дел только я один, и он всегда был со
мной, а больше ни с кем, ведь у каждого внешний мир всегда
свой, мы только внутри все одинаковые. И это меня убивали
шесть раз в мой первый день фронта. И вот теперь вечером вся
моя рота в полном составе сидела в открытом окопчике полного
профиля на одного человека, а рядом слева и справа были такие
же, как я, Дон-Кихоты, а из-под шлемов Мамбрина виднелись
острые глаза и бесцветные лица, на которых было написано
ожидание танков. [...]

Нас было много, и каждый хотел опрокинуть ту мертвую силу,
которая перла на нас, и пахла бензиновой гарью, сыростью и
кровью.

Я успел еще высыпать патроны в каску и дозарядить диски,
вложить в них запалы поновее, поблестящее, надеть каску,
положить автомат под руку.  И еще я успел закурить. Бумаги у
соседа справа и у соседа слева не нашлось. Сварога мы
раскуривать не стали, потому что вспомнили челюскинцев._
[Речь идет об акварели художника Сварога, которую герой, сам,
кстати, художник, вырвал как-то из книги про челюскинцев и
постоянно носил с собой. И, понятно, она для него что-то
значила. - В.К.] _Мы не пожалели денег на хорошую жизнь и
свернули длинную цыгарку легкого табака из мятой десятки,
которая нашлась у соседа справа. [...]

...впереди, наконец, появились маленькие танки. И я еще успел
подумать о Доске почета на Самотеке, где мы встречались с
Валей, и что у ее волос был вишневый запах. А когда она шла
мне навстречу под мокрыми фонарями, то тень ее на мокром
асфальте была плотней и телесней, чем она сама, и казалось,
что вся она сразу, без поправок, написана акварелью чьей-то
мастерской рукой и у мастера того была просветленная душа.

Поэтому атака немцев захлебнулась, и это я их победил. Потому
что у них были танки, а у меня фонари на Самотеке, убитая
рота, сосед справа, сосед слева, акварель в кармане, которую
мы не раскурили даже перед смертью.А раскурили мы десятку.
Хо, конечно, они захлебнулись!  Мы на это не пожалели
затрат"._

В повести "Этот синий апрель..." главный герой - поэт Гошка
Памфилов, в котором, на мой взгляд, больше всего от
Анчарова-автора, чем от него же в других героях. (Заметьте:
герои трилогии - друзья).

_"...прилично было ответить - да, и тебя уже считают за
человека, и все сидят с горящими глазами и любуются друг
другом.

- А ты? - спросили Гошку.

- А что - я?

- Все насторожились.

- Что -ты? Ты мог бы прыгнуть из окна, если человек, которого
ты любишь...

- А он? - перебил Гошка. - Любит? Этот человек?

- И он любит.

- Как же он меня попросит прыгнуть в окно, если любит?

Все как-то опешили.

- Не в этом дело... - нерешительно сказала вожатая.

Конечно, не в этом дело. Дело было в энтузиазме того сорта,
когда не вдумываются в смысл обещаний. А Гошка этого не понял
и испортил всем настроение.

Он так за всю жизнь и не понял, что обещания можно и не
исполнять. Он выкручивался как бес, чтобы не связывать себя
обещанием, но когда удавалось выбить из него обещание, то он
выполнял его, упорный, как осел, и нередко уже в одиночку"._

В 1967 году М.Анчаров вступает в Союз Писателей СССР, что,
несмотря ни на что, о чем-то да говорит.

Чуть позднее в издательстве "Молодая гвардия" выходит его
новая книга, включающая три фантастические повести: две
вышеупомянутые и "Поводырь крокодила", сумму которых можно
считать второй трилогией.

По-моему, даже названия этих вещей уже фантастичны.
Своеобразно фантастичны. Таковы, на мой взгляд, и сами
произведения. И не только эти три...

_"Сейчас фантазия,_ - говорил Анчаров, - _чаще всего проходит
по ведомству научной или ненаучной фантастики. Между тем даже
самое реалистическое произведение без фантазии просто не
может быть создано.  Всем, конечно, ясно, что гоголевского
"Вия" не было, но как-то не осознается, что и гоголевского
"Ревизора" тоже не было. И значит, правда о жизни может быть
в искусстве высказана в любом виде и в любой форме.

Фантазируют все - от сплетника до ученого, несмотря на
разницу в целях. Эйнштейн, например, утверждал, что для
ученого фантазия важнее, чем знания.

Роль фантазии огромна, хотя почти не осознается. И прежде
всего без фантазии невозможен творческий акт. Что это такое,
тоже не знает никто, но что его результаты не похожи ни на
какие другие - видно каждому. А если результаты непохожи,
значит, и причины разные.

Надо различать открытия и творчество. Открывают то, что в
природе уже есть, а творят то, чего в природе еще не было. Ни
автомобиля в природе не было, ни табуретки, ни частушки, ни
Героической симфонии, ни "Илиады". Война греков с троянцами
была, а "Илиады" не было. Ее сотворил Гомер в форме эпоса"._

Как с содержанием, так и с формой у Михаила Анчарова все в
порядке, а с фантазией - подавно.

К сожалению, фантастическую трилогию, эту книгу можно найти
сейчас разве что ориентируясь на анчаровскую теорию
_не_вероятности. Как я слышал от Геннадия Черкасова, одного
из наших, ее нет даже в доме писателя, то бишь автора: кто-то
умудрился "увести" прямо с полки. Я лично читал ее всего раз,
а это было больше десяти лет назад, и найти эту книгу - в
настоящий момент мое _жгучее_ желание. (И не только, впрочем,
мое). Но это так, к слову...

А Михаил Леонидович продолжает творить. Начинается третий
этап песенного творчества, издательство "Советская Россия"
выпускает отдельной книжкой повесть "Этот синий апрель..."
с... короче - _обложка и рисунки Михаила Анчарова_,
появляются публикации за рубежом.

В 1971-м году ЦТ демонстрирует телеспектакль "День за днем",
снятый по его сценарию. Это была киноповесть -
непредсказуемая, как жизнь. Так получилось, что никто не лез
и не правил. Договор был заключен на 2 серии, потом продлили
на 6, потом на 9. Актеры не ожидали продолжения и
выкладывались на каждой серии. Успех был поразительный.

_"Многих экспертов тогда удивляло, что спектакль пользуется
успехом, хотя в нем ничего не происходит, нет никаких
грандиозных событий, нет остро увлекательного сюжета, а есть
только ограниченное пространство коммунальной квартиры и ее
обитатели. Пытались установить, в чем же секрет. Секрета
никакого не было. Я писал о том, что тогда меня волновало -
жизни и судьбы, скрытые за стенами коммуналки. Меня не
устраивал взгляд на нее, как на какой-то кастрюльно-склочный
бедлам, где все мелко и пошло и где, в лучшем случае,
обретается подсобный материал для сатирика. Вздор! Там живут
люди, а жизнь людей всегда значительна"._

В телесериале звучали песни на стихи М.Анчарова. Правда,
музыку писал И.Катаев.

"Песня о России"

Ты припомни, Россия,
Как все это было,
Как полжизни ушло
У тебя на бои,
Как под песни твои
Прошагало полмира,
Пролетело полвека
По рельсам твоим.

И сто тысяч надежд
И руин раскаленных,
И сто тысяч салютов,
И стон проводов,
И свирепая нежность
Твоих батальонов
Уместились в твои
Полсотни годов.

На твоих рубежах
Полыхают пожары.
Каждый год - словно храм,
Уцелевший в огне.
Каждый год - как межа
Между новым и старым.
Каждый год - как ребенок,
Спешащий ко мне.

На краю городском,
Где дома-новостройки,
На холодном ветру
Распахну пальтецо,
Чтоб летящие к звездам
Московские тройки
Мне морозную пыль
Уронили в лицо.

Только что там зима -
Ведь проклюнулось лето!
И, навеки прощаясь
Со старой тоской,
Скорлупу разбивает
Старуха-планета -
Молодая выходит
Из пены морской.

Я люблю и смеюсь,
Ни о чем не жалею.
Я сражался и жил,
Как умел - по мечте.
Ты прости, если лучше
Пропеть не умею.
Припадаю, Россия,
К твоей красоте!


А одна из песен, впервые прозвучавшая в телефильме, стала,
если можно так сказать, бесспорным шлягером начала
семидесятых. Начиналась она так:

"Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда..."

Через год вышла на экраны вторая, 8-серийная часть
телеспектакля.  Кажется, она (хотя вполне возможно, что не
она, а телефильм "В одном микрорайоне", созданный по сценарию
Анчарова и увидевший свет позднее - в 1976-м году), в общем,
что-то понравилось Брежневу, и кое-кто поспешил назвать
автора конъюнктурщиком. На мой взгляд, это было не совсем то и
не совсем так. Михаил Леонидович был скорее врагом
конъюнктуры, чем ее сторонником, но, как гласит поговорка, нет
дыма без огня... Впрочем, вот слова одного из тех, кто был
знаком с Анчаровым:  "Он был, если так можно выразиться,
одним из последних рыцарей идеи социализма, которую защищал
неизменно и яростно". Я, между прочим, тоже думаю, что идея
эта не такая уж плохая штука, какой ее сейчас принято
выставлять, просто не надо спутывать ее с методами и
результатами этих методов, с системой, которая 70 лет якобы
пыталась воплотить эту идею в жизнь. А еще я думаю, что ей и
не суждено было и не суждено вообще воплотиться, пока все
люди (за исключением, пожалуй, мизерного процента, ибо без
этого тоже невозможно) не станут такими, как герои
произведений Анчарова (разумеется, те - которые не
отрицательные) - дерзкие, талантливые, несгибаемые, философы,
художники, мечтатели. В общем - поэты. Как и сам их
создатель...  Невольно на ум приходит строчка "...по образу и
подобию своему..."

К слову сказать, касаясь это, отдельной темы - "Анчаров и
социализм", - более конкретную и интересную аргументацию, а
также комментарии и прочее мог бы предоставить Яков Иосифович
Цукерник, который не только, как и я, ярый поклонник таланта
Анчарова, не только поклонник творчества Крапивина и член
клуба "Лоцман", но и имел счастье сам встретиться и
разговаривать с Михаилом Леонидовичем. В том числе и о
социализме - из первых рук. Анчаров думал о нем иначе, чем
все.

От себя добавлю только одну его потрясающую строфу из
"Баллады об относительности возраста". Это - цель, и яснее
быть не может.

Чтобы Земля,
Как сад благословенный,
Произвела
Людей, а не скотов;
Чтоб шар земной
Помчался по вселенной,
Пугая звезды
Запахом цветов.


Еще. Может быть, это и не совсем верно, но данная тема мне
лично позволяет провести некую параллель, или, наоборот,
возможно, найти точку, одну из точек соприкосновения
творчества Михаила Леонидовича Анчарова и творчества другого,
также любимого мною писателя - Владислава Петровича
Крапивина. Не впрямую, понятное дело, а где-то в моем
сознании или подсознании...

А рассказ "Корабль с крыльями из тополиного пуха" - это ли не
еще одна точка соприкосновения двух "многогранников"?
(Правда, сам я этот рассказ еще не читал, но ведь и название
тоже кое-что значит. Разве нет?) А первый - "Барабан на
лунной дороге"? А песня на слова _Грина_?  Я уже не говорю об
уникальном совпадении - часть третья "Самшитового леса" (о
нем позднее будет сказано) называется... "Крик петуха".

И еще - герои произведений Анчарова, присутствуя, или
появляются, или упоминаются то в одной, то в другой вещи,
связывают в один блок почти все произведения писателя, во
всяком случае, большую часть их. И мне лично это очень
нравится. Некоторая аналогия - крапивинские
мальчишки-лоцманы...

Однако, это все, конечно, не главное. Хотя...

В конце семидесятых М.Анчаров начинает отдавать предпочтение
работе над прозой. _"...потому что стих, да еще под музыку,
свое отработал.  Почему это так - объяснять не берусь, я сам
не знаю"._

Пишутся рассказы, сценарии, повести, даже - либретто оперы.
"Рыжая лгунья и солдат" - так она называлась. И была
поставлена.

1981-й год был ознаменован рождением сына. Ему, своему сыну
Артему, посвятил Михаил Анчаров последнюю трилогию, трилогию
о творчестве - "Самшитовый лес", "Как птица Гаруда", "Записки
странствующего энтузиазма".

Кое-что хочется процитировать.

_"Кем бы я не стал - вы узнаете об этом. Даже если я поступлю
в дворники к вам в дом - я буду не из последних дворников и
постараюсь стать первым. Черт побери, ведь это же
великолепно, стать великим дворником!"

"Спор - вещь неглубокая, по-моему, гораздо плодотворнее
обмениваться идеями".

"Поэты всегда немножко клоуны, но клоунада - это петушиный
крик на заре"._

                                         ("Самшитовый лес")


_"И значит человеку до _BOLDЧеловека_ надобно дорасти,
дорасти до собеседника вселенной, поскольку скот не виноват,
что он скот, а человек, ежели он скот, - виноват".

"Дети родятся гениями, потом их переучивают во взрослые".

"Если ты лебедь - неважно, что ты родился в курятнике. Важно,
что ты вылупился из лебединого яйца".

"Когда давным-давно непослушная Пандора открыла запретный
ящик и из него разлетелись несчастья, то на донышке осталась
Надежда. Мало кто помнит эту деталь"._

                                         ("Как птица Гаруда")

_"...искусство (любое!) - это _BOLDсочинение_. [...]
Искусство - это то, чего не могло быть, но было, и что могло
быть, но не было".

"Художник не может изображать чужой мир. Или свой, или
никакой".

"-Что есть искусство? - вопрошал я себя, сколько себя помню.
- Зачем оно?

Много надо было пройти дорог, прежде чем понял, что искусство
- это предчувствие.

Встречи, любовь, страх, смерть, работа - все это жизнь.
Иногда кажется, что искусство подсобно ей. Но и искусство -
жизнь. Разве затем песня, чтобы рассказать о чем-нибудь? Нет.
Рассказать можно и не в песне. Песня - чтобы петь.

Потому что человек поющий - это человек иного качества, чем
он сам же, но не поющий. [...]

Поэзия - это хорошо. Плачет ли она или смеется - это хорошо.
Никто не знает, почему это хорошо, но это хорошо. Может, она
помогает родиться в человечьем мозгу органу, заведующему
восхищением".

"А всякое искусство начинается с восхищения. [...]

Восхищение - природное чувство, но если им вероломно
пользоваться, то чего удивляться, что вера ломается?

Это не игра словами, это их забытый смысл. И самое страшное
веро-ломство - это когда у человека ломают веру в то, что его
смекалка, его жажда и сила жить, его способность излучать
свет все одолеет и будущее будет".

"Малыш, я совершенно не умею воспитывать. Я могу только
рождать идеи, которыми можно воспользоваться.

Все равно ты не станешь меня слушать, когда вырастешь.
Поэтому я сейчас, пользуясь твоей беззащитностью, выскажу
одну мысль, которой я сам пользуюсь, когда ее вспоминаю, и
потому жив.

"Если тебе объективно плохо, не будь субъективно несчастным".

Ты понял? Если уж тебе худо, то на хрена еще и страдать? Это
трудно выполнить, но когда удается, то ты - свободен"._

                                 ("Записки странствующего энтузиаста")


...Рождать идеи, которыми можно воспользоваться. Пожалуй,
этим Анчаров занимался всю жизнь. Совершенно оригинальные
суждения имел он почти о каждом предмете, причем мог ком
угодно и вполне аргументированно доказать верность своего
взгляда на ту или иную вещь или явление.  Размах, дерзость
мысли, полное ниспровержение авторитетов было отличительной
чертой Анчарова. И это подкупало. И подкупает, я думаю.

Проза его поражала (и поражает) необычайной насыщенностью
философскими, эстетическими и этическими идеями. А главное -
Михаил Анчаров никогда не поучал, хотя и высказывал свои
мысли остро, резко, разрушая удобные и обкатанные стереотипы
мышления, хотя и размышлял о таких вещах, в которых заложен
соблазн поучения - о взаимоотношении добра и зла, веры и
познания, личности и истории, материи и духа, творчества и
"ремеслухи", - и потому им нельзя не зачитываться. И еще - в
прозе его, заряженной неиссякаемой энергией философской мысли
о человеке, о его духовных силах и творческих способностях,
находили то (и находят то), что противостояло идеологии
тоталитаризма - непререкаемую веру в ценность человеческой
личности.

Конечно, это не мои слова, но я вряд ли сказал бы так же, или
лучше. И хуже - нельзя. А вот лучше, чувствую, надо бы. И
значит, снова не обойтись без самого Анчарова.

_"...философские идеи доступны всем, ибо в каждом изначально
живет философия, любовь к мудрости. Я не люблю, когда меня
охмуряют, и сам не люблю охмурять - возводить вокруг
философских идей дебри терминов и шаманский вой. Зачем? Для
чего? Есть язык, который все понимают, и на этом языке можно
выразить любые мысли. [...]

Писатель и философ, по моим понятиям, не более чем
повивальная бабка:  он должен помочь читателю _BOLDродить
свою мысль_ - таковы его роль и функция. И если он не верит,
что читатель способен понять самую сложную философскую мысль,
то пусть оставит свое дело и отойдет в сторонку. Ибо дело
это, как и повивальное искусство, очень ответственное -
вытащить на свет живое существо, в одном случае, из
материнской утробы, в другом - из глубины души. А там, в
глубине души, у каждого есть и мудрость и талант. Я в этом
убежден. Не талантливы только принципиальные злодеи и
принципиальные скоты - они скованы своими гневными вонючими
страстями. Но люди же... люди талантливы".

"Я не верю в бездарных людей. Все люди одарены "жизнью". И
перед этим невероятным фактом все остальное - мелочь и
подробности. [...] Противников этой мысли я встречал много.
Но это не страшно. Потому что противник - это человек,
который способен переменить свое мнение: если ему
растолковать, что ты имеешь в виду. Но вот враг у этой мысли
всегда один. Это не тот, кто хочет работать лучше меня, а
тот, кто хочет, чтобы я работал хуже него.

И тут стоп. На это я пойти не могу.

Потому что если я выполню это удивительное пожелание:
непременно работать хуже, чем он, и значит, хуже, чем я на
самом деле могу, то я потеряю с читателем, зрителем,
слушателем тот контакт, который и есть единственный смысл и
содержание такого странного занятия, как искусство.

Занятие это странное потому, что реальную пользу от него не
вычислить никаким компьютером, а реальный вред от его
отсутствия виден даже незрячему"._

Не правда ли - мысль достойная того, чтобы каждый хотя бы
познакомился с ней. А еще лучше - попытался бы копнуть
немножко вглубь и немножко вширь.

Как бы там ни было, а я точно знаю: не коснись меня это его,
Михаила Леонидовича Анчарова, странное занятие, которое -
искусство, - быть бы и беднее, и приземленнее моей душе.

Есть у него картина - "Летун" называется. Гордо вскинув
голову, ликуя от восторга, летит на самодельных крыльях над
современными домами бесшабашный мужичок... Анчаров писал его
для диплома, но картину не приняла комиссия. _"Его отвергли,_
- шутит писатель (или лучше - художник), - _а он летит"._ И
это - здорово!

Когда я читаю Анчарова - у меня вырастают крылья - как у того
летуна.  И это, на мой взгляд, ничуть не менее приятно, чем
оседлать Пегаса.  Хотя разница, конечно, есть...

А еще - когда я читаю Анчарова - мне кажется, что происходит
то самое обновление души, о котором не однажды говорил он, а
до него - Грин.

А еще - когда я читаю Анчарова - у меня возникает странное
желание поздравить себя с днем рождения - _Его_ днем
рождения, с фактом появления его на нашей грешной Земле. Это
факт - март, двадцать восьмое. Прелестно!.. Три дня на то,
чтоб отрастить, опробовать в полете крылья, а потом... - этот
синий апрель...



Эпилог

Мы дети эпохи.
Атомная копоть,
Рыдают оркестры
На всех площадях.
У этой эпохи
Свирепая похоть -
Все дразнится, морда,
Детей не щадя.

Мы славим страданье,
Боимся успеха.
Нам солнце не в пору
И вьюга не в лад.
У нашего смеха
Печальное эхо.
У нашего счастья
Запуганный взгляд.

Любой зазывала
Ползет в запевалы.
Любой вышибала -
Хранитель огня.
Забыта основа
Веселого слова.
Монахи, монахи,
Простите меня!

Не схимник, а химик
Решает задачу.
Не схема, а тема
Разит дураков.
А если уж схема,
То схема поэмы,
В которой гипотезы
Новых веков.

Простите ж двадцатому
Скорость улитки,
Расчеты свои
Проведем на бегу.
Давайте же выпьем
За схему улыбки,
За график удачи
И розы в снегу.

За тех, кто услышал,
Трубу на рассвете.
За женщин
Упрямы голоса,
Которые звали нас,
Как Андромеда,
И силой тащили
Нас в небеса.

Полюбим наш век,
Забыв отупенье,
Омоется старость
Живою водой.
От света