енах, хранящих ее отпечаток.
     - Догадываюсь, о чем ты думаешь, -  сказала  И'стина.  -  Но  мы  уже
сказали друг другу все, что  нужно  было  сказать.  Я  не  раз  и  не  два
прощупывала твое сознание, и  знаю  точно:  Космос  Три  выплюнет  тебя  у
развалин форта на берегу Седьмого Нила, там,  где  река  начинает  большой
изгиб, ибо ты отчаянно хочешь вернуться на Миззер. Я  люблю  тебя,  Кэшер,
по-своему, но могу оставить тебя здесь только  забывщиком,  только  слугой
моего господина. Ты ведь знаешь, он для меня - самое главное.
     - Мадиган...
     - Мадиган... - повторила она, и в устах ее само имя владельца звучало
молитвой. Юнис принесла шлемы.
     - Когда с этим будет покончено, Кэшер, тебя перенесут в кондиционную.
Прощай, мой несбывшийся! И на глазах у всех она поцеловала его в губы.
     Кэшер был полон спокойной  уверенности  и  терпения.  Начал  меркнуть
свет, но он все еще видел голубое платье, и  в  памяти  его  звучал  тихий
ласковый смех. В последний миг, когда еще не погасло сознание, он  заметил
нового человека в зале: высокого старца в застиранном купальном халате,  с
выцветшими голубыми глазами и редкими соломенными волосами. Мюррей Мадиган
покинул свою страну жизни и  смерти,  чтобы  последний  раз  взглянуть  на
Кэшера О'Нейла. И теперь он не выглядел слабым или  выжившим  из  ума.  Он
снова стал великим, мудрым, вне разумения Кэшера О'Нейла. Маленькая ладонь
И'стины нежно тронула его руку, и опустилась черная  бархатная  безмолвная
тьма.



                                    13

     Когда Кэшер проснулся, то увидел, что  лежит  обнаженный  под  жарким
небом Миззера.  Два  солдата  с  нашивками  санитаров  подхватили  его  на
брезентовые носилки.
     "Миззер! - воскликнул он про себя. В горле было  слишком  сухо.  -  Я
дома!"
     Вдруг лавиной вернулась  память,  и  он  попытался  удержать  ее,  но
напрасно: возникнув, воспоминания тут же  исчезли,  и  даже  будь  у  него
бумага, он не успел бы их записать.
     Он вспомнил: большой зал, он сам - в черном кресле, среди собравшихся
- сам великий Мюррей Мадиган, ласковые пальцы И'стины,  его  любимой,  его
девочки, она теперь на расстоянии бесчисленных световых лет от него.
     Еще он  вспомнил:  иная  комната,  с  цветными  витражами  и  запахом
благовоний, сцены страданий  и  слез  и  сцены  величия  на  фресках;  два
деревянных бруска и человек, прибитый  к  ним,  распятый;  закодированная,
спрятанная  в  его  сознании,  хранится  теперь  последняя  и  непобедимая
мудрость Знака Рыб. Кэшер это знал. И  он  знал,  что  больше  никогда  не
сможет бояться.
     И еще он вспомнил: яркий свет, игорный стол, крупье сгребает лопаткой
богатства тысячи  планет  к  нему,  Кэшеру.  Он  был  женщиной:  красивой,
полногрудой, гордой, усыпанной драгоценностями. Он был Агатой Мадиган,  он
ставил и выигрывал. ("Это перешло от И'стины во время импринтирования",  -
подумал Кэшер). И в сознании Хечизеры Гонфалонской,  чье  сознание  теперь
тоже принадлежало ему, горели достоверные знания  о  том,  как  добиваться
власти  над  людьми,  квазилюдьми  и  даже   роботами,   склонять   их   к
сотрудничеству, не пролив  ни  капли  крови  и  не  произнеся  ни  единого
сердитого слова.
     Он услышал голос санитара:
     - Очень сильные ожоги. Интересно, куда делась его форма?
     Обычные слова, но какая  музыка,  музыка  родной  речи  Миззера!  Они
подняли носилки, а Кэшер вспомнил лицо Ранкина Майклджона, его  глаза,  со
скрытым глубинным отчаянием глядящие поверх полного  стакана.  Управляющий
Генриадой, тот, что послал Кэшера в Бьюрегард в 2.75 утра. Носилки немного
трясло.
     Он вспомнил болота Генриады и понял, что скоро  не  сможет  вспомнить
вообще ничего. Черви смерчей на границах погодной зоны. Безумное и  мудрое
лицо Джона Веселое Дерево. Космос  Три?  Космос  Три?  Он  уже  сейчас  не
помнил, как его запускали через  Космос  Три.  Кошмары  человечества  всех
веков ворвались в сознание Кэшера. Он забился в агонии,  носилки  как  раз
ставили на санитарную  повозку.  Он  увидел  лицо  девушки  -  как  же  ее
з_в_а_л_и_? И заснул.



                                    14

     Четырнадцать миззерских дней спустя произошло первое испытание.
     Два полковника - врач и контрразведчик, - оба в рабочих мундирах  сил
специального  назначения  полковника  Веддера,  стояли  у  кровати  Кэшера
О'Нейла.
     - Ваше имя - Кэшер О'Нейл.  Непонятным  образом  вы  очутились  среди
раненых и убитых в вылазке, - сердито проговорил полковник-врач.
     Кэшер О'Нейл смотрел на него, не поднимая головы с подушки.
     - Еще что-нибудь скажите, - шепотом попросил он врача.
     - Вы политический преступник, мы  пока  не  знаем,  как  удалось  вам
затесаться в наши ряды, но вы нарушили закон. Как вы вообще  оказались  на
планете? Вас нашли на берегу Седьмого Нила.
     Полковник-контрразведчик согласно кивал в такт словам врача.
     - Вы то же самое думаете? - обратился Кэшер к контрразведчику.
     - Вопросы буду задавать я! - отрезал полковник.
     Вдруг каким-то невидимым пальцем - до сих пор Кэшер не  подозревал  о
его существовании - он прощупал  сознание  полковников.  Обычными  словами
трудно было описать ощущение. Как будто некто прошептал Кэшеру на ухо:  "У
этого уязвима левая передняя доля, зато второй неплохо бронирован спереди,
его можно достать через средний мозг". Кэшер не  боялся,  что  его  выдаст
выражение лица: слишком сильная боль терзала его,  было  не  до  тонкостей
мимики. (Где-то он слышал невероятную легенду о Хечизер Гонфалонской... Но
где? Где-то бешеные бесконечные ураганы поднимали в желто-коричневое  небо
болота низин... Но где, когда, что это было? Времени вспоминать  не  было.
Ему предстоит драться за собственную жизнь).
     - Мир вам, - прошептал Кэшер.
     - Мир вам, - хором, немного удивленно, ответили полковники.
     - Наклонитесь ко мне, - сказал Кэшер, - мне тяжело говорить.
     Полковники стояли остолбенев.
     Где-то в тайниках своей памяти Кэшер отыскал верную ноту, верный тон,
несущую волну, которая будет бить в цель, заставит  этих  двоих  исполнить
его желание.
     - Это Миззер, - прошептал Кэшер.
     - Конечно, Миззер, - отрезал контрразведчик. - А вы -  Кэшер  О'Нейл.
Что вы здесь делаете?
     - Наклонитесь ко мне, господа, - сказал он так тихо, что те двое едва
могли услышать его слова.
     На этот раз они подчинились.
     Обожженные  руки  Кэшера  потянулись  к  ним,   полковники   заметили
движение, но Кэшер был тяжело ранен и без оружия,  и  они  не  испугались,
позволив  ему  дотронуться.  Их  сознания  ярко   вспыхнули   внутри   его
собственного, как если бы он одним духом проглотил оба чужих мозга. Больше
он не  открывал  рта.  Он  обращался  к  ним  мысленно  -  мыслью-потоком,
мыслью-ливнем: "Я не Кэшер О'Нейл. Его тело вы найдете  в  другой  палате,
через четыре двери дальше по коридору. Я штатское лицо, меня зовут Биндо".
Полковники, тяжело дыша, смотрели только на Кэшера.  Ни  один  из  них  не
проронил ни слова.  Кэшер  продолжил:  "Наши  отпечатки  пальцев  и  досье
перепутались.  Передайте  мне  дело  погибшего  Кэшера  О'Нейла,   быстро.
Похороните тело с почестями. Когда-то он  любил  вашего  вождя.  Не  стоит
распространять слухи о его непонятном возвращении из  космоса  Меня  зовут
Биндо. Вы найдете мое досье в административном отделе. Я гражданское лицо,
специалист по химии крови, проводил полевые исследования  кровяных  солей.
Вы слышите меня, господа? Вы слышите меня сейчас? Вы  всегда  будете  меня
слышать, но ничего не вспомните, когда проснетесь.  Мне  плохо.  Принесите
мне воды и обезболивающее". Его мозг все еще крепко держал  полковников  в
трансе. - Проснитесь, - приказал Кэшер О'Нейл. И отпустил их руки.
     Полковник-врач поморгал и сказал дружелюбно:
     - Вам скоро станет лучше, господин Биндо. Санитар принесет вам воды и
обезболивающее.
     Он повернулся к полковнику из контрразведки.
     - В палате дальше по коридору есть любопытный труп. Вам нужно на него
взглянуть.
     Кэшер О'Нейл лежал и пытался вспомнить,  что  же  с  ним  происходило
совсем недавно. Но вокруг было слишком  много  голубого  света  Миззера  и
запаха песка. Где-то стучали копыта лошадей, скачущих галопом. На  миг  он
вспомнил голубое детское платье и, непонятно почему, заплакал.