городе может быть только один шут, и что всех прочих повесят на
его воротах.
   -- Я кнехт, -- с гордостью сказал Гансвурст, -- я не шут.  Я
кнехт золотых дел мастера Траузенбаха.
   --  Ты  --  кнехт  Траузенбаха,  -- с изумлением переспросил
бюргер, -- я очень хорошо знаю каждого из кнехтов Траузенбаха и
могу поклясться, что не встречал тебя среди них.
   -- Пустое, -- отвечал шарлатан, -- пустое.  И  он  поворотил
осла.
   --  Подожди,  --  крикнул  бюргер, -- там ты не найдешь дома
Траузенбаха, а что ты  чужестранец,  я  вижу  по  твоему  ослу.
Зайди-ка в этот дом, не найдешь ли ты там того, кого ищешь?
   Когда  же  шарлатан  в'ехал  в  ворота и слез с осла, бюргер
позвал дочку и спросил у нее:
   -- Дочка, видела ли ты  когда-нибудь  этого  человека  среди
моих кнехтов?
   Девушка близко подошла к шарлатану.
   --  Мейстер,  -- сказал он, оборотясь к бюргеру, -- простите
мне, что я, только надеясь стать вашим кнехтом, уже назвал себя
этим почетным именем.
   -- Хорошо, хорошо, -- отвечал мейстер, -- заходи,  заходи  в
дом.
   Шарлатан вошел в дом.

     5

   На  утро  мейстер  обратился  к нему с такими словами: -- ты
хочешь быть моим кнехтом, а у кого ты работал до сих пор.
   -- У Агриппы, -- отвечал шарлатан, -- у философа Кунца  и  у
Никласгаузенского проповедника.
   -- Как? -- удивился мейстер, -- я не знаю этих имен!
   --  Это были славные мастера, -- промолвил Гансвурст, -- они
научили меня многому в нашем благородном мастерстве.
   -- Наше ремесло воистину благородно, -- отвечал  мейстер,  а
наш  цех -- это самый богатый цех в городе Ульме. Ты же славный
парень, чужестранец, и ты будешь у меня первым кнехтом.
   Так Гансвурст стал кнехтом у золотых дел мастера.
   Он работал три или четыре дня, а потом явился к  мейстеру  и
сказал:
   -- Мейстер я сыт и мой осел тоже сыт.
   -- Очень рад за вас обоих, -- отвечал мейстер.
   --  Однако,  -- продолжал шарлатан, -- чтобы стать мастером,
нужно работать 9 лет кнехтом.
   -- Так, -- отвечал  Траузенбах,  --  8  лет  или  9  лет  по
соглашению.
   --  По  соглашению,  --  сказал шарлатан, -- или 5 лет или 4
года.
   --  Точно,  --  отвечал  мейстер,  --  если  одарить  своего
мейстера, то и меньше 8 лет.
   --  По  соглашению  --  или  два года, или даже один год, по
соглашению, мейстер.
   -- Точно, -- повторил Траузенбах, -- все  зависит  от  того,
как одарить своего мейстера.
   Потом они помолчали немного.
   Кнехту  не  дают  золота для работы, -- думал шарлатан, -- а
если он сделает меня подмастерьем, то я утащу золото и накормлю
им своего осла".
   Он теребил свой клок в раздумьи и тяжком молчании.
   -- Имеешь ты чем одарить? -- спросил Траузенбах.
   --  Имею,  --  отвечал  Гансвурст,  --  мы  можем   заверить
обязательство в магистрате.
   И  они заверили обязательство в магистрате на 50 талеров. Он
сделался подмастерьем,  а  чтобы  стать  мастером,  должен  был
выполнить образцовую работу.

     6

   На   другой   день   мейстер  передал  ему  золото  в  своей
мастерской.
   -- Ты сделаешь кольцо, -- сказал он, --  кольцо,  а  на  нем
герб  свободного  города Ульма: два орла, а между ними знамя, а
на знамени -- Stadt ohne FreihIit, Leib ohne Leben.
   -- Хорошо -- отвечал шарлатан --  я  сделаю  это,  нибудь  я
странник Гансвурст.
   На другой день с утра он отправился к своему ослу.
   --  Философ Кунц, -- сказал он, -- я придумал знатный способ
вернуть себе власть синей, белой, красной,  голубой  и  зеленой
магии.  Я  размельчил  золото в тончайший порошок -- и ты с'ешь
его с хлебом, а в помете твоем я найду это золото.
   Осел глядел на него жалобными глазами.  А  он  смешал  мякиш
хлеба  с золотым порошком и заставил своего философа с'есть эту
смесь. И осел с'ел.
   -- Мейстер, -- сказал Гансвурст, возвращаясь  к  Траузенбаху
--  к  вечеру  я отдам вам ваши 50 талеров и потом я подарю вам
еще 50 талеров и ваших кнехтов  я  одарю,  как  граф,  или  как
купец, который может купит целый Ульм.
   --  В  добрый  час, отвечал мейстер и поглядел на него очень
внимательно.
   А Гансвурст затанцовал на месте и снова отправился к  своему
ослу.
   --  Ну  философ,  ну  дорогой  осел,  как  ты  поживаешь, ты
перевариваешь его, а? Ты его перевариваешь, любезный друг?
   Он  прикладывал  ухо  к  животу  осла  и  слушал,  как   тот
переваривал.  Но  когда  он  пришел  к вечеру, то нашел простой
ослиный помет и в нем не было золота и  драгоценных  камней.  И
тогда,  горько  плача,  он оседлал осла и ночью бежал из города
Ульма, оставив там мейстера Траузенбаха и  своих  кукол  и  все
свои разбитые надежды.
   Мейстер  Траузенбах  ругался день и ночь и снова день, куклы
лежали спокойно в углу мастерской, а разбитые надежды  побежали
вслед за своим хозяином.

     7

   Дорога  уходила под ногами осла, а он пофыркивал, поплевывал
и задирал морду в голубое небо.
   -- Теперь я одинок, -- говорил шарлатан, -- я  потерял  даже
моего Пикельгеринга:
   Мимо  него  проходили  поля и леса и снова поля и бесплодные
земли.
   -- Куда я еду? -- говорил он с печалью, -- куда  лежит  путь
мой, в какие земли?
   Дымок  вился  за  его  головою,  прохожие чаще попадались по
дороге и оставались позади его.
   -- В город Кельн, -- отвечали придорожные камни, -- в  город
Кельн.
   И после трех дней пути он прибыл в город Кельн.

     8

   Фонари погасли, потому что уже наступило утро, солнце встало
над  шпилем  ратуши, а луна, бледная и печальная, спряталась за
башнями церкви св. Цецилии.
   Потом она побледнела еще больше,  но  Гансвурст  в  туманном
свете был еще бледнее и печальнее.
   --  День  встает,  --  сказал  он,  --  день  встает  и ночь
окончилась. А я -- шарлатан и странник Гансвурст  не  имею  чем
прокормить себя и своего осла.
   Осел услышал своего хозяина и закачал ушами.
   Так  они  пробирались  по  Кельнским  улицам,  но на площади
Гансвурст слез с осла и, припав к нему на  грудь,  стал  рыдать
столь громким голосом, что почтенная старушка фрау Гегебенфлакс
даже  подумала, что шведский король снова собирается на Пруссию
с неисчислимым войском, а бородатый император потонувший в реке
по  несчастной  случайности,  встал   уже   из   гроба,   чтобы
предотвратить  грозные  беды,  что  надвигаются  на  его  милое
отечество.
   И фрау Гегебенфлакс послала служанку на площадь.
   -- Увы! -- кричал шарлатан совершенно  невероятным  голосом,
-- увы, я гибну, или уже погиб; о, граждане города Кельна! Я не
могу  найти золотой помет, я не могу прокормить моего осла и ни
один осел  в  целой  Германии  не  желает  помочь  мне  в  моих
несчастьях.  Вот  уже  год,  как я покинул Вюртемберг и вот уже
скоро минет еще полгода, когда я должен буду  вернутся  туда  с
пустыми  руками.  -- Увы! -- возопил он снова -- увы, с пустыми
руками! А все другие верно  нашли  уже  то,  что  они  ищут.  И
схоласт  Швериндох  уже нашел дух для своего Гомункулюса, и сын
стекольщика отыскал свое ничто, и доктор Фауст свой философский
камень.
   Так он рыдал горько, а осел качал ушами, переступал  с  ноги
на  ногу,  или,  оборотясь задом, помахивал хвостом над головой
своего хозяина.
   Тогда многие граждане Кельна покинули свои дома и  собрались
вокруг него, слушая печальную повесть о его бедствиях.
   --   Чужестранец,  --  сказала  ему  одна  девушка,  --  что
случилось с тобой? Ты проиграл деньги в тридцать один, или тебя
покинула твоя возлюбленная? Если второе, то позабудь  о  ней  и
пойдем  со  мной.  Я  тебя утешу, чужестранец, хотя волосы твои
рыжего цвета, а ноги напоминают палки.
   -- Нет, девушка, нет, -- отвечал шарлатан, -- нет,  меня  не
покинула  моя  возлюбленная,  но  я не могу найти золотой помет
осла, и приближается срок, когда  я  должен  буду  вернуться  в
Вюртемберг с пустыми руками.
   --  Гансвурст, -- сказал ему один гражданин (он тотчас узнал
в нем своего Пикельгеринга). -- Пойдем со мной,  я  укажу  тебе
верный путь, чтобы отыскать то, что ты так долго ищешь.
   Они  покинули  площадь и втроем направились дальше по улицам
Кельна.
   -- Направо за углом этой улицы, -- сказал  Пикельгеринг,  --
живет  аптекарь  Трауенбир.  Он  даст  тебе  такое снадобье, от
которого философ Кунц начнет испражняться золотым пометом.
   -- Я не верю тебе, -- вскричал шарлатан,  --  но  он  слушал
внимательно.
   --  Ты  пойдешь  к  нему,  --  продолжал  Пикельгеринг, -- и
скажешь ему, что я прислал тебя за корнем готтейи. И  когда  он
даст  тебе этот корень, то ты заставишь своего осла с'есть этот
корень.
   --  Как,  --  вскричал  шарлатан,  --  корень  готтейи?  Но,
обернувшись,   он  не  увидел  Пикельгеринга,  и  только  ветер
кружился вокруг него и насвистывал в уши непонятные песни.
   На утро он отправился к аптекарю Трауенбиру и, придя, увидал
маленького человечка в длинном сюртуке, с большой головой.
   -- Сударь, -- начал он, -- вы -- аптекарь Трауенбир?
   -- И не только аптекарь --  ответил  маленький  человечек  с
необыкновенной быстротой набивая нос табаком, -- а также доктор
естественных  наук, философии и алхимии, магистр университета в
Лейпциге, цирюльник в Аугсбурге.
   -- Сударь, -- перебил его шарлатан, с  вежливостью  поддавая
воздух   рыжим   клоком,  --  ваши  многочисленные  достоинства
поддерживают во  мне  счастливую  уверенность  в  том,  что  вы
поможете мне найти выход из всех моих злоключений.
   Аптекарь,  магистр,  доктор  и  т.д.  поднялся  на  ноги и с
любезностью во всех движениях тела  сунул  табакерку  к  самому
носу шарлатана.
   Странник   с   вежливостью   отказался  и,  закурив  трубку,
рассказал аптекарю о всех своих бедствиях.  И  аптекарь  слушал
его, покачивая головой с сочувствием, а когда Гансвурст кончил,
он вынес ему из задней комнаты корень готтейи...
   И  осел  с'ел  его.  А когда с'ел, то взбесился и так ударил
шарлатана копытом, что тому показалось, что он отправился прямо
в ад за золотым пометом.
   И пятый странник захлопнул над ним крышку ящика.

      * Глава V. Путь доктора философии и магистра многих наук Иоганна Фауста *

     1

   Путь доктора Фауста был короче пути Швериндоха и короче пути
шарлатана Гансвурста и короче пути сына стекольщика.
   Вернувшись  из магистрата, он уселся у камина в молчании. Но
потом сказал:
   -- Вот слова моей  молодости:  --  я  бы  море  превратил  в
золото,  если  бы  оно  было  из  ртути. Я стар и дряхл. Минуло
время, и я не нашел философский камень.
   Звенели реторты. Он поднялся, зажег свечу  и  стал  обходить
свои приборы.
   И это были первые века его путешествия.

     2

   --  Свинец -- легкоплавкий, он -- отец благородных металлов.
Краску, которая  окрасит  жидкое  серебро  --  неверную  ртуть,
назови философским камнем.
   Он  качал  головой  и  шел  дальше.  Под ударами ног звенели
реторты и колбы.
   -- Я стар и дряхл, глаза мои слабнут, голова седа  --  я  не
нашел философский камень.
   -- Металлы растут в земле, -- сказала реторта, что стояла на
краю  стола,  между  горелкой и тонкой колбой. Она засмеялась и
повторила: -- Металлы растут в земле.
   Но Фауст остановился молча и смешал вино с ядом.
   И это были вторые века его путешествия.

     3

   -- Возьми кусочек боба, размельчи его  в  тонкий  порошок  и
смешай  с  порошком  красным. И тогда вся смесь станет красной.
Возьми частицу этой смеси и раствори в ней тысячу унций  ртути.
И не забудь заклинаний.
   -- Ртуть -- Меркурий, -- сказала та же реторта, -- солнце --
золото,  а свинец -- Венера. Не забудьте о планетах, доктор. Но
мы готовы, попытайтесь, попытайтесь еще раз.
   -- Поздно -- отвечал доктор -- скоро смерть явится за  мной.
На  плечи  --  саван  вместо тоги схоласта. Я оставлю вас. Быть
может я в аду найду философский камень?
   Он разбил приборы и растоптал  стекла  со  звоном.  И  тогда
выпил  вино и яд и так отправился в путь за философским камнем.
С запада на север, где полная луна, по точным законам алхимии.
   И это были третьи и последние века его путешествия.

     Заключение

   Милостивые  государи  и  милостивые  государыни:  шарлатаны,
ученые,  мастера  и  подмастерья, все умершие и все живые и все
еще не рожденные, города, страны, реки,  горы  и  все  небесные
светила: Занавес опускается.
   Рассказ  о  4-х  странниках окончен. Приходит время показать
вам пятого странника.
   Куклы в ящике, ящик  за  спину,  палочка  в  руки  --  пятый
странник отправляется в дальнейшее путешествие.

   Октябрь -- декабрь 1921 г.