тебе  больше,  чем  вложенная
посторонним истина.
     Подобно тому, как сейчас эту истину вкладывают в  целую  страну.  Она
читала и читала, забыв о  времени.  Мильтоновский  "Paradise  lost"  можно
перечитывать бесконечно. И всякий раз  ты  отыщешь  что-нибудь  новенькое.
Как, впрочем, и Спенсера, "Королеву волшебной страны",  но  там  требуется
крепкое знание староанглийского.
     Очнулась она только когда заспанный проводник потащился  по  коридору
будить нескольких фермеров и лесных рабочих, что сходили в  Теребутенце  -
последней крупной станцией перед  Кипренью.  Соня  принялась  расталкивать
спутников.
     Парни, как всегда, вскочили мгновенно и  бесшумно  -  школа  все-таки
сказывалась; Машка же, тоже как всегда, принялась браниться, посылать всех
куда подальше и грозиться всякими непечатными словами, коих в ее  арсенале
содердалось великое множество.  Эх,  если  б  их  на  патроны  обменять...
Получилось бы выгодно даже по курсу один к десяти.
     Одевались, обувались, меняя кроссовки на сапоги. По  здешним  болотам
не разгуляешься даже в августе после не слишком богатого дождями лета.
     ...Поезд остановились довольно скоро. Проводник  не  показывался,  но
дверь оказалась отперта. Соня быстро высунулась наружу - темно,  не  видно
ни зги, только вдалеке - одинокий  фонарь.  Черт  его  знает,  как  должны
выглядеть эта Кипрень, может, так и надо? Она спрыгнула на гравий.
     Пусто-то как! И не видать даже никого из сопровождающих поезд вояк  -
по инструкции, обязаны выходить с  мощными  фонарями,  следить,  чтобы  не
случилось бы никаких эксцессов. Но, видать, Кипрень эта  настолько  мелка,
что  ее  сочли  недостойной  даже  взгляда  славного  рейнджера  из   82-й
воздушно-десантной.
     ...Едва успели сбросить  рюкзаки  и  спрыгнуть  сами  -  ни  о  каких
платформах тут и речи не было  -  как  поезд  тронулся.  Проводив  глазами
исчезнувший вдали  красный  огонь  последнего  вагона,  Соня  вздохнула  с
облегчением. Здесь, в глуши, максимум с чем они могли столкнуться  -  пара
поселковых (то же, что и городовые), только еще ленивее и безалабернее. На
подполье им плевать с высокой лампочки. Это, конечно, не угроза.
     - Х-холодно, йомть, -  пожаловалась  Машка,  застегивая  штормовку  и
натягивая капюшон.  Машка  вечно  или  мерзла,  или  умирала  от  жары,  в
зависимости от времени года, и середины не признавала.
     - Веди, Соня, - серьезно сказал Костик. В отличие от других,  он  уже
успел взгромоздить рюкзак на плечи.
     Веди. Легко сказать. А вот что делать, когда тут единственный фонарь,
да еще и где-то у черта на куличиках?
     В руках Мишани засветился  фонарь.  Хороший  фонарь,  трофейный.  Луч
побежал  по  подступившим  совсем  близко  к  полотну  лесу,  по   кустам,
покосившейся, серой от дождей дощатой будке возле переезда -  полузаросшая
лесная дорога таранила тут рельсовое полотно, тяжело переваливалось  через
него, уползая в заросли на противоположной стороне.
     - Блин! Соня, где мы? Это что, Кипрень? - осведомилась Машка.
     - Нет, - без тени неуверенности в голосе  отрезала  Соня.  -  Мишаня,
подсвети карту. Ага... все правильно.
     Она сама еще не совсем понимала, что именно "правильно",  но  ребятам
ее растерянность видеть вовсе не полагается.
     Мишаня поднес карту-километровку.  На  ней  черный  росчерк  железной
дороги пролег от Теребутенца дальше, через Кипрень к Анциферову.
     - Мы сейчас вот здесь, - Соня уверенно  ткнула  пальцем  в  карту.  -
Большая дорога. Переезд. Пять километров по рельсам до Кипрени.
     - А з-зачем же мы тут вылезли? - спросил Костик.
     - Потому что в поезде рейнджеры были вместо обычных конвойных -  раз,
- принялась вдохновенно импровизировать Соня. - Потому что проводник знал,
докуда мы едем и  наверняка  стукнул  -  два;  потому  что...  потому  что
американ, когда шмонал, уж очень нехорошо на меня смотрел потом. Вот  я  и
решила... себя поберечь надо. Пока они разберутся, где мы сошли да  зачем!
А до Орташева... - она вновь взглянула на карту, - здесь не так и  далеко.
Километров двадцать, если по  дорогам?  считая  со  всеми  извивами.  Вот,
смотри - на ту  сторону,  по  этой  дороге,  между  озерами,  Сивериком  и
Долгушей, и прямо, через Сивцево, Бакшиху, Михеевку - до Мощичина. А там в
Орташево повернем. Крюк, конечно, изрядный... зато от хвоста избавились.
     - Если он был, хвост этот, - пробурчала Машка.
     - Ветер у тебя в голове, Маха, - назидательно заметила Соня.  -  Сама
ведь знаешь - надейся-надейся, а все равно не плошай. Давай, пошли. Что-то
мне не слишком через Кипрень идти улыбается.
     Сказано - сделано.
     Над ними разгорелась заря. Путь пролегал через дремучие леса,  дорога
казалась давно заброшенной - ферм в здешних краях пока что немного.  Да  и
что тут толком вырастить можно? Лето короткое,  то  если  не  дождливое  и
холодное, так испепеляюще-жаркое. Правда, здешние края славились изобилием
и грибов, и  ягод,  но  сейчас  народ  что-то  к  ним  охладел,  как  и  к
бесчисленным нарезам "садоводств". Только фанатики этого дела и  остались.
Остальным и так на  бутылку  с  закусью  хватает,  особенно  если  самогон
неподакцизный...
     Три полупустые деревни они миновали, обходя их краем  леса,  границей
зарослей и полей. Когда-то заброшенные, селения мало-помалу оживали;  а  в
одной путники заметили даже новенький фермерский дом.
     Наконец они добрались почти до самой цели. До узкой моховой  головины
между  двумя  озерами.  Дорога  смело  вбегала  на  серо-зеленый   покров,
оборачиваясь  черным  рвом,  заполненные  болотной  водой.   Кое-где   еще
виднелись остатки некогда проложенной здесь гати.
     - Нам что, нам СЮДА? - с ужасом спросила Машка.
     - Не бойся, тут неглубоко, только надо по самому краю идти.
     Через болотину пробирались битый час.
     Уже опускался вечер, когда они наконец добрели до цели.
     Деревенька предстала их взорам  двойной  ниткой  выстроившихся  вдоль
дороги  изб,  всего  десятка  три,  наверное.  Окрестные   поля,   однако,
оставались отменно чисты, словно только-только вспаханы под  пар.  Дома  -
тоже в полном порядке, словно хозяева и не  ушли  отсюда  много-много  лет
назад. Прополотые огороды, ровные плетни, добрые крыши, опрятные срубы над
колодцами и взнесенные деревянные коромысла журавлей.
     Однако дым поднимался только над одной трубой.
     Соня почувствовала, как сердце дало перебой. Сразу стало жарко-жарко.
Все, пришла, девица-красавица, время сказок кончилось, настало время  дело
сполнять...
     - Это здесь? - простонала Машка. - Ой... я себе ноги по самую задницу
стерла. Все, если еще хоть раз шагну - хороните меня, хороните...
     - Як помру, так поховайте на  Вкраине  милой,  -  безбожно  перевирая
оригинал, провозгласил Костик. Он казался свежее других.
     ...Они едва добрались  до  запорного  плетня,  которым  перекрывалась
дорога - чтобы скотина не разбрелась - когда навстречу им вышел человек. В
просторной полотняной рубахе, подпоясанный простой веревкой, в  серых  же,
некрашеных штанах, которых так и тянуло гордо поименовать "портами". Он не
отличался богатырским сложением, хотя шириной плеч куда как превосходил  и
Костика и Мишаню, узкогрудых городских выкормышей. На вид ему смело  можно
было дать и тридцать, и сорок лет -  по  лицу  возраст  не  угадывался.  И
глаза, когда он подошел ближе, оказались самыми обыкновенными, без  всякой
там "дремлющей мудрости бессчетных веков". И пахло от него, как  и  должно
пахнуть от мужика, что весь день в поте лица машет топором.
     - Здравы будьте, гости дорогие, - низким голосом прогудел он. - С чем
пожаловали? Давайте,  давайте,  заходите,  вижу,  что  с  ног  валитесь...
издалека идете? Не со станции, так я и удивляюсь...
     - На большой дороге сошли, - вдруг  сказала  Соня.  -  От  рейнджеров
избавлялись.
     - От рейнджеров? - взгляд мужчины тотчас стал жестким и острым. -  Ах
вот оно как...  ну,  давайте,  пошли.  Отдохнете,  я  вам  баньку  истоплю
по-быстрому... Да и ночуйте здесь. Куда вам дальше-то надо?
     - Да нам, собственно говоря, сюда надо, - вылезла Машка.  -  А  зовут
вас как?
     Незнакомец усмехнулся.  Зубы  у  него  были,  словно  он  только  что
снимался для рекламы "Блендамеда".
     - Всеслав, - спокойно сказал он. - Полоцкий Всеслав Брячеславич.
     - Ничего себе совпадение, - выдавил из себя Костик.
     - Всякие совпадения  бывают,  -  Всеслав  улыбнулся  и  слегка  пожал
плечами. - Ну, пойдемте? Давайте, красавицы, мешки ваши. Донесу.

     x x x

     После бани они маленько оттаяли. А то совершенными волками смотрели -
все, кроме одной,  стриженной,  Сони.  А  так  -  соорудил  я  самоварчик,
выставил варений, и пошел у нас совсем другой разговор.  Правда,  говорила
все больше та же Соня. Памятуя Лику, присматривался я к ней, как мог -  да
все напрасно.  Равноапостольную,  надо  сказать,  я  ведь  так  и  так  не
распознал, доже после начала экзорцизма. Видно, но просто это  образ  был,
несчастную монашку и впрямь послали с  таким  заданием  сюда;  и,  значит,
разбираться с тем головастым настоятелем все-же придется.
     Наступила уже ночь, и филин, давний мой знакомый, троекратно  проухал
над избой  -  мол,  выходи,  на  звезды  полюбуемся,  покалякаем.  Правда,
подождав маленько, понял, что я  занят,  никуда  не  пойду  и  думал  было
обидеться - да, видно, амбарный ему вовремя шепнул,  что  дело  серьезное.
Ухнул еще пару раз печально и улетел в поле. Мышковать.
     Разговор как-то неуловимо истаивал, иссякал, как всегда бывает, когда
сошлись  незнакомые  люди,  обменялись  первым,  внешним,  куда  позволено
пускать чужих, и застыли в раздумьи - то ли  открыться,  как  открываешься
порой случайному попутчику, то ли попрощаться  и  уйти.  Правда,  по  Соне
судя, уходить она никуда не собиралась.
     - Всеслав Брячеславич... - имя  ей  давалось  с  трудом.  И  на  чуть
смуглых щеках - темно-алые пятна.
     - Да без отчества можно, - сказал я. - Не так мне и лет-то много...
     Она подняла глаза, впервые за все время беседы взглянула с вызовом.
     - Какие наши годы - только-только первую тысячу размениваем?
     За столом стало тихо-тихо.  Мальчишки  смотрели  на  меня  совершенно
очумело. Вторая девчонка, Маша, напротив - холодно и деловито. Под столом,
я знал, она уже сняла "Узи" с предохранителя.
     - Да мне как-то казалось, на тысячу я пока не тяну, -  демонстративно
посмотрев в зеркало, сказал я. Интересные времена пошли - похоже,  ни  для
кого я уже не тайна... И что теперь делать то? Или они - тоже от Него?
     - На тысячу - нет. Хорошо, что вы -  не  Свифтовский  бессмертный.  А
ведь бессмертный, правда? - она жадно смотрела на меня,  глаза  умоляли  -
ну, согласись, согласись, так хочется верить, что вечная, неизбежная  тьма
в конце пути не так уж неизбежна!
     - Не бессмертный, - я покачал головой. - Убить  меня  можно...  очень
даже. Вот Маша это как раз и собирается, похоже, сделать...
     - Да хватит вам! - внезапно  крикнула  та  самая  Маша.  С  нарочитым
грохотом швырнула оружие на стол - чуть самовар не опрокинула. - Соня!  Не
крути! Скажи прямо! И... если он... человек... русский...
     - Хорошо, - глаз от меня  не  отводя,  согласилась  Соня.  -  Всеслав
Брячеславич... простите, нам надо вас спросить...
     - Спросить? А зачем? - эхом отозвался я. Так  и  будешь  ты  у  меня,
красавица, ходить кругом да около, пока не выяснится, что тебе надо.
     - Оружие... Меч... Он у вас?
     Ох ты! И эти все знают! Ну неужто Ему опять Русский Меч потребовался?
     - Об этих вещах,  девонька,  с  первыми  встречными  не  калякают,  -
невозмутимо сказал я.
     Мальчишки замерли соляными столбами. Только глаза и жили.
     - Хорошо, - Соня потерла виски. - Тогда я сама вам расскажу.  Знаете,
как в детективая... "А  вы  меня  поправьте,  мисс  Лора  Лайонс,  если  я
ошибаюсь...". Она сцепила пальцы, напряглась от волнения.
     - Отчего ж... послушаем, - согласился я.
     - Я давно чувствовала...  искала...  не  знаю  даже  что.  Но...  вот
только... Все это не  то  было.  Вера,  обряды,  храмы...  По  паспорту  я
православная, а на деле... В общем... как-то раз, давно это было, классе в
девятом, зашла в церковь... верите  ли,  нет  -  свечи  разом  как  ветром
задуло!..
     Ого! Уж не от Князя ли Тьмы ко мне сегодняшние гости пожаловали?
     Признаюсь, мне не по сбе стало. С чистым Мраком мне играться  еще  не
доводилось... и  едва  ли  когда  придется.  Хватило  один  раз  на  Данта
посмотреть.
     - И вот... - торопилась она, сбивалась, и верила свято в свои  слова,
и боялась смертельно, что я сам не поверю... -  И  вот...  когда  подполье
создавалось, знаете, тогда много  там  было  всяких...  ну,  страшные  там
клятвы любили, названия красивые...
     Знал я это. И чем они кончили - тоже знал.
     - И вот... Мальчишки Иванова начитались, "Руси изначальной",  помните
- там дружина  Черного  Перуна  была...  воинское  братство,  что  превыше
кровного родства... И говорят - давайте так и назовемся... а я  возьми  да
скажи - если уж дружина Черного Перуна, так надо по всем правилам...  знак
под мышкой каленым железом выжечь... А они мне - да ты, девчонка, чего нас
подначиваешь,  сама  небось  красоту  портить  не  захочешь,  да  и   боли
испугаешься... А я говорю - да вы первее меня испугаетесь, женщины  вообще
выносливее, нас природа рожать предназначила и  боль  терпеть...  Ну  и...
горячие головы, завелись, и в самом деле метку железную сделали, был у нас
тогда кузнец один настоящий... Стоим мы так, стоим и я вижу - трусят  все.
А когда железо рдеющее к тебе эдак подносят... так  куда  как  страшно.  В
общем... меня словно как подхватило что-то, подхватило да  повело,  я  как
заору - трусы вы все, давайте, с меня начинайте! Руку так подняла - и сама
на метку... Колька-кузнец чуть с перепугу ее не выронил.
     Она торопливо, забыв  об  окружающих,  расстегивала  рубашку.  Высоко
подняла украшенный шрамом локоть.
     В подмышечной впадине темнел выжженный каленым железом  Знак  Перуна,
знак воинов, знак мужского оружного братства, знак, который я не видел уже
невесть сколько веков.
     Ноги сами распрямились, заставляя встать. Негоже сидеть вот  так  вот
перед братом, что приняла на себя печать моего Бога.
     Трое Сониных спутников глазели на нее, разинув рты. Видно, это  стало
новостью и для них.
     - Завопила я тогда, помню...  благим  матом.  А  потом...  потом  все
поплыло как-то. И я увидела. Старик... нет, не старик он,  просто  зрелый,
сильный такой воин, весь  седой.  В  черном  доспехе,  в  руках  -  топор.
Поглядел так на меня, улыбнулся и сказал: "Здравстствуй,  отроковица,  али
мужчин в Земле Русской не стало, что таких, как ты, ко мне посылают?.."  А
потом вгляделся, посуровел весь и говорит: "А, вижу,  вижу,  отроковица...
ну что ж, помогу тебе в беде твоей. Ступай, ищи... Ищи Всеслава-ведуна, он
нынче в северных лесах уже сколько веков обретается. У того Всеслава  есть
дивный меч, он твою землю только оборонить и сможет..."  Сказал  так  -  и
пропал. Ну, точно в сказке.  Меч  кладенец  сыскать...  -  Хихикнула  она,
натужно так, искусственно. - Я сперва не поверила... или нет, вру,  сразу,
сразу  поверила!  Мне  потом  объясняли  -  мол,  в  отключке  целый   час
провалялась, ребята уже испугались, что помру прямо там. А  потом...-  она
перевела дух.  -  Потом  началось.  Сны.  И  в  каждом  сне  -  вы...  ты,
Всеслав-ведун. И начала я... искать.
     - И как же искала? - одними губами, не в силах оторваться от ее глаз,
проговорил я.
     Она слабо улыбнулась. Забытая рубашка так  и  осталась  расстегнутой.
Над левой ключицей я увидел еще один шрам - звездочкой.
     - В архивах искала... Необычных людей, что на  одном  месте  живут...
ну, знаете, как в детективах...  как  там  к  кому  дома  переходили...  А
потом... словно как надоумил  меня  кто-то  -  стала  в  битвах  искать...
странного. И нашла. - Она в упор посмотрела на меня.  -  С  Куликова  поля
начала... Сколько там у Боброка конницы было? Неполных тысяча двести, так?
Так как они могли всю битву повернуть? Как у нас в историях пишут  -  мол,
остальные увидели, воспряли,  ударили?  Чушь!  -  она  от  презрения  даже
скривилась. - Когда насмерть бьешься - вокруг себя ничего уж не видишь, не
слышишь. Какие уж там "воспряли"! И подумалось мне... не обошлось там  без
тебя, Всеслав-ведун... а еще - без твоего меча. И дальше... кое-что нашла,
тоже. Вот при Бородине тебя точно не было... и у Самсонова  тоже...  а  до
того - под Мукденом...
     Верно. Империя сама себя  защищать  должна,  иначе  это  не  империя.
Впрочем, так в конце концов и оказалось.
     - И снова твой след отыскала... знаешь, где, ведун? Под Кубинкой...
     Не иначе, как сам Перун твоей рукой водил, девонька. Отыскать в  море
старых бумаг один-единственный бой...
     - Потому что... он самый важный  был,  этот  бой.  Прорвись  немцы  к
Кубинке - весь северо-западный фас московской обороны бы развалился... они
выходили в  тыл  всей  звенигородской  группе  войск,  в  тыл  к  Пятой  и
Шестнадцатой армиям... и что тогда?
     - Что тогда? - я по-прежнему не в силах был отвести глаз.
     - А тогда... тогда Жуков перебросил туда две  ополченские  дивизии...
4-ю и 5-ю московские... семь тысяч человек, запас третьей очереди,  старше
сорока пяти лет... около тысячи винтовок, два пулемета, да сотня гранат на
все. И одна ночь - чтобы окопаться. А морозы-то ого-го какие,  а  земля-то
мерзлая... На других участках фронта  под  Москвой  пулеметные  гнезда  из
замерзших трупов складывали. И вот  бой...  наступает  немецкий  пятьдесят
седьмой мотокорпус, вводят в прорыв свежую дивизию... две сотни  танков...
впереди - ополченцы, без артиллерии,  без  минных  полей,  без  авиации...
траншей и тех нет... Смять их должны были, пройти как нож сквозь  масло...
тьфу, банальность...  а  вместо  этого  немцы  разгромлены,  на  поле  боя
остается  полторы  сотни  танков...  С  флангов  наваливаются  две  свежие
сибирские дивизии... отбросили.
     - Мало ль такого за войну было? Когда  из  ничего,  голыми  руками  -
останавливали?
     -  Не  было!  -  жестко  отрезала  она.  -  Танки  голыми  руками  не
остановишь.
     - Не так это, ну да ладно, я-то здесь причем?
     - А притом! Алексеев Михаил Андреевич - слыхали про такого?!
     - Слыхал... - медленно уронил я.
     -  Представлен  к  ордену  Красной  Звезды.  "Подручными   средствами
уничтожил  три  танка  противника",  это  какими   ж   такими   подручными
средствами,  Всеслав  Брячеславич?..  А  в   списках-то   дивизии,   когда
формировалась  она,  никакого  Алексеева  Михаила  Андреевича-то  и   нет!
Александрович - есть. А потом... потом я села сканировать  Новгородчину...
старые села на севере... и  наткнулась.  На  него.  На  Алексеева  Михаили
Андреевича. Ну, думаю, судьба. Стала проверять... перепроверять... наконец
решилась, ребят вот взяла... и поехали.
     - Зачем, брат? - тихо спросил я.
     Она опешила.
     - К-как зачем... Меч ведь... надо...
     - Неужто ты думаешь, что я бы дома остался, на печи бока греть,  если
б МОЖНО было в бой пойти?
     Ее мгновенно залила краска.
     - Понимаю. Понимаю, о чем ты подумала. Мол,  сидит  эдакий  Кощей  на
мече-кладенце, нужно  пойти,  чудо-оружие  взять  -  и  вперед,  за  землю
Русскую? Молчи! Теперь я говорить стану. Или... нет. Ну, у кого силы есть?
Пойдемте! Я вас сам к мечу отведу...
     Вскочили, словно и не было за спиной тяжкого перехода. У всех глаза -
что чайные блюдца.
     - П-постойте... - вдруг пролепетал мальчишка, Костя.  -  Это  что  ж?
Боги есть, что ли?  И,  значит...  Может...  так  наверное,  нам  всем  по
монастырям идти надо?
     Не знаю, может,  и  надо.  Сие  от  меня  сокрыто.  Я  не  знаю,  что
происходит за той чертой, что зовется Смерть. Хочется ве