очку   высунулся   ученый   секретарь
Нахманович и позвал шепотом:
   - Панарин!
   Панарин вошел. За длинным столом сидели человек десять в  строгих  черных
тройках. Сбоку примостился Тарантул, шеф, господь бог, самодержец и директор
Поселка -  старый  армянин  Гамлет  Адамян,  светило  прикладной  аэрологии,
громадный, пузатый и  всегда  грустный.  В  его  кличке  не  крылось  ничего
обидного, прозвища здесь давали по своим законам, и, не  придись  Адамян  ко
двору, будь он нелюбим, его окрестили бы Грандом или Лордом.
   - Полковник аэрологии Панарин, заместитель директора по летным  вопросам,
- доложил Нахманович и на цыпочках смылся в угол.
   - Ага, - сказал краснолицый седой мужик с золотой звездочкой Героя  Науки
на лацкане, грохнул кулачищем по столу и заорал:
   - Вы это что тут  творите?  Молчать!  Зажрались?  Погоны  надоели?  Наука
надоела? Вам бы показать, на чем мы трюхали над Вундерландом и  возвращались
- вы б в штаны наделали, щенки! А вы? Вам дают  суперсовременную  технику  и
аппаратуру, а вы ее гробите, салаги! И людей гробите! Молчать,  ефрейтор!  В
дерьмовозы загоню! Распустились! Водку жрете? Шлюх развели? Молчать, говорю!
Да как вы смеете, паршивцы, гробиться на такой технике? Нам  бы  ее  в  свое
время - мы бы черта с рогами добыли! А вы? Молчать! Лиха не хлебали!
   - Так точно! - рявкнул Панарин.
   - Унять своих паразитов! Привести в божеский вид!
   - Так точно! - рявкнул Панарин, поедая  его  глазами.  -  Будет  унято  и
изжито!
   - Тихон, ты не помнишь, кого и за что в тридцать пятом на год турнули  из
Поселка? - спросил другой  седовласый,  сухопарый  и  вальяжный,  с  золотой
звездочкой же. Громадный краснолицый Тихон фыркнул и отвернулся.
   - Молодой человек, - сказал  сухопарый  Панарину.  -  У  каждого  из  нас
найдется  в  прошлом  немало  э-э..,  эскапад  разного  рода.  Скрывать  это
бесполезно, потому что вы все равно докопаетесь - знаю я, что такое фольклор
Поселка... Не о том разговор. Бог с ней, с водкой, Бог с ними, со шлюхами  -
не мы это выдумывали, не нами заведено, не  нам  и  запрещать...  Вы  только
постарайтесь работать без смертей. Это не так легко, но вы постарайтесь.
   - Так точно! - рявкнул Панарин. - Есть постараться!
   - И больше думайте о моральном облике, - встрял  третий,  седой,  но  без
звездочки. - До нас доходят слухи,  анонимки  и  докладные...  Чего  вам  не
хватает? Кафе-мороженое вам построили, аттракционы купили за валюту в Токио,
кино показывают, произведениями  Президента  Всей  Науки  полна  библиотека.
Природа вокруг такая... А вы?
   - Так точно! - рявкнул Панарин. - Будет изжито!
   - Мы все понимаем, полковник, - повернулся к Панарину тот, сухопарый. - И
помним все - что до сих пор не нашли тех троих в гондоле ?Италии?, и самолет
Леваневского, что Марс пока не досягаем. Какой-то процент потерь неизбежен -
Рихман, Роберт Скотт, Богданов... Но все  равно  постарайтесь  работать  без
смертей.
   - Так точно! - рявкнул Панарин. - Есть постараться без смертей!
   - Можете идти.
   - Служу  Науке!  -  рявкнул  Панарин,  повернулся  через  левое  плечо  и
промаршировал к выходу.
   Потом вызывали барометрического лейтенанта, потом обоих сразу  научников,
потом  всех  вытурили,  и  комиссия  стала  заседать.  Научник   сбегал   за
сверхчутким микрофоном, и все четверо сгрудились у двери, но доносились лишь
отдельные реплики.
   - ..Так вы за то, чтобы заранее выводить процент потерь? Что за  похабная
мысль, милостивый государь! Дерьмовая концепция!
   - ..за идеализм давно уже не  сажают,  к  вашему  сведению.  И  идеализма
самого нету. Может, сохранился кое-где на Западе, там разлагаются...
   - Тихон, ну, а кто у меня в тридцать шестом увел ту практикантку чуть  не
с подушки? И в рейд не вышел?
   - Так время другое было. Суровое время. Сложное.
   - Ишь ты, оглоед...
   - ..и не трогайте моих пилотов!
   - ..риск...
   - ..цели...
   - ..средства...
   - Истребители! Сам Президент...
   - Ага, и авианосцы...
   - Коллеги,  мы  поучаем  молодых,  потому  что  завидуем  -  сами-то  уже
истаскались, и  печень  болит,  и  агрегат  полшестого  показывает.  Тебе  б
сбросить лет тридцать, ты бы сам прижимал этих кисочек в мини, генерал, ваше
степенство. Нет, Тиша?
   - ..познание всегда требовало жертв, и брало их, между прочим, независимо
от наших благих желаний и наших возможностей...
   - ..но как сворачивали у ангаров, та рыженькая - ох и ах, где  мои  сорок
лет...
   - ..хоть не возите им вермут, на базе - море болгарского сухача...
   - ..слишком легко объявить Шалыгана  вышедшим  в  тираж  шизофреником.  А
помнишь, в тридцать девятом, рейд ?Омега?? Ты же исключительно благодаря ему
звезду таскаешь, диабетик красномордый...
   - ..где я вам найду сюда путных баб? Все равно со временем научатся...
   - ..и  не  стоит  с  таким  оптимизмом,  прямо-таки  щенячьим  восторгом,
простите, твердить о работах Мейсена и Кардовского. Последний  рейд  доказал
лишь несколько частностей. Теорема в целом остается...
   - ..не трогайте моих пилотов, святые не идут в кочегары!
   - ..насчет восемнадцатой трассы - нужно срочно что-то делать...
   - ..и если ты еще одну анонимку шкрябнешь - выкину из Поселка и из науки!
   - ..к вопросу о диссертации Попова - она написана человеком,  понятия  не
имеющим о базисной топологии.
   Панарин любил и уважал их. Они были легенда, история  науки  во  плоти  и
крови, свершениях и грешках. Все они  понимали,  все  неписаные  законы  они
знали получше писаных. А потому не было нужды в лишней болтовне.  Вундерланд
существует, и точка...
   Панарин без особой охоты пообедал в кафетерии на втором  этаже,  стараясь
не вспоминать о  Клементине.  Он  наблюдал  в  окно,  как  рассаживаются  по
лимузинам старики из легенды,  мамонты  славных  и  жестоких  лет.  Вереница
длинных черных машин проплыла по Площади имени Покорения  Антимира,  исчезла
за углом. Панарин посидел  еще  немного  и  спустился  вниз.  Жизнь  Поселка
понемногу входила в нормальный ритм. Динамики ревели:


   Стоял весенний месяц март,
   Летели с юга птицы.
   А в это время Бонапарт
   Переходил границу!

   Завхоз Балабашкин, облапив фонарный столб, декламировал етуу Хафиза. Двое
его молодцов сноровисто переворачивали вывеску более привычной стороной, где
было написано ?Бар у Трех  Углов?.  Третий  вытирал  о  смокинг  замасленные
ладони и орал, попинывая тот самый сложный агрегат:
   - Ванька! Так куды эту гниду? В четвертый?
   Панарин пересек  площадь  и  остановился  перед  доской  объявлений,  где
красовались три свежеотпечатанных приказа.
   В первом заместителю по летным вопросам  полковнику  Панарину  за  гибель
одного из пилотов объявлялся строгий выговор с занесением, и ровно на  месяц
запрещалось ношение Большого Креста Познания.
   Во втором приказе сообщалось, что результаты рейда ?Гамма?,  проведенного
три недели назад при личном участии и под командованием полковника аэрологии
Панарина, превзошли всякие ожидания и  дали  весьма  ценные  для  нуклеарной
биологии и краниологической гидрологии  данные.  В  связи  с  чем  полковник
Панарин, капитаны С. Босый и К. Крымов, старшие  лейтенанты  Л.  Шамбор,  К.
Бонер (посмертно) и Р. Славичек  указом  Президента  Всей  Науки  награждены
орденами Бертолвда Шварца первой степени.
   Третьим приказом всему летному, научно-техническому и инженерному составу
Поселка в целях  морального  оздоровления  предписывалось  трижды  в  неделю
посещать кинотеатр, четырежды в неделю - новооткрытый  магазин  ?Молоко?,  а
также прочитать брошюры профессора В. Б. Пастраго ?О вреде  пьянства?  и  ?О
вреде  безалаберных  половых  отношений?.  Каковые  брошюры  каждый   обязан
получить у Балабашкина под расписку. Кроме того, сообщалось, что  вечером  в
Поселок прибудет для прочтения лекции сам профессор  В.  Б.  Пастраго.  И  в
заключение  строго  запрещалось  после  употребления  алкогольных   напитков
обижать поселковых животных, красть из лабораторий и террариумов  подопытных
животных, летать на самолетах за пивом  на  ?материк?  и  пугать  пистолетом
предместкома Тютюнина. Нарушителям вышеизложенных  запретов  грозил  широкий
ассортимент кар - лишение месячной премии, временное лишение орденов, неделя
с метелкой и назначение на полгода грузчиком в магазин ?Молоко?.
   Повсюду  толпились  кучки  аборигенов,  обсуждавших  за  бутылкой  третий
приказ. Балабашкин уже выписывал  по  площади  синусоиды  и  щедро  раздавал
брошюры профессора В. Б. Пастраго, которые возил за ним на тележке грузчик в
драном и мятом смокинге. Прошел слух, что в новооткрытом  магазине  ?Молоко?
стоят за прилавком пятеро молоденьких  продавщиц,  только  что  прибывших  с
?материка?, и все ринулись покупать простоквашу.
   - Ну и как настроение?
   Панарин обернулся - рядом возвышался Адамян Гамлет Багратионович, больше,
чем когда-либо напоминавший сейчас унылого слона.
   - Настроение - как всегда.
   - Мальчик, и тем не менее у меня впечатление, будто ты в последнее  время
сдал...
   - Это трудно объяснить, - сказал Панарин. -  И  началось  это  не  вчера.
Правда, вчера я говорил с Шалыганом...
   - Понятно. И ты думаешь, что ты первый, кого он  смутил  рассуждениями  о
лодках и верблюдах? А ты способен бросить штурвал и пересесть  на  верблюда?
Ну-ка, представь, ярко, объемно, в цвете!
   Панарин отрицательно мотнул головой.
   - То-то, - сказал Адамян, генерал-полковник аэрологии, славный  альбатрос
в прошлом. - Где-то сейчас сидят за партами те, кто, быть  может,  проплывет
по Реке. Только к нам это не имеет никакого отношения. Узкая специализация -
девиз наших гербов, бремя наших горбов... Мы навсегда прикованы к  штурвалу,
для нас всегда будут только самолеты.
   Они помолчали. Динамики Главной Диспетчерской  выплескивали  рев  пьяного
дуэта:


   Тихо лаяли собаки
   В затухающую даль.
   Я явился к вам во фраке,
   Элегантный, как рояль...

   - Менестрели... - поморщился Тарантул.  -  Тим,  все  полеты  на  сегодня
отменены. Пойдешь только ты.  Звеном.  По  маршруту  бонеровской  ?семерки?.
Нужно посмотреть, что там...
   - Людей подбираю сам?
   - А когда это я вмешивался в твои дела?
   Адамян ткнул его кулаком в плечо, неуклюже повернулся и  пошел  к  зданию
дирекции, оплывший старый фанатик аэрологии, сумевший одиннадцать лет  назад
дотянуть до полосы то, что осталось от  самолета  да  еще  ухитрившийся  эти
лохмотья посадить. С тех пор - в воздух даже пассажиром нельзя...
   К Панарину валила толпа  пилотов.  Они  мимоходом  распихивали  по  урнам
бутылки со сметаной, галдели и чертили ладонями в воздухе нечто напоминающее
то ли фигуры высшего пилотажа, то ли женские формы.
   - Адмирал! - заорал Леня, истово салютуя Панарину  молочной  бутылкой.  -
Честь   имею    доложить:    новоприбывшее    женское    пополнение    путем
визуально-дистанционного   осмотра   и   психологического   экспресс-анализа
признано ласковым и сговорчивым. Несомненно слабы на передок-с!
   - Вольно, - сказал Панарин. - Господа Альбатросы,  диспозиция  следующая:
идем в Вундерланд по тропе ?семерки?. Веду  я.  Со  мной  Сенечка  на  своем
драндулете и Леня со Стрижом на ?Сапсане?. Шагом марш!
   Кто-то громко присвистнул, но ему тут же нахлобучили фуражку на нос.

***

   - Может быть, когда-нибудь пойму, что заставляет вас идти на риск сломать
свои элегантные шеи.
   - Когда поймете, скажете нам. Для нас самих это тайна.
   Д. Френсис

   Видимость оказалась идеальная, какую и сулили метеосводки. Панарин тысячу
раз проникал сюда, но всегда это было как первая сигарета,  первая  женщина,
первый  синяк  под  глазом,  первый  орден.  Потому  что  Вундерланд  -  это
Вундерланд, аминь, господа альбатросы...
   А меж тем внизу не наблюдалось ровным счетом ничего чудесного. Внизу была
Река, широкая и спокойная, были желтые песчаные отмели, кое-где пересеченные
полосами гальки. И пышный березовый лесок. И буро-зеленые, не знавшие  плуга
поля.
   - Между прочим, - сказал Сенечка Босый. - Я тут пролетал позавчера, и  не
было здесь никакой рощи. Солончак красовался самого паскудного облика.
   - Ты когда перестанешь удивляться?
   - Да сам знаю, и все равно...
   - Разговорчики, - сказал Панарин.
   - ?Омутки? пошли, альмиранте.
   - Ага. Фиксирую.
   - Вниз, на третий коридор.
   - Есть третий коридор.
   Стайка небольших овальных водоворотиков плыла  против  течения  навстречу
самолетам. Их видели тысячу раз и давно знали, что никаких живых существ там
нет. Просто водоворотики, плывущие против течения...
   - ?Сапсан?, съемка.
   - Есть.
   - Болометр в дело.
   - Есть. Расхождений с прежними данными не вижу.
   - А вот кавитация какая-то странная. Я таких пузыриков никогда прежде  не
видел.
   - Я тоже. Новенькое что-то. Альмиранте, ваши указания?
   - Сенечка, пошел, - сказал Панарин. - Анализ всеми бортовыми  средствами,
на вертикалках зонды вниз.
   - Есть.
   Сенечкин ?Мерлин?, заваливаясь на крыло, скользнул влево  и  вниз,  замер
винт - Сенечка врубил сопла вертикальной тяги, завис над ?омутком?,  и  вниз
брызнули тонкие струйки дыма - пошли зонды.
   - Пишет, сучья лапа. Интересные кривулыси.
   - Точнее.
   -  Эффект  Мейсена.  Похоже,  Кардовский  со  своим  ирландцем  были-таки
правы...
   - Довольно, - сказал Панарин. - Изменение цвета воды мне  не  нравится...
Сеня, вверх!
   Вода взвихрилась, и пяток смерчиков рванулись  к  самолету,  но  ?Мерлин?
метнулся вверх быстрее, и  синие  прозрачные  щупальца  опали,  вновь  стали
спокойной водой.
   - Назад, - сказал Панарин. - В прежнем  ордере.  Не  расслабляться,  быть
предельно внимательными.
   - Ну кого ты учишь, бугор? Не девочки ведь. ?Знаю?, - подумал Панарин,  и
тем не менее назойливо всплывают в  памяти  имена  тех,  кто  позволил  себе
расслабиться, когда заворожила магия прекрасных слов  ?обратный  путь?.  Все
они - под пропеллерами, и большинство из них лежат там в виде  символических
урн, не содержащих и одной подлинной молекулы усопшего...
   - Внимание, альмиранте, - сказал летевший слева Сенечка. - Заметил  слева
от меня что-то новое. Когда мы шли вглубь, этого не было.
   Панарин тоже увидел нечто поблескивающее, серебристое, льдисто-мерцающее,
протяженное; угадал вопрос Сенечки, прозвучавший в наушниках двумя секундами
позже:
   - Посмотрим?
   А если и бонеровская ?семерка? вот так -  летели  назад,  заметили  нечто
новое, расслабились чуточку, свернули... Нет?  Здесь,  в  этом  месте,  если
верить приборам ?семерки?, они не сворачивали, но разве можно быть уверенным
в чем-то, находясь над Вундерландом?
   - Хорошо. Пошли. Волчьей  цепочкой  -  след  в  след.  Больше  всего  это
напоминало холодные и прекрасные сады Снежной Королевы, хотя  никто  из  них
там не был и сравнивать не мог. Просто - именно так сады те, существуй  они,
обязаны были выглядеть. Гигантское поле сверкающих  серебристых  кристаллов,
друз, сталактитов, дикое и прекрасное разнообразие форм, радужная игра света
на плоскостях и гранях, хаотический и чудесный лес,  выращенный  для  забавы
скучающим волшебником в одночасье...
   - Я хочу туда, - странным, не своим голосом пробормотал Сенечка. - Я туда
пойду, там красиво, хорошо и спокойно...
   - Вверх! - заорал Панарин. - Все вверх, прочь, прочь на пределе! Уходим!
   Он тоже ощутил смутное желание отжать штурвал  и  лететь  туда,  вниз,  к
радужным сполохам и серебристому  сверканию,  где  тишина  и  покой,  мир  и
порядок, где смерти нет, все довольны и веселы.., но самолеты уже  уносились
прочь, к появившимся на горизонте синим вершинам, границе Вундерланда.
   - А собственно, почему мы решили, что оно враждебное? - спросил  Леня.  -
Только потому, что оно звало нас?
   - Поди  ты,  потом...  -  проворчал  Панарин.  Желто-зеленое  поле  внизу
взвихрилось   вдруг,   выстрелило   вверх   навстречу   самолетам    мириады
ослепительно-зеленых шариков, И Панарин кожей, шкурой, всем телом  и  каждым
нервом ощутил, как машина прорубается сквозь эту непонятную,  никем  до  сих
пор не наблюдавшуюся завесу, как рассекает винтом,  разрезает  крыльями  эти
крохотные зеленые шарики, и они лопаются, взрываются, разбрызгиваются...
   Зеленая пена текла по фонарю кабины. Полагаясь  исключительно  на  чутье,
Панарин повел машину вверх. Связь работала, он слышал ведомых, и они слышали
его, уходили вверх по его приказу, а проклятая каша,  пена  чертова  все  не
кончалась.
   Кончилась наконец. Солнце ударило в глаза, и они увидели, что  летят  уже
над  нормальной  землей,   за   рубежами   Вундерланда.   Панарин   взглянул
вправо-влево и охнул: синий дюраль  плоскостей  медленно  расползался,  тек,
таял, словно брошенная на раскаленные угли полиэтиленовая пленка.
   - Винту хана! - крикнул Сенечка.
   Сенечкин ?Мерлин? был цел и невредим,  если  не  считать  мотора  -  винт
вместе с куском капота словно аккуратно  отрезали  неким  сверхъестественным
ножом, не оплавив и не деформировав металла. ?Мерлин? пошел вниз по  отлогой
кривой.
   - Прыгай, черт! - крикнул Панарин, заранее зная, что его приказ останется
невыполненным.
   - Шиш, адмирал! А пленки? Записи? Спланирую, ни хрена!
   - У меня все нормально, - доложил Леня.  -  Повреждений  никаких,  машина
подчиняется управлению. Тим, ты весь зеленым дымишь, обшивка ползет!
   Панарин и сам видел -  от  крыльев  и  мотора  вертикально,  несмотря  на
предельную скорость, сопротивление воздуха, вертикально, будто дым из труб в
зимний безветренный день,  струился  бледно-зеленый  туман,  обшивка  таяла,
обнажая каркас.  Но  высоту  машина  держала,  и  мотор  работал,  и  фонарь
держался. Пока что.
   - ?Мерлин?, Тим, я Центр! - громыхнул в уши голос Адамяна.  -  Немедленно
покинуть машины!
   - А ты сам когда-нибудь прыгал, генацвале? - раздался  задорный  Сенечкин
тенор. - Планирую, до девятого квадрата дотяну, телега держит, всем привет с
непристойными жестами!
   - Поднять вертолеты! - орал Адамян. - Тревожная группа, в девятый,  алярм
на посадочной полосе! Тим, разрешаю покинуть машину!
   Панарии  молчал  -  некогда  было.  Прыгнуть  нетрудно,  но   упавший   и
взорвавшийся самолет  для  науки  значит  неизмеримо  меньше,  чем  самолет,
посаженный на полосу. Мотор начал-таки капризничать, и Панарин приложил  все
силы, весь опыт, чтобы удержать в равновесии  дымящий  и  словно  бы  тающий
?Кончар?. Кажется, в такие минуты полагается вспоминать жизнь от колыбели до
сегодня, грехи и успехи, заблуждения и победы. И все такое прочее, вплоть до
Клементины. Но времени на глупости  не  было.  Панарин  отчаянно  боролся  и
добился своего - мотор заглох, когда до полосы оставался, в принципе, мизер.
Панарин планировал, окруженный белесо-зеленым облаком дыма,  сквозь  которое
он все же смутно  видел  несущиеся  навстречу  машины,  отчаянно  завывавшие
разноголосыми сиренами.
   Самолет коснулся полосы. Закрылки не выпускались, элеронов, кажется,  уже
не было,  ?Кончар?  несся  по  бетонке  и  никак  не  мог  остановиться.  Не
колеблясь, Панарин рванул рычажок,  втянулись  все  три  колеса,  и  самолет
поволокло  по  бетонке  на  брюхе.  Ощущение  было  такое,  словно   Панарин
собственной задницей со всего размаху хряпнулся о полосу, нестерпимо  мерзко
ляскнули зубы, молниеносная боль пронзила позвоночник и темя, но самолет уже
остановился, и все кончилось. Панарин откинул фонарь,  выпрыгнул  и  побежал
подальше от самолета.
   Отбежав метров двадцать, остановился и оглянулся.  ?Кончар?  уже  накрыли
колпаком, и автогенщики приваривали его к бетону. Самолета  почти  не  видно
было за клубами дыма. Панарин пожал плечами, дружески сделал ручкой молодцам
из спасательных служб и направился к Главной Диспетчерской.  Динамики  орали
над головой:


   Добрый вечер, тетя Хая, ой-ей-ей!
   Вам привет от Мордехая, ой-ей-ей!

   На лавочке грузно сидел  Адамян  Гамлет  Багратионович,  а  на  соседней,
косясь в его сторону, д