оялось
оказаться самоуправцами и нарушителями  закона  и  нажить  бед,  если  о
самочинном законодательстве станет известно в центре. Во время одного из
таких совещаний кто-то сообщил новость, что воры уже дважды  похищали  у
Ганса часть теста. Воры были, по-видимому, совестливые,  так  как  брали
только не более тридцати граммов.
   - Нашлись же умные люди, - сказал Фриц. - Я бы даже это и  кражей  не
назвал. Тесто не может принадлежать одному человеку, я давно твержу это.
   После того как Людвиг узнал о краже теста, у  него  твердо  засела  в
голове мысль похитить у Ганса кусочек чудесного теста.
   В одну темную ночь он захватил с собой веревку и отправился к  маяку.
Ему удалось закинуть  веревку  с  узлом  на  конце  в  одну  из  стенных
расщелин, подтянуться на руках и влезть в комнату, где хранилось  тесто.
Когда он протянул руку впотьмах к той полке, на  которой  стоял  горшок,
неизвестное существо бросилось на него с необычайным криком и исцарапало
ему лицо и руки. Людвиг от неожиданности  вскрикнул,  отступил  назад  и
свалился вниз по лестнице. На шум вышел Ганс с фонарем в руке.
   - Что ты тут делаешь, Людвиг? - спросил старик.
   - Я... Я хотел накрыть вора, который крадет у  тебя  тесто.  Но  это,
наверное, сам черт. Он исцарапал мне все лицо своими когтями.
   В черта, впрочем, Людвиг не верил и потому предложил  Гансу  пойти  в
верхнюю комнату с фонарем и осмотреть ее.
   Когда они поднялись наверх, то увидали большого черного кота, который
сердито ворчал на них.
   - Вот так вор! - удивился Людвиг. - Неужели и кошки  находят  вкус  в
этом тесте? - И с горечью подумал: "Они небось не  считаются  с  глупыми
законами". Но едва  не  попавшись  на  месте  преступления,  он  уже  не
повторял попытки украсть  тесто.  Впрочем,  дело  скоро  приобрело  иной
оборот.
   Ганс был обеспечен хлебом и не голодал. Но, у него  свалились  с  ног
сапоги, ветхая одежда расползалась на пополневшем теле, он не имел дров,
и ему приходилось мерзнуть в своем полуразвалившемся маяке.  Словом,  он
оставался нищим, хотя и сытым нищим.
   Этим  воспользовались  деревенские  богатей.  Они  начали   наперерыв
искушать его продать им тесто за сапоги, новую шубу, дрова.  Ганс  долго
крепился и не поддавался  этим  искушениям.  Однако,  когда  в  середине
декабря наступили сильные морозы, он  не  удержался  и  начал  торговать
тестом. Сам он уже достаточно отъелся, старческий организм  не  требовал
много. Ганс не съедал  за  день  половины  теста,  и  у  него  оставался
небольшой излишек. Этот излишек он и пускал в торговый оборот,  продавая
каждый день кому-нибудь  часть  теста.  На  покупку  теста  установилась
очередь. Чем дальше шла торговля, тем больше охватывал Ганса дух наживы.
Он запрашивал все большую цену, торговался, как ростовщик.  Его  ругали,
но платили. Нельзя же отстать от других.
   У Ганса появилась настоящая страсть к наживе. Он даже  уменьшил  свой
дневной паек, чтобы расширить торговлю, и несколько похудел. Зато у него
появились тяжелые сундуки, набитые шубами и кафтанами, в  камине  пылали
большие поленья дров, а в маленьком сундучке под кроватью  росли  стопки
денег. За каких-нибудь два месяца Ганс сделался самым богатым  человеком
в деревне.
   Он даже помолодел от привалившего счастья. Теперь  он  начал  бояться
смерти и, опасаясь, как бы старый маяк в самом  деле  не  раздавил  его,
купил новенький домик, перебрался туда и нанял служанку, чтобы она  мыла
ему белье, ухаживала за хозяйством и варила кофе, который он  пил,  "как
настоящий богач", подражая пастору соседнего села, пившему по утрам кофе
со сливками. Ганс выписал  себе  из  города  радиоприемник  с  комнатным
громкоговорителем,  целый  день  сидел  в  удобном   кресле,   попыхивал
трубочкой и с самодовольной улыбкой слушал, что делается на белом свете.
Его даже не мучила совесть. Когда  изредка  он  вспоминал  о  профессоре
Бройере, то думал: "Что же плохого я сделал? Профессор накормил,  но  не
одел меня. Притом надо думать и о других. Несправедливо, в  самом  деле,
одному владеть тестом".
   Рыбаки также были довольны. Правда,  теста  было  маловато.  К  тесту
приходилось добавлять  хлеб  и  рыбу.  Но  все  же  тесто  было  хорошим
подспорьем в хозяйстве. Только  несколько  бедняков  не  имели  средств,
чтобы купить теста. Один из них, наслушавшись речей о том,  что  "вечный
хлеб" должен быть общим достоянием, попытался было  осуществить  это  на
практике, запустив руку в банку с тестом, стоявшую случайно  в  открытом
чуланчике, но был пойман на месте, избит хозяином,  богатым  рыбаком,  и
предан суду за кражу. К его удивлению, все рыбаки, купившие тесто,  были
крайне возмущены его поступком. Он пытался оправдываться, повторяя их же
слова об общем достоянии. Но ему никого не удалось убедить.
   - Когда тесто будет раздаваться, - отвечали ему, - тогда оно и  будет
общим достоянием. Как же ты хочешь силой и даром получить то, за что  мы
платили деньги? А ты знаешь, что такое для нас деньги? Это тяжелый  труд
рыбака, полный опасностей. Ты не тесто украл, а наш труд.
   И вор был осужден со всей строгостью  закона.  Впрочем,  в  приговоре
деревенские судьи не писали, какое он украл тесто.  Рыбаки  все  ж  таки
сохраняли тайну "вечного хлеба" в пределах своей  деревни.  Им  хотелось
жить лучше соседних деревень. Притом они надеялись, что  профессор  всех
их скоро наделит тестом вдоволь. И они скрывали от Бройера покупку хлеба
у Ганса. Однако профессору скоро стало известно все. И не только ему.
   Однажды Бройер сидел в своей лаборатории, когда ему сказали, что  его
ждет  какой-то  молодой  человек,  "прилично,   по-городскому   одетый".
Профессор поморщился. Он не любил, чтобы ему мешали работать. А тут  еще
городской костюм неизвестного посетителя.
   - Скажите, что меня нет дома, - ответил он слуге Карлу.
   - Я говорил. Молодой  человек  ответил,  что  он  подождет,  пока  вы
вернетесь.
   - Скажите в таком случае, что я сегодня  не  вернусь,  -  раздраженно
ответил Бройер и углубился в занятия.
   На другое утро слуга Карл доложил, что пришел вчерашний посетитель  и
вновь просит принять его. И слуга протянул визитную карточку.
   Профессор, видя, что ему не  отделаться  от  назойливого  посетителя,
вздохнул и вышел в  гостиную.  Навстречу  ему  поднялся  бритый  молодой
человек с большими круглыми очками  на  носу,  одетый  с  преувеличенной
элегантностью.
   - Простите, дорогой профессор, - быстро заговорил посетитель, - что я
нарушил ваше уединение...
   - Я очень занят и могу уделить  вам  не  более  пяти  минут,  -  сухо
ответил профессор.
   - Я вас не задержу. Я - корреспондент берлинской газеты... -  молодой
человек назвал одну из  крупных  газет.  Профессор  недовольно  крякнул,
узнав, что  имеет  дело  с  корреспондентом.  -  Редакция  поручила  мне
побеседовать с вами по поводу вашего величайшего изобретения...
   - Какого изобретения? - насторожился Бройер.
   - Изобретения "вечного хлеба", разумеется. Ведь это  открывает  такие
грандиозные перспективы...
   - Как, и вы о "вечном хлебе"? - крикнул профессор, весь побагровев. -
Откуда вы взяли? Все это глупости, праздная болтовня. Никакого  "вечного
хлеба" я не изобретал.
   Молодой человек выслушал эту горячую  речь  с  улыбкой,  которая  еще
больше раздражила профессора.
   - Уважаемый профессор, - ответил он, - мы не смели  бы  проникнуть  в
тайны вашего творчества, если бы их не  открыл  нам  случай.  Это  вышло
помимо нас.
   -  Какой  случай?  -  спросил  профессор,  чувствуя,  что  его  тайна
действительно раскрыта.
   - Вы дали в виде опыта часть "вечного  хлеба",  или  теста,  как  его
называют, старому рыбаку Гансу. Ганс начал торговать этим  хлебом  среди
своих односельчан...
   - Не может быть! - вскричал профессор.
   - Увы, это так. Он не оправдал вашего доверия. Одна из жен рыбаков не
утерпела и послала  кусочек  теста  в  соседнюю  деревню  своей  бедной,
больной матери. Вторая дочь этой  матери,  живущая  с  ней,  написала  о
чудесном тесте своему брату в Берлин. А этот брат - какая счастливая для
нас случайность! - служит в нашей редакции рассыльным.
   - Какая несчастная для меня случайность! - тихо проговорил профессор.
   - Таким образом, наша газета узнала первая об  изобретении,  которому
суждено  перевернуть  мир.  Новость  была   столь   ошеломляющей,   что,
признаться,  мы  не  поверили   словам   нашего   курьера   и   редакция
командировала меня на место, чтобы проверить все.
   Всякие отпирательства были бесполезны. Профессор понурил голову.
   - Продолжайте.
   - На месте я узнал, правда прибегнув к некоторой  хитрости,  что  все
действительно  так  и  есть,  как  говорил  рассыльный.  "Вечный   хлеб"
существует в природе.
   Бройер порывисто подошел к молодому человеку и крепко сжал ему руку.
   - Послушайте, - задыхаясь,  сказал  он,  -  я  очень  прошу  вас,  не
сообщайте  ничего  в  газетах.  Опыт  еще  не  окончен,  и  его   нельзя
разглашать... Это может наделать  неисчислимые  беды.  Обещаю,  даю  вам
слово, что вы первые узнаете о  моем  изобретении,  когда  я  найду  это
своевременным. Я сам напишу вам об этом.
   Молодой человек с участливой улыбкой  на  лице  отрицательно  покачал
головой.
   - К сожалению, это невозможно, дорогой профессор. В газете  уже  была
помещена заметка. Не  могли  же  мы  ожидать,  пока  такую  сенсационную
новость перехватят другие газеты!
   - Вам все только бы сенсации, - с горечью  проговорил  Бройер.  -  Ну
напишите другую заметку, что  при  проверке  на  месте  слухи  оказались
вздорными.
   - Теперь уже поздно. Сюда наедут другие  корреспонденты.  Впрочем,  я
поговорю с редактором и сделаю все, что возможно. Но услуга за услугу. Я
просил бы вас сообщить мне хотя бы краткие сведения  о  сущности  вашего
изобретения. Не для немедленного опубликования, а на  тот  случай,  если
потушить это дело не удастся. Чтобы, по крайней  мере,  в  нашей  газете
первой появились кое-какие подробности об этом изобретении.
   Бройер   прошелся   в   волнении   по   комнате.   Желая    задобрить
корреспондента, он решил удовлетворить его просьбу.  И  начал  говорить,
как перед аудиторией, невольно воодушевляясь,  а  корреспондент,  открыв
блокнот и вынув вечное перо, записывал речь профессора стенографически.
   - Как вам,  вероятно,  известно,  мысль  о  создании  "искусственного
хлеба", изготовляемого в лаборатории, давно занимала ученых. Но все  они
шли неверным путем, пытаясь решить  вопрос  исключительно  силами  одной
химии.
   Химия - великая наука и великая сила,  но  каждая  наука  имеет  свои
пределы. Если бы даже химикам удалось, скажем, получить белок химическим
путем, а рано или поздно это, конечно,  будет  достигнуто,  то  проблема
питания еще не будет разрешена. Первый  вопрос  -  практический.  Ученым
удалось получить золото  химическим  путем,  осуществить  мечту  древних
алхимиков  о  превращении  неблагородных  металлов  в  благородные.   Но
стоимость добывания грамма золота лабораторным путем во много  превышает
рыночную стоимость того же грамма обыкновенного золота. Научно - великое
открытие, практически - нуль. Второе - это то, что  для  нашего  питания
требуются не только белки, но и углеводы и жиры. Создать  химически  все
необходимое для питания организма - разрешимая, но чрезвычайно  трудна!!
задача при современном состоянии наших знаний. И  я  решил  призвать  на
помощь биологию. Живые организмы - та  же  лаборатория,  где  происходят
самые изумительные химические процессы,  но  лаборатория,  не  требующая
участия человеческих рук. И я уже много десятков лет  тому  назад  начал
работать над культурой простейших организмов,  пытаясь  вырастить  такую
"породу", которая заключила  бы  в  себе  все  необходимые  для  питания
элементы. Эта задача была выполнена мною успешно ровно двадцать лет тому
назад.
   -  Двадцать  лет!  И  вы  молчали  о  ней?  -  удивленно   воскликнул
корреспондент.
   - Да, молчал, потому что этим разрешалась только половина  дела.  Мои
простейшие представляли великолепное  кушанье.  Как  одноклеточные,  они
размножались простым делением и в этом смысле представляли тоже  "вечный
хлеб". Но чтобы поддерживать их "вечную" жизнь, требовался большой  уход
за ними, требовалось особое питание. А это обходилось  не  дешевле,  чем
выращивать, скажем,  свиней.  Словом,  мое  лабораторное  золото  стоило
дороже, чем обыкновенное. И последние  двадцать  лет  я  посвятил  тому,
чтобы найти такую культуру простейших, которая не требовала  бы  никаких
забот и расходов на "кормление".
   - И вам удалось это?
   - Удалось. Но,  повторяю,  опыты  не  закончены.  Вот  почему  я  так
настоятельно прошу повременить немного с их опубликованием.  Я  нашел  и
вывел искусственным подбором такую  "породу"  простейших  одноклеточных,
которые добывают все  необходимое  им  для  питания  непосредственно  из
воздуха.
   - Из воздуха! - снова не удержался от восклицания молодой человек.  -
Но какое же питание может дать воздух? Воздух состоит только из азота  и
кислорода...
   - И аргона, и водорода, - продолжал профессор, - и неона, и криптона,
и гелия, и ксенона. Но кроме  этих  постоянных  элементов,  в  атмосфере
находятся еще в переменном  количестве  водяные  пары,  углекислый  газ,
азотная кислота, озон,  хлор,  аммиак,  бром,  перекись  водорода,  йод,
сероводород, хлористый натрий, эманация радиоактивных элементов - радия,
тория и актиния,  затем  неорганическая  и,  заметьте  себе  хорошенько,
органическая  пыль  -  бактерии.  А  это  уже  "мясо".  Не  правда   ли,
хорошенькая кухня?
   Корреспондент  даже  бросил  писать  и  с   удивлением   смотрел   на
профессора. Молодой человек никогда не думал,  что  воздушная  "пустота"
имеет такой сложный состав.
   - Правда, не все в этой воздушной кладовой съедобно в сыром виде.  Но
мои простейшие берут то, что надо, перерабатывают в  своем  организме  и
изготовляют нам великолепное блюдо.
   Профессор увлекся и еще долго говорил бы, если бы  корреспондент  сам
не прервал его речь. Молодому  человеку  не  терпелось.  Он  вскочил  со
стула, спрятал записную книжку и начал бегать  по  комнате,  ероша  свои
волосы.
   -  Изумительно,  непостижимо!  Ведь   это   новая   эра   в   истории
человечества. Нет больше голода, нет бедности, нет войн,  нет  классовой
вражды...
   - Хотелось, чтобы это было так, - сказал профессор. - Но я  не  питаю
таких надежд. Люди всегда найдут, из-за чего ссориться. Кроме хлеба,  им
нужна одежда, и дома, и автомобили, и искусство, и слава.
   - Но все-таки это грандиозно! Но как  вы  думаете  использовать  ваше
изобретение?
   - Разумеется, я не стану спекулировать этим хлебом, как Ганс. "Вечный
хлеб" должен быть общим достоянием.
   - О, разумеется! Вы не только ученый. Вы прекрасный человек. Вы.., вы
- благодетель  человечества!  Позвольте  пожать  вашу  руку.  И  молодой
человек крепко пожал руку Бройера.
   - Так помните же о вашем обещании, - сказал на прощание профессор.
   - О, разумеется! Сделаю все возможное и невозможное.
   И он выбежал из комнаты.
   "Какие перспективы! - думал он, спеша на  пристань.  -  И..,  сколько
строк, сколько можно написать статей, какие гонорары заработать..."
   А профессор Бройер сидел в своем кабинете над  тиглями  и  колбами  и
думал о том, какие неприятности ждут его еще впереди.

Глава 4

КОРОЛИ БИРЖИ

   В читальном зале  Коммерческого  клуба  было  тихо.  В  эту  обширную
комнату, устланную толстыми пушистыми коврами,  не  долетало  ни  одного
звука уличного шума. Мягкий  матовый  свет  падал  на  круглые  столы  с
разбросанными на них  журналами  и  газетами,  зажигал  золото  солидных
переплетов в массивных книжных шкафах, сверкал на стекла" очков солидных
людей, развалившихся в глубоких удобных креслах. Эта  тишина  нарушалась
только шелестом газетных листов,  музыкальным  боем  часов  и  короткими
фразами, которыми изредка перебрасывались посетители. Библиотечный зал -
"самое тихое место в Берлине" - был излюбленным уголком высшей  денежной
знати. Сюда приходили они отдохнуть  "в  своем  кругу"  от  лихорадочной
суеты делового дня; нужно было иметь капитал не меньше  миллиона,  чтобы
проникнуть в стены этого клуба.
   Роденшток, полный, пожилой человек с сонными, заплывшими  глазками  и
ленивыми движениями, -  владелец  большого  завода  сельскохозяйственных
машин - отбросил в сторону  газету,  попыхтел  сигарой  и  вяло  спросил
своего соседа, тонкого, остролицего банкира Кригмана:
   - Вы читали это?.. "Новая  эра  в  истории  человечества.  Величайшее
изобретение. Нет больше голода".
   Кригман молча, движением кошки,  поймавшей  мышь,  схватил  газету  и
быстро пробежал газетную заметку. Отбросив в сторону золотое пенсне,  он
с недоумением посмотрел на Роденштока.
   - Я не совсем понимаю. Это шутка или очередная газетная утка?
   - Боюсь, что это бомба. Бомба страшной разрушительной  силы,  которая
может взорвать всех нас.
   - Но разве это мыслимо? "Вечный хлеб" - химера.
   - Черт возьми, после аэропланов, рентгенов, радио и прочего нам  пора
бы уже привыкнуть к химерам. От этих ученых всего можно ожидать.  Я  уже
наводил  справки.  Увы,  одной  химерой  стало  больше:  "вечный   хлеб"
действительно существует...
   Кригман тем же движением кошки схватил свое пенсне, бросил его на нос
и воскликнул, нарушая тишину священного места:
   - Но тогда ведь это действительно переворот!.. Что  же  произойдет  с
нашим экономическим  строем?  Рабочие,  получив  "вечный  хлеб",  бросят
работать...
   - Рабочие не бросят работать,  -  довольно  грубо  прервал  Роденшток
своего собеседника. Представитель старой, "довоенной"  фирмы,  Роденшток
презирал в душе своего собеседника,  только  недавно  составившего  себе
состояние на спекуляции валютой.
   - Рабочие не бросят работать, - продолжал Роденшток. -  Кроме  хлеба,
им нужно обуваться и одеваться. Цены на хлеб падут, зато поднимутся цены
на промышленные товары. И нужда заставит  их  работать.  Но  пертурбации
действительно могут произойти ужасные. Все цены потерпят колоссальнейшие
изменения.  Сельское  хозяйство  уничтожится.  Крестьянам  нечего  будет
продавать городу, их покупательная способность будет убита. Мы  потеряем
огромный  сельский  рынок.  Это   приведет   к   колоссальным   кризисам
производства,   безработице,   волнениям    рабочих.    Целые    отрасли
производства,  обслуживающие  сельское   хозяйство,   принуждены   будут
совершенно прекратить существование. Кому нужны будут тракторы,  сеялки,
молотилки?  Экономические  потрясения  вызовут  сотрясения   социальные,
революционные. И быть  может,  вся  наша  цивилизация  погибнет  в  этом
катаклизме... Вот что такое "вечный хлеб"!
   Роденшток рисовал все  эти  ужасы  своим  обычным,  спокойным,  вялым
тоном, и это сбивало Кригмана с  толку:  может  быть,  Роденшток  только
шутит?
   Слушая пророчество старого коммерсанта, Кригман то  откидывал  голову
назад, втягивал ее в плечи, то, вытянув тонкую  шею,  выбрасывал  голову
вперед.
   - Что же делать? - спросил он.
   - Уничтожить "вечный хлеб", весь, до последнего  остатка,  -  ответил
Роденшток. И, понизив голос, добавил:
   - А если понадобится, то уничтожить и "пекаря" этого хлеба.
   Теперь Кригман знал,  что  Роденшток  не  шутит.  Старый  коммерсант,
очевидно, все обдумал  и  принял  определенное  решение.  Поэтому  он  и
говорил так спокойно о таких страшных вещах. На душе Кригмана отлегло.
   - А это можно.., уничтожить?
   - Это нужно, и этим решается вопрос.  Уничтожить  всегда  легче,  чем
создать.
   - Но как? В этой газете сообщается, что "вечным хлебом" питается  уже
целая рыбацкая деревушка. Не можем же мы взорвать ее на воздух.
   - Зачем такие ужасы? Мы просто скупим хлеб у  рыбаков.  Эти  люди  не
понимают всей его ценности. Они во всю свою  жизнь  не  видали  в  глаза
кредитного билета в сто