- Вы, ребята, слишком много на себя берете, - бубнил  он,  -  честный
парень не может высунуть нос на улицу - вы, сразу...
     - Пошел вон, - сказал я,  -  или  я  начну  сначала.  Я  отчалил  под
аккомпанемент его ругательств. Вернувшись в кафе, я застал девушку на  том
же месте.
     - Все в порядке, - доложил я, - ложная тревога. Дошел  до  того,  что
начал придираться к приличным людям. Мне все  кажется,  что  у  каждого  в
кармане нож и запас цианистого калия.
     Девушка улыбнулась - на сей раз это была, без сомнения, улыбка. С ней
все-таки было приятно разговаривать, хотя она  и  не  отвечала,  а  только
сверкала зубами.
     - Пошли, - я взял ее за руку и помог подняться.
     - Мы снимем номер в каком-нибудь второсортном отеле  тут  неподалеку.
Нам нужно, отдохнуть. А утром...
     Тут официант сделал таинственный знак, и я подошел к нему.  Продолжая
расставлять на подносе перечницу, солонку и все прочее, он  как  бы  между
прочим сообщил:
     - Не знаю, имеет  ли  это  к  вам  отношение,  но  вон  там  у  входа
прогуливаются двое.
     Мы прошли черным ходом. Это был темный коридор, заполненный мусорными
баками,  горой  картонных  ящиков,  разным  хламом  -  признак  того,  что
городская система уборки перестала работать. Что и говорить, я  все  ближе
знакомился  с  изнанкой  жизни,  а  этот  угол  выглядел  одним  из  самых
неприглядных.
     Девушка не отставала  от  меня  ни  на  шаг,  озираясь  по  сторонам.
По-моему,  она  без  слов  понимала,  что  происходит.  Впрочем,  она   не
паниковала, что мне нравилось.
     Почти прижимаясь к стене, я продвигался  по  коридору.  И  вдруг  моя
спутница издала приглушенный возглас. Я увидел парня,  стоящего  на  улице
примерно в двадцати футах от нас, и потянул ее за руку, мы снова двинулись
вперед - она чуть позади меня.  Я  надеялся,  что  он  не  заметил  нашего
секундного замешательства.
     Где-то в нескольких шагах от него я начал оживленно обсуждать местные
климатические условия. Еще несколько шагов, еще...
     Резко развернувшись, я заехал ему между ребер, и  вовремя,  поскольку
он собирался последовать за нами. Согнувшись пополам,  он  пропахал  носом
мою ногу ниже колена. Рухнув, он перевернулся на спину; я наступил ему  на
кисть руки и увидел блеск металла - это заскользил по  тротуару  маленький
револьвер. Дернувшись, парень попытался укусить меня за ногу.  Подняв  его
за шиворот, я поставил парня на ноги.
     Я сверкнул глазами на спутницу. Моя  умница  выдернула  пояс  из  его
пальто и, опустившись на колени, соединила  его  руки  за  спиной,  дважды
обмотав их поясом,  ловко,  словно  няня,  всю  жизнь  пеленавшая  грудных
младенцев.
     - Ну-ка расскажи мне правду, мистер, - прошептал  я  ему  в  ухо.  Он
извивался, брыкался, даже плюнул в меня. Мышцы на шее у него вздулись, как
тросы, поднимающие лифт. Вдруг  изо  рта  у  него  пошла  пена,  и  парень
неожиданно затих. Я пощупал пульс - его не было.
     - Наверное, я не зря подозревал, что  у  каждого  припасен  цианистый
калий, - сказал я своей спутнице.
     Пока я обыскивал карманы парня, она смотрела на него расширенными  от
ужаса глазами - они стали еще больше, чем раньше. В карманах  мертвеца  не
было ничего. Просто ничего.
     - Чист, как приборное стекло, - сказал я, вставая. - Не знаю, что  за
игру они затеяли, но, по-моему, мы проигрываем, несмотря  на  впечатляющие
победы. Видимо,  у  них  тьма-тьмущая  ребят,  возложенных  на  жертвенный
алтарь. Неясно только, кому.
     Через десять минут, пройдя кварталов пять на восток  от  места  нашей
стычки, мы набрели на покосившийся трехэтажный дом  с  вывеской:  "СДАЮТСЯ
КОМНАТЫ, на день, неделю, месяц". В окне нижнего этажа горел свет. Хозяин,
дремавший за письменным столом, осмотрел нас придирчиво,  словно  вахтерша
женского пансиона, подозревающая, что девицы навеселе.
     - Десять долларов, причем вперед, - сказал он.  Я  заплатил,  добавив
еще пять.
     - Это за ваше гостеприимство, - намекнул я. - Кстати говоря, если  вы
забудете, что видели нас, я добавлю на выпивку.
     - А что, у вас на хвосте полиция?
     - Да нет, скорее брат юной леди, который хочет всю  жизнь  продержать
ее на кроличьей ферме. А мы намерены разводить шотландских терьеров.
     Мигая, он смотрел то на меня, то на нее. Потом губы его  раздвинулись
в хитроватой улыбке.
     - Меня это не касается. - После чего вручил нам два алюминиевых ключа
на резиновых кольцах величиной с автошину. - На сколько?
     - Дней на пять, - сказал я с глубокомысленной миной.
     - Имейте в виду - плата вперед, каждое утро.
     - Я знал, что на вас можно положиться, - сказал я.  Обогнув  бочку  с
засохшим кактусом, мы поднялись по лестнице. Обернувшись,  я  увидел,  что
хозяин внимательно следит за нами.



                                    5

     Две комнаты, которые мы сняли, были изобретательно созданы из  одной,
разгороженной пополам. В каждой оказался встроенный в стену шкаф, по форме
напоминающий гроб, поставленный на попа. Пол давно уже вспучился, а  обои,
видимо, даже в день покупки  страдали  от  старческих  недугов.  Крошечная
ванная,  втиснутая  между  этими  конурами,  могла   похвастаться   только
потрескавшимся унитазом и ржавым душем. Что касается раковины, в ней можно
было выстирать пару носков, да и то с трудом.
     Я занял конуру поближе к лестнице - на случай, если  ночью  возникнет
подозрительный  шум.  Вместо  кровати   я   обладал   диванным   матрасом,
поставленным на металлическую раму, еще у меня был старый комод, в котором
не хватало одного ящика, но зато покрытый  кружевной  салфеткой,  стул  из
гнутых  труб  с  красным  пластиковым  сиденьем,  прожженным   сигаретами,
прикроватная тумбочка с пепельницей (и с окурками в ней) и Библия  на  той
же тумбочке. На окне  с  двойными  рамами  я  увидел  криво  установленный
кондиционер, а включив его, услышал  звуки,  напоминающие  работу  старого
трактора.
     - Роскошные апартаменты, - сказал я своей спутнице. - Главное,  кроме
нас, тут никого нет. - Я  проводил  ее  во  вторую  конуру,  которая  была
обставлена по крайней мере не хуже моей. Девушка  села  на  кровать,  и  я
увидел, что лицо ее бледно до синевы. Видимо, наступила последняя  степень
изнеможения.
     - Ну что ж, давай снимем твою форму, - сказал я. Войдя  в  ванную,  я
взял желтоватое колючее полотенце и принес девушке. Она все так же  сидела
на кровати, явно борясь со сном.
     - Сними одежду, - повторил я, - она же промокла насквозь.  Хороша  ты
будешь к утру с воспалением легких.
     Девушка даже рукой не шевельнула.  Тогда  я  сам  расстегнул  пальто,
потом поставил свою незнакомку на ноги, чтобы  помочь  ей  раздеться.  Она
шаталась от усталости.
     - Ничего, еще две минутки, и ты ляжешь, - успокоил я. Снимая  пальто,
я обнаружил, что оно на редкость грязное, с полосой жира у воротника и все
в пятнах. Возможно, девушка подобрала его на помойке.  Желая  сострить  по
этому поводу, я повернулся к ней и застыл, открыв рот. На девушке был туго
обтягивающий комбинезон из темно-зеленой ткани,  отливающий  металлом;  он
покрывал от подбородка до самых  пят  фигуру,  которая  сделала  бы  честь
примадонне из  Фоли-Бержер  или  другого  мюзик-холла.  Подняв  руки,  она
размотала шарф,  покрывавший  голову  вместо  платка,  и  на  плечи  упала
роскошная грива вьющихся волос. Тут силы оставили ее, и девушка рухнула на
кровать.
     Я положил ее поудобнее, вытер полотенцем сначала ее лицо, потом  свое
собственное. Глядя на нее, я гадал, какой она  национальности:  мексиканка
или арабка? А может, полинезийка? Нет, не то. Женщин такого типа я  прежде
не встречал. И главное - молодая, не старше  двадцати  пяти.  Во  сне  она
выглядела невинной и беспомощной. Но я помнил, какой  она  была  в  темной
аллее, где мы встретились, как она боролась с тем типом,  чтобы  дать  мне
время хотя бы подняться.  Я  спас  ее,  а  она  спасла  меня,  этого  было
достаточно, чтобы я стал сторожевым псом на все то время,  что  она  будет
отдыхать.
     Я пробрался в свою конуру и заснул прежде, чем моя  голова  коснулась
подушки.


     На следующее утро дождь все еще лил. Проснувшись,  я  какое-то  время
лежал, наблюдая, как с крыши стекает струя. Головная боль так и не прошла,
я чувствовал ее сквозь сон, она была  фоном  моих  сновидений:  погоня  по
колено в кроваво-красной воде.
     Шея моя не  гнулась,  правый  глаз  распух,  и  к  нему  было  больно
прикоснуться, а  верхняя  губа  выглядела  так,  словно  за  нее  засунули
сардельку.
     Я сел. Пружины матраса взвизгнули, и, вторя им, взвыл я. Теперь стало
понятно, что болит еще и рука.  Так  и  есть:  кожа  на  пальцах  содрана.
Вспоминать, где и когда - бесполезно.
     Дверь, ведущая  в  душевую,  приоткрылась,  и  я  схватился  за  свой
38-калиберный. Ложная тревога. Это была она, гибкая, как ящерка,  в  своем
облегающем блестящем комбинезоне. Глядя на револьвер, она  улыбнулась  как
ни в чем не бывало. Кто знает, знаком ли ей вообще этот предмет?
     - Доброе утро, - положив "пушку" на кровать, я встал.
     - Добуто, - она улыбнулась чуть пошире. Сегодня ее волосы были убраны
назад и перехвачены тесьмой.
     - А, так ты все-таки говоришь по-английски! -  Моя  радостная  улыбка
стоила мне боли в трех точках лица. - Слава Богу. Может,  теперь  мы  хоть
как-то продвинемся вперед. Я не знаю, чем ты так разозлила  Сэтиса,  но  я
решительно тебя поддерживаю. А теперь скажи, что произошло.
     - От оттрок атахру, - ответила она нерешительно.
     - Ты опять за свое? А зачем? Я же слышал, ты сказала  "доброе  утро",
как настоящая леди.
     - Добуто, - повторила она. - Нашаледи.
     - Ах ты. Боже мой, - улыбка на моем лице сменилась гримасой. -  Прямо
как попугай.
     - Капагай, - отозвалась она.
     - Ну что ж, может, с этого и начнем. - Я положил руку на ее ладонь. -
Слушай, детка, я совсем не педагог,  даже  свою  собаку  не  смог  научить
приносить газету. Но если  мы  постараемся,  ты  сможешь  сносно  овладеть
языком и рассказать мне о себе. - Тут я ткнул  пальцем  себя  в  грудь:  -
Милком Айриш.
     - Акмалирис, - повторила она.
     - Ладно, отбрось "ак", просто "Мал" или "Мэл", как хочешь.
     - Акмал, - она не понимала, а может, и упрямилась.
     - Ну ладно, будь по-твоему. А тебя как зовут?
     - Акриссия, - ответила она без  промедления,  учтиво  и  даже  как-то
официально наклонив голову.
     - Акриссия, - повторил я, теперь лицо ее озарила радостная улыбка.  -
А можно я буду называть тебя "Риссия", так будет короче да и красивее.
     Она колебалась, по лицу тенью пробежали несколько явно противоречивых
мыслей, затем снова склонила голову и прошептала:
     - Риссия... Мал... - Прикусив губу, она  сняла  с  пальца  серебряное
кольцо и  протянула  его  мне  -  застенчиво,  как  ребенок  предложил  бы
конфетку. Я взял кольцо, оно было массивным и увесистым.
     -  Очень  красивое,  -  похвалил  я.  Казалось,  она  ждет  какого-то
ответного жеста. Может, хочет, чтобы я вернул  вещь?  Нет,  не  похоже.  Я
надел кольцо на свой мизинец и поднял руку вверх - она заулыбалась,  взяла
мою руку в свои, и что-то прошептала. Мне показалось,  что  этими  словами
она скрепляет нашу дружбу.
     - Спасибо, милая, - сказал я. -  Очень  красивый  подарок.  А  теперь
продолжим нашу учебу. - Взяв ее руку в свою, я только теперь заметил,  как
грязны ее пальцы с обломанными ногтями.
     - Риссия, ты спала в этой  пещере,  теперь  пора  из  нее  вылезти  и
привести себя в порядок. Прими душ, а я пойду присмотрю  тебе  кое-что  из
одежды, да и мне не помешают новые носки.
     Я открыл воду в душе  и  показал  жестом,  будто  скребу  себе  спину
мочалкой. Риссия наблюдала и послушно кивала головой.  Закрывая  дверь,  я
успел заметить, что она стала расстегивать какие-то  невидимые  молнии  на
своем комбинезоне.
     Встретив хозяина внизу (его, как выяснилось, звали Бобом), я объяснил
ему, что именно я прошу его купить, дал денег и прибавил еще пять долларов
сверху, эти "чаевые" привели его в такой  восторг,  словно  он  ничего  не
ведал о полном крахе нашей экономики. Надев пиджак, который напомнил наряд
утопленника, только что вытащенного из воды,  хозяин  долго  запирал  свой
металлический сейф, а потом затрусил к выходу.
     Через полчаса он ввалился в мою  конуру,  увешанный  пакетами;  здесь
были и продукты, и туалетные принадлежности, и прочие вещи.  Прежде  всего
он окинул жилье орлиным оком, в надежде обнаружить  развороченные  постели
или другие признаки бурных страстей, а потом не  торопился  уходить,  явно
настроенный на приятельские  откровения.  Я  его  выпроводил,  намекая  на
неплохие деньги, которые он получит позже.
     Постучав в дверь ванной, я засунул в нее бумажный мешок  с  туалетным
мылом, розовой водой, расческой, зубной щеткой, полным маникюрным набором,
мочалкой и всякой косметической дребеденью.
     - Поторопись, - сказал я, - у меня уже живот подвело от голода.
     Пока она приводила себя в порядок, я,  стянув  кружевную  салфетку  с
комода, расставил на ней яства: хлеб, сыр, мясные консервы, фрукты, кофе и
бутылочку бренди с подозрительной наклейкой.  Минуты  тянулись  невыносимо
долго. Потом скрипнула дверь, появилась Риссия, свежая и  отмытая,  словно
младенец в своей первый день рождения. Одета девушка была, как прежде,  но
из волос она соорудила замысловатую башню, перевив ее красной  пластиковой
лентой, снятой с косметической коробки. Ногти сверкали розовым лаком, духи
едва напоминали о себе тонким цветочным ароматом.
     - Прелестно, - похвалил я, стараясь не выдать своего  замешательства.
- Ты выглядишь очень  мило,  но,  знаешь,  несколько  экзотично.  Все-таки
советую тебе переодеться.
     Порывшись в пакетах, я вытащил нейлоновое белье и присовокупил к нему
нечто верхнее, на ярлыке которого значилось: "костюм  для  прогулок".  Она
приняла подарки с выражением изумления, и  мне  пришлось  разыграть  целую
пантомиму, показывая, что куда нужно  надевать.  Риссия  весело  смеялась.
Теперь, когда смылась грязь, на ее шее отчетливо обозначился синяк.
     Увидев еду, она бросила одежду на  мою  кровать  и  села  к  столу  с
азартным блеском в глазах. Ее заинтересовали коробки, открыв одну из  них,
она вытащила апельсин, понюхала его и откусила  кусочек.  Плод  понравился
ей, хотя  она  не  догадалась  снять  кожуру.  Сидя  рядом  и  глядя,  как
апельсиновый сок стекает по ее лицуй шее, я раздумывал, что же за создание
подбросила мне судьба.


     Риссия проявила удивительные способности к запоминанию слов,  которым
я ее учил, и столь же  решительное  равнодушие  к  правилам  поведения  за
столом. От кофе она морщилась, консервированным мясом давилась. Что  такое
хлеб, она явно раньше не знала, но приняла его безоговорочно  и  уписывала
за обе щеки. Единственным, что было ей в какой-то мере знакомо,  оказались
фрукты.
     Уже через час - время нашего обеда - она говорила  короткими  фразами
типа "Риссия  ест",  "Мэл  ест",  "хорошо",  "нет",  "сегодня",  "завтра",
"гулять".
     - Нам нужно посидеть дома до темноты, - толковал я. - Это называется:
"пока спадет  жара".  Мне  жаль,  что  еда  тебе  не  нравится,  но  здесь
по-соседству  больше  ничего  не  купишь.  В  Майами  становится  плохо  с
продуктами. Хотя девять десятых населения уехало, город не может без конца
жить старыми запасами.
     Она кивала, словно  понимала,  что  я  говорю.  Может,  она  понимала
больше, чем я предполагал, как улавливают смысл неведомых им слов дети.
     Сейчас  она  сидела  перед  овальным  зеркалом  в  своей  комнатушке,
сооружая и разрушая разные прически из пышных волос. А я меж тем  мысленно
разрабатывал план дальнейших действий. Идти в полицию не имело смысла.  По
городу валяется так много трупов, что расследованием никто  заниматься  не
станет: законы военного времени. Пытаясь объяснить все это Риссии, я мерил
шагами конуру, как тигр.
     - Здесь много воды и лодок, - продолжал я, - можно попытаться достать
небольшой катер. Этот тип, Сэтис, зажал нашу  монетку,  ну  что  ж,  пусть
подержит. Может, мертвый моряк был прав, и слоны подо льдом есть, но пусть
пока подождут. Мое любопытство могу удовлетворить и попозже.  Сейчас  надо
держать путь на север, выбрать спокойный городок в горах и  там  переждать
климатические катаклизмы.
     - Сэтис - нет. Мал  и  Риссия  ходить,  сегодня.  -  Вид  у  нее  был
испуганный, а может, просто озабоченный, поскольку она  не  могла  понять,
что говорю я, и выразить свои собственные мысли.
     - Ну, Риссия, попробуй, скажи, - нервничал  я.  -  Кто  такой  Сэтис?
Почему он послал в погоню за тобой этих бандитов? Откуда ты взялась?
     Посмотрев на меня, она покачала головой, словно хотела  сказать:  все
поняла, но не могу ответить. Я смирился. А может, мне не так  уж  и  нужны
были ее ответы.


     Наступили сумерки - время,  когда  солнце  озаряет  все  таинственным
красно-зеленым светом.  Пробившись  сквозь  пыль,  оно  осветило  комнату,
словно сцену, из угла в угол пролегли длинные тени.
     - Я выйду и попробую нанять суденышко, - предупредил я. -  Никого  не
впускай, покуда не вернусь. Не забудь, у тебя  есть  оружие,  -  я  вложил
револьвер в ее руку,  потом  показал,  как  прицеливаться  и  нажимать  на
спусковой крючок.
     - Стреляй, не раздумывая, - продолжал я, - в любого, кто  ворвется  в
комнату.
     За ее милой улыбкой пряталась тревога. Девушке не хотелось оставаться
одной, ей не нравился револьвер, но другого выхода не оставалось ни у нее,
ни у меня.
     Внизу я встретил Боба, хозяина  "меблирашек",  который  покосился  на
меня как-то подозрительно.
     - А ты, я вижу, бороду отрастил, - заметил он таким тоном,  словно  я
проносил мимо краденые вещи.
     - Ты очень проницателен, - ответил я.
     - Для этого и снимал комнаты, чтобы в них отращивать бороду?
     - А почему бы и нет?
     - Что, маскируешься? - Он заговорщицки подмигнул.
     - Наоборот, чтобы мои старые друзья  меня  узнали,  -  ответил  я.  -
Понимаешь, раньше у меня была борода. Пару дней назад я  собирался  занять
деньжонок у одного из приятелей, а он меня отшил.
     - Вот как? - рявкнул Боб. -  А  я  хотел  как  раз  предупредить:  со
следующей недели повышаю плату за комнаты. - Он пожевал  губами,  вычисляя
будущую ренту. - С понедельника будешь выкладывать по пятнадцать в сутки.
     - Ладно, пятнадцать так пятнадцать.
     - Это начнется послезавтра, - пояснил он. - Можешь еще один день жить
за десять.
     - Слушай, Боб, - сказал я, доверительно опершись о его стол. - Мне бы
следовало сказать тебе раньше, но  я  боялся,  что  ты  запаникуешь.  -  Я
внимательно оглядел  комнату,  недовольным  взглядом  окинул  застекленные
шкафы с пыльными кипами бумаг, перевел  взгляд  на  кактус  в  бочке.  Боб
следил за моим взглядом, не отрываясь.
     - Я веду работу по розыску  бомб.  Есть  такое  отделение  полиции  в
Майами. Эта крошка, которая со мной, - медиум.  Экстрасенс,  знаешь  такое
слово? Очень помогает в нашей  работе.  И  еще  выявляет  психопатов.  Ну,
понимаешь, у одного ферма рухнула, у другого теща  утонула,  ну  и  всякое
такое. Те, кто послабее нас с тобой, не выдерживают,  психовать  начинают.
И, между прочим, на улицах уйма этих типов.
     - А при чем тут бомбы? - Боб уже дрожал, как струна.
     -  Я  думал,  ты  знаешь.  Дело  в  том,  что  ты  все  видишь,  Боб,
соображаешь, да и дела у тебя идут неплохо. Значит, у тебя есть завистники
и враги. Ходят слухи, что есть бомба - не больше  одноразовой  ампулы  для
венериков, - но сила такая, что срывает крыши с домов  и  швыряет  остатки
этих домов в залив. Мы уже засекли одну в туалете на  третьем  этаже.  Так
что не спускай воду, пока я не дам тебе знать.
     - Так что, значит...
     - Держи это в своей черепушке, Боб. Мы тебя не бросим. Завтрак