чесноком,  а  также  початый  бочонок  рому, несколько кружек и
маленький портативный компьютер старинного образца.  Справа  от
Голландца  сидела красивая вульгарная девка -- сытая, пьяная и,
очевидно,  довольная  жизнью.  На  другом  конце  поляны   была
сооружена  огромная  коптильня,  куда  пираты  стаскивали  туши
подстреленных животных, а рядом с коптильней  ярко  тлели  угли
большого   костра,  и  дымился  котел  --  загодя,  ко  второму
завтраку, и восхитительный аромат чесночной  похлебки  с  дикой
козлятиной уносился в лесную чащу.
      Этот  запах  пираты  учуяли,  еще  только  приближаясь  к
поляне.
      -- Кок "Летучего голландца", несомненно, один  из  лучших
поваров  Южного  Блядовитого  океана,  --  сообщил  Концентрику
Маккормик. -- Клянусь спермой Христовой, такого не сыщешь  даже
в  Островной  Империи.  Лучше меня кормил только мой старый, до
тех пор пока Плешь его самого не скормил акулам.
      -- Сейчас мы пожрем на  славу!  --  продолжал  Маккормик,
выходя  из  лесу  и  прикрывая глаза от солнца тыльной стороной
ладони.
      -- А-а! Чтоб мне никогда больше не увидеть Поляну  Пивных
Бочек,  если  это  не  рыжий  негодяй  Маккормик!  --  радостно
приветствовал Голландец своего старого  корабельного  приятеля.
-- Кого  это  ты  привел ко мне? Крепкий парень, клянусь святым
зачатием!
      Маккормик  приказал  своему  повару  соорудить  коптильню
здесь  же,  рядом  с коптильней "союзников", а затем представил
Концентрика Голландцу и его подруге. Девка похотливо улыбалась,
разглядывая могучую фигуру  Концентрика,  а  Голландец  здорово
оживился, услышав, что пришелец -- русский.
      -- Сейчас  мы  живо проверим, какой ты русский! -- заорал
Голландец.   --   Возьми-ка   компьютер,   да   напечатай   без
орфографических    и    пунктуационных    ошибок   какую-нибудь
заковыристую   фразу;   например:   "А   хуйлишь   ты,   блядь,
пиздишь-то?"  Вот  тут-то мы тебя и проверим! У нас, брат, свои
методы!
      Концентрик оставил это предложение без внимания, и  молча
уселся  на  ковре  прямо  напротив  девицы.  Метод голландского
лингвиста  был  весьма  остроумен,  но   Концентрик   даже   не
усмехнулся:  ему  было  все  равно  --  признает  его Голландец
русским или нет.
      -- Знаем мы  твои  методы,  старый  мракобес!  --  заявил
Маккормик,  мало что, впрочем, понявший, так как тестовую фразу
Голландец, естественно, произнес на русском языке. -- Знаем  мы
твои  методы!  Из-за них-то ты и торчишь в здешних водах вместо
того чтобы заниматься научной работой на Континенте.
      -- А что я забыл на Континенте? --  парировал  Голландец.
-- Ни  баб,  ни мяса! Да и с выпивкой дело там поставлено прямо
скажем неважно.
      -- Тебе бы только дорваться до выпивки!
      -- Ничего  не  поделаешь:  такова  природа  человека,  --
философски  изрек  Голландец.  --  Меняются  условия  жизни,  а
человек все тот же: ему бы только дорваться до выпивки!
      Голландца  сперва  возмутило,  что   спутник   Маккормика
проигнорировал  его тест. Он хотел было по привычке настоять на
своем, но, взглянув на Концентрика, понял, что перед ним не тот
человек,  которым  можно  безнаказанно  помыкать.  Поэтому   он
промолчал.  Маккормик заметил это, но ничего не сказал. "Далеко
может пойти парень, с которым сам Голландец счел  за  благо  не
связываться!" -- подумал Маккормик.
      Девица  поставила  перед гостями чистые кружки и тарелки.
Тем самым она привлекла к себе  внимание  и  представилась:  ее
звали  Бубна.  Затем она налила всем островного рому из бочки и
наполнила тарелки гостей отборными кусками дичины. Причем самые
лакомые части достались Концентрику, чего он, впрочем, даже  не
заметил. Он и не мог этого понять, поскольку впервые в жизни ел
жареное мясо.
      Концентрик  достал  кинжал, наколол на острие здоровенный
кусок  мяса  и  взял  его  в  рот  прямо  с  лезвия.  Вкус  был
божественный. Концентрику показалось, что он физически ощущает,
как  насыщаются его мускулы. Он почувствовал вкус крови во рту,
и  это  привело  его  в  состояние,  близкое  к  экстазу.  Есть
свежезажаренное  мясо  оказалось  почти  столь  же приятно, как
убивать. Он выпил залпом целую кружку  рому  и,  все  также  --
кинжалом,  отправил  себе в рот новый кусок сочащейся дичины. А
затем еще и еще. Кровь стекала у него с подбородка, и при  виде
этого насыщающегося самца Бубна застыла в немом восторге.
      Солнце стояло уже достаточно высоко, и становилось жарко.
Бубна  сняла  с себя майку и обнажила полную, сытную, загорелую
грудь. Капитаны также разделись  до  пояса.  Только  Концентрик
остался   в  рубашке:  он  никогда  никому  не  показывал  свою
изуродованную плетьми спину.
      Концентрик  ел  мясо  и  пил  ром,  полуобнаженная  Бубна
восторженно  смотрела  на  него,  капитаны курили и неторопливо
беседовали.
      -- Когда ты последний  раз  видел  Плешивого  Эфиопа?  --
осведомился  в какой-то момент Маккормик, и Концентрик взглянул
на Голландца, впервые заинтересовавшись разговором.
      -- Месяцев  пять  или  шесть  тому  назад,   --   немного
поразмыслив, отвечал Голландец.
      -- Я  и  того  дольше,  --  сказал Маккормик. -- А где он
сейчас, ты конечно не знаешь?
      -- Понятия  не  имею.  Тогда  я  встретил  его   угольную
посудину  в заливе возле Змеиного логова, где Плешь заправлялся
пресной  водой.  Мы  славно  отобедали  и  на  следующий   день
расстались,  и  где  он  сейчас  знает  только  непорочный член
Святого Духа! Ты ведь знаешь:  у  Плеши  нет  даже  компьютера,
поэтому связаться с ним практически невозможно.
      -- При нем была какая-нибудь любовница? -- перешел к делу
Маккормик.
      -- Да,  и  она  была  столь  хороша, что я попросил Плешь
продать ее мне; разумеется за  хорошие  деньги,  поскольку  она
того   стоила.  Однако  Плешь  так  рассвирипел,  что  чуть  не
прикончил меня каким-то ржавым черпаком.
      -- Ее звали Аделаида?
      -- Да. Ты ее знаешь? -- удивился Голландец.
      -- Она уже была с ним десять месяцев  назад,  когда  я  в
последний раз видел его на Лысой отмели.
      -- Так  вот  где  нашло  приют постоянство! -- усмехнулся
Голландец. -- Кто бы мог подумать!
      Немного помолчали. Грациозно выгнувшись, Бубна подсела  к
Концентрику и подлила себе и ему рому.
      Неожиданно Голландец изрек:
      -- Безобразие все-таки, что Плешь не имеет компьютера.
      -- А  что такое? -- удивился Маккормик. -- Все шахматисты
испытывают неприязнь к компьютеру. Почему  именно  сейчас  тебя
это взволновало?
      -- Так,   --   уклончиво   произнес  Голландец.  --  Есть
некоторые соображения...
      Голландец нерешительно посмотрел на Концентрика.
      -- Ты  бывал  прежде  на  этом  острове,  Концентрик?  --
внезапно спросил старый пират.
      Концентрик отрицательно покачал головой.
      -- Если ты уже насытился, Бубна может показать тебе лес.
      Бубна  с  готовностью  поднялась и призывно посмотрела на
Концентрика. Почти обнаженная, она поражала  Концентрика  своим
первобытным   великолепием,   почти   дикой   красотой,  и  ему
показалось особенно заманчивым обладать ею именно  в  лесу.  Он
поднялся,  вытер кинжал одним из разложенных на ковре пальмовых
листов, засунул его в ножны и, обняв Бубну своей могучей рукой,
скрылся с ней в тропических зарослях.
      Маккормик хорошо  знал  Голландца  и  понял,  что  теперь
Голландец  подарит  Бубну  Концентрику.  Именно  подарит,  а не
продаст. Маккормика всегда восхищало, как Голландец умеет  себя
держать.  Вот  его  любовница  прямо  у  него на глазах животно
возжелала  пришельца,  сам  он   не   решился   связываться   с
Концентриком,  но  как  красиво  все  обставил! И подарок будет
поистине королевский!
      -- Что за имя такое -- Бубна? -- спросил Маккормик. --  Я
помню, была у тебя когда-то Пика. Теперь Бубна.
      -- А  я  им  сам  даю  имена, -- ответил Голландец. -- По
порядку: Пика, Трефа, Бубна...
      -- А что после Червы?
      -- Снова Пика!
      -- Ух, ты! -- восхитился Маккормик. -- И которая это  уже
Бубна у тебя по счету?
      -- А  чтоб  я  считал!  -- махнул рукой Голландец. -- Я с
тобой хотел поговорить вот о чем.  Не  мешало  бы  нам  получше
отладить  связь,  да  и  Плешивого  Эфиопа  убедить обзавестись
компьютером.
      -- А что такое?
      -- В прошлом месяце  я  был  на  Аукционе  и  слышал  там
разговор о готовящейся войне.
      -- Да  у  нашего  брата  вся  жизнь -- война! -- беспечно
воскликнул Маккормик.
      -- Тут другое, -- серьезно сказал Голландец.  --  Говорят
на  заводах  Великого Островитянина трудятся уже свыше двадцати
тысяч рабов, и он готовит крупную эскадру для борьбы с нами.
      -- Он всегда боролся с нами.
      -- Прежде это было всего лишь полицейское патрулирование,
а теперь  у  него  более  серьезные  планы.  Говорят,  что   он
собирается  блокировать  Аукцион  и  другие ключевые острова, а
также установить полный контроль над морем.
      -- Неужели мы ему так мешаем? --  Маккормик  с  сомнением
покачал головой.
      -- Как-то  все-таки  мешаем, и если он теперь располагает
достаточными средствами, то  почему  бы  ему  и  не  попытаться
расправиться с нами?
      -- Поживем-увидим,  --  сказал Маккормик. -- Не знаю, что
мы тут можем предпринять... Это всё, что ты хотел сообщить  мне
наедине?
      -- Да.  Ничего  серьезного,  но  именно поэтому я и хотел
обсудить это с глазу на глаз, без посторонних ушей.  Не  люблю,
когда паника поднимается попусту.
      -- Концентрик   не  из  тех,  кто  поднимает  панику,  --
возразил Маккормик.
      -- Да, парень, кажется, дельный, -- согласился Голландец.
-- Я бы подарил ему Бубну, только вот...
      Голландец     замялся,     и     Маккормик,     прекрасно
ориентировавшийся в ситуации, с улыбкой подсказал ему:
      -- Только  вот,  не  подумает  ли  он,  будто  бы  ты его
испугался? Ты ведь это хотел сказать?
      -- Ну, что-то в этом роде.
      -- Не подумает, -- уверенно сказал Маккормик.
      -- Ты уверен?
      -- Вполне. Ему наверняка и в голову не приходит,  что  по
отношению  к  тебе  допущена  некоторая бестактность. Он прошел
слишком  суровую  школу,  чтобы  придавать  значение   подобным
пустякам.  Прямо  с  Континента  парень попал на весло и больше
года просидел на нем. Слыханное ли дело!?
      Голландец промолчал. Быть может впервые  в  жизни  старый
пират  подумал  о  том, какие поистине космические холод и мрак
успевают  воцариться  в  душе  человека,   пока   его   мускулы
гипертрофируются и наливаются сталью на веслах.
      Два  капитана  еще  долго  пили  ром и обсуждали проблемы
"берегового братства". Из леса целый  день  доносились  женский
визг,  веселая  перебранка,  а  также  пьяная  пальба -- в пылу
разврата пираты не забывали об охоте.
      Затем наступил вечер, и зажглись костры. Возвратились  на
поляну  Бубна  и  Концентрик.  Почти  обнаженная,  загорелая  и
блестящая  в  свете  вечерних  огней  Бубна  ступала  легко   и
величественно  и  светилась  удовлетворенной  женской  улыбкой.
Концентрик шел чуть тяжеловатой походкой,  в  своей  неизменной
рубашке,  бритоголовый и могучий, словно всесильный лесной дух.
И при ярком  свете  костра  Бубна  вновь  любовалась  тем,  как
Концентрик  подбирает  себе  наиболее  кровавые  куски  мяса  и
запивает их горячим ароматным бульоном.
      В отличие от тихой фиолетовой ночи на море,  лесная  ночь
оказалась  черной  и  многоголосой.  Концентрик  и  Бубна спали
высоко, в ветвях  огромного  лиственного  дерева,  на  постели,
наспех  сооруженной  из  многочисленных  листьев  папоротника и
лопуха.

     4

      На рассвете Маккормик приказал  своим  людям  сворачивать
лагерь   и  готовиться  к  возвращению  на  корабль.  Несколько
удивленному такой спешкой  Голландцу  он  объяснил,  что  решил
бросить  якорь  в  Тигровой  бухте  в  основном для того, чтобы
заправиться пресной водой, а серьезную охоту планирует провести
в ноябре на Лысой отмели.
      Все   утро   Бубна    тщательно    избегала    Голландца,
небезосновательно   опасаясь  взбучки  за  свое  легкомысленное
поведение. Голландец казалось не обращал на это внимания.
      Концентрик с утра  также  был  холоден  с  девушкой.  Его
отнюдь  не  страшила  мысль о предстоящей разлуке. Напротив, он
был даже рад возможности так легко от нее  отделаться.  Не  то,
чтобы  она ему не понравилась; просто он плохо представлял себе
сожительство с ней на пиратском корабле. У Концентрика еще свеж
был в памяти пиратский контракт. Там говорилось, что любой член
команды за дополнительную плату в  общую  казну  (что-то  около
десяти крон в день) может иметь отдельную каюту. Но, во-первых,
у  Концентрика  денег  не  было  вообще, а во-вторых, сейчас, в
связи с пребыванием на  борту  "Веселого  Мака"  почти  четырех
десятков женщин, свободных кают могло и не оказаться в наличии.
Конечно,  как  только  женщин  продадут, у Концентрика появятся
кое-какие деньги, и одновременно на "Веселом Маке"  освободятся
каюты, но все же Концентрику не нравилась перспектива постоянно
жить  с  Бубной  на  корабле,  да  и не за Бубной он охотится в
здешних водах.
      Поэтому ближе к полудню, уже на берегу,  для  Концентрика
наступил  непростой  момент,  когда  Голландец подловил наконец
Бубну, подвел ее к Концентрику и сказал по-русски:
      -- В память о нашей встрече,  парень,  прими  от  меня  в
подарок вот эту женщину.
      Несколько  секунд  Концентрик смотрел на Бубну: очевидно,
она также испытывала двойственные чувства, какие  почти  всегда
переживает  человек  при внезапной перемене в своей судьбе. Она
не понимала по-русски, но догадывалась, что ее либо дарят, либо
продают Концентрику.
      Наконец Концентрик сказал:
      -- Спасибо, Голландец, но мне нечем отблагодарить тебя за
этот подарок.
      -- Сочтешься  когда-нибудь  дружбою,  --  отвечал  старый
пират.  --  Ты  еще  только  начинаешь  жить  в  рельном  мире,
Концентрик. Знай же: мужская дружба есть самое ценное на земле.
Своих друзей ты будешь помнить всегда, даже  если  порой  между
вами  и  пробежит  черная  кошка,  а  женщину  можно  и за борт
выкинуть, коль приспичит.
      Как все просто, подумал Концентрик, но сам бы он  никогда
до  этого  не  додумался. Зверски убить двадцать человек -- это
пожалуйста, с  удовольствием,  а  вот  выбросить  за  борт,  за
ненадобностью,  одну-единственную  женщину -- что на самом деле
гораздо легче -- ему бы и в голову никогда не пришло. Стереотип
мышления!
      -- Спасибо, Голландец, -- снова сказал Концентрик, теперь
уже с легким сердцем и, положив  свою  тяжелую  руку  на  плечо
Бубны, слегка подтолкнул ее к шлюпке.

     5

      На  корабле  Бубна  вела  себя  прилично.  Держалась  она
обособленно от остальных девиц, чему  имелось  вполне  разумное
объяснение:  те  являлись  собственностью всей команды, а Бубна
принадлежала лично Концентрику. Была она красивая и  во  многих
отношениях  приятная  женщина. По-английски говорила с заметным
латинским акцентом; скорее всего она была итальянка.
      Ночью Концентрик уединился с ней на полуюте. Они пили ром
и ели яблоки: бочки и с тем, и  с  другим  стояли  на  "Веселом
Маке"  прямо  на  палубе. Бубна быстро запьянела, Концентрик же
никак не мог расслабиться: его  одолели  тяжелые  воспоминания,
что нередко с ним случалось.
      -- Больше  всего  на  свете  я  люблю  ром  и  мужчин, --
развязно сказала Бубна. -- Особенно по ночам.
      Концентрик  не  слишком  внимательно  слушал  ее   пьяную
болтовню.
      -- А что ты любишь больше -- ром или мужчин? -- рассеянно
спросил он.
      -- Ром,  --  ответила Бубна и расхохоталась. -- Некоторые
мужчины просто омерзительны. Особенно некурящие. А ром  приятен
всегда. У тебя есть сигареты?
      Концентрик достал из кармана сигареты.
      -- Как долго ты в море? -- спросил он.
      -- С  того  самого  момента,  как пришла на Галапагос, --
отвечала она. -- Уже свыше трех лет.
      -- И всегда с пиратами?
      -- Нет. Сперва я плавала на торговой галере.
      Концентрик  вздрогнул.  Ему  даже  показалось,   что   он
предвидел такой ответ.
      -- И  какую  работу ты там выполняла? -- несколько наивно
спросил он.
      Бубна встала и поводила задом. Она опять  была  голая  до
пояса,  с  распущенными  черными  волосами,  и  при свете звезд
выглядела как прекрасная ведьма из мудрой старинной сказки.
      -- У  нас  своя  работа,  --  сказала  она.  --  Я   была
любовницей шкипера.
      Концентрик  подумал,  что неплохо бы уже сейчас выбросить
ее за борт. Он с трудом подавил  в  себе  это  желание,  быстро
выпил   еще   одну   кружку   рому   и   ушел  спать,  даже  не
поинтересовавшись, где будет спать она.

     6

      На другой день, незадолго до  полудня,  пираты  "Веселого
Мака"  бросили  якорь в живописной гавани у Острова Тысячи Дев,
который   гораздо    чаще    называли    попросту    Аукционом.
Многочисленные   лодки   торговцев  фруктами,  высокие  пальмы,
одноэтажный белый городок вдали -- все это выглядело  бы  очень
привлекательно,  если  бы  не ужасная толпа голых, закованных в
цепи невольников,  строем  сидевших  на  корточках,  окруженных
вооруженными  надсмотрщиками и ждавших команды, чтобы подняться
и потащиться на аукцион навстречу  новым,  пока  еще  неведомым
мучениям.   Толпа   эта   явно   была   только  что  согнана  с
пришвартованной по соседству с "Веселым Маком" торговой галеры,
шкипер которой громко командовал на палубе и время  от  времени
исподтишка  бросал  взгляды  на  пиратский  капер, с которым он
никогда бы не захотел встретиться в  открытом  море.  При  виде
этого  зрелища  Концентрик  машинально сжал кулаки, но стоявший
рядом Маккормик мягко положил руку ему на плечо и сказал:
      -- Спокойнее, друг мой, ты все  равно  не  изменишь  этот
мир.  Если  ты  не  обещаешь вести себя благоразумно, я оставлю
тебя на борту, и ты так и не побываешь на Поляне Пивных Бочек.
      Концентрик  неотрывно  смотрел  на  берег.   Вскоре   там
прозвучала команда "Встать!", и рабы покорно поднялись и, гремя
цепями, строем потянулись по направлению к городу.
      Пираты  начали  готовиться к высадке. Всех женщин собрали
на  палубе,  и  квартирмейстер  Борода  давал   им   надлежащие
указания.  На  этот  раз  Борода и сам собирался на берег, а на
корабле оставался главный канонир Дарби со своими  помощниками.
Бубна  все  время льнула к Концентрику. Она понимала, что ночью
сболтнула лишнего, и теперь пыталась исправить  положение.  Она
уже  жалела,  что изменила Голландцу: там ее существование было
гораздо  спокойнее,  она  испытывала  достаток  и  пользовалась
уважением  капитана  и команды; теперь же она очутилась всецело
во власти человека, который временами казался  ей  обозлившимся
на весь мир дикарем.
      Перед  высадкой  на  берег Маккормик счел необходимым еще
раз предупредить Концентрика:
      -- Ты, парень, на острове руки особо не  распускай.  Наша
торговля здесь и так висит на волоске, ты это прекрасно знаешь.
      Концентрик молча кивнул головой в знак согласия.
      Женщин  не  заковывали  в цепи. Да и стерегли их во время
переходов не слишком строго. Практика показывала, что  женщины,
в отличие от невольников-мужчин, почти никогда не предпринимали
попыток  к бегству. Им просто некуда было бежать; повсюду ждала
их неволя. Самые красивые женщины предназначались для  плотских
утех,  остальных  использовали  для всевозможных работ, испокон
веков считавшихся женскими. Бежать можно было только обратно на
Континент, но это  не  представлялось  реальным.  Как  правило,
пленницы  и  не  стремились  к побегу: одни смиренно несли свою
долю, другие стремились  устроиться  с  максимально  возможными
удобствами.   Многие   женщины   находили   эту   жизнь   более
естественной, чем жизнь на Континенте, невзирая даже на то, что
их порочно зачатые дет