огой ты мой Мирон, твой добрый бог от знакомства с настоящими блатными. Для тебя, милый, кто в татуировке, кто по фене худо-бедно болтает, тот и деловой в натуре. Я другое дело, я бодался с урками. То есть бодался с ними не сидящий рядом с тобой милый сосед Семеныч по фамилии Кузьмин - рога уркам, было дело, отшибал Семен Ступин. Настоящие блатные, без кавычек, милый мой Мирон, совершенно не похожи на ту шелупонь, знакомством с которой ты так гордишься.
     - Семеныч! Чо примолк? Деловых моих знакомых вспомнил? Нет?
     - Вспомнил.
     - Ага! Ща домой заедем и рванем в райцентр.
     - Зачем?
     - Ну, ты тупой, земля! Перетрем базары с деловыми, соображаешь? Сдадим им, это самое, азеров. Понял? Нет?
     - Нет.
     - Дурень! Завтра, это самое, азеры в деревню приедут, а их, здрасте-пожалуйста, уже встречают! Кто, спрашивают, это самое. Мирона и соседа его опускал? Понял?
     - Кто кого спрашивает?
     - Ну, ты дурак! Деловые азеров спрашивают, понял?
     - Теперь понял. А если азеры в компании с ментами приедут?
     - По фигу! У нашенских из райцентра с нашими ментами вась-вась, а московские в области не пляшут, понял?
     - А если азеры с бандитами приедут?
     - Откуда?
     - Из Москвы. Сам подумай, азеры - люди пришлые, в столице чужие. Нет вопросов - азеры ментам за "крышу" отстегивают, но вдруг на них еще и бандюки греются, а?
     - Насрать! Нашенские из райцентра знаешь какие крутые?
     - Догадываюсь. Слышь-ка, Мирон, а ну, как азеры завтра ваше не приедут?
     - Чо?
     - Через плечо! Поджопников нам обезьяны надавали? Надавали. Яблоки менты отобрали? Отобрали. Мы ментам денег дали? Мы сейчас гоношимся, а менты половину яблок азерам вернут, те их на рынок, и вся любовь! Все довольны - менты при бабках, азеры при наваре, а мы с синяками на жопах.
     - А пять тыщ?
     - Авось пронесет? Авось пугали нас для острастки, прикинь? Прикинь сам - твоим-то, деловым, поди ты, выпивку надо ставить, поляну накрывать, да?
     - А то! Дружба дружбой, но без бухалова с угощением корешам не обойтись.
     - Вот и я о том же! Прикинь - напрягаем деловых, тратимся, кормим их, поим, а из города никто опускать нас не приезжает. Прикинул?
     Мирон задумался. Сморщил загорелый лоб, сдвинул выгоревшие на солнце брови. В моих смелых прогнозах логики с гулькин нос, однако прозвучало волшебное слово "авось", и его фонетическая магия заставила Мирона думать в нужном мне направлении. Что будет, ежели Мирон сумеет противопоставить чарующему соблазну волшебного "авось" здравый и трезвый смысл, я понятия не имел. Одно я знал твердо - стычки приблатненной шелупони из райцентра с рыночными олигархами из столицы нельзя допускать ни в коем случае. Стычка чревата последующими разборками и заморочками, я оказываюсь одним из центральных персонажей конфликта, на мне акцентируется внимание, и, следовательно, есть, пусть и смехотворно малая, но вероятность, что кто-то особенно въедливый заинтересуется прошлым крестьянина Кузьмина Н.С. Оно мне надо? Категорически нет!
     - Слышь, Семеныч. Это самое, давай погодим.
     - В смысле?
     - Завтра, если азеры приедут, ты отбрехаешься...
     - Я?! А ты где будешь?
     - Как где? В райцентре, на работе. Сегодня-то я, это самое, отгул взял, а завтра-то до ночи на работе, а как же? Если завтра они припрутся, ты их того, к себе в хату запускай и дуй в райцентр на мотоцикле. Где я работаю, знаешь?
     - Знаю.
     - Во! Меня найдешь, и поедем к деловым, попросим подмогнуть. Согласен?
     - Дарю совет: утром, как на работу поедешь, деньги, все, что есть в доме, возьми и положи в сберкассу.
     - Денег-то у меня - кот наплакал. Последняя зарплата и бабкина пенсия за лето.
     - Не прибедняйся. Как "Нива" твоя? Дотянет до райцентра и обратно без ремонта?
     - Черт ее знает. Лучше бы ты мне "толчок" одолжил. Слышь, я и твои деньги могу, это самое, в сберкассу...
     - Спасибо, я сам. Сейчас приедем, сяду на мотоцикл и махну в Тверь, "бабки" на книжку класть.
     - До восьми, это самое, можешь, это самое, не успеть. В двадцать ноль-ноль сберкассу закрывают.
     - В восемь утра положу. Там и заночую, в Калинине. То есть в Твери. Знакомая у меня там одна. Знойная женщина...

Глава 2

Я - рэкетир

     Вообще-то, иностранное слово "рэкетир", имевшее ход во времена перестройки и ускорения, в нынешний исторический период выпало из лексикона, как гнилой молочный зуб. Приелось и модное когда-то словцо "байкер". Но мне плевать. Я сейчас выгляжу престарелым байкером и собираюсь воскресить на одну ночь романтику перестроечного рэкета.
     Час тому назад я оседлал мотоцикл и выехал из деревни. Сорок пять минут назад я свернул на извилистую лесную дорожку. Полчаса минуло с тех пор, как я отыскал в лесу свою "секретку", поменял номерные знаки мотоцикла и переоделся. Я перестал быть крестьянином. На время, на одну ночь, я превратился в супермена-рэкетира.
     На моих плечах грубая кожаная куртка, на чреслах штаны из мягкой кожи. Мои стопы удобно разместились в остроносых полусапожках, ладони спрятались в перчатках с дырочками для пальцев. Вокруг головы я повязал платок-бандану, сокрыл под банданой приметную шишку. Крестьянскую бороду-лопату я безжалостно изничтожил. В "секретке" нашлись ножницы, и я состриг волосяную ботву, прижимая ножницы вплотную к коже. В результате на лице возникла рыжая небритость а-ля Чак Норрис.
     Оружия я решил не брать. Сунул в нагрудный карман куртки пачку долларов вперемешку с рублями, взял фальшивые корочки помощника депутата Мосгордумы и, прежде чем прикопать обратно "секретку" под разлапистой елкой, не удержался, взял в руки, огладил самое дорогое дедовское наследство - прямой, особой заточки меч. "Совковый" мотоцикл и шлем с прозрачным забралом не очень соответствуют наряду байкера, ну да и хрен с ним. Заинтересует стилистическое несоответствие любопытных гаишников, двадцать баксов в минус, и все вопросы закрыты. А развлекаться с азерами я собираюсь пешим и без шлема, так что все нормально, все о'кей.
     Фу-ты, черт! Оговорился: не развлекаться я собираюсь с азерами, а разбираться. Хотя... почему бы и не назвать предстоящее мероприятие развлечением? Оставлять за кожаной спиной рэкетира-байкера кучи трупов я не намерен, рисковать чрезмерно головой с пижонской банданой тоже не планирую. Все, чего мне надо, так это заставить алчных рыночных олигархов позабыть о "должниках"-крестьянах из Тверской губернии. Охотника укусил за палец суслик, но про суслика охотник забывает, когда на тропе появляется тигр, когда охотник превращается в дичь. Днем я был сусликом, сейчас я тигр.
     Соседу Мирону я, разумеется, наврал и про сберкассу, и про тверскую вдовушку. Не для того я менял внешность, чтобы смущать женщин или открывать счета на предъявителя. Цель камуфляжа - чтобы азеры не признали в ночном супер-пупер-мэне давешнего крестьянина Семеныча. Каблуки модельных полусапожек возвысили меня на добрых пять сантиметров. Богатырский покрой куртки создал иллюзию косой сажени в плечах. Облегающие штаны подчеркивают анатомически правильную стройность ляжек и спортивную округлость ягодиц. Я больше не сутулюсь, я двигаюсь плавно и красиво, как хищная кошка. Рыжая небритость техасского рейнджера совершенно не похожа на прежнюю бородатую нечесаность с сединой. Сальные космы на голове разделил прямой пробор, сменивший прежнюю то ли челку, то ли черт-те чего. А главное, у меня изменился взгляд. Я постоянно морщу губы, и от этого глаза смотрят с прищуром. И зубы от этого все время немного в оскале. Лицом я теперь чем-то смахиваю на опереточного злодея. Я репетировал это лицо, я знаю. Они меня не узнают, уверен.
     Мотоциклетные колеса, вращаясь, пожирают километраж. Я расслабил тело и напряг память, я вспоминаю ругательства на азербайджанском языке. Ругаться по-азербайджански меня научил друг, отличный парень, Али Ахмед-оглы. Когда я, Семен Ступин (я снова Семен Ступин!), учился в институте, делил с Али одну на двоих комнату в общаге. Не поленюсь повторить: Али был отличным парнем. Впрочем, почему "был"? Верю, что и сегодня Али живет, здравствует и трудится во благо. И на все двести процентов убежден, что друг Ахмед-оглы как был, так и остался прежним, не похожим ни капли на тех азеров, с которыми я еду развлекаться-разбираться. И попрошу не шить мне статью "О разжигании межнациональной розни"!
     Ночь исподволь подкрадывается к столице, я мчусь к Москве на всех парах. Ночь меня опережает, на круг МКАД я влетаю, когда в небе загораются первые звезды.
     Мертвое искусственное освещение Кольцевой дороги сбивает меня с толку, и я едва успеваю сообразить, где и куда сворачивать. Однако соображаю и сворачиваю. Сбрасываю скорость, на горизонте пылает красным вывеска "РЫНОК", чуть ниже подмигивают три соблазнительные буквы "БАР".
     Мотоцикл я оставил на попечение сторожу гаражного кооператива. В обмен на хрустящую американскую денежку с арабской цифрой "десять" сговорчивый сторож разрешил загнать железного коня за кооперативный забор и взял на хранение шлем мотоциклиста. От сторожевых ворот до дверей бара пять минут неспешной ходьбы, с удовольствием разомну ноги, прогуляюсь по тропинке вдоль забора.
     Я чую объект забав шестым чувством! Тропинка никак не освещена, я иду не спеша и предвкушаю скорую забаву. Был бы у меня партнер, я бы с ним поспорил на любую сумму, что Чингиз с земляками в настоящую минуту наслаждается запрещенным Кораном спиртным в сопутствующем рынку баре. Сосет Чингиз коньячок и даже не подозревает, что я, его ночной кошмар, уже рядом, уже близко. Совсем близко - забор справа кончился, осталось пересечь десяток метров пустого асфальтового пространства и войти в бар.
     Кстати, по большому счету, конкретно Чингиз с конкретными сотоварищами мне не нужен. Любой "рыночник" сгодится. Любой! Но... но я чую Чингиза.
     Топая по асфальту, я мимоходом заметил припаркованные в промежутке между кубиком-баром и прямоугольником-рынком черный "БМВ", вишневые "Жигули" и белую "Волгу". Весьма вероятно, что авто принадлежат завсегдатаям бара. На всякий случай я запомнил цифры автомобильных номерных знаков.
     Я ошибся, правда, совсем чуть-чуть, в деталях: пил Чингиз не коньяк, а водку и, помимо земляков, с Чингизом сидела троица девушек вполне славянского вида. Зато внутреннее убранство и атмосфера бара оказались в точности такими, как я и предполагал. Помещение большое, более подходящее для устройства ресторана. Вдоль одной стены вытянулась стойка и вросли в пол высокие седалища у стойки. На противоположной стене повисли тяжелые шторы, наглухо закрывшие окна. В торце столики на две, четыре и более персон. Посередине предусмотрено пространство для танцев. Ближе к входу раскинулся зеленым сукном бильярд. Полумрак, кроме нависшей над бильярдом лампы, создают светильники, тут и там опухолями выступающие из стен. Фигово работает вентиляция, под зеркальным потолком клубится едкий сигаретный дымок, гадко хрипят динамики в колонках за спиной бармена, о любви поет Филипп Киркоров.
     Народу в заведении мало. Стриженые, курносые парни, похожие друг на друга, как близнецы, с ленцой гоняют бильярдные шары. Лихая деваха в боевой раскраске взгромоздилась на сиденье-столбик у стойки и, посасывая коктейль, кокетничает с узкоглазым парнишкой барменом, то ли казахом, то ли узбеком. И за самым длинным столом гуляют знакомые азербайджанцы.
     Троица девушек распределена между сидящими во главе стола Чингизом, усачом, который озвучивал сумму нашего с Мироном "долга", и азером, говорившим о завтрашнем дне, как о дне расплаты. Остальные физиономии, общим числом шесть штук, также оказались знакомыми - эти смуглые мужчины пинали меня и Мирона вплоть до приезда ментов к месту конфликта на почве нарушения правил яблочной торговли. Тьфу!.. Опять я оговорился - пинали и оскорбляли они не меня, а Николая Кузьмина. И половину "долга" повесили на безобидного Семеныча, а в бар сей миг вошел не Николай Семеныч Кузьмин, прошу не путать! Дверь бара открыл широким плечом супер-пупер-рэкетир по имени... Нет, по кличке... Как бы мне обозваться? А что мудрствовать лукаво, так и назовусь - Супер.
     Окинув прищуренным глазом расслабляющийся рыночный интернационал, я медленно, не спеша направился к столику Чингиза.
     Подошел, остановился за спиной золотозубого усача, сплюнул сквозь зубы на пол и спросил немного гнусаво:
     - Хей, звери, кто тут у вас старший?
     Спина Усача вздрогнула, гомонящие наперебой азеры разом замолчали, спустя секунду стихло хихиканье понятливых девушек. Усач оперся пятерней с перстнем-печаткой о второй свежести скатерть, степенно поднялся с жалобно скрипнувшего стула, развернулся ко мне возмущенным лицом и переспросил:
     - Как ты нас назвал, э?
     - Если обидел чем, извини. - Я постарался и совместил хищный оскал с добродушной улыбкой. - Ты старший?
     - Э, а сам ты кто, э?
     - Зови меня Супер. Тебя-то как звать-величать, уважаемый?
     - Назим. - Он оскалился не хуже моего, я даже заметил среди золотых один пожелтевший от табака костяной зуб.
     - Под кем живешь, Назим?
     - Нэ понал?
     - Чего ж тут непонятного: кому налоги платишь, чтобы спать спокойно?
     - Ты прэшол дэнги с нас снэмать?
     Диалог, доселе состоявший сплошь из вопросительных предложений, наконец-то приобрел новую интонацию. Назим засмеялся. Искренне, от всей души. Вторя старшему, заржал Чингиз и прочие азеры. Возобновили хихиканье понятливые девушки. Комедиографы утверждают, дескать, существуют три вида смеха - смех удивления, смех неожиданности и смех превосходства. Все эти разновидности смешного одновременно и спровоцировали взрыв общего дружного веселья.
     - Ахзана сиким, гетвэрэн. - Выругался я по-азербайджански, стараясь воспроизводить обидные для гордого Назима слова с должным прононсом и выражением. Мужской смех стих мгновенно, девичий с обычной секундной задержкой.
     - Как?! - Назим очень смешно выпучил глаза. - Э, как ты сказал?
     - Извини. - Я виновато пожал плечами. - Произношение у меня, понимаю, хромает. Если ты не врубился, повторю по слогам: гет-вэ-рен...
     - Я?!
     Назим аж побагровел весь. Его дрогнувшая, как от удара электрическим током, рука полезла в оттопыренный брючный карман. Что там у него в кармане, интересно? Нож? Пистолет?
     - Зарэжу!
     Пятерня с перстнем-печаткой потянула из кармана нечто острое и блестящее. Но вытянуть не успела.
     - Пугаешь, - усмехнулся я и стукнул Назима по ушам.
     Успей Назим присесть, и мои ладошки хлопнули бы друг об дружку, ой, как звонко. Но он не успел. Ладони сплющили уши Назима, большие пальцы легли поверх выпученных глаз, я резко разогнул локти и оттолкнул как можно дальше временно потерявшую способность видеть и слышать голову Назима.
     Назим грохнулся на стол всем своим нехилым весом. Хлипкая на вид столешница выдержала, а надежные на первый взгляд ножки не сдюжили, подломились. Восемь азеров и три девушки едва успели, роняя стулья, повскакивать с мест, как утяжеленная столешница рухнула на пол. Бабахнуло, будто при взрыве.
     Я решил не дожидаться, пока азеры опомнятся, и рубанул ближайшего ребром ладони по шее. Разумеется, не столь душевно, как несчастную корягу минувшим утром.
     Подрубленный азер мешком осел на пол, а я отступил к открытому пространству для танцев посередине помещения. Потанцуем? А как же! Конечно, потанцуем.
     Понятливые девушки поспешили сместиться к стойке, разъяренные азеры спешно вооружались, кто во что горазд: кто пустой водочной бутылкой, кто стулом, а кто и припасенным специально для таких случаев ножиком. Но первые па грубых мужских танцев мне суждено было сплясать не с пылкими, смуглыми южанами, а с курносыми бледнолицыми близнецами-бильярдистами.
     Итак, я отступаю, слежу за азерами и вдруг чувствую затылком странное движение в воздухе за спиной. Хвала Будде, я вовремя догадываюсь сделать то, с чем запоздал Назим. Я присел. Над головой свистит бильярдный кий. Продолжая приседать, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, вижу братка, махнувшего кием, как дубинкой. Пружинисто разгибаю колени, прыжок, взбрык ногой, и каблук моего модельного сапожка пробует на прочность литую челюсть бильярдиста. Челюсть, оказывается, не столь прочна, как показалось. Приземляюсь и, чтобы братишке со сломанной челюстью было не так обидно, бью опять же в челюсть его напарника по игре в шары. Тот как раз собрался ткнуть кончиком кия мне в глаз, однако мой кулак оказался быстрее. Нокаут, вялые пальцы роняют кий-копье.
     Не даю кию упасть, подхватываю его на лету. Правой пятерней хватаюсь за утолщение в основании кия, левой за середину. Поворачиваюсь к азерам. Ого! Они ринулись в атаку. Еще секунда, и я бы получил бутылкой по темечку. Правая конечность вперед и вверх - сбиваю вооруженный бутылкой кулак с опасной для макушки траектории, левая рука вперед и вниз - кончик кия бьет по гениталиям противника и застревает у него между ног. Хватаю кий второй рукой. Рывок обеими руками, левая вверх, правая вниз, и азер с бутылкой полетел вверх тормашками.
     Справа блеснул нож. Левая рука отпускает кий и, пока правая замахивается, блокирует клинок. После замаха самым естественным образом следует удар кием по чужой голове. Дерево с треском ломается, голова выдерживает. Оглушенный азер падает, а у меня остается огрызок кия в правом кулаке.
     На острие атаки противника оказывается Чингиз. Ах, какая радость! Конкретно тебя, милый, я оприходую с особым удовольствием.
     Чингиз наткнулся животом на обломок кия, хрюкнул и согнулся буквой Г точно так же, как и прошедшим днем возле "толчка". Он снова смотрел на меня снизу вверх удивленными и одновременно злыми глазами. Неприятный взгляд, не люблю, когда на меня так смотрят. Раз - бью Чингиза кожаной коленкой в небритый подбородок, два - выпрямляю ногу и попадаю острым носком ему в пах. Все, больше он на меня не смотрит. Чингиз лег, зажмурился, скрючился и пускает слюнявые пузыри, а в меня летит стул. Плохо летит, медленно. Метнувший стул азер совсем не умеет целиться предметами с неопределенным центром тяжести. Смещаюсь в сторонку коротким приставным шагом, и стул пролетает мимо. Бросаю в ответ огрызок кия. Весит огрызок всего ничего, зато попадает азеру в глаз. Тупым концом, разумеется. Азеру больно, очень больно, но повязка, как у Кутузова, поперек щекастой физиономии ему не грозит.
     Сколько их еще осталось, невредимых? Несколько. Атака захлебнулась. Противник ретировался. Враг празднует труса. Добить господ рыночных торговцев или не стоит? Пожалуй, не стоит. Ребята прижались к стенке, щерятся, в загорелых руках мелко дрожит холодное и импровизированное оружие. Им страшно, а, значит, когда я уйду, они не кинутся следом. Они обратятся за помощью к мобильному телефону, выйдут на связь с курирующими рынок ментами. И правильно! Должны же менты в конце концов хоть кого-то защищать и оберегать, правда?
     Я оглянулся по сторонам, осмотрелся. Девицы у стойки окаменели. Невозмутимый бармен, умница, как ни в чем не бывало полирует хрусталь фужеров краешком белоснежного полотенца. Приоткрылась дверца в подсобку, которую я не заметил, войдя в помещение. Из подсобки, раскрыв рот, на меня взирает с ужасом тетка-толстуха в рабочем синем халате. Короче, более желающих поучаствовать в драке не наблюдается.
     - Слушай сюда, звери! - обратился я к азерам, лихо уперев руки в боки. - Соберите для начала десять штук баксов и носите их всегда с собой, ясно? Я приду за деньгами. Я могу появиться в любой момент, в любом месте, где вы кучкуетесь, поняли? Не будет денег, всех на фиг кастрирую, усекли?
     Ответных реплик я решил не дожидаться. Изящно развернулся на каблуках к выходу и пошел, мягко перекатываясь с пятки на носок.
     Я вышел из бара под аккомпанемент последних аккордов песенки голосистого Филиппа. В заведении я пробыл совсем недолго, от силы минут пять. На воздухе все по-прежнему. Желтеют окна домов, серым отливает слабо освещенный асфальт, черным-черно возле коллективного забора конгломерата гаражных кооперативов. Ускоряя шаг, я