е   благополучно   выскочить    отсюда    или    прихлопнет?    По
недоразумению...
   Глаза слипались. Засыпая, я подумал, что если заваруха начнется  ночью,
то очень много шансов наутро проснуться покойником.


   Проснулся я от толчка.
   Старина Бидо стоял у двери, и рука его была в кармане. Заметив,  что  я
встаю, он поднес палец к губам.
   В коридоре гремели шаги, слышалась возня, гудел  лифт.  Бидо  энергично
выругался и отошел от двери.
   - Доброе утро! У них что, двери не запираются?
   - Видимо, нет, - ответил я.
   Бидо прошелся по комнате,  поглаживая  подбородок.  Придя  к  какому-то
решению, он вытянул кнопку часов и, косо глядя на меня,  зашептал  в  нее.
Часы он прижал к уху.
   Я вошел в душевую и умылся. Бриться не стал, щетина еще незаметна,  тем
более что бритву я уже сунул в портфель. Покончив с туалетом, я вернулся в
комнату и обнаружил Бидо сидящим  на  неубранной  кровати.  Он  растерянно
вертел в руках часы, осторожно постукивая по ним пальцем и снова  прижимал
к уху.
   - Черт бы побрал эту технику!
   - Могу предложить свою. - Я полез во внутренний карман.
   Бидо  криво  улыбнулся  и   покачал   головой.   Значит,   работает   с
дешифратором. Он даже слегка  осунулся,  в  глазах  появился  лихорадочный
блеск. Я даже сказал бы, что он отчаянно трусит. Впрочем, это  его  личное
дело. Я тоже не супермен без страха и упрека и если рискую, то в  разумных
пределах.
   Восемь утра. Пора начинать нашу авантюру. Утешало одно: за моей  спиной
теперь маячит курия и, оказавшись в темной комнате с двумя чудовищами,  не
наступлю на мозоль хотя бы одному.
   - Значит, так, - сказал я, - моя задача - заманить сюда директора. Если
не выйдет, мы вызываем подкрепление.
   - Мне не нравится это! - мрачно проговорил Бидо, снова прикладывая часы
к уху.
   - Они могут не дождаться сигнала?
   - Нет, но... - Старина Бидо задумался.
   - Ну, хорошо. В случае чего поднимайте своих.
   Я вышел во двор и несколько растерялся. За  время,  проведенное  здесь,
обстановка изоляции и умолчаний, тумана и  полумрака  стала  привычной.  А
сейчас небо было чистое, два облака в  вышине  тянулись  друг  за  другом,
солнце наполовину вышло из-за гор, а листья багровыми  и  желтыми  пятнами
окаймляли двор.
   По  школьному  двору  носились  парни,  покрикивая,  задирая  и  толкая
зазевавшихся. Причиной оживления был армейский четырехосный  "беккер",  до
верха брезентовой крыши набитый картонными ящиками. Двое опускали их вниз,
остальные подхватывали, волокли и  складывали  у  входа.  Через  несколько
минут я обнаружил причину  суматохи:  ящики,  на  мой  взгляд,  совершенно
неотличимые друг  от  друга,  без  надписей  и  наклеек,  сортировались  и
растаскивались по разным местам. Крик, шум и дерганье  шли  из-за  споров,
куда какой ящик нести.
   Двое воспитателей безучастно наблюдали за разгрузкой, у кабины директор
Юрайда подписывал на колене бумаги и по одной совал их в окно водителю.
   Я увидел Селина, он стоял у кузова и распоряжался, куда нести очередной
ящик, непрестанно покрикивая:  "Не  перепутайте,  не  перепутайте!"  Затем
сорвался с места, подбежал к ближайшему штабелю  и  выдернул  из  середины
ящик - штабель развалился, от крика зазвенело в ушах.
   На меня не обращали внимания.  Если  у  нас  с  Бидо  совместная  акция
завершится благополучно и я целым выберусь отсюда, то долго  буду  помнить
это  утро,  грузовик,  коробки  и  себя,   дурака   дураком,   ничего   не
понимающего...
   Проходя мимо коробки со слетевшей крышкой, я  заглянул  в  нее.  Рулоны
бумаги, белой бумаги раза в два шире туалетных рулонов. Они что, на десять
лет запасаются, что ли?
   Юрайда отошел от кабины и  заметил  меня.  Для  начала  я  пожелал  ему
доброго утра. Он ответил мне тем же. Выдавив из себя еще несколько  пустых
фраз, я замолчал, соображая, как умудрился  широченный  "беккер"  пролезть
через ворота, миновав врытый посередине рельс?
   - Ребята заправили вашу машину, - сказал директор, намекая,  что  пора,
мол, мне и прощаться.
   - Спасибо, -  ответил  я.  Интересно,  чем  заправили  и  что  от  меня
останется, когда сработает их заправка? - Теперь бумаги...
   - Какие еще бумаги? - резко спросил директор.
   - От силы пять - десять минут, оформим акты, и все. В  конце  концов  я
тоже не хочу задерживаться, - сухо добавил я.
   - Итак, я вас слушаю. - Тон директора сделался нейтральным.
   - Разумеется, не здесь! - Я обвел глазами двор.
   Директор Юрайда нахмурился. Ему явно не хотелось говорить со мной о чем
бы то ни было, и он, по всей видимости, считал, что я просто  тяну  время.
Тем не менее наживку глотнул, хотя все  пошло  немного  не  по  плану.  Он
попросил дождаться меня в кабинете, пока он покончит с разгрузкой.  Ладно,
пусть будет так.
   Я не стал беспокоить старину Бидо, поскольку в  свой  кабинет  директор
мог вернуться не один и пришлось бы нашуметь, а это ни  к  чему.  Связи  с
курией афишировать небезопасно.
   В кабинете за директорским столом сидел Пупер и рылся в бумагах. Увидев
меня, он расплылся в улыбке, кивнул, сгреб все в ящик стола и попятился  к
двери, чуть не опрокинув кресло.
   Сев на его место,  я  дождался,  пока  он  закрыл  за  собой  дверь,  и
отколупнул "кнопку". Не оставлять же на память.  Интересно,  почему  здесь
любой вхож в кабинет директора  и  может  шарить  в  бумагах?  Я  выдвинул
верхний ящик и наугад взял несколько листов, Платежные бланки.
   Два раза на селекторе загорался вызов, но я его  проигнорировал.  Потом
селектор  привлек  мое  внимание.  Оказалось,  это   простой   телефон   с
приставкой, а не внутриведомственный многоканальник.  Может,  у  них  есть
прямая связь с Долиной?
   Недолго думая, я набрал номер местного отделения. Трубку взял дежурный,
я назвал код и столичный номер. Через минуту  он  соединил  меня  с  нашей
конторой. Моих на месте не было, а секретарша промурлыкала, что начальство
работает дома.
   У Шефа трубку никто долго не снимал, потом взяла его жена.  Минуты  три
ушло на пустую  болтовню,  директор  мог  войти  в  любой  момент,  а  мне
почему-то не хотелось, чтобы он  застал  меня  на  телефоне.  Наконец  она
позвала супруга.
   Шеф удивился моему звонку  и  спросил,  не  произошло  ли  чего-нибудь,
требующего немедленного вмешательства. Нет-нет, заверил я, все  более  или
менее в порядке (здесь я мысленно выругался). Как скоро,  спросил  Шеф,  я
думаю возвращаться? Как  получится,  ответил  я,  думаю,  что  скоро.  Шеф
помолчал и спросил, как я себя чувствую.
   Он был уверен, что телефон прослушивается. Было бы странно,  если  нет.
На  вопрос  о  самочувствии  я  разразился  тирадой,  в  которой  описывал
состояние печени, желудка и предстательной железы. Пусть  слухачи  гадают,
что я имею в виду. Шеф тоже задумался, потом хохотнул и пожелал удачи.
   - Еще один вопрос, - успел сказать я до того, как он собрался  положить
трубку, - что там в книжке у Лучника насчет меня?
   Опять молчание. Шеф кашлянул и спросил, правильно  ли  он  меня  понял.
Разумеется, ответил я, все, наверно, в ажуре, но  на  всякий  случай...  И
если не трудно, то желательно сейчас.
   Шеф передал трубку жене, и, пока она молола  языком,  я,  поддакивая  и
хихикая в нужных местах, гадал, скоро ли вернется  директор,  и  что  меня
дернуло спросить о реестре. Интуиция, что ли? Те несколько сотен квадратов
были в основном правительственными объектами, нашпигованными новейшей  или
выдаваемой за новейшую техникой и тщательно оберегаемыми от  глаз  честных
налогоплательщиков, на  чьи  деньги,  кстати,  они  были  построены,  Кому
хотелось, тот мог все разглядеть со спутников слежения.
   Жена Шефа умолкла на полуслове, в  разговор  с  параллельного  телефона
вмешался Шеф.
   Он сообщил, что к моему возвращению даст секретарше команду готовить на
меня бумаги, что я уже засиделся в капитанах и пора расти дальше, что  мне
надо срочно  сворачивать  дела  и  выезжать  прямо  сейчас.  Когда  же  я,
похолодев, спросил, почему меня не предупредили, он резонно  ответил,  что
надо было самому позаботиться о пределах  своей  деятельности.  И  положил
трубку.
   К своему удивлению, я вдруг понял, что во мне нет страха. Теперь, когда
я знал, что Закон о Возмездии  не  распространяется  на  квадрат  школы  и
неважно, кто тут ворочает - правительство, разведка, курия или  все  хором
дружной семейкой, я получил свободу рук. Вернее, ног.  Шеф  будет  с  меня
пылинки снимать и на себя перекладывать, он ведь тоже ковал мое поражение.
   Встану сейчас и тихо удалюсь, не хлопая дверью,  пока  они  разгружают.
Портфель, правда, остался в комнате,  но  портфель  не  стоит  заупокойной
мессы. Пусть останется на память Бидо. Да,  вот  еще  с  Бидо...  неудобно
покидать не попрощавшись, но ничего не поделаешь - я в эти игры не  играю.
Ставки не те и правил я не знаю. А Бидо меня простит, если  выберется  без
ущерба. Мне самому надо подумать, как я  прорвусь  мимо  его  головорезов.
Грузовик они, правда, пропустили... в школу. А из школы?
   Я поднялся с директорского  кресла  и  остался  стоять.  Что  за  бред,
подумал я, даже если мы с Шефом вели себя как последние недоумки, то  куда
смотрела курия? Итак, Шеф засылает меня не глядя, неважно  -  сам  или  по
просьбе. Бидо возникает из  тьмы  и  входит  в  контакт  со  мной.  И  все
благополучно забывают свериться с реестром номерных квадратов! Ну, пусть я
обычно беру дело без расспросов, пуст". Шеф  забыл  посмотреть  карту.  Но
чтоб курия совалась туда, где ей делать нечего!.. Если же они решили здесь
поживиться, то мне ни к чему торчать  между  двумя  дорожными  катками.  В
конце концов мое начальство не возражает, если я  оперативно  унесу  ноги.
Можно намекнуть старине Бидо, что  мы  моемся  чужим  мылом  и  пора  тихо
оставить  этот  гостеприимный  уголок,  пока  нами  всерьез  не   занялись
костоломы, которые не чета его гвардии. Но если Бидо знает, на что идет, и
сочтет меня дезертиром, то будет  вправе  поступать  по  законам  военного
времени. Одному, подумал я, выбираться легче. Я его сюда не звал!
   Я снова опустился в кресло. При мысли, что надо красться мимо  комнаты,
где  затаился  Бидо,  пробираться   через   двор   и   кордон,   возникали
разнообразные "но", мешала скверная неуверенность.
   Обидно было уезжать, ни в чем не разобравшись. Я оказался  в  постыдной
роли человека, которого крепко взяли  за  нос  и  водили  по  комнатам  со
словами: "Хотите на дурака посмотреть?" Да провались они  все,  зачем  мне
лезть в их делишки, если нет криминала? А если есть, то тем  более.  Я  не
идеалист. В наше время быть идеалистом не только глупо, но и опасно.
   Наконец я выбрался из-за стола и пошел к двери, но тут в кабинет  вошел
директор Юрайда.


   - Не хотелось оставлять у вас  превратное  мнение  о  нашей  работе,  -
сказал директор.
   Я плюхнулся в кресло перед столом, озабоченно глянув на часы: мол,  мне
пора...
   Директор  тактично  улыбнулся.  Улыбку  можно  было   расценивать   как
поощрение моей игре либо как насмешку над моими ужимками. А может, и  так,
и этак. Плевать, игра пока его!
   Он сгреб со стола оставшиеся бумаги в ящик, минуту молча  сидел,  затем
сильно потер нос, извинился и вывалил  бумаги  обратно,  перебирая  их  по
одной. Я без интереса следил за его манипуляциями, переводя взгляд с бумаг
на лицо, а с лица на телефон. Жаль, что  я  не  спросил  у  Шефа,  как  им
удалось забрать Джеджера.  Быстро  они  его  заполучили,  без  волокиты  с
оформлением, а  это  странно,  я  знаю  тех  ребят  -  им  даже  президент
скомандует, и то неделю будут тянуть.
   - Вот она! - провозгласил директор, взмахнул  сложенным  вдвое  листком
бумаги. - У нас сейчас бедлам, скоро выпуск.
   Я развел руками, в смысле, ничего не поделаешь.
   - Так вот, я надеюсь, что вы все-таки догадались, что у нас не  притон.
Прошу  извинения  за  дешевый  розыгрыш  с  жетоном.  Страх  перед   этими
мерзавцами так велик, что я был приятно поражен тем, что  вы  не  покинули
нас а ту же ночь. Признайтесь, вы были уверены, что столкнулись с курией?
   - Ну, еще бы! - охотно согласился я, тем более что так оно  и  было.  В
следующую секунду я сообразил, что  веду  себя  как  кретин,  и  мгновенно
скорректировал: - Как - это розыгрыш?
   Директор испытующе глянул на меня, задумался, махнул рукой.
   - В любом случае вы вели себя достойно. Не кинулись за мной,  уверяя  в
сочувствии, но и не сбежали. Хорошо, когда люди не теряют достоинство.  Вы
мне понравились!
   - Польщен, - только и сказал я. Знал бы он...
   - Жетон можете предъявить вашему начальству, и вас оставят в  покое  (о
покое я сам позабочусь, подумал  я,  выбраться  бы,  а  жетон  мне  самому
пригодится). Но рассеять ваши сомнения...
   - Позвольте, - я не мог отказать себе в удовольствии подергать тигра за
усы, - если вы не в курии, то у  меня  появляется  основание  безбоязненно
продолжать расследование.
   Директор Юрайда разочарованно вздохнул.
   - Что вы расследуете, в чем состав преступления? Вы ведь разобрались  с
Джеджером, не так ли?
   - С ним да, но не с остальными, - тихо сказал я.  Пора  было  открывать
карты.
   - А кто вас интересует? - удивился директор.
   - У меня тут списочек. - Я достал из записной книжки листок распечатки,
аккуратно развернул его и вручил директору. - Это не все, но  для  начала,
думаю, хватит.
   Просмотрев список бывших выпускников,  он  вернул  его  мне  с  тем  же
безмятежным выражением лица, с которым брал.
   - Если вас не затруднит, дайте адреса хотя бы некоторых.
   Медленно покачав головой, он неожиданно рассмеялся.
   -  Боюсь,  что  не  смогу  удовлетворить  ваше  любопытство.   Нет,   я
действительно не знаю, где они сейчас находятся.
   - Следует понимать так, что  к  их  исчезновению  вы  имеете  некоторое
отношение?
   - Почему сразу "исчезновение"? Мы действительно имеем  отношение  к  их
перемещению за пределы страны. Вы удовлетворены такой формулировкой?
   Формулировка меня удовлетворяла. Я кивнул.
   - Ну, хорошо. Я думаю... У вас есть дети?  -  вдруг  перебил  сам  себя
директор.
   - Есть.
   -  Тогда  вы  поймет!".  Не  мне  говорить  вам,  что  мир  катится   в
преисподнюю. Вы знаете, что балансирование на грани не может  продолжаться
вечно. Если канатоходец долго не слезает с  каната,  то  рано  или  поздно
упадет. В океанах подводных лодок больше, чем  рыбы.  Склоки  из-за  любой
ерунды. Военно-промышленные спруты. Нет,  перспективы  рода  человеческого
блестящими не назовешь. Я противник войны во всех ее проявлениях, но я  не
страус, в песок  зарываться  не  хочу.  Если  мы  не  можем  предотвратить
катастрофу, то надо хотя бы немного позаботиться  о  будущем  человечества
после нее!
   - Я охотно подпишусь под любым  воззванием  за  мир  и  разоружение,  -
продолжал директор, - но если в каком-нибудь пустяковом реле не  сработает
контакт, то воззванием межконтинентальную махину, выходящую из  шахты,  не
остановишь и по прямому проводу извинений не принесешь. Надо  учесть  все,
что мы в силах учесть, и дать  шанс  уцелевшим  после  бойни.  Этим  мы  и
занимаемся!
   - Чем именно? - тупо спросил я.
   - Мы готовим наших выпускников к максимальному выживанию. Потенциальные
лидеры уцелевших! Они знают, как вести себя в экстремальных  ситуациях,  и
даже если кроме них никого не останется, то они  начнут  все  сначала.  Мы
рассредоточиваем их повсюду, где только можно и  нельзя.  То,  что  я  вам
рассказываю, сами понимаете, не для огласки. Хотя даже это неважно. Прессе
шуму на неделю, может еще два-три запроса оппозиции... В любом  случае,  я
надеюсь на вашу порядочность.
   Он замолчал, а я чуть было не зевнул. Когда он начал свои рассуждения о
бренности  мира,  я  стал  ожидать  большого   вранья   и   вот   дождался
рождественской  сказочки  о  будущих  благодетелях.  Слов  нет,  придумано
красиво, так и видишь, как среди руин и пепелищ возникают  ловкие  быстрые
тени, собирают уцелевших и ведут их в леса  и  горы.  А  там,  разумеется,
начинают рассказывать голодным и больным  историю  искусства,  которую  им
преподавали почему-то ночами. Директор Юрайда, грубо говоря, врет, но было
непонятно, почему  они  снисходят  до  лжи,  а  не  выставляют.  Раз  так,
подергаем еще...
   - И выживут в любой ситуации? - невинно спросил я.
   - Если будет шанс, они его не упустят, - ответил он.
   - А дальше?
   - Что - дальше?
   -  С  кем  они  будут  воспроизводить  род  человеческий?  Как   насчет
соответственно обученных подруг?
   - Мы это учли, -  после  секундной  заминки  проговорил  Юрайда,  -  вы
забываете про женские исправительные школы.
   - То есть вы их расселяете парами?
   - М-да, нечто в этом роде.
   Вот он и попался! Надо же - парами! Я специально убил два дня на списки
выпускниц женских спецшкол, но ничего подозрительного не  нашел,  если  не
считать исчезновение воспитанниц со своими сутенерами  или  самоубийств  в
наркологических центрах. Эти вряд  ли  годились  в  праматери  детей  рода
людского. Врал директор Юрайда, а почему врал - непонятно. Все здесь врут,
решил я, пусть из лучших побуждений, но врут. Директор врет,  воспитанники
врут, Бидо врет, и Шеф тоже хорош...
   - Как же  вы  проводите  свой  бюджет?  Президент  обещал  урезать  все
программы, не имеющие выхода на Бункер.
   Директор щелкнул пальцами. Я понял так, что эти пустяки меня  волновать
не должны. Пробный шар ухнул мимо лунки.
   В дверь без стука просунулась голова Седина. Со словами  "извините,  на
минутку" голова втянулась обратно,  дверь  закрылась.  Все  произошло  так
быстро, что я, сидя к двери боком, сообразил, в чем дело,  когда  директор
встал из-за стола и, сказав, "я сейчас", вышел.
   Из коридора донеслись возбужденные голоса, слое  я  разобрать  не  мог.
Подслушивать у замочной скважины неудобно, можно получить по  уху  дверной
ручкой. Техника осталась в портфеле, со мной только  приставка  в  кармане
плаща и мелочь.
   "Если даже директор не врет, - подумал я, -  Джеджер  все-таки  не  тот
человек, которого я хотел бы увидеть, вылезая из убежища.  А  остальные...
это они здесь тихие! Хорошо, что это вранье!"
   Директор вернулся минут через пять, молча сел в кресло  и,  побарабанив
короткими пальцами по столу, принялся рассматривать  меня.  Не  понравился
мне его взгляд. Вижу тебя насквозь,  говорил  он,  ты  враг,  говорил  он,
смерть тебе!..
   Скорее всего, мне это померещилось. Шеф прав, с моим воображением  надо
иметь нервы толщиной с палец или вообще их не иметь.
   - Мне кажется, что я вас не убедил, - сказал он тихо.
   - Нет, почему же! -  вежливо  ответил  я.  -  Боюсь,  что  был  излишне
назойлив... - Я развел руками. - Служба!
   - Оставьте,  -  устало  смежил  веки  директор,  -  вы  умный  человек,
притворяетесь, правда, хорошо, но... вы учились в Форт-Менте?
   - Не имел чести, - сухо ответил я, его манера  перебивать  самого  себя
начинала раздражать.
   - Но ваш перстень...
   - Корнерстоун, социологический факультет.
   На выпускном вечере мы с Кларой обменялись перстнями, а через  два  дня
она погибла в авиакатастрофе. Я не был суеверным и  особенно  не  верил  в
провиденье, но мысль, что она пересекла мой путь и приняла удар судьбы  на
себя, не оставляла никогда.  С  тех  пор  я  всегда  ношу  университетский
перстень - и память, и талисман.
   Вопрос директора покоробил меня. Я понимал, что сейчас начнется  другой
разговор, а чем он кончится, не знаю. Если я не лезу в его дела, то  пусть
и он не лезет в душу. В конце концов все, что было  сказано,  было  только
сказано, а верить на слово  -  так  свой  миллион  никогда  не  сколотишь.
Единственно, что можно потрогать, - это  жетон,  и  тот,  как  выяснилось,
наглая подделка. Ох, напущу я на них старину Бидо со всей его сворой)
   Выяснив, что я  не  кончал  училище  для  федеральных  оперативников  в
Форт-Менте, директор Юрайда повеселел.
   -