к бумагу. И нескольких  секунд  оказалось  достаточно,  чтобы
вынести смертный приговор самому большому и  роскошному  судну  тогдашнего
мира.
     Зная, что до общей тревоги и до появления  на  палубах  первых  групп
разбуженных пассажиров пройдет еще немало времени, я неторопливо  вернулся
к Бену Шарпу. По прежнему сидя в скрюченной позе,  он  уже  не  плакал,  и
казалось, потерял ко всему интерес.
     - Эй! - окликнул его я, и когда он поднял взгляд, указал  пальцем  на
скуттер, - Обращаться с этой штукой умеешь?
     Шарп помолчал, видимо не сразу осмыслив  вопрос,  после  чего  нервно
передернул плечами:
     - Н-ну... Я не уверен...
     Я кивнул:
     - Понятно. Рон, прием!
     - Ну  наконец-то!  -  тотчас  возник  в  голове  взволнованный  голос
коллеги, - Что так долго молчал? Что-то случилось?
     - Случилось. Но  все  хорошо,  что  хорошо  кончается...  Подробности
потом. А пока - ловите нашего дружка, отсылаю его вам.
     - Кого? Шарпа!?
     - Его разумеется. Второй, к сожалению... В общем,  мертв.  Труп  -  в
океане.
     - Что!? Серьезно? Ну ты даешь!
     - Меня не ждите, вернусь попозже.
     - Понял. До встречи дома!
     Усадив,  как  тряпичную  куклу,  своего  подопечного  на  скуттер,  я
пристягнул  фиксирующие  ремни  и  отослал,  включив  радиомаяк,  в  небо.
Оставшись наедине с собой, и чувствуя, что буквально изнемогаю, я позволил
себе десятиминутный отдых, сев прямо на доски палубы. Это было  необходимо
- бой, и сам факт столь долгого пребывания в ускоренном  режиме  отняли  у
организма такую уйму энергии, что для полного  восстанивления  требовались
не одни сутки.
     В общем, с грехом пополам, задание было выполнено, и  строго  говоря,
мне здесь больше  нечего  было  делать.  Если  бы  не  маленький  нюанс  -
необходимость быть уверенным, что Мэри спаслась. Ибо то, что  однажды  она
уже осталась жива, теперь ничего не  значило.  Наше  знакомство  полностью
изменило контекстовую линию ее поведения, со всеми вытекающими -  в  новой
версии развития событий она могла запросто  погибнуть.  Следовательно,  ее
был обязан спасти я. Но это оказалось сложнее, чем я ожидал...
     Передохнув, я первым делом  зашел  в  ближаший  общий  ватерклозет  с
умывальником, где долго и тщательно смывал с себя кровь.  Потом  спустился
лифтом на палубу "F", где в каюте  "F-19",  с  двумя  попутчицами  обитала
Мэри.
     При огромных размерах судна удар об айсберг сказался на его отдельных
частях  по  разному.  Здесь,  на  нижних  уровнях,  толчок  ощутили   куда
отчетливее, и по пути, в лабиринтах коридоров  и  трапов  мне  встретилось
немало вышедших из кают сонных и встревоженных пассажиров. Они  настойчиво
атаковывали стюардов  и  других  членов  экипажа,  пытаясь  выяснить,  что
случилось, но те успокаивали их, как могли, заверяя, что ничего  страшного
не произошло. Таймер показывал 0 часов 6 минут, и пока только  сам  Эдвард
Смит - 62-х летний капитан "Титаника", главный конструктор  Томас  Эндрюс,
да несколько старших офицеров знали страшную правду - что лайнеру осталось
жить часа два-два с половиной.
     В 0,15 радисты пошлют в эфир сигналы  бедствия  -  CQD  и  SOS.  Хотя
единый сигнал бедствия SOS  был  введен  еще  в  1906  году,  радиостанции
телеграфной компании "Маркони", в том  числе  и  та,  что  размещалась  на
"Титанике", использовали наряду с новым, еще и старый тип сигнала. В  0,45
спустят первыю шлюпку. А  поскольку  никто  еще  не  верил  в  серьезность
положения, первые две шлюпки уйдут полупустыми... Необходимо,  чтобы  Мэри
села в одну из них.
     ... Я встретил ее в проходе, еще не  дойдя  до  каюты,  среди  весело
галдящих пассажиров второго и третьего классов, которых здесь,  на  палубе
"F",  собралась  уже  изрядная  толпа.  Все  шутили  и  смеялись,  приятно
взбудораженные приключением. От мыслей об опасности все были явно  далеки.
Еще бы, ведь все знали, что Титаник - непотопляем!
     Лицо Мэри, однако, было встревоженным, но увидев меня, она  просияла,
и тут же, никого не стесняясь, кинулась ко мне,  чуть-ли  не  повиснув  на
моей шее:
     - Я уже хотела пойти искать... Ой! У тебя кровь...
     Я вздрогнул, и проследив  за  ее  взглядом,  провел  рукой  по  своей
шевелюре - на волосах, действительно, запеклись кровавые сгустки:
     - Это не моя.
     Глаза Мэри испуганно расширились:
     - А чья? Где ты был? И что... Что вообще происходит?...
     - Я  же  сказал,  что  все  объясню  потом.  А  пока  -  слушай  меня
внимательно...
     - Джон, но...
     - И не перебивай!  Так  вот,  сейчас  ты  пойдешь  к  себе  в  каюту,
оденешься потеплее, и заберешь свои вещи. Да побыстрей! А я  подожду  тебя
здесь.
     Она выдержала паузу, как то странно на меня посмотрев,  потом  кротко
склонила голову:
     - Хорошо, я сделаю, как ты скажешь. Но неужели  этот  корабль...  Это
так серьезно?
     - Ну-у, просто лучше не рисковать... Давай, девочка, время не ждет!
     В двадцать минут первого ночи мы уже стояли в густой толпе на верхней
палубе, наблюдая, как матросы расчехляют шлюпки и вываливают их  за  борт.
На лице Мэри все яснее читался ужас. Она цепко  держалась  за  сгиб  моего
локтя, и я, с несколько запоздалым испугом сообразил, что оторвать  ее  от
себя и усадить одну  в  шлюпку  будет  весьма  проблематично.  К  тому  же
разговаривать здесь было невозможно -  чудовищный  рев  стравливаемого  из
котлов пара, похожий на шум нескольких мчащихся железнодорожных  составов,
заглушал все вокруг.
     Примерно в половине первого невыносимый  шум  пара  наконец  стих,  и
воцарилась какая-то нереальная тишина.  И  тут  произошло  нечто  и  вовсе
феерическое  -  на  палубе  грянула  музыка!  Восемь  музыкантов  судового
оркестра поднялись сюда и начали импровизированный концерт. Яркий  свет  и
знакомые мелодии заметно разрядили общее напряжение и нервозность.  Первые
шлюпки стали заполняться людьми.
     Многие женщины, однако,  колебались,  все  еще  не  считая  положение
настолько угрожающим,  чтобы  покинуть  такие  надежные  палубы  огромного
парохода и перейти в утлые лодчонки, висевшие, качаясь, в двадцати  метрах
над черной бездной океана. Другие не хотели оставлять мужей. Но пока нигде
не было заметно признаков паники, не слышалось шума и  беготни.  Пассажиры
безмолвно, будто оцепенев, стояли под звездным небом, тупо глядя на работу
готовившего шлюпки экипажа, и ждали распоряжений. Потом появился  один  из
помощников капитана и крикнул:
     - Женщинам и детям - садиться в шлюпки, мужчинам - отойти в сторону!
     Я тотчас узнал этого человека -  это  был  Чарлз  Герберт  Лайтоллер,
второй помощник капитана, офицер, запомнившися мне более всех  других.  Он
сажал в шлюпки строго детей и женщин, а сам оставался на судне  до  конца,
даже не  пытаясь  покинуть  его.  Однако,  чудом  спасся,  довольно  долго
продержавшись на деревянных  обломках  в  ледяной  воде,  прежде  чем  его
подобрали в одну из шлюпок. Потом, в  ходе  расследования  катастрофы,  на
вопрос комиссии - "Как вы покинули судно?" - он ответит  -  "Никак,  судно
покинуло  меня..."  Крепко  охватив  Мэри  за  талию,  я   целенаправленно
протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
     - Сэр, - слегка поклонился я,  -  вы  позволите  этой  леди  сесть  в
шлюпку?
     - Конечно. - окинув мою спутницу  острым  взглядом,  ответил  тот,  -
Более того, я настаиваю на этом.
     - О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы
даже не представляете, насколько я вам обязан...
     - Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо
пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке,
чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
     - Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на  меня,
- А как... Как же ты!?
     - Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
     - Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду
без тебя...
     - Ну послушай, - начал было я, в некотором  замешательстве,  -  я  же
не...
     - Я не пойду без тебя! - хрипло и  страшно  закричала  Мэри,  безумно
вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата,  -  Нет!  Нет!
Не-е-ет!...
     Тут вмешался наблюдавший за  этой  сценой  твердокаменный  Лайтоллер,
сказав то, что я никак от него не ожидал:
     - Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
     Я  вконец  растерялся,  и  лихорадочно  соображая,  что  предпринять,
промямлил:
     - Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
     Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
     - Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и
присмотреть за мисс.
     Оценив благоразумный совет, я  кивнул  и  отвел  окаменевшую  Мэри  в
сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была  бледна,
как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно  глядя  полными  боли  и
слез глазами.
     - Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся,  -  Посмотри
мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и  скажи  -  неужели  ты  всерьез
считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так
похож на сумасшедшего?
     - Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему  мы  не
можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
     - И не надо. Пока ненадо.  -  мне  удалось  беспечно  рассмеяться,  -
Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я  буду  там  раньше
тебя!
     - Как это?
     - Ты же знаешь,  что  я  не  простой  человек.  Можешь  считать  меня
волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
     - Да, но...
     - А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
     - Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
     - Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь  в  шлюпку,
договорились?
     - Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя
так, что я почти утонул в ее глазах,  чувствуя,  как  воля  моя  плавится,
подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех,  кинусь  за
ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
     - Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав  себя  в  кулак,  -
Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда.  Это  будет  скоро.  А
теперь - иди!
     Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз  и  не  выпуская  руки,
пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули  из  моих,  и  наши  руки
опустились.
     Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная  едва-ли
на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища  какого-нибудь
тихого места. С палуб, в адрес тех,  кто  садился  в  шлюпки,  раздавались
шутки и веселые голоса - "Всего хорошего, встретимся за завтраком!" и тому
подобное. Какие-то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак
обрушилась целая лавина  снега,  договаривались  сыгрть  в  снежки  завтра
утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
     Однако, спустя  некоторое  время,  когда  судно  все  ощутимее  стало
зарываться носом в  воду,  и  наклон  палубы  стал  заметен  невооруженным
глазом,  последние  оптимисты  из  пассажиров  поняли,   что   шутить   не
приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять  уже  не
требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы,  молчаливо
наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов,  офицеры,  размахивая
пистолетами,  отгоняют  от  переполненных  шлюпок.  Прогремело   несколько
выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
     К чести экипажа, впрочем, замечу, что  почти  весь  он  оставался  на
своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок
на палубах не было никого из машинной команды лайнера.  В  полузатопленном
трюме они из последних сил обеспечивали  работу  динамо-машин  и  насосов,
чтобы дать возможность спаститсь  тем,  кто  был  наверху.  Весь  машинный
персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом  из  судового  экипажа
уцелела лишь одна четверть.
     ... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние  шлюпки,  а
на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг  запоздало  осознав,
что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение,  и  вызвав
скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще
оставался на палубах, было явно не до меня,  и  убедившись,  что  за  мной
никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным  скобам  лестницы
на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку.  Через
минуту  скуттер  опустился  рядом  со  мной,   зависнув   в   воздухе   на
антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его  сиденье,  и
пристягнувшись, взмыл в ночное небо.  Но  покидать  место  трагедии  я  не
торопился, и отдалившись на километр,  стал  свидетелем  зрелища,  которое
запомнил на всю жизнь.
     Агония огромного судна завершалась.  Плавучий  дворец,  сияя  в  ночи
яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но  даже  в  той
его части, что уже находилась под водой, в окнах  кают  и  на  прогулочных
палубах продолжал гореть свет,  и  сквозь  слой  воды  мерцало  призрачное
сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса
достиг 45-ти градусов, все огни  в  салонах  неожиданно  погасли  и  судно
исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть
навсегда. Одновременно из чрева судна  донесся  шум,  похожий  на  раскаты
грома - это срывались с фундаментов котлы  и  машины,  и  рушились,  круша
переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать-двадцать за многие мили
было слышно, как падают тяжелые механизмы...
     Когда грохот затих,  "Титаник"  на  какое-то  время  застыл  в  почти
вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом  воды
на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма  слегка  повернулась
влево и  стала  клониться,  пока  не  замерла  под  углом  градусов  70  к
поверхности океана - киль, не  выдержав  страшной  тяжести  поднявшейся  в
воздух кормы,  лопнул,  и  корпус  разломился.  Вода  вокруг  клокотала  и
пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
     Корма,  с  мощным  шипением  вытесняемого  изнутри  воздуха,   быстро
погружалась, и минуту спустя  океан  сомкнулся  над  кормовым  флагштоком.
Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
     Но  именно  сейчас,  когда  "Титаник"  скрылся  под  водой,  трагедия
достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что  оставили
лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной  воде,
слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы  о  помощи  и
призывы к Богу долго неслись над  черной  гладью  океана,  но  время  шло,
пронизывающий  холод  сковывал  тела  несчастных,  крики  становились  все
слабее, пока не смолкли совсем...
     И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных  нервов  все  это
было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода  и
страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.



                                 Глава 6
                                Субдаймон

     Брюссель. Европейская Федерация.
     Штаб-квартира Координационного
     Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.

     - Джон! Тебя зовет  шеф!  -  выпалил  Рон  Стюарт,  вбежавший  в  зал
скуттерного ангара,  едва  я  успел  материализоваться  и  перевести  дух,
выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов  нашей
группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
     - Что за спешка? - удивленно покосился я на его  взволнованное  лицо,
отметив, что никогда еще не видел Рона таким по-детски  растерянным,  -  И
что значит "они" ?
     Стюарт помолчал, озадаченно почесывая за правым ухом,  где  как  и  у
меня  размещался  крохотный,  меньше  спичечной  головки,  штекер  разьема
нейрошунта для снятия информации с импланта.  Потом,  судорожно  сглотнув,
ответил:
     - Шеф и... Не знаю! Такого я еще не видел! Но  мне  кажется...  -  он
перешел на шепот, - Я думаю, это даймон... Джон, что ты там натворил!?
     Настала  моя  очередь  испуганно  сглотнуть.  Теряясь  в  мучительных
догадках, я безмолвно, как на эшафот, вознесся в баролифте  на  58-й  ярус
пилона-резиденции Совета, и остановился перед дверью приемной Айрона  Сета
в нерешительности. Что ждет меня там? Когда-то  Станислав  Лем  написал  -
"Среди звезд нас ждет неизвестное". И эта дверь навеяла  на  меня  похожие
мысли - воистину, все, что угодно!
     Наконец,  решившись,  я  приложил  ладонь   к   панели   электронного
контролера. Дверь мягко скользнула в стену, и я вошел в приемную, встретив
настороженный взгляд сидевшей в полукружии пультов Маюми Вонг,  секретарши
шефа, у которой некогда брал первые уроки у-шу вкупе с "Дао любви"... Сет,
по-старинке предпочитал компьютерам живых секретарш, отнюдь не считая  это
непозволительной роскошью.
     -   А-а,   явился,    красавчик!    -    прощебетала    похожая    на
мальчишку-подростка, Маюми, сверля  меня  темно-карими,  слекга  раскосыми
глазами японки с примесью филиппино-испанских кровей. В  ее  взгляде,  как
мне показалось, мелькнуло сожаление, - Ну привет, дорогой...
     - Хелло, прицесса. Может, по старой дружбе, предскажешь судьбу?
     Доложив по  селектору  о  моем  прибытии,  Маюми  с  улыбкой  развела
широкими рукавами белоснежного кимоно:
     - Ах, увы! На этот раз бессильна даже я... Не  знаю,  в  чем  ты  там
набедокурил, но ступай и держи марку. Надеюсь, самый способный  ученик  не
уронит честь своего первого сэнсэя.
     - О-о! - я отвесил ей шутливый поклон с воздушным поцелуем, -  Думаю,
обойдется без харакири...
     Но войдя в шефский кабинет, я обомлел, лишившись  на  какое-то  время
дара речи. Вначале мой взгляд упал на набычившегося за своим столом  Сета,
а потом скользнул в кресло - то  самое,  в  котором  я  сидел,  выслушивая
инструктаж пять суток назад, перед отправкой в 1912 год.
     Из  кресла   поднялось,   мгновенно   очутившись   рядом   со   мной,
поразительное создание. Не знаю, можно  ли  было  назвать  его  человеком.
Скорее - ангелом...
     Единственное,что выдавало в нем принадлежность к роду Номо - это сама
фигура и черты лица. Рост - метра два  с  половиной,  очень  тонкое  тело,
которое, однако, не выглядело безобразно тощим, а  напротив,  было  весьма
изящным в своей стройной гибкости - нечто вроде вытянутой статуи Аполлона.
Тело казалось обнаженным, только на торсе и бедрах фосфорически  светились
какие-то зеленоватые полосы. Однако, никаких деталей, включая гениталии, я
не  заметил.  Создавалось  впечатление,   что   тело   покрыто   тончайшей
стекловидной пленкой...
     А самое удивительное - незнакомец казался прозрачным, как хрустальный
монумент, хотя и нельзя было разглядеть, что у  него  внутри.  Там  что-то
переливчато  мерцало,  играя  цветовыми  бликами,  как  в   древнеяпонских
гадальных шарах для аутогипноза, выточенных из  кристаллов  кварца...  Тут
мне  пришло  в  голову,  что  это  могло  быть  вовсе  не  живое  тело,  а
искусственно созданный, "очеловеченный" облик.
     Как  бы  противореча  моей  последней   мысли,   "хрустальные"   губы
незнакомца шевельнулись, и по комнате прокатился рокочущий и низкий, почти
уходящий в инфразвуковые частоты голос:
     - Джон Сев...вергин... - он поднял перед собой раскрытую ладонь,  что
очевидно означало приветствие, - Мое имя Эодд-огг-Раор, 308-е тысячелетие.
Я - рицхини, сопрягатель  хрономенталитетов  третьего  круга.  По  вашему,
совсем отдаленно... Можете считать меня своим коллегой, историком. И  я  -
не то, что вы думаете. Точнее, не совсем то. Я еще не  фиезз-зи,  кого  вы
называете даймонами. Но рассчитываю им стать скоро - через одну, возможно,
две трансформы. Так что пока я, как сказ