в
распахнутой жилетке и  со  сдвинутым  на  бок  галстуком  "бабочкой".  Его
неистовые пассажи почти тонули в общем нестройном гуле голосов и  раскатах
смеха. На столах громоздились  батареи  бутылок,  склянок  со  спиртным  и
объемистых кружек с элем. Неподалеку от входа, прямо  между  столами,  под
рулады гитары и треньканье банджо, держась  за  руки  прыгали  в  нехитром
ритме  несколько  молодых  пар,  раскрасневшихся  от  танцев,   духоты   и
возлияний. Сидевшее вокруг пляшущих, уже изрядно хмельное общество,  топая
и хлопая в ладоши, отбивало такт.
     Мои приятели, широко улыбаясь  и  увлекая  меня  за  собой,  уверенно
устремились именно к этой разгульной братии. Оказалось, это  были  земляки
моих сокаютников, с которыми за время путешествия они успели познакомиться
и  подружиться.  Так  что  встретили  нас,  вновьприбывших,  буквально   с
распростертыми объятьями. Меня представили всей чесной компании, и  вскоре
я уже сидел в тесном кругу с квартовой кружкой крепкого эля в руках, и жуя
сунутую кем-то толстенную сигару.
     - Держись нас, ирландцев, не пропадешь! - пихнув меня в бок,  рявкнул
в самое ухо Том О, Коннор, старший из братьев, - Говорят,  нас  в  Америке
тоже много. А главное, мы всегда  держимся  вместе,  дружно!  Ну  кто  тут
рискнет нас обидеть? - он сжал пудовые кулаки, обведя задиристым  взглядом
зал.
     - Один за всех, и все за одного! - кивнув, выдал я первое, что пришло
в голову.
     - Что?... Да! Слушай, ты это здорово сказал! - он хохотнул, -  Ладно!
Давай за это и выпьем! Чо ты все киснешь, не пойму...  Втюрился  что-ли  в
кого? Плюнь! - он снова рассмеялся, после чего хитро сощурился, -  А  ведь
ты сильный мужик, ага? Хотя так, на первый взгляд, не скажешь,  что  шибко
здоровый. А весь - как стальная пружина... Думаешь,  я  простак,  ага?  Ни
черта не вижу? Хрен ты угадал, паря,  все  секу!  И  как  глядишь,  и  как
двигаешься... Я, к сведению, в округе был первый кулачный боец, знаю, чо к
чему!
     Он помолчал, лукаво  щурясь,  потом,  подмигнув,  снова  расплылся  в
улыбке:
     - Ладно, не обижайся. Это твои дела... Щас плясать пойдем!
     - Да я как-то... Не умею я.
     - Э-э! Не финти! Хитрого ничо нету...
     И  мы  действительно  лихо  поскакали   с   разбитными   и   ядреными
деревенскими  девками,  потом  снова  выпили,  и   не   однажды...   Через
часок-другой я, сказав что хочу проветриться, и ступая нарочито  нетвердым
шагом, направился к выходу.
     - Ага-а! - крикнул мне вдогонку Том, -  И  тебя-таки  проняло!  Ну  и
здоров ты пить! Хлещешь, как воду, и - ни в одном глазу...
     Сославшись на дурное самочувствие, я почти не соврал, и  впрямь  едва
не задохнувшись в душной и дымной атмосфере салона.  Выйдя  на  посвежелый
ночной воздух, я прошел к носу судна, до места,  где  прогулочная  галерея
упиралась в запертый выход на полубак. Трап неподалеку вел куда-то наверх.
     В столь поздний час заметно  похолодало,  и  большинство  пассажиров,
очевидно, предпочло отсиживаться в теплой и уютной утробе судна. Вокруг не
было ни души. Я остановился, и опершись на  поручни  высокого  фальшборта,
огляделся в окружающем бездонном просторе.
     Океан был спокоен. Прямо по курсу, далеко на западе, догорала лиловая
полоска вечерней зари. За кормой и  внизу  разверзлась  сплошная  тьма,  и
только в небе, чуть разбавляя чернильный мрак, холодно сияли звезды. Вдоль
палубы тянул ровный, приятно бодрящий ветерок,  образованный  самим  ходом
лайнера. Пусть "Титаник"  и  не  собирался  побивать  рекорды  обладателей
"Голубой  ленты"  -  знаменитых  скороходов  "Лузитания"  и   "Мавритания"
конкурирующей пароходной компании "Кунард Лайн", он все-таки шел с большой
скоростью. Новенькие паровые машины в 55 тысяч лошадок работали как часы.
     Я слушал их мерный, едва ощутимый  здесь,  у  полубака,  перестук,  и
думал о хладнокровном человеке, которому суждено  было  родиться  на  свет
спутся три с лишним столетия - о моем шефе, Айроне Сете. Подумать  только!
Ведь кроме пары резких слов он, казалось, не выразил никакой нервозности в
те бесконечные часы, пока после пропажи  скуттера  раскручивался  механизм
следствия, и все, то есть весь НАШ МИР, буквально висел на волоске! А  шеф
как  всегда  -  немного  ворчлив,  но  холоден,  невомутим,  точен.  Хотя,
разумеется,  Сет,   бывший   инженер-электронщик,   лучше   чем   кто-либо
представлял, что разобраться в блокирующих системах темпопривода -  задача
не из легких. Она требует времени  даже  у  классных  спецов.  Да  и  само
обращение со скуттером - по себе знаю - требует навыка. Кстати, прикидывая
возможные варианты развития событи, мы не исключали, что Шарп и  вовсе  не
попадет в прошлое. Или, что было бы тоже неплохо -  улетит  куда-нибудь  в
мезозой,  к  динозаврам.  Но  делать  на  это  ставку,  вовсе  ничего   не
предпринимая, было чистым безумием. На карте стояло так много, что...
     Ход моих мыслей внезапно  прервал  негромкий  женский  вскрик  где-то
наверху. Что-то вроде "А-ах!" Кричала явно молодая женщина... Во избежание
дальнейших сюрпризов, я тотчас "укорился", и застыл в  ожидании,  готовый,
смотря по обстоятельствам, мгновенно исчезнуть или прийти на помощь. Хотя,
само собой, вмешиваться во что-то помимо моей прямой  задачи  было  крайне
нежелательно.
     Спустя, как мне показалось, много времени, ставшего  как-бы  тягучим,
сверху, медленно падая за борт, опустилось что-то небольшое и светлое. Что
именно, я во мраке сразу не разглядел. Перекинув одну ногу через  поручни,
и держась сжатыми бедрами за фальшборт, я спокойно вытянул  руку  и  легко
поймал этот предмет, оказавшийся  почти  невесомым.  Спрыгнув  обратно  на
палубу, я рассмотрел свой улов. То была женская соломенная шляпка  с  алой
лентой и кокетливым пучком искусственных цветочков на тулье...
     Убедившись,  что  опасности  нет,  я  вернулся  в  обычный  ритм,   и
поднявшись по ближайшему трапу на следующую палубу, едва не  столкнулся  с
вышедшей из мрака стройной женщиной в длинном платье и пелерине на плечах.
Ее  пышные  темные  волосы  свободно  плескались  по  ветру.  Черты   лица
незнакомки скрадывала тьма, но все же не настолько,  чтобы  не  убедиться,
что она молода и несомненно миловидна. Непроницаемые во мраке провалы глаз
даже усиливали ее обаяние волнующим ореолом тайны.
     Я первым нарушил молчание, протянув ей шляпу:
     - Держите, и больше не роняйте!
     - Вы же могли  упасть...  -  тихо  отозвалась  она  глубоким  грудным
контральто, несколько нерешительно принимая деталь своего туалета.
     - Это вряд-ли! - я вдруг рассмеялся, - Но, честно говоря, я как-то не
успел подумать об этом.
     - Да уж! Вы были как... Как черная молния! Вы моряк?
     - Бывший... И поверьте, мне было бы очень жаль, если  бы  ваша  милая
шляпка навеки сгинула в бездонной океанской  пучине.  Там  так  холодно  и
пустынно, не то  что  в  уютной  шляпной  коробке,  или  на  вашей  теплой
макушке... Кстати, наденьте ее, а то еще простудитесь!
     Она звонко рассмеялась, послушно надев шляпку и ловко завязав ленту у
подбородка:
     - Бывший моряк, а теперь поэт...  Может,  вы  все-таки  представитесь
мне?
     - Извольте. Джон Брюс. Из Глазго.
     - Я а Мэри. -  она  снова  засмеялась,  протянув  мне  руку  в  белой
перчатке. - Мэри Кроуфорд из Портсмута. Будем знакомы?
     - Будем. - я легонько стиснул ее тонкие пальцы.
     В этот момент  свет  из  вспыхнувшего  неподалеку  окна  упал  на  ее
улыбающееся лицо, и я понял, что погибаю... Конечно, за свои тридцать  два
с  небольшим  года,  мне  довелось  знать  немало  эффектных  женщин,   но
большинство их прошло через мою жизнь, даже не оставив  на  ней  заметного
следа. Как-то уж так получилось... Да и женщины в наше время стали  совсем
другими. Поймите меня правильно - я не хочу сказать о них ничего  дурного,
во всяком случае, не больше, чем  о  современных  мужчинах.  Просто  те  и
другие стали одинаково бесполыми.  Во  всех  смыслах,  кроме  буквального,
разумеется. Эмансипация  и  тепличные  условия  жизни  дали  свои  всходы.
Женщины - независимы, деловиты, холодно расчетливы и ни в чем не  уступают
мужчинам, которым для проявления своих  исконно  мужских  качеств  в  мире
почти не осталось места.  Наша  служба  -  одно  из  немногих  исключений.
Возможно, отчасти по этой причине я так и  не  нашел  своей  "половины"  в
нашем мире мужеподобных женщин. Два медведя в одной берлоге,  и  прочее  в
таком духе. Ну вы меня понимаете...
     Лицо же Мэри, само по себе красивое, так и светилось  женственностью,
детской беззащитностью, ранимостью и хрупкостью - всей той гаммой  истинно
женских черт, коих так недоставало у моих современниц.
     По  долгу  службы  и  просто  из  любопытства  я  часто  просматривал
старинные архивы и кинохроники, и нахожу,  что  чисто  внешне  Мэри  очень
похожа на известную фотомодель конца XX-го века Синди  Кроуфорд.  Да,  да!
Поразительное совпадение! Хотя теперь, конечно,  вряд-ли  кто  помнит  это
имя.
     - У вас шотландская фамилия, - тихо обронила Мэри, -  хотя  вы  и  не
шотландец...
     - Отчего же? - изумился я, - Самый чистокровный. Разве не похож?
     - Да нет, внешне вполне - светлые волосы, голубые  глаза,  худощав  и
жилист. Но у вас такой странный акцент, и еще что-то... Неуловимое.
     "Вот  тебе  раз!"  -  мысленно  вновь  поразился  я,  -  "Вот  ты   и
разоблачен... С  этой  хорошенькой  головкой,  похоже,  надо  держать  ухо
востро!"
     А вслух ответил:
     - Что ж, вполне возможно. Я на родине не  был  уже  лет  сто. Сколько
помню себя - шатался по свету. И между прочим, вы тоже  на  англичанку  не
очень-то похожи.
     Она кивнула:
     - Это правда. Говорят, я - вылитая  мама.  А  она  была  француженка,
причем южанка, из Марселя.
     - Мне кажется, в ней была и итальянская кровь.
     - Может быть. Я почти ее не помню, она умерла, когда мне было  четыре
года.
     - Извините.
     - Ничего, это было так давно... -  она  зябко  вздрогнула,  -  Идемте
куда-нибудь, где не так дует.
     - Идет.  -  я  осторожно  взял  ее  под  локоток,  прибавив,  как  бы
невзначай, - Сказал Финдлей...
     Мэри замерла, глядя на меня из под шляпки широко раскрытыми глазами:
     - Вы знаете Бернса? Я его очень люблю!
     - И я, что же тут странного? Или я не шотландец?...
     Метнув на меня выразительный взгляд, она промолчала, как  бы  уйдя  в
себя, и пока мы неспешно шли по палубе в поисках укромного уголка, так  же
неторопливо текли мои мысли.
     Да, земля изредка рождает такие шедевры во плоти! Вот  только  судьба
их бережет еще реже... Что ждет ее в будущем? Я ясно  увидел  перед  собой
несколько оставшихся лет ее юности, когда она еще будет полна сил и грез о
несбыточном. Потом... Потом - пустота и бызысходность  вокруг,  неизбежное
замужество, в нехудшем случае  -  тихая  домохозяйка,  прилежно  считающая
скромный семейный бюджет,  меряющая  шагами  один  маршрут  до  бакалейной
лавки, и год за годом наблюдающая, как растут ее дети. А ее  силы  гаснут,
мир вокруг  сжимается  слепотой,  глухотой,  выпадением  зубов  и  прочими
бесчисленными недугами старости... Если она еще увидит рассвет через  двое
суток!
     Я встряхнул головой, отгоняя мучительные раздумья.
     Когда мы зашли на застекленный участок палубы и  уселись  в  стоявшие
здесь раскладные кресла, моя спутница задумчиво проговорила:
     - Я не знаю,  кто  вы,  но  согласитесь,  не  каждый  день  встретишь
простого, кое как одетого матроса, читающего Бернса, с  речью  и  манерами
джентльмена.
     - Матросы бывают разные... - в тон ей ответил я, чувствуя, что  не  в
силах промолчать или отшутиться, - А вы? Хотя на вас тоже простое  платье,
и путешествуете вы третьим классом, и в жизни вас окружают люди простые  и
грубые, вы тоже из мира иного - настоящая леди, редкая по чистоте и уму. О
внешности я не говорю. Вам где-то двадцать, но вы до сих пор  не  замужем.
Вы опасаетесь этого, ждете  чего-то  особенного...  Муж,  дом,  хозяйство,
дети. Что еще? Все это, наверное прекрасно, но неужели только для этого вы
рождены  на  свет?  Вы  так  жаждете  чего-то  неизмеримо  большего,   так
задыхаетесь в этой убогой обыденности. Ведь есть же другая  жизнь!  Вы  не
знаете, какая и где, но она должна быть, как же иначе? Но с другой стороны
- вы так одиноки, и очень скоро неизбежное случится... Дай Бог,  чтобы  вы
нашли кого-то достойного вас. Ведь в Америке все проще, Америка  -  страна
чудес, и сказка о золушке и принце там вполне может стать явью!
     После некоторой паузы она подняла влажно заблестевшие глаза:
     - Зачем вы так говорите? Так нельзя... Знаете... Больше  не  говорите
ничего... Сегодня... Мы же увидимся завтра, правда?
     - Наверно... Где и когда?
     - Здесь же, после завтрака, хорошо? Вы не обиделись?
     - Нисколько. А вы?
     - Нет! Так значит - до завтра. - она поднялась, обернувшись, - Просто
я хочу... Мне надо побыть одной.
     - Я понимаю. Споконой ночи. Я буду очень ждать!
     - И я.
     Она было отошла, но заслышав неподалеку чьи-то приближающиеся шаги  и
громкие голоса, поспешно вернулась, сев рядом со мной.
     По трапу с нижних палуб поднялась, явно  направляясь  к  нам,  тройка
заметно подвыпивших мужчин.  Было  темно,  но  их  фигуры  мне  показались
знакомыми.
     - Мне страшно... - чуть слышно прошептала Мэри,  судорожно  сжав  мою
руку.
     - Со мной ничего не бойся! - беспечно усмехнулся я, - Всего трое,  да
еще и пьяны... К тому же, по-моему, это мои друзья.
     - А-а! Вот ты где прячешься! - громыхнул знакомый бас Тома О,Коннора,
- А мы теб-б-бя пот-т-теряли. Уж думали - того... - он  болезненно  икнул,
покачнувшись, - Не свалился ли за борт, спьяну-то...
     - А я и правда чуть не упал! - рассмеялся я, кивнув  на  Мэри,  -  Но
меня удержали...
     - Ой! - вытаращил глаза Том,  похоже,  только  теперь  разглядев  мою
спутницу, - Да ты еще и с леди... Здрасьте!
     Он галантно приподнял свою потрепанную кепку.
     - Ну ладно, тады мы пошли домой,а ты, ежели хошь,  оставайся.  Только
учти - бутылка у нас еще есть, но она не бездонная!
     И они, хохоча, удалились.
     - Боже мой... - выдохнула Мэри, когда их шаги и голоса затихли вдали,
- Я так испугалась! И так остро  почувствовала  твою  защиту...  А  они  и
правда твои друзья?
     - Мои соседи по каюте. Они, конечно, немножко бандиты,  но  в  общем,
ребята добрые - смотри, как сразу вежливо оставили нас наедине.
     - Да, наверное. Если ты так говоришь... - она робко улыбнулась.
     Как-то незаметно мы перешли на "ты". Хотя, в  староанглийском  сленге
"ты" и "вы" заменяло  одно  "you",  некая  грань  интонации  и  глубинного
подтекста все же существовала. И мы ее преодолели в первый же вечер.
     Распрощавшись с Мэри я вернулся в свою каюту.  Мои  приятели  еще  не
спали, буквально "клюя носами" вокруг початой бутылки дешевого  бренди,  и
мое возвращение вызвало некоторое оживление. Меня дружно, хотя и не совсем
членораздельно поздравили, а когда я выразил  недоумение,  Том,  очевидно,
как самый трезвый, пояснил:
     - Н-ну как же? Отхватить т-т-такую кралю! - он, присвистнув,  покачал
головой,  -  А  глазищи-то,  глазищи!  Вжисть  таких  не   видал!   Н-нет,
сурьезно...
     Быстро покончив с остатками бренди, мы кое-как улеглись по койкам,  и
минуту спустя каюта вибрировала от  могучего  храпа.  Однако  мне  удалось
заснуть лишь под утро.



                                 Глава 4
                               Пустая каюта

     Борт лайнера "Титаник".
     Северная Атлантика,
     Середина пути
     Апрель 1912 г.

     На четвертый день плавания, в субботу, 13 апреля, на  лайнере  царило
безмятежное спокойствие. На залитых солнцем прогулочных палубах и открытых
кафе заполнились кресла и шезлонги. Большинство  пассажиров  расположилось
группками за карточными столиками, играя  в  бридж  или  покер,  некоторые
занялись набрасыванием  колец  на  шест  или  игро  в  мини-гольф,  другие
отправились в бассейн или на теннисный корт...
     Короче, каждый из обитателей этого плавучего отеля проводил  время  в
соответствии со своими природными наклонностями.  Экипаж  и  обслуживающий
персонал исправно работали.
     Погода, как, впрочем, в течение всего плавания, стояла  великолепная.
Обычно штормовой  Атлантический  океан  казался  на  удивление  кротким  и
ласковым. Нежно-бирюзовое небо, совсем по-весеннему припекавшее  солнце  -
все как нельзя  более  поднимало  настроение  и  располагало  к  приятному
общению.
     Мы с Мэри, встретившись,  как  договорились,  сразу  после  завтрака,
рассеянно  бродили  по  палубам,  разглядывая   окружавшую   нас   пеструю
многоязыкую толпу и оживленно болтая о разном  -  от  всяких  пустяков  до
основных вопросов философии. Это сочетание  в  Мэри  детской  наивности  с
поразительной живостью ума, искрометного веселья с  мимолетными  приливами
грусти, умиляло и восхищало меня до глубины  души.  Общаться  с  ней  было
просто и легко.
     Я взахлеб вещал ей  что-то  о  дальних  странах,  не  забывая  делать
поправки на ее время. С воображением у меня, по счастью, все в порядке,  а
сегодня я был явно "в  ударе",  импровизируя  самые  невероятные  истории,
смешные и страшные... Она рассказывала о себе, и когда склянки  пробили  к
обеду, я знал о ее немудрящей жизни почти все.
     Родилась Мэри, действительно, немногим более двадцати лет назад  -  в
мае 1891-го,  в  Портсмуте,  в  семье  офицера  военно-медицинской  службы
доблестной  армии  Ее  Величества  королевы  Виктории.  Отец  Мэри,  Чарлз
Кроуфорд не был заурядным солдафоном.  В  свободное  от  службы  время  он
всецело отдавался своему хобби - он был заядлым антикваром и  библиофилом,
и даже владел небольшой  лавкой  соответствующего  содержания.  В  этой-то
лавчонке, среди  тяжелых  кип  старинных  фолиантов  и  всяких  диковинок,
собранных из всех уголков империи  "где  никогда  не  заходит  солнце",  и
прошло детство Мэри, навек привив ей любовь к книгам, разбудив фантазию  и
жадное стремление познавать этот огромный и удивительный мир вокруг.  Мэри
была поздним, единственным ребенком в семье, и  игр  со  сверстниками  она
почти не знала.
     После смерти  матери  в  отсутствие  отца  за  дочерью  и  хозяйством
приглядывала бабушка и, пока офицерское жалованье это позволяло, прислуга.
     Потом, разразившаяся  англо-бурская  война  забросила  отца  в  Южную
Африку. Начало войны сложилось для Британии неудачно. Бурам сочувствовал и
помогал, чем мог, практически весь тогдашний цивилизованный  мир,  снабжая
всем необходимым, включая новейшее  оружие,  вроде  пулеметов  "Максим"  и
тяжелых Крупповских пушек. И вскоре  капитан  Кроуфорд  очутился  в  числе
12-ти тысяч англичан в осажденном городе Ледисмите. В  один  из  последних
дней предпоследнего года  XIX-го  века,  очередной  фугас,  выпущенный  из
бурского "Длинного Тома", разорвался в пяти шагах  от  капитана...  Месиво
крови, костей и осколков, раздробленная правая нога и сильнейшая контузия.
     Оперировал  его  единственныйй  гарнизонный  хирург  Давид   Брюс   -
впоследствии знаменитый врач, прославившийся борьбой с мухой цеце и сонной
болезнью. Отец чудом выжил, однако ногу спасти не удалось, и после  снятия
осады 27 февраля 1900 года, он, естественно, выйдя в отставку, вернулся  в
Англию. Как инвалиду войны, ему определили приличную пенсию, и  вернувшись
на родину, он первым делом устроил подросшую дочь в один из лучших частных
пансионов для благородных девиц в предместье Лондона Рединге,  где  она  и
воспитывалась до 18-ти лет.
     От жизни в пансионе у Мэри остались не самые  приятные  воспоминания.
Ханжеская пуританская мораль, сплетни и жесткая дисциплина - против  всего
этого, исподволь, бунтовали ее живой ум и страстная, увлекающаяся  натура.
Радовало лишь то, что здесь у нее появились первые подруги и друзья, хо