пака,  отправился
прямо  на дно, от крайней растерянности и огорчения, не получив
от бургомистра платы, следуемой ему за уроки, которые он  давал
сыну бургомистра, Ансельму, школьнику.
   И  пятый странник захлопнул за ним крышку ящика и промолвил:
"А вот".

      * Глава III. Путь сына стекольщика, именем Курт *

     1

   -- Память мне говорит -- будь тверд, а судьба говорит  иное.
Я  устал.  Сегодня  к  ночи  мне не дойти до Геттингена, а ночь
будет дождлива и пасмурна. О, сын  стекольщика,  будь  тверд  в
испытаниях.
   Так он говорил с горечью, и по дороге гулял ветер, а на небе
зажигались звезды.
   --  Курт,  если  даже  ты встретишь крестьянскую повозку, то
никакой крестьянин не позволит невидимому человеку отдохнуть на
своей повозке.  Точнее:  когда  неловкий  человек  загораживает
собою  свет,  нужный  для работы, ему говорят: -- отойди, ты не
сын стекольщика.
   Он шел неутомимо и к ночи  пришел  в  Геттинген  и,  проходя
через городские ворота, повторял со вздохом:
   -- Память мне говорит -- будь тверд, а судьба говорит иное.

     2

   В  Геттингене  философы не живут. Живут мастера, подмастерья
или просто почтенные бюргеры, и к философии у  них  наклонности
не имеется. День за днем проходит незаметно, и если бы не часы,
то геттингенцами вовсе не примечено было бы время.
   Фрау Шнеллеркопф содержательница гостиницы на Шмиденштрассе,
не однажды  говорила  своему  мужу,  что  жизнь в Геттингене за
делами продолжается не более, как час  или  два,  на  что  Herr
Шнеллеркопф  отвечал  глубокомысленно  "ho"  и смотрел на часы.
Часы тикали, время  шло  предлинными  шагами,  сын  стекольщика
также  шел  предлинными шагами, покамест не постучался у дверей
гостиницы.
   Была поздняя ночь. Herr Шнеллеркопф уже  спал,  и  его  жена
пошла отворить двери.
   -- Кто стучит?
   --  Я,  --  отвечал  сын  стекольщика,  --  сын стекольщика,
уважаемая фрейлен.
   -- Я не фрейлен, -- отвечала хозяйка, -- что вам нужно?
   -- Переночевать в вашей гостинице, любезная фрау.
   --  Да,  --  отвечала  хозяйка  с  достоинством,  --   фрау.
Подождите, я зажгу свечу и отворю двери.
   Она вернулась с зажженой свечей и отворила двери.
   -- Благодарю вас, -- сказал сын стекольщика и ступил шаг.
   -- Боже мой, -- закричала хозяйка, -- да где же вы? Я никого
не вижу.
   --  Вы  вероятно  страдаете  глазами,  --  отвечал странник,
оборотясь  к  ней,  --  впрочем,  действительно   меня   трудно
заметить.  Вы  совершенно  справедливо  отметили  это печальное
обстоятельство.
   -- Что такое, -- говорила фрау, поводя вокруг свечею, --  вы
меня не испугаете. Я не пугливая женщина.
   -- Боже меня сохрани пугать вас, -- отвечал сын стекольщика,
-- я человек грустного характера и тверд в испытаниях. Надеюсь,
вы не  будете  возражать мне, что твердость есть одно из лучших
качеств моего характера.
   -- Помилуйте, -- возразила хозяйка, --  твердость,  конечно,
качество, но вы явились сюда в столь странном виде...
   --  Теченье  судьбы  скрыто  от  людей,  --  в  свою очередь
возразил сын стекольщика, -- но я уверяю вас, что я  совершенно
невиновен в том, что мой отец слишком любил свое ремесло.
   --  В  таком  случае  я  не  могу  пустить вас в мой дом, --
продолжала хозяйка, по-прежнему размахивая  дрожащей  свечей  в
воздухе.
   --  Любезная  хозяйка,  --  сказал сын стекольщика, -- вы не
можете уверить меня в том, что имеете столь жестокое сердце.  Я
очень  давно  в  пути, я устал, и вы не можете оставить меня за
дверьми вашего почтенного дома.
   Фрау Шнеллеркопф задумалась.
   -- Хорошо, -- сказала она, наконец, я провожу вас в комнату,
но только, пожалуйста, с утра примите ваш настоящий вид.
   -- Увы, -- отвечал  странник,  --  увы,  любезная  фрау,  вы
никогда  не  увидите  меня  в моем настоящем виде, потому что я
имею только один -- ненастоящий -- вид, и в нем я совершенно не
поддаюсь описанию.
   Фрау Шнеллеркопф проводила своего  постояльца  в  отведенную
ему  комнату,  пожелала  ему  доброй  ночи  и  озадаченная этим
странным происшествием, вернулась к мужу.
   Herr Шнеллеркопф крепко спал, но разбуженный женой  выслушал
ее внимательно, сел на постели и сказал с сожалением: "ho".

     3

   На  утро  сын  стекольщика  бродил  по  городу Геттингену, с
печалью глядел вдоль узких улиц и снова говорил сам с собой.
   -- Я ищу осязаемое ничто. Оно не  покажется  на  этой  узкой
улице.  А  если бы оно и попалось мне навстречу, я все равно не
узнал бы его, потому что я его никогда не видел.
   Он тихо шел, внимательно разглядывая  почтенных  бюргеров  и
полных фрау, что попадались ему навстречу.
   --  Курт,  Курт,  --  снова говорил он, -- на что ты тратишь
свою злосчастную жизнь? День проходит за днем, минута  отлетает
за минутой.
   Тут он наткнулся на седого старика с длинной палкой в руках,
который  шел  по  левой  стороне  улицы, высоко задрав голову и
что-то пристально разглядывая на совершенно безоблачном небе.
   -- Невежа, -- спокойно сказал старик, не опуская головы,  --
мерзавец,  не  уважающий  старости  и  ученых  познаний во всех
областях науки.
   -- Простите, Herr, --  отвечал  сын  стекольщика,  несколько
озадаченный,  --  но  вы немного ошиблись в вашем, поразительно
полном определении моего ума и характера.  Мой  характер  имеет
твердость  во  всех  испытаниях жизни, а что касается ума то он
проникает в самую суть человеческого познания.
   -- Не вижу, -- сказал старик, еще выше задирая голову, -- не
вижу,  ибо  слежу  невооруженным  глазом  за  звездой   Сириус,
совершающей сегодня свой обычный путь по ниспадающей параболе.
   --  Не  вижу,  --  в  свою  очередь ответил странник, в свою
очередь задирая голову, -- небо совершенно безоблачно и ясно.
   -- Что ты можешь увидеть, -- с презрением отвечал старик  --
звезду Сириус можно увидеть лишь по личному с нею уговору.
   --  Если  память мне не изменяет, -- сказал сын стекольщика,
-- то кроме Сириуса по личному уговору  можно  увидеть  Большую
Медведицу и Близнецов.
   --  Левая  лапа Большой Медведицы не поддается уговору, -- с
важностью  продолжал  старик,  --  что  же  касается  головы  и
остальных лап, то ты не ошибся.
   -- Я не ошибся и относительно Близнецов?
   --   Что  касается  Близнецов,  то  это  вопрос  чрезвычайно
спорный.  На  собрании  астрологов  в  Бренне,  Близнецы   были
признаны  достойными  уговора.  Вообще  же говоря, прохожий, ты
можешь за мною следовать до вечера.  Вечером  я  опущу  голову,
увижу  тебя,  и  мы  подробнее  поговорим об этих занимательных
вопросах.
   -- Я очень боюсь, -- отвечал сын  стекольщика,  --  я  очень
боюсь, любезный астролог, что меня и по уговору нельзя увидеть.
Я в этом отношении гораздо неподатливее левой лапы благородного
созвездия.
   --  Пустое,  --  сказал  старик,  --  в твоей речи я замечаю
логическую ошибку. Большая посылка не соответствует выводу.  Ты
не  есть  звездное  тело. Следовательно, тебя можно увидеть без
всякого уговора.
   -- Дорогой астролог,  --  возразил  сын  стекольщика,  --  я
советую  вам  убедиться  в истине моих слов вооруженным глазом.
Что же касается вашего предложения пробыть с вами до вечера, то
я не вижу в этом прямой необходимости. Я буду  сейчас  смотреть
на  Сириус, а вы смотрите на меня. Посмотрим, кто из нас скорее
что-либо увидит.
   --  Бездельник,  --  возразил  астролог,  --   не   отвлекай
скромного  ученого,  от его высоких занятий. К тому, же если бы
даже я и пожелал согласиться с тобой, то я все равно не мог  бы
опустить головы, потому что у меня затекла шея.
   Сын  стекольщика  прислонил  к  его  глазам  руку  и сказал,
смеясь: "Вот вам ясное доказательство моих слов"  --  и  другой
рукой с силой дернул его за бороду.
   --  Парабола!  --  закричал  старик,  --  ты  заставил  меня
упустить нисхождение!
   -- Я прошу прощения за мой дерзкий поступок, -- отвечал  сын
стекольщика, -- но взгляните на меня. Видите вы что-нибудь!
   -- Я ничего не вижу, -- возразил астролог с спокойствием, --
но не сомневаюсь, что мог бы увидеть тебя по уговору.
   Вокруг них собралась толпа.
   --  Астролог  Лангшнейдериус,  повидимому,  сошел  с ума, --
сказал один бюргер другому и выпучил глаза на астролога, --  он
стоит посреди улицы и разговаривает сам с собою двумя голосами.
   --  Астролог  Лангшнейдериус,  повидимому,  сошел  с  ума --
сказал второй  бюргер  третьему  и  так  же  выпучил  глаза  на
астролога,  --  в  его руках шляпа и палка, одежда наброшена на
плечо, и он говорит сам с собой двумя голосами.
   Но в это время виновники странного  приключения  последовали
далее по Геттингенским улицам.

     4

   --  Если  память мне не изменяет, -- начал старик, когда они
добрались до его дома и уселись  в  кресла,  --  то  ты  ученик
знаменитого ученого и философа Гебера.
   --  Старик принимает меня за кого-то другого, -- подумал сын
стекольщика и сказал: -- Точно, Herr Astrolog я ученик Гебера.
   -- Давно-ли  ты  оставил  своего  благородного  учителя?  --
продолжал старик.
   --  Недавно,  --  отвечал  странник с некоторым сожаленьем в
голосе, -- недавно, всего лишь года два тому назад.
   -- Года два  тому  назад?  --  вскрикнул  астролог,  --  это
странно. Гебер уже 8 лет как умер.
   -- Я не могу ответить на ваше ошибочное заключение -- сказал
странник,  --  потому  что вы, несмотря на то, что я оказал вам
уважение,  которое  я  питаю  ко  всем  лицам  старческого  или
дряхлого возраста, повернулись спиной ко мне и к моему креслу.
   -- Странник, -- отвечал астролог и на этот раз действительно
повернулся  к  нему  спиной,  -- тебе должно быть известно, что
зрение у астрологов вообще не отличается остротою. Кроме  того,
тебе,  как  ученику Гебера, ведомы многие тайны нашей священной
науки.  Твое  исчезновенье  есть,  конечно,  прямое   следствие
занятий магией и астрологией.
   --  Не  совсем,  --  отвечал  сын стекольщика, делаясь вдруг
необыкновенно мрачным, --  не  совсем.  Мое  исчезновенье  есть
прямое  следствие  слишком  сильной  любви  моего отца к своему
ремеслу.
   -- Непонятно, -- сказал старик, -- значит, твоему отцу  были
известны эти тайны?
   --  Мой отец, -- начал сын стекольщика, -- был стекольщик. А
моя мать, дорогой астролог, была пугливая женщина. Он так любил
свое ремесло, что  каждую  неделю  выбивал  все  окна  в  нашем
маленьком  доме,  исключительно  для того, чтобы вставить новые
стекла, а что касается будущего  ребенка,  то  не  хотел  иметь
никакого  другого,  кроме  как  в совершенстве похожего на свое
ремесло. Не знаю, как это случилось, но родился я, родился  сын
стекольщика,  и  я  родился,  увы,  совершенно  прозрачным. Это
обстоятельство однажды заставило моего  отца  вставить  меня  в
раму.  По  счастливой случайности эта рама находилась в комнате
доктора Иоганна Фауста, и вот так я познакомился  с  знаменитым
ученым,  который  руководил  мною во время всей моей дальнейшей
жизни.
   -- Фауст? -- сказал старик, -- не помню.
   -- И он, любопытствуя, научил меня многим наукам. Я брожу по
многим городам нашей страны, но через год я должен вернуться  в
Вюртемберг. До сих пор я не придумал еще каким путем итти мне к
моему открытию.
   -- Что же ты ищешь?
   -- Осязаемое ничто.
   --  Осязаемое  ничто?  --  повторил старик, -- но что значит
осязаемое ничто, и для чего ты его ищешь?
   -- Я ищу его,  --  отвечал  странник,  --  для  того,  чтобы
убедиться, что осязаемое ничто ничего не значит.
   --  Известно-ли  тебе -- с глубоким убежденьем начал старик,
-- что я теперь не только не знаю худ ты, или толст, высок  или
мал, но даже имеешь ли ты голову на плечах?
   --  Имею,  --  отвечал  сын  стекольщика,  поднимая  руку  и
ощупывая голову, -- имею. Я ее осязаю.
   -- Осязаешь?
   -- Осязаю, -- сказал сын стекольщика и задумался надолго.
   Задумался и старик. Но они ничего не придумали,  потому  что
пятый странник уже держал открытым ящик для кукол.
   Вечером же старик сказал сыну стекольщика:
   -- В городе Аугсбурге живет некий Амедей Вендт. Явись к нему
и скажи, что тебя послал астролог Лангшнейдериус, и он направит
твои шаги по отысканию искомого.

     5

   --  В  путь,  в  путь!  По  дороге  ветер. С неба сумерки, и
зажигаются звезды.
   -- Память мне говорит -- будь тверд,  --  а  судьба  говорит
иное.
   Так  он  говорил,  повторяя эти слова снова и снова, пока не
добрался до города Аугсбурга.
   Он долго искал Амедея Вендта в этом городе, но не нашел его,
да и не мог найти, потому что Амедей Вендт родился ровно  через
200 лет, после его путешествия.
   Тогда  он  сел  на  камень  и  горько заплакал. А на утро он
пустился в дальнейший путь.

     6

   Из Аугсбурга в Ульм, из  Ульма  в  Лейпциг,  из  Лейпцига  в
Кенигсберг,  из  Кенигсберга  в  Вюртемберг,  из  Вюртемберга в
Шильду, из Шильды в  Билефельд,  из  Билефельда  в  Штетин,  из
Штетина в Бауцен, из Бауцена в Штетин.
   А  когда  он  добрался  до Свинемюнде, то оттуда прямо в ад,
потому что хозяйка гостиницы в Свинемюнде сказала  ему,  что  в
аду  есть  осязаемое  ничто.  В  аду  такая  мгла, что ее можно
схватить руками.
   Пятый странник захлопнул над ним крышку ящика и молвил.
   -- А вот.

      * Глава IV. Путь шарлатана Гансвурста *

     1

   Дорога убегала под ногами осла, а он пофыркивал,  поплевывал
и   бодро   задирал  морду  в  голубое  небо.  Шарлатан  сидел,
подпрыгивая, размахивал одной рукой,  а  другой  придерживал  у
рта, свою огромную трубку.
   --  Куда  я  еду?  -- говорил он с печалью -- никто не знает
даже моего имени, а меня зовут Гансвурст, и я  родился  на  два
века  позже  моего  Пикельринга. -- Дымок вился за его головой,
трубка хрипела и плакала, мимо  уходили  поля  и  кустарник,  и
леса,  и  бесплодные  земли.  Так  он ехал много дней, осел его
утомился и утомился он сам, когда однажды,  поздней  ночью,  он
добрался до города Данцига.
   --   Отворите,   --  закричал  он,  остановившись  у  дверей
гостинницы на самой окраине города --  отворите  мне,  я  очень
устал,  и  осел мой тоже устал. А ныне поздняя ночь, и уже пора
отдохнуть в теплой постели от тяжелого путешествия.
   Дверь отворилась, и он был в пущен в гостиницу. По дороге он
поцеловал девушку, отворившую ему дверь, и сказал: --  Девушка,
я  не должен бы был касаться тебя, но я знаю, что у тебя свежие
губы, -- и, добравшись до постели, тотчас  свалился  на  нее  и
уснул.
   Осла  же  отвели  к  другим  ослам,  и он там жевал жвачку и
жаловался соседям на легкомыслие своего господина.

     2

   Утром шарлатан откинул одеяло, сел  на  постели  и  принялся
думать. Потом оделся и спустился вниз в общую залу, где топился
камин и за столом сидели посетители.
   Он  тоже уселся и попросил себе кофе. Но у него не было, чем
расплатиться, и он сказал девушке:
   -- Девушка, известно ли тебе, что у меня  нет  денег,  чтобы
заплатить за твое кофе?
   --  Кофе  принадлежит  моей  хозяйке,  сударь,  --  отвечала
девушка, -- а впрочем, сударь, вы, вероятно, шутите.
   -- А где же находится твоя хозяйка, девушка?
   -- Она еще спит, сударь, ее комната наверху.
   -- Но  в  это  время  хозяйка  гостиницы,  высокая  и  худая
женщина, спустилась по лестнице вниз.
   --  Хозяйка,  --  приветливо сказал шарлатан, -- известно ли
вам, что у меня нет денег, чтобы  заплатить  вам  за  кофе,  за
ночлег и за корм моего осла?
   --  Ты  не  уедешь  отсюда,  пока  не  заплатишь  денег,  --
отвечала, хмурясь, хозяйка, -- или оставишь взамен денег своего
осла.
   -- Лучше останусь, -- сказал шарлатан. И остался.
   Так он жил три дня и все думал, а на четвертый снова  пришел
к ней и сказал:
   --  Хозяйка,  я  уплачу  вам все деньги, но прежде вы должны
подарить мне помет всех ослов, что останавливались за это время
в гостинице.
   -- Помет стоит денег, -- отвечала хозяйка, -- если  я  отдам
тебе  его,  то  к  твоему  счету  придется  прибавить несколько
талеров.
   -- Хорошо! -- вскричал шарлатан, -- но  вы  должны  провести
меня в стойло.
   И его провели в стойло.
   --  Ослы!  --  бодро  закричал он, -- ослы, помогите бедному
страннику, помогите шарлатану Гансвурсту, у меня к вам нижайшая
просьба.
   Ослы подняли морды и очень дружно закричали в ответ.
   -- Ослы! -- продолжал шарлатан. -- Видит бог, я всегда любил
вас,  я  всегда  заботился  о  вас,  и  мой  осел  не  замедлит
подтвердить  вам  это. Я назвал его философом Кунцем -- в честь
философа Кунца, и вы видите, как он любит своего хозяина.
   Философ Кунц фыркнул и в  знак  одобрения  трижды  поднял  и
опустил хвост.
   --  Помогите,  -- продолжал шарлатан, -- мне нечем заплатить
за ночлег и за корм -- хозяйка повесит меня, если я не  заплачу
ей за ночлег и за корм, а я еще молод и хочу жить.
   -- Испражняйтесь! -- вдруг закричал он с отчаянием в голосе,
-- я  уже  вижу,  что  ваш  вчерашний  помет  не  оправдал моих
ожиданий.
   Но ослы стояли неподвижно. И только один,  самый  молодой  и
глупый, поднял хвост, собираясь исполнить просьбу.
   --  Ну,  ну,  --  говорил  шарлатан,  -- ну, ну, понатужься,
дорогой осел, помоги странствующему шарлатану.
   И осел понатужился.
   -- Не то, не то, -- закричал шарлатан, --  не  то.  Золотом,
золотом, не то. Золотом, усеянным драгоценными камнями. И когда
он не увидел золота, то сел на землю и горько заплакал.
   Горожане,  девушки  и  посетители  гостиницы  стояли  за его
спиной и переговаривались о том, что шут должно  быть  сошел  с
ума и может натворить многие беды в гостинице.
   --  Сударь, -- сказала давешняя девушка, сжалившись над ним,
-- сударь, пожалуйте в  вашу  комнату.  Вы  должно  быть  очень
устали, сударь, от долгого путешествия.
   Тогда он отправился в свою комнату и лег на постель.
   И  вновь  прожил  в  этой гостинице три дня, и его перестали
кормить, как других посетителей гостиницы.
   Однажды вечером девушка пришла к нему и сказала:
   -- Сударь, вам нечем заплатить, но если вы честный  человек,
то я одолжу вам деньги.
   --  Девушка,  -- отвечал шарлатан, -- когда-нибудь ты будешь
жить  в  стеклянном  дворце  на  берегу  рая  и  ангелы   будут
прислуживать тебе золотыми пальцами.
   Он крепко поцеловал ее в губы, а потом взял деньги и уплатил
их хозяйке. На утро же вновь уселся на своего осла и отправился
в дальнейший путь.

     3

   Дорога  убегала под ногами осла, а он пофыркивал, поплевывал
и бодро задирал морду в голубое небо.
   -- Куда ты ведешь меня, пыльная дорога? -- говорил  шарлатан
--  на  краях  твоих  уже  нет кустарников и вдали не виднеется
леса. Камни и пыль -- куда я еду?
   -- В город Ульм, -- отвечали камни, а пыль молчала и  только
кружилась вихрем под острыми копытами осла.
   --  Согласен,  -- вскричал шарлатан, и к вечеру ворота Ульма
раскрылись перед ним.

     4

   -- Ну, -- говорил он, проезжая по Ульмским  улицам,  --  ну,
умный странник, ну шарлатан Гансвурст, что ты придумаешь в этом
городе,  чтобы  найти  золотой помет. Доколе будут продолжаться
твои странствия?
   И он склонялся на шею своего осла в великой печали.  Так  он
доехал  до площади, слез с осла, привязал его к фонарю и уселся
на крыльцо дома в глубокой задумчивости.
   -- Траузенбах -- золотых  дел  мастер,  --  сказал  над  ним
чей-то голос. Он поднял голову. -- Никого не было вокруг.
   -- Траузенбах, Траузенбах, золотых дел мастер, -- настойчиво
повторил  голос,  и  тогда  он  догадался,  что  это  он  сам в
задумчивости произносил эти слова.
   -- И точно, -- сказал  он  раздумчиво,  --  в  городе  Ульме
проживает Траузенбах.
   -- Осел поднял морду.
   --   Золотых  дел  мастер!  --  вскричал  шарлатан  и  снова
задумался. Потом весело вскочил, сел на осла и поехал дальше по
Ульмским улицам.
   -- Шут, -- сказал ему пожилой бюргер, когда он остановился у
небольшого  домика,  с   твердым   намерением   найти   в   нем
Траузенбаха,  -- шут, ты знаешь, что по закону вольного Ульма в