и
поняли нас, вот что. Даже не то слово  "поняли".  "Ракетки",  по-видимому,
давно поняли, что мы такое, может быть, еще на Странной. Судя по тому, как
они с расстояния  в  тысячу  километров  сумели  разобраться  в  том,  что
творилось в звездолете, для них это не проблема... Но сейчас  они  впервые
приняли нас всерьез. Да, да! - Он тряхнул головой. - Они поняли, что мы не
только "что-то": слабая и еле-еле живая белковая материя, но и  что  мы  -
кто-то. Ты был прав, Антон: для "ракеток" это  явилось  несравненно  более
трудной задачей, чем для нас...  и  все-таки  они  постигли!  Поняли,  что
встретились с иной высокоорганизованной  жизнью,  которая  развивается  по
своим законам, стремится к своим целям. И что нельзя  ни  пренебречь  этой
жизнью, ни бесцеремонно вмешаться в нее. Трудно сказать,  что  им  внушило
уважение: нацеленный на рой контейнер с антигелием, наши схватки...
     - ...или, может быть, наша кинограмма дошла до их сознания? - вставил
Патрик.
     - Во всяком случае, единственное, в чем ты был  прав,  Антон:  к  ним
нельзя подходить с нашими мерками и  нашими  представлениями,  -  заключил
Максим.
     - Что ж... - устало опустил глаза Новак, - если вы считаете,  что  во
всем остальном я был не прав,  то...  мне  нельзя  быть  вашим  капитаном.
Выбирайте другого.
     - Ну зачем так? - примирительно сказал Торрена.  -  Собственно,  пока
еще никто не прав. Мы так и не узнали, что они хотели...
     - Э! Зачем слова, зачем выяснять отношения,  Антон?  -  с  ленивой  и
холодной усмешкой молвил Максим. - Долетим как-нибудь... Хотел бы я знать,
что будет на Странной через десять лет?
     А Новак думал о том, что согласие в команде восстановится не скоро.