
     - Она родила?.. Мальчик?
     Доктор медленно кивнул.
     - Она родила двух мальчиков, молодой человек. - Он поколебался, потом
что-то дрогнуло в его лице, и он  поспешно  добавил:  -  И  семь  девочек.
Девять детей! И все они... все они живы. Это невероятно. За всю  мою  жизн
ь...
     Он осекся и, придерживая  шляпу,  поспешил  вниз.  В  голове  Грегори
творилось нечто невообразимое. Девять  детей!  Девять!  Как  будто  миссис
Грендон ничем не отличалась от животных в стойле. Даже  рисунок  на  обоях
казался ему тошнотворным,  словно  сам  дом  воплощал  собой  болезнь.  Из
спальни  доносились  мяукающие   звуки,   в   которых   не   было   ничего
человеческого.
     Грегори ошеломленно  стоял  на  лестнице:  ему  казалось,  что  крики
младенцев проникают прямо в его мозг.  Снаружи  послышался  стук  копыт  -
доктор возвращался в Коттерсолл. Из комнаты Нэнси не доносилось ни  звука.
Грегори догадывался, что она прячется от него, чтобы избежать позора, и  в
конце концов заставил себя спуститься  по  темной  лестнице  вниз.  Из-под
лестницы выскочила кошка, а за ней дюжина котят. Козлята все еще резвились
в комнате. В камине лежали остывшие угли - огонь не поддерживали с вечера.
     - Могу поспорить, ты такого не ожидал!
     Грегори резко обернулся. Из кухни вышел Грабби, держа в  руке  ломоть
хлеба с куском мяса. Он увлеченно жевал, улыбаясь Грегори.
     - Вот это мужик, фермер Грендон! - воскликнул он.  -  Еще  ни  одному
мужчине в этой стране не удавалось сделать девять детишек за один заход!
     - Где фермер?
     - Я говорю, еще ни одному мужчине в этой стране...
     - Да, я уже слышал. Где фермер?
     - Работает, наверно. Так вот, еще ни одному мужчине...
     Не дослушав, Грегори выскочил во двор и за углом  дома  наткнулся  на
Грендона. Фермер нес на плече вилы с огромной охапкой сена. Грегори  встал
у него на пути, но тот обошел его стороной.
     - Джозеф, я бы хотел поговорить с вами.
     - У меня много работы. Очень жаль, если вы сами не видите.
     - Я бы хотел поговорить о вашей жене.
     Грендон не ответил. Он работал как одержимый, сбрасывая сено на землю
и тут же возвращаясь за очередной охапкой.  Говорить  с  ним  сейчас  было
непросто. Коровы и недавно родившиеся телята то и дело издавали тревожные,
не похожие на обычное коровье мычание,  звуки.  Грегори  пошел  следом  за
Грендоном обратно к стогу сена; фермер  шагал  с  мрачной  решимостью,  не
замечая ничего вокруг. Глаза его глубоко запали, губы были  плотно  сжаты.
Грегори положил руку ему на плечо, но фермер сбросил ее. Насадив  на  вилы
громадную охапку сена, он развернулся столь резко,  что  Грегори  пришлось
отскочить, чтобы не оказаться у него на пути.
     Наконец, Грегори  потерял  терпение.  Войдя  следом  за  Грендоном  в
коровник, он захлопнул за собой дверь и задвинул засов.  Грендон  даже  не
пошевелился.
     - Джозеф, что с вами? Почему вы вдруг стали таким бессердечным?  Ваша
жена наверняка нуждается в том, чтобы вы были рядом!
     Фермер повернулся к Грегори,  глядя  на  него  невидящими  глазами  и
выставив перед собой вилы, словно оружие.
     - Я был с ней всю ночь, пока она рожала.
     - Но сейчас...
     - Сейчас с ней сиделка из Дерхэма. Я всю ночь провел  там.  А  теперь
мне нужно заниматься делами на ферме - вы же знаете, будет хороший урожай.
     - Чересчур хороший, Джозеф. Остановитесь и подумайте...
     - У меня нет времени на пустую болтовню.
     Бросив вилы, он отодвинул Грегори в сторону, отпер дверь и  распахнул
ее. Крепко взяв молодого человека за руку,  он  повел  его  вдоль  овощных
грядок.
     Листья раннего салата были просто гигантскими.  Грендон  гордо  шагал
вдоль рядов свежей зелени, выдергивая пучки молодой редиски, моркови, лука
и тут же отбрасывая их через плечо.
     - Смотрите, Грегори, все всходы крупнее, чем когда-либо, и  появились
на несколько недель раньше! Урожай будет  небывалый.  Взгляните  на  поле!
Взгляните на сад! - Он  широким  жестом  обвел  ряды  деревьев,  усыпанных
бело-розовыми цветами. - Что бы это ни означало, мы  просто  обязаны  этим
воспользоваться. На следующий год такого может уже  не  быть.  Да  это  же
просто сказка!
     Фермер замолчал и, казалось, тут же забыл  о  существовании  Грегори.
Уставившись  в  землю,  столь  внезапно  ставшую  плодородной,  он   снова
направился в коровник, откуда доносились звуки  льющейся  воды  -  Некланд
ополаскивал молочные бидоны.
     Весеннее солнце грело спину Грегори. "Внешне все нормально, -  сказал
он сам себе.  -  Ферма  процветает".  Из-за  свинарника  слышались  голоса
рабочих, готовивших место для нового коровника. "Наверное, - уныло подумал
Грегори, - беспокоиться не о чем". Он медленно направился назад,  к  дому.
Делать  нечего;  пора  возвращаться  в  Коттерсолл...  но  сначала   нужно
увидеться с Нэнси.
     Нэнси была на кухне. Некланд  принес  ей  парного  молока,  и  она  с
усталым видом пила его из ковшика.
     -  О,  прости,  Грег,  что  я  убежала  от  тебя.  Просто   я   очень
расстроилась.
     Она подошла и положила руки ему на  плечи,  чего  никогда  раньше  не
делала.
     - Бедная мама, боюсь, ее рассудок не вынес рождения  стольких  детей.
Она говорит очень странные вещи, я  никогда  от  нее  такого  не  слышала;
почему-то ей кажется, что она снова стала ребенком.
     - Ничего удивительного, - ответил Грегори, гладя ее по волосам. -  Ей
станет лучше, когда пройдет шок.
     Они  поцеловались;  Нэнси  протянула  ему  ковшик   молока.   Грегори
отхлебнул и тут же с отвращением выплюнул.
     - Тьфу! Что за гадость? Никак Некланд хочет  тебя  отравить?  Ты  его
пробовала? Оно горькое, как полынь!
     На лице Нэнси появилось озадаченное выражение.
     - Мне вкус показался несколько странным, но не неприятным. Дай я  еще
раз попробую.
     - Нет, это слишком мерзко. Что-то туда подмешали.
     Несмотря на его протесты, она поднесла ковшик к губам, потом покачала
головой:
     - Ты что-то выдумываешь, Грег. Вкус чуть-чуть необычный,  верно,  но,
по-моему, все в порядке.
     - Милая моя, это ужасно. Пусть твой отец попробует. Посмотрим, что он
скажет.
     - На твоем месте, Грег, я бы его сейчас не беспокоила. Ты же  знаешь,
как он занят и как он устал, просидев всю ночь возле мамы... а  теперь  он
опять работает.  Я  скажу  ему  за  обедом.  Кстати,  мне  нужно  заняться
стряпней. Эти козлята тут  такого  натворили!  Не  говоря  уже  о  Грабби.
Надеюсь, ты останешься пообедать с нами?
     - Нет, Нэнси, мне надо ехать. Меня ждет письмо, на которое  я  должен
ответить; оно пришло, пока я был в Норидже.
     Нэнси прикусила губу и хрустнула пальцами.
     -  Наверное,  я  кажусь  тебе  просто  занудой!  Я  никогда  тебя  не
спрашивала, как  ты  развлекался  в  городе!  Тебе,  конечно,  хорошо,  ты
свободный человек, тебе не надо ни работать, ни готовить!
     - Ты обижаешься на меня? Послушай,  Нэнси,  любимая,  это  письмо  от
доктора Хадсон-Уорда, старого знакомого моего отца  -  директора  школы  в
Глостере; он хочет, чтобы я пошел  к  нему  работать  учителем,  на  очень
выгодных условиях. Так что я больше не буду бездельничать, вот увидишь.
     Смеясь, она прильнула к нему.
     - Чудесно, милый! Из тебя получится хороший учитель. Но Глостер - это
же на другом конце Англии. Наверное, когда ты уедешь туда, мы больше  тебя
не увидим.
     - Еще ничего не решено, Нэнси.
     - Через неделю ты  уедешь,  и  мы  никогда  не  увидимся.  Ты  будешь
работать в этой школе и не вспомнишь о своей Нэнси.
     Грегори ласково потрепал ее по щеке.
     - Нэнси, ты любишь меня?
     Она опустила ресницы.
     - Грег, здесь такая неразбериха... я имею в виду... да, я люблю тебя,
но страшно подумать, что я могу тебя больше не увидеть.
     Четверть  часа  спустя  он  уехал  в  прекрасном  расположении  духа,
вспоминая ее слова и не подозревая об опасности, которая грозила ей.


     Тем же вечером Грегори Роллс отправился в  "Путник".  Моросил  мелкий
дождик. Брюс Фокс уже ждал его, устроившись в уютном кресле возле камина.
     На этот раз Фокса больше интересовала предстоящая свадьба его сестры,
чем рассказ Грегори; когда появились приятели его будущего зятя,  началось
подобающее случаю возлияние, и  воцарилась  веселая,  не  располагающая  к
серьезным беседам атмосфера. Довольно быстро,  как  только  пиво  возымело
свое действие, Грегори тоже забыл, о  чем  собирался  рассказать,  и  стал
искренне наслаждаться безмятежным обществом.
     На следующее утро он проснулся с тяжелой  головой  и  в  расстроенных
чувствах. Миссис Фенн его настроения не улучшила; судя по ее поведению, он
явился вчера поздно и шумел на лестнице. "Впрочем, -  раздраженно  подумал
он, - миссис Фенн и ей подобные рождены для того, чтобы  страдать,  и  чем
чаще, тем лучше". Мысль эта, правда,  не  слишком  согласовывалась  с  его
социалистическими принципами, но сейчас  эти  принципы  были  в  столь  же
плачевном состоянии, как и его печень.
     Грегори хотел было выйти и немного развеяться, но  погода  показалась
ему чересчур сырой. Он уныло сидел  в  кресле  у  окна,  в  очередной  раз
откладывая ответ доктору Хадсон-Уорду, директору школы.
     Грегори вяло протянул руку и взял маленький томик в кожаном переплете
- книгу о змеях, которую купил в Норидже несколько дней назад. Один  абзац
привлек его внимание:

     "Большинство ядовитых змей, за  исключением  опистоглифов,  выпускают
свою жертву из зубов после укуса. В некоторых случаях  жертва  погибает  в
течение нескольких  секунд,  тогда  как  в  других  случаях  смерть  может