ны, Михаил Павлович! - как сквозь сон услышал он.
     Виктор подхватил его под руку.  "Что же будет?" - с вялым испугом
подумал Таланов.  Шагая сквозь радужный  туман,  он  как-то  незаметно
очутился  в  изоляторе  и  увидел,  что Виктор снимает постель с койки
Карела.  Потом он понял, что лежит на койке. Все окружающее постепенно
стало  более  четким  и  устойчивым,  но  словно  выцвело  и  потеряло
реальность.  Потом проступили нормальные цвета,  белый свет потолочной
лампы снова показался не мертвым,  а привычным,  почти родным. Таланов
глубоко с облегчением вздохнул и сел на койке.
     - А...   Уже  подействовало!  -  сказал  Виктор,  обернувшись  от
стенного шкафа-аптеки.
     Тогда Таланов  не  то понял,  не то вспомнил,  что Виктор дал ему
таблетку энергина,  и мир перед ним снова потускнел -  от  страха.  Он
болен,  он,  начальник экспедиции! Виктор, вероятно, тоже. Ну, хорошо,
Владислав - опытный штурман,  он довел бы ракету до Земли.  Но ведь он
тоже заболеет. Тогда... тогда все они погибли. Кто знает, к чему ведет
эта болезнь. К сумасшествию? К самоубийству?
     - Придется  дать  и  вам  снотворное,  -  сказал Виктор.  - Я все
подготовил для вскрытия,  сейчас  пойду  за  Казимиром.  Как  вы  себя
чувствуете?
     - Как все,  - неохотно ответил Таланов. - Ты ведь уже знаешь, как
это бывает.
     Виктор молча смотрел на него.  Таланов вдруг от всей души пожалел
этого мальчика.  Худощавый,  юношески легкий,  с ясным, светлым лицом,
Виктор выглядел гораздо  моложе  своих  двадцати  шести  лет.  Хороший
паренек.  Так рвался в свой первый дальний полет.  Неужели этот первый
полет окажется для него последним?  Что ж,  и так  бывало.  По-всякому
бывало в космосе.
     - Давай снотворное, - сказал Таланов.
     Таланов проглотил  таблетку,  лег,  закрыл глаза и начал думать о
Земле.  Перед  тем   как   уснуть,   он   увидел   серо-желтые   дюны,
серебристо-зеленое море и светлое небо, услышал мерный плеск и шипение
тихих волн,  набегающих на плоский песчаный берег. Он уснул, счастливо
улыбаясь,  будто вдохнув запах моря, хвои и песка, прогретого ласковым
и влажным летним солнцем Балтики.

     - Маска мне  мешает,  -  сказал  Казимир.  -  И  на  что  она?  И
комбинезон  этот?  Мы  все  успели уже заразиться.  Если не заболеем -
значит у нас врожденный иммунитет. И все.
     - Не говори глупостей.  Тебе и Владиславу,  может быть, досталась
незначительная доза инфекции,  вот вы и здоровы.  А  если  добавить...
Герберт жил в одной кабине с Карелом.
     - А Таланов?
     - Не  все  одинаково  восприимчивы.  Потом - когда я в первый раз
исследовал Карела,  Таланов сидел рядом.  А это, может быть, капельная
инфекция,  мы же не знаем.  Словом,  не капризничай,  Казимир. Дай мне
флакон с генцианвиолетом - вон, третий слева. Хорошо. Теперь подготовь
препарат из пробирки .э 6.  Осторожней,  Казимир!  Все - над сосудом с
лизолом, помни!
     - Этак с ума сойти можно, - пробурчал Казимир из-под маски.
     - Не ворчи, - тихо сказал Виктор.
     Казимир с тревогой посмотрел на него.
     - Ты совсем болен.  Ложись и объясняй  мне,  как  и  что.  Я  сам
справлюсь.
     Виктор провел рукавом халата по лбу, стирая крупные капли пота.
     - Пожалуй,  ты  прав.  Я лягу,  - сказал он,  отступил от стола и
зашатался.
     Все вдруг  окуталось  гудящей  тьмой  и  полетело в пропасть.  Он
очнулся от холода:  Казимир брызгал на него водой. "Он без маски", - с
глухой тревогой подумал Виктор, но не смог шевельнуть губами.
     - Что тебе дать, скажи? - спрашивал Казимир, наклоняясь над ним.
     - На  второй полке сверху...  ампулы,  - Виктор с трудом отвернул
лицо от Казимира,  говорил в сторону.  - Нет,  ты не  сможешь  сделать
укол... Дай мне энергин... на третьей полке, белая банка...
     - Почему  энергин?  -  спросил  Казимир,  и   его   синие   глаза
расширились и потемнели. - Ты ведь не...
     - Не беспокойся,  энергин - тонизирующее средство, ничего больше,
-  Виктор  попытался  ободряюще улыбнуться,  но сам почувствовал,  что
улыбка получилась жалкая. - И надень сейчас же маску, не валяй дурака.
     Энергин подействовал  быстро.  Виктор  встал,  хоть  и  с трудом,
подготовил шприц и ампулу.  Казимир,  болезненно морщась,  сделал  ему
укол.
     - Все-таки что с тобой? - спросил Казимир. - Сердце?
     - Наверное... Устал я очень, вот и...
     - Ну,  лежи,  лежи.  Я уж во время вскрытия поглядел  на  тебя  и
испугался: думаю, сейчас упадешь. Ты совсем зеленый был.
     - Ты, положим, тоже был зеленый.
     - Я-то с непривычки, а ты...
     - А я? Думаешь, я только и делал, что вскрывал своих друзей?
     - Тоже верно,  - пробормотал Казимир, отводя глаза. - Ну, говори,
что делать.
     "Хотел бы я знать,  долго ли мне удастся хоть так продержаться? -
думал Виктор,  лежа на койке и глядя на  Казимира,  с  сосредоточенным
видом  хлопочущего  у штатива с пробирками и у микроскопа.  - И вообще
чем это все кончится?  Что все-таки с Карелом?  Откуда у  него  взялся
этот абсцесс в правой теменной области? Если у него была раньше травма
черепа,  то как же его пустили в полет?..  Если он знал,  что  с  ним,
тогда...  Нет,  ничего не известно...  Зря все-таки я затеял проводить
анализы здесь.  Всего не продезинфицируешь  как  следует.  Койку  надо
выбросить...  куда?  Пока ее будешь тащить по проходам,  нанесешь кучу
вирусов.  Нет,  придется закрыть вход и сюда,  в первую кабину. А если
я...  что  тогда?  Нет,  Казимиру  все-таки  придется  заходить сюда в
комбинезоне, в маске, в перчатках. Владислава надо беречь во что бы то
ни  стало...  Энергин  действует  на  меня  хорошо,  только  я  с  ним
переборщил  сегодня,  отсюда  и  обморок...  Надо  будет  поддерживать
сердце, а то мне без энергина не справиться..."
     - Ну, я ввел эту штуку... соль серебра, что ли, - сказал Казимир.
- Теперь что? Да ты зачем поднимаешься?
     - Надо, - сказал Виктор и сжал губы: ноги у него были ватные. - Я
сам должен поглядеть, ничего не поделаешь. Да мне и лучше уже.
     - Ну, смотри, - сказал с опаской Казимир.
     - Я и смотрю, - бормотал Виктор, прильнув к окуляру микроскопа. -
Я и смотрю...
     - Ты переутомился, это ясно.
     - Ясно, - повторил Виктор. - Конечно, ясно...
     Он откинулся  на  спинку сиденья,  закрыл глаза.  Перед закрытыми
веками плавали  тонкие,  слегка  изогнутые  жгутики.  Даже  в  окуляре
электронного  микроскопа,  разбухшие от таннина и облепленные панцирем
из солей,  они казались хрупкими,  легкими,  беззащитными.  Но нервные
клетки   под   их  воздействием  плавились,  распадались  и  исчезали.
Маленькие,  тоненькие,  неумолимые, жадные, плодовитые паразиты. Ничто
не  интересовало их во всей сложнейшей системе человеческого организма
- они упрямо и безошибочно продвигались к  головному  мозгу,  выбирали
там самые подходящие для себя участки, пробирались в нервные клетки, в
их ядра и там начинали командовать по-своему.  Им  нужна  была  живая,
нормально  работающая  клетка,  с  ее  белками,  с  ее сложным,  точно
отлаженным механизмом производства.  В ослабевшей,  больной клетке они
чувствовали себя плохо, а в мертвой, распавшейся умирали. Но до смерти
они успевали обзавестись многочисленным потомством,  и молодые  вирусы
шли на штурм соседних клеток,  оставляя на своем пути новые, еще более
обширные разрушения.
     - Казимир,  хочешь  полюбоваться  на  них?  -  проговорил он,  не
открывая глаз.
     - На кого? - удивился Казимир.
     - На тех,  кто сидел внутри у Карела.  На тех,  кто залез в  мозг
Таланову и Юнгу.  Познакомься, хоть будешь знать, с кем имеешь дело, в
случае чего.
     Казимир, затаив дыхание, посмотрел в микроскоп.
     - Вот эти... кривые палочки? - спросил он.
     - Они самые. Нейровирусы. Убийцы нервных клеток.
     Казимир медленно выпрямился.  Лицо его сделалось сумрачным, глаза
потемнели, перестали излучать сияние.
     - Тяжело на это смотреть, когда знаешь... - он махнул рукой.
     - Готовь   препарат   из  пробирки  номер  семь.  Я  пока  запишу
результаты.  - Виктор  взял  с  полки  бактериологический  справочник,
полистал  его  и начал записывать в тетрадь:  "При бактериоскопическом
исследовании клеток зрительного бугра  после  окраски  генцианвиолетом
были  обнаружены обширные разрушения клеток - расплавление,  зернистый
распад,  исчезновение.  В ранее исследованных клетках красного ядра  и
черной субстанции таких изменений не имеется. После обработки таннином
с солями серебра в ядрах клеток зрительного бугра  удалось  обнаружить
вирус  неизвестного  мне  типа  (в  справочнике  Вейсса и Зелеранского
такого вируса нет)".  Он отложил ручку. "Конечно, они есть не только в
клетках   зрительного   бугра.   Скорее   всего   они  локализуются  в
диэнцефалоне,  в ретикулярной субстанции..." Ну, хорошо, посмотрим еще
этот препарат, из правой теменной области, возле абсцесса...
     - Готово, Казимир?
     - Можешь смотреть.

     "В правой   теменной   области,   вблизи  от  посттравматического
абсцесса и пояса лейкоцитарной инфильтрации вокруг него,  -  записывал
снова  Виктор,  - обнаружены также обширные разрушения нервных клеток,
вызванные  вирусами.  Разрушения  эти  местами  вплотную  примыкают  к
инфильтрату..."  Он задумался.  "Да,  Карела ожидали только страдания,
невыносимые боли,  для него надежды  не  было...  Если  он  это  знал,
тогда... Или все-таки если б анабиоз... - У него нехорошо засосало под
ложечкой от этой мысли.  - Нет, нет, это все необратимые изменения. Он
умер бы на Земле во время операции или после.  Не утешай себя,  что за
дешевая трусость!  Вовремя не  решился  на  анабиоз,  а  потом  еще  и
недосмотрел..."

x x x

     - До  чего  мне  хочется  пить!  -  простонал  Казимир.  - Глотка
слипается, даже больно.
     - Ну,  нельзя тут пить, потерпи, Казик. Еще немного. Возьми кусок
ваты, обмотай марлей, окуни в лизол и все в кабине как следует оботри.
Потом  оставь  здесь  комбинезон  и  отправляйся немедленно в душевую.
Придешь потом, когда отдохнешь и поешь.
     - А как же ты? Я боюсь тебя оставлять, - Казимир еле говорил.
     - Не беспокойся,  все будет в порядке,  -  сказал  Виктор.  -  Ты
помни,  что я сказал:  не подходи близко к Владиславу,  разговаривай с
ним через маску.  И он пусть надевает маску, у вас там, в кабине, есть
марля.  А ты, конечно, перейди спать в другое помещение. Возьми лизол,
протри все там - ну, хотя бы в кабине Таланова. Обещаешь?
     - Обещаю,  - хмуро сказал Казимир. - Черт знает что! Владислав не
согласится.
     - Владислав опытный астронавт, он все прекрасно поймет. Ты сам-то
пойми как следует: это последний наш шанс. Иначе мы все пропали.
     Виктор посидел один,  потом встал и,  неуверенно ступая,  пошел в
изолятор.  Таланов спал.  Юнг сидел  на  койке,  сгорбившись,  опустив
голову и уронив сложенные руки между колен.  Он не пошевелился,  когда
вошел Виктор.
     - Как ты себя чувствуешь, Герберт? - спросил Виктор.
     Юнг медленно  поднял  голову  и  поглядел   на   Виктора   своими
светло-голубыми  глазами:  он больше не косил,  но взгляд был какой-то
странный, отсутствующий.
     - Не знаю. Я все ясно вижу. И двигаться могу нормально. Как будто
болезнь прошла. Но я стал совсем другим, это я чувствую.
     - Каким же?
     - Совсем другим, - повторил Юнг. - Не знаю, как тебе объяснить. Я
понимаю все, что происходит, а мне все равно. Разве мне может быть все
равно?  Вот Таланов заболел,  и  все  заболеют,  наверное,  и  все  мы
погибнем, а мне ни вас, ни себя не жалко. И жену не жалко и детей, а я
ведь так их любил,  - он говорил  тихо,  ровно,  без  выражения.  -  Я
нарочно  думал  о  том,  что  с  нами  случится,  представлял себе все
подробности - и ничего не испытывал. Пропали все чувства. И вообще мне
ничего не хочется; ни есть, ни пить, ни спать.
     - Ну, это даже и удобно, - попробовал пошутить Виктор.
     Юнг ничего не ответил.
     - Давай я тебя обследую, - вздохнув, сказал Виктор.
     Герберт был  как  будто здоров,  только тонус организма несколько
снизился:  сердце работало вяловато,  кровяное давление было несколько
ниже нормы,  сухожильные рефлексы ослабели.  "Острый период, очевидно,
уже миновал,  - думал  Виктор,  глядя  на  Юнга.  -  Как  стремительно
развивается  эта болезнь!  Инкубация,  очевидно,  не более двух суток,
острый  период  -  тоже.  Вирусы  уже  добрались  до  мозга  и  прочно
устроились в облюбованных местах.  Что дальше?  Смерть?  Сумасшествие?
Частичная неполноценность?  Чего  нам  ждать  от  этой  милой,  мирной
планеты  с  ее  подземными  жителями  и загадочными врагами?" Он вдруг
вспомнил,  как совсем недавно, глядя из верхнего люка ракеты на мирную
красно-розовую долину,  мечтал о романтике,  о необычайных событиях, о
встречах с разумными существами иных миров... "Я стал совсем другим, -
повторил  он  про себя слова Юнга.  - Кто знает,  что дальше будет,  а
пока...  пока я стал взрослым.  Да, пожалуй, так это можно назвать..."
За  последние  два-три дня он пережил больше горя,  ужаса и усталости,
чем за все двадцать шесть лет  своей  жизни.  Сейчас  он  был  уже  не
великовозрастным   мальчишкой,   мечтающим  о  подвигах,  а  мужчиной,
вступившим в тяжелый бой. Он был болен, смертельно устал, но знал, что
будет   держаться   до  последнего  вздоха,  потому  что  отвечает  за
товарищей. Он подумал еще, что если б Юнг был врачом, его, может быть,
тоже  подхлестывала  бы  ответственность  и  он  если не чувством,  то
разумом понимал бы, что надо действовать. И ему тогда было бы легче...
"Фантазия!  - оборвал он себя. - Все зависит от характера разрушений в
мозгу.  Кто знает,  что будет еще с тобой самим. Несомненно, это более
легкая  форма.  И  вдобавок  энергии  на тебя лучше действует,  чем на
других...  Карел,  Карел... что же с ним случилось? Посттравматический
абсцесс...  а может,  все-таки не посттравматический? Да нет, не могут
же эти вирусы..."
     - Герберт,  постарайся вспомнить,  - мягко,  но настойчиво сказал
он.  - Ты ведь с Карелом не в первой экспедиции вместе.  Так  вот,  ты
ничего не слыхал о том, что у него была травма черепа?
     Юнг поднял глаза.
     - Была,  - ответил он без всякого выражения. - Была травма. Карел
сказал мне.
     - Когда? Когда сказал?
     - Незадолго до смерти,  - так же равнодушно проговорил Юнг.  - Он
сказал,  что  два  года  назад,  в последнем рейсе,  они столкнулись с
метеоритным роем.  Их сильно тряхнуло,  он ударялся  головой  о  пульт
управления, потерял сознание.
     - Почему он это сказал? Почему раньше молчал?!
     Юнг продолжал, монотонно и спокойно:
     - Он сказал, что у него начинаются очень сильные головные боли. И
что его предупредили врачи:  если такие боли начнутся, надо немедленно
лечь в клинику на операцию. Иначе-сумасшествие и смерть.
     - И поэтому он решил не дожидаться!  Но почему же ты нам сразу не
сказал?
     - Я  только  теперь понимаю,  что он в самом деле это говорил.  А
раньше думал, что мне это показалось.
     - Но как же его пустили в полет,  если он болен?  Как ему удалось
скрыть это от сотрудников Лунной станции?  - говорил Виктор, обращаясь
скорее  к  самому  себе,  чем  к  Юнгу,  -  Ведь у него в карточке нет
никакого упоминания о травме.
     - Наверное, он хотел летать, - сказал Юнг.
     - Да, конечно... Во всяком случае, самоубийство Карела не вызвано
вирусным заболеванием. А мы боялись...
     - Эта   болезнь,   по-видимому,   не   может   вызвать    попыток
самоубийства, - спокойно сказал Юнг. - Сначала она ошеломляет, пугает,
но зато и лишает власти над своим телом,  над своими движениями. Карел
смог покончить самоубийством только потому,  что ты незадолго до этого
дал ему таблетку энергина. А потом... потом становится все равно...
     Он сказал  это  без  горечи,  но  Виктору стало так страшно,  что
захотелось кричать.
     Он услышал  глухой стук и не сразу догадался,  что стучат в дверь
медицинского отсека.
     - Впусти меня! - крикнул Казимир за дверью. - Я подготовился!
     Виктор открыл дверь. Казимир был в маске и в легком комбинезоне.
     - Вот! Отсюда - в душевую, как ты требуешь. Там продезинфицирую и
себя и комбинезон. Владиславу я уже сказал, чтоб он к душевой и близко
не подходил. Пускай моется в шлюзовой кабине. Все!
     - Почему не спишь? - спросил Виктор, тяжело опускаясь на сиденье.
     - Я не устал. Вымылся, напился, наелся - и все в порядке. Хотим с
Владиславом ехать в город,  разговаривать с этими подземными жителями.
Я уже подготовил словарик и грамматику.
     - Так быстро? - удивился Виктор.
     - А "Линг" на что?  Он знаешь какой! Ну, словом, Владислав послал
меня спросить благословения у Таланова.  Хотя он,  конечно,  не  будет
возражать.
     - Он спит,  - сказал Виктор.  - И  вообще  он  болен.  Поезжайте,
конечно.  И  постарайся у них обязательно узнать,  что это за болезнь,
какой у  нее  исход,  как  передается  инфекция.  Может,  у  них  есть
лекарства против нее.
     - Обязательно узнаю.  Хотя не представляю себе,  как это мы будем
переписываться через стену.
     - А почему они все-таки не выходят?
     - Да вот боятся глегов. А мы даже не знаем, кто такие эти глеги и
как они выглядят.  Может,  и нам их надо  бояться.  А  ты  что  будешь
делать?
     - Я буду спать, - сказал Виктор. - Приедешь разбудишь. Очень хочу
спать.
     - Конечно,  спи,  - поспешно проговорил Казимир.  - Ты устал  как
черт.
     Виктор видел,  что Казимир поглядывает на него с опаской,  но ему
было уже все равно. Он знал, что если хоть немного не отоспится, то не
вытянет.
     - Иди. Все в порядке, не бойся, - сказал он.
     Он вернулся в изолятор,  еле  передвигая  ноги.  Юнг  по-прежнему
сидел не шевелясь и глядел в пол.
     - Герберт,  - тихо сказал Виктор.  - Если я лягу спать,  ты  меня
разбудишь через три часа?
     - Конечно,  - Юнг посмотрел на часы. - Через три часа - значит, в
десять часов двенадцать минут я тебя разбужу. Можешь спать.
     - А ты так и будешь сидеть?  - спросил  Виктор,  ложась.  -  Если
хорошо  себя  чувствуешь,  попробуй заняться своими записями.  Ты ведь
хотел привести их в порядок.
     Он еще  успел  увидеть,  как  Юнг молча поднялся и пошел к столу.
Потом сразу заснул.

x x x

     На этот  раз  беседовать  было  легче.  Там,   за   стеной,   уже
подготовились к их приходу:  расчистили большое окно,  и за ним стояло
четверо.  Когда глаза немного привыкли к беловатой мерцающей полумгле,
Казимир сказал:
     - Нет,  они,  конечно,  разные.  Нам они кажутся похожими  только
потому,  что  сильно отличаются от нас.  Как европейцу кажутся вначале
похожими все японцы  или  китайцы.  Посмотри.  Вот  этот,  высокий,  -
старик.   А  тот,  позади,  наверное,  очень  молод...  или  нет,  это
женщина... да, определенно женщина!
     - Ну, что ты! - усомнился Владислав.
     - Посмотрим,  - Казимир продолжал вглядываться в странные  птичьи
лица тех, кто читал их письмо, прижатое к перегородке.
     Окончив читать, они начали оживленно переговариваться. Их жесты и
мимика  были настолько своеобразны,  что нельзя было понять,  радуются
они или огорчаются.  Казимиру показалось,  что они чем-то  рассержены;
потом он решил, что за стеной идет ожесточенный спор. Один из спорящих
повернулся к астронавтам и начал что-то горячо говорить,  потом  вдруг
умолк, открыв рот.
     - Вспомнил, что мы просили писать, - догадался Казимир.
     - Уж  очень  ты  проницательный,  -  сказал  Владислав.  -  Прямо
ясновидец.
     - Прочел бы ты столько их книг,  сколько я за эти дни,  тоже стал
бы проницательным...  Вот начали писать...  Ну,  конечно, это женщина!
Чего смеешься?  Женщины здесь носят высокие головные уборы, и одежда у
них более яркая, чем у мужчин.
     - Однако вид у этой дамы... - заметил Владислав.
     - А ты представь себе, какими уродами кажемся ей мы, - усмехнулся
Казимир.  -  С нашими толстыми носами и губами,  с маленьк