заблестел  единственным  глазом  ржавый  перископ.  Произведя
всестороннее  визуальное  обследование,  он  уставился  на  приоткрывшую  в
удивлении  ротик  Элизу,  и,  очевидно,  опознав  ее,  радостно посоветовал
захлопнуть пасть,  ибо рановато  еще  такой  "маленькой  лярве"  мечтать  о
мужском...  Закончить свою откровенную мысль оптическому прибору не удалось
из-за  хорошей  плюхи,  которую  в  верхнем  помещении  кому-то  со  вкусом
отвесили.  Почти сразу же донеслись пронзительное бабье верещание: "За что,
Трохимыч?  Не углядела я возгорания-то!",  и ответное басистое рычание: "Ты
спросонья и... в... не углядишь, а мне потом из-за тебя, дуры калуцкой, под
трибунал итить?! Там же секлетный комплекс, дер-р-ревня!! Туши!!!"
     Под разобиженные  причитания  и  всхлипы уехавшего вверх перископа,  в
потолке одно  за  другим  начали  открываться  многочисленные  нумерованные
отверстия, из которых тоненькими струйками забрызгала мутноватая жидкость -
правда,  не  из  всех,  а  из  каждого  третьего  или  четвертого.  Но  вот
незадачливому  ефрейтору  досталось  по полной программе.  Очередной "номер
тринадцатый" внушительного диаметра по стечению  обстоятельств  распахнулся
как раз над ним и,  секунду помедлив,  разродился,  по меньшей мере, ведром
противно пахнущей хлоркой воды.
     Спасаясь от  брызг,  Элиза  поддернула  свой сарафан и живо отпрыгнула
бочком  в  сторону  аварийного  выхода,   не   сводя   блестящих   глаз   с
продезинфицированного и обильно охлажденного парня. Увы, все это, очевидно,
только укрепило его силы,  так  как  решительного  рывка  форменных  штанов
книзу,  последовавшего сразу вслед за принудительным омовением,  венгерские
подтяжки не выдержали...
     Самое время было удирать со всех ног. Однако уже проскользнув в черную
угловую  щель,  девочка  не  вытерпела   и   бросила   на   полуобнаженного
героя-любовника  последний любопытный взгляд.  Тот воспринял его в качестве
допинга и с хриплым страстным стоном ринулся вперед.  Из разреза оставшихся
на  нем  кальсон  немедленно  вырвалось  наружу  гордо  вздернутое  мужское
достоинство весьма приличного размера...
     ...Взволнованная, полная   новых   незабываемых   впечатлений,   Элиза
стремительной припрыжкой неслась по полутемным лабиринтным  коридорам.  Она
поднималась, спускалась, сворачивала наугад, куда придется, в поисках света
и  свободы.  Сзади  активно  лупили  босыми  пятками  по  влажному  бетону,
неоднократно   падали,  шумно  дышали  наподобие  паровой  машины  с  давно
выработанным ресурсом, но практически не отставали. Вот только окончательно
догнать  беглянку  не  позволяла  вовсю  разошедшаяся  эротическая фантазия
преследователя,  который на бегу умудрялся взахлеб рассказывать сам себе, в
какой  очередности  и как именно он будет развлекаться со своей жертвой.  А
будущей  жертве  мешало   спастись   аналогичное   чрезмерно   возбужденное
состояние, иначе она давно бы заметила указатели направления в виде выбитых
в камне стрелок, то и дело появлявшихся на стенах.
     Помощь пришла   несколько  неожиданного  рода:  внезапный  низкий  вой
пожарных сирен - то угасавший,  то вновь  заводившийся  на  всю  катушку  -
возник, казалось, из ниоткуда, однако для встрепенувшейся Элизы он послужил
отличным ориентиром. Ее несказанно радовал этот мрачный, однообразный звук,
словно бы порожденный зловещей раковиной Страшного Сатира Айгипана(32); она
легко бросалась ему навстречу и едва ли не летела,  будто подхваченная  все
возрастающей  мощью  механической  музыки, а  в  периоды  коротких  пауз  с
безошибочной интуицией угадывала, с какой стороны та зазвучит вновь. Вскоре
вверху,  по  нескончаемой  продольной  балке  пробежала слабая волна живого
трепещущего дневного света,  затем другая,  третья...  и вдруг опостылевший
грязно-серый     прямоугольник     потолка     исчез,    превратившись    в
ослепительно-белый круг.  Широкий столб теплого летнего воздуха,  в котором
медленно   плавали   и  вращались  пылинки,  заколыхался  перед  Элизой  на
расстоянии в паре десятков метров,  освещая  крутую  винтовую  лесенку  без
перил,   стремившуюся   куда-то   наверх.  Из  последних  сил  дочь  барона
устремилась к ней,  достигла  и  дробно  застучала  единственным  уцелевшим
каблучком по вытертым до блеска овальным металлическим ступенькам.
     На конечной площадке истеричные голоса сирен,  до этого  бывшие  столь
желанным,  превратились  в  чувствительную  помеху,  ибо они по громкости в
пиковом режиме стали почти что невыносимыми.  Элиза едва  успела  перевести
дух,  прислонившись  на секундочку к гладко побеленной нагретой стене,  как
подоспел-таки ее настырный кавалер,  на сей раз уже полностью в  обнаженном
виде,  что  нисколько  не  добавило ему привлекательности.  Это тощее,  без
признаков серьезной мускулатуры и перепачканное  всем,  чем  только  можно,
существо  неизвестной  породы  сейчас так же мало походило на мужчину,  как
земляной червяк - на змею.  Тем  не  менее,  отмахав  по  инерции  зверским
галопом  две  трети  лестницы  и  перейдя  далее  на  утиный шаг,  существо
приосанилось,  для чего,  обильно поплевав на ладони, провело ими дважды по
голове  от  темечка  к развесистым ушам и вдобавок внушительно привстало на
цыпочки.  Его  губы  по-прежнему  непрерывно   шевелились,   глаза   горели
мистическим огнем,  давно не стриженные на ногах когти отрывисто клацали по
металлу,  а вымазанное грязью достоинство твердым негнущимся штыком торчало
наперевес...
     Элиза снова начала пятиться,  теперь  уже  просто  автоматически,  без
какого-либо волнения или страха.  Она и наступавшее дикое Оно,  несомненно,
были из разных,  непересекающихся миров,  но близко к себе  подпускать  Его
все-таки   не   стоило.   А   вдруг   действительно   произойдет  та  самая
разрушительная  аннигиляция,  о   которой   оправдывающейся   скороговоркой
рассказывал старый еврей-изобретатель, там, в пиршественной?
     Коснувшись спиной тяжелой плотной портьеры,  девочка, не оборачиваясь,
просунула  руку в ее разрез и наугад пошарила там,  проверяя наличие двери.
Ее не оказалось,  и тогда Элиза,  решившись, сделала большой шаг назад. И в
этот  момент  сирены  начали стихать - их завывание медленно превратилось в
сгусток  мучительно  вибрирующих  звуков,  который  внезапно  рассыпался  в
воздухе с тихим вибрирующим: "Ах-ххх..."
     Свет и свобода!  Правда, пока еще весьма ограниченная, ибо дочь барона
очутилась на обширном балконе.  Слева резные изогнутые перила, справа тоже,
и уж,  конечно же,  и за  спиной.  Хорошо,  отступим  еще  немножко,  затем
обернемся и позовем на помощь...
     Портьера тем  временем  пришла  в  движение   -   сначала   слабое   и
неуверенное, но с каждой новой секундой все более размашистое и энергичное.
В конце  концов,  она  задергалась,  забилась,  заметалась  сразу  по  всем
направлениям,  закрутилась в некое подобие спирали и,  вдруг оборвавшись, с
утробным хрюком шлепнулась на мрамор балконного пола.  Немного  повозившись
там,  портьера горделиво восстала в виде фигуры, по драпировке напоминавшей
одновременно римского патриция в тоге,  средневекового священника в рясе  и
типичного  умалишенного в смирительной рубахе.  Все варианты облачений были
из зеленого бархата...
     Юная баронесса   непроизвольно  замерла  на  полушаге,  втайне  ожидая
некоего удивительного перевоплощения,  но из  верхних  складок  запыленного
одеяния резво высунулась все та же ушастая ефрейторская голова,  которая по
всем параметрам,  к сожалению,  не годилась даже для  среднестатистического
сумасшедшего,  не  говоря  уже  о  прочих  изысканных возможностях.  Голова
несколько ошалела от яркого пополуденного света, золотого солнца и звонкого
пения  неизвестной  птицы  где-то  там,  в  вышине,  и  на  минутку  крепко
зажмурилась.  Затем резко вскинула веки, вылупилась на девочку и, узнав ее,
издала  радостный  боевой клич непередаваемой экспрессии.  Потом уставилась
воспаленными эенками чуть левее...  и тут уже озвучивание  было  совершенно
другого рода и исходившее из иного, куда менее приличного места...
     Опортьеренная фигура ефрейтора,  в  белесых  зрачках  которого  теперь
плескался  тихий  ужас,  начала осторожное отступление заученным деревянным
строевым шагом с почтительными паузами после каждого  четного.  Тринадцатый
из  них  оказался  для  нее  роковым,  ибо с фатальной неизбежностью привел
обратно к лестничному пролету.  Там фигура естественным образом  оступилась
и,   обретя   шарообразную   форму,   покатилась  по  ступенькам  вниз  под
эмоциональные  возгласы  сексуального  характера,  в  которых  фигурировало
почешски  краткое  и  талантливое описание извращенного полового сношения с
неизвестным лицом абстрактного типа...
     Не сразу,  конечно,  однако же Элиза сообразила, что причина для столь
неожиданного  финала  затянувшейся  эротической  гонки   с   преследованием
находится прямо за ее спиной.  Оборачиваться было страшновато, а оставаться
неподвижно стоять в неведении - просто невыносимо! Помедлив еще с минутку и
вдоволь  насладившись  новым неожиданным ощущением уютного страха,  приятно
щекочущего нервы, девочка храбро крутанулась на пятке - увидела, осознала и
даже подпрыгнула от восторга.
     Прямо ей в лицо с тупой лаской прирученного опасного  хищника  глядело
огромное  черное жерло "Большой Берты",  тяжело нависшее как раз над южными
невысокими  перилами.  Сам  же  орудийный  ствол  невообразимо   чудовищной
величины  уходил  далеко  вниз,  постепенно  расширяясь,  и  покоился своим
увесистым основанием на шестнадцатиколесной платформе,  занимавшей  аж  три
стандартные  стоянки.  Сверху  эта  конструкция  чем-то  слегка  напоминала
донельзя  укрупненные  мужские  гениталии,  наподобие  тех  самых   грязных
ефрейторских,  но именно "слегка".  Практически неуловимо. Идентифицируемое
разве что профессиональным психологом-брейдистом.
     Не удержавшись,  Элиза  протянула  руку  и с чувством погладила теплый
металл,  пахнущий пряным машинным маслом, радуясь удачному завершению своих
сегодняшних проказ.  Весело засмеялась,  поправила волосы,  туго затянулась
пояском...   Подошла   к   изогнутому   балконному   ограждению   в    виде
переплетавшихся бесхвостых русалок,  глянула вниз с высоты третьего этажа и
замерла.
     Пожарная тревога  выгнала  из  терема  великое  множество всякого люда
мужеского рода от холуев до господ - белых,  черных, желтых, коричневых - в
нарядах,  достойных для карнавала всех времен и народов.  Мелькали сюртуки,
кафтаны,  халаты,  бурнусы,  рубашки, пиджаки, френчи, гимнастерки, жилеты,
пончо,  ливреи,  мантии;  колыхались цилиндры,  малахаи,  тюбетейки, чалмы,
панамы,  шляпы,  фуражки,  шлемы, кепки, ремешки, парики, тонзуры... Сейчас
все мужчины,  дружно задрав головы,  глазели как раз на Элизу, шокированные
одним фактом неожиданного  появления  хорошенькой  девицы  совсем  рядом  с
предполагаемым очагом возгорания.  Но,  возможно, еще и тем, что означенная
девица,  принародно приводя себя в порядок,  позабыла одернуть подол своего
сарафанчика,  который  за время приключений шаловливо задрался гораздо выше
колен...
     Юная баронесса ничего не знала о случайно приключившемся с ней конфузе
- ее глаза были прикованы к напряженным  фигурам  дедушки,  отца  и  брата,
сразу  замеченным  в  толпе.  Сердечко забилось часто-часто от предчувствия
неминуемой выволочки.  Однако ее родичи вдруг повели себя  весьма  странным
образом.  Брат  со всех ног ринулся обратно в терем,  отец стал размахивать
руками, отвлекая часть всеобщего внимания на себя, а дедушка выразительными
телодвижениями   принялся   подавать   своей  внучке  настойчивые  сигналы.
Повинуясь им,  Элиза послушно оперлась ладонью об орудийное дуло, выпрямила
стан  и  приняла  горделивую позу,  для чего согнула левую ножку в колене и
поставила ее на одну из  русалочьих  спин.  Внизу  пронесся  дружный  вздох
стихийного мужского восхищения, вполне сравнимый с легким порывом ветра...
     Вновь на какую-то долю  секунды  справа  жалобно  вскрикнули  знакомые
сирены, включенные явно по ошибке; затем столь же не к месту грянули первые
такта марша "Прощанье древлянки". С третьей попытки подходящая мелодия была
найдена - и бесцеремонные тангонизирующие звуки врезались в толпу, заставив
ее слегка  расступиться.  В  образовавшемся  свободном  пространстве  снова
объявился  Элизин  брат с двумя некими грузными типами в заляпанных краской
малярских балахонах. В их руках трепетал наскоро сварганенный плакат: "Наша
"Большая Берта" надежно защитит ваших маленьких детей!  Спешите приобрести!
Недорого! ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР!!!"
     Последние внушительные   слова   произвели   нужный  эффект:  в  толпе
зашевелились,  зашарили по карманам,  тут  и  там  зазвенели  и  заблестели
круглые  серебряные  и  желтые кружочки.  Впрочем,  по-настоящему серьезные
покупатели  не  нуждались  в  подобной  суетливости,  лишь   умаляющей   их
собственную солидность.  Они вразвалочку подходили к хозяевам, обменивались
с  ними  емкими  неторопливыми  фразами  и,  по  большей  части,   уходили,
многозначительно   пожимая   плечами.   Лишь   немногие  оставались  стоять
неподалеку,  что-то  соображая  и  прикидывая.   Наконец,   одной   толстой
чернокожей личности удалось,  видимо, договориться с владельцами "Берты", и
они  все  вместе  неспешно  направились  к  фантастического  вида  экипажу,
запряженному усталым,  дряхлым,  по виду давно больным,  но,  тем не менее,
самым настоящим тигром...]

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     ...Так толком и не отдохнувший  измученный  тигр,  спасаясь  от  жары,
давно  уже заполз под двуколку и оттуда обреченно наблюдал за подходом чуть
ли не тонны важно разглагольствующего  человеческого  мяса  мужского  пола,
которое,  очевидно,  снова  заставят  куда-то везти.  По пути к оборотистым
баронам  и  их   эфиопскому   проводнику   монофизитского   вероисповедания
присоединилась    еще   парочка   здоровенных   ниггеров   в   очень   даже
представительных  "тройках",  с  бесчисленными  орденами  и   медалями   на
старомодных  двубортных  пиджаках.  Они  вели  себя как настоящие господа и
обращались к тиграйцу исключительно в повелительном наклонении. Тот, в свою
очередь,  неожиданно  утратил  всю  свою внешнюю крутость и теперь выглядел
тем,  кем он и был на самом деле,  - обыкновенным посредником  при  крупной
сделке, с жалким процентом своих комиссионных.
     Пожилой седокудряшковый африканец с огромными погонами генералиссимуса
на  вполне  цивильном  пиджаке,  увешанный  знаками  отличия от кадыка и до
пупка,  вялым движением правой руки извлек из  жилетного  кармашка  тяжелый
холщовый  мешочек.  Ослабив  стягивающую  петлю,  он высыпал на свою пухлую
ладонь горку ослепительно сверкавших  многогранников.  Подумал  и  отдельно
добавил  крупный  сапфир  в  погнутой  золотой  оправе,  вынутый из заднего
кармана брюк. Протянул опрокинутую горстью пятерню отцу Элизы и процедил:
     - Хватит?
     Почтенное рыцарское семейство шестью немигающими  зрачками  уставилось
на восхитительную алмазную пирамидку.  Дедушка хмыкнул, папа кашлянул, сына
одолели судорожные глотательные движения.  Кивнули они все втроем абсолютно
синхронно.
     В самый   последний   момент   передачи   согласованной   платы   рука
генералиссимуса  была  мягко  остановлена рукой фельдмаршала - именно таким
был армейский чин второго африканца,  внешне являвшим  собой  точную  копию
первого  с  основательной поправкой на возраст.  Звучным молодым голосом он
лениво поинтересовался:
     - Та  девочка,  что  наверху,  входит в комплект поставки,  или за нее
нужно платить отдельно?
     Барон Ливонского   Ордена   нервно   пошлепал   пересохшими  губами  и
неуверенно выдохнул:
     - Это моя дочь...
     - Я понимаю, что не рабыня, - холодно ответили ему. - Итак?
     Тут семейство потомственных аристократов с извиняющимися улыбочками на
физиономиях  было  вынуждено  суетливо  отойти  в  сторонку  на   отчаянное
совещание.  После десятиминутного хрипения,  шипения, клокотания в горлах и
взаимного хватания за грудки, дедушка атакующим тоном уточнил:
     - А эти алмазы... они точно настоящие?
     Представители двух   высших   воинских   титулов    переглянулись    и
презрительно   заулыбались.  Затем  младший  по  званию  вытянул  из  кучки
драгоценных камней один наугад и решительным шагом направился  к  шикарному
светло-сиреневому  автомобилю  типа  "универсал",  который все еще упирался
своей радиаторной решеткой в гнилую барачную стену.  Двумя мощными нажимами
он крест-накрест перечеркнул тонированное стекло водительской кабины, потом
слегка надавил - и оно развалилось точно на четыре треугольных осколка.
     Кожаный лоб,  тем временем мирно расслаблявшийся в машине, захлебнулся
глотком "blended whiskey" и подавился куском  бананоса.  Все  еще  не  веря
своим глазам,  он медленно провел пальцем по пустой оконной раме, убедился,
что это не сон, и со зверским выражением на побледневшем фейсе начал лапать
подмышкой застежку кобуры.
     Черный фельдмаршал остановил его надменным жестом своей правой  длани,
между указательным  и  средним  пальцами  которой  и был зажат алмаз-резец.
Слегка помедлив, он швырнул его кожаному. Тот выронил уже вытащенный "smith
and wesson" на пол и с благоговением подхватил прозрачный камушек.
     Лба снисходительно  потрепали  по  щечке,  после  чего  повернулись  и
двинулись  обратно  к  стоящим  чуть  ли  не навытяжку баронам.  На полпути
замедлили  шаг,  обернулись  и   легким   броском   присовокупили   к   уже
пожалованному  одно  из  двенадцати  рубиновых  колец,  небрежно стянутое с
какого-то пальца.  Торговая  сделка  и  сопутствовавшие  ей  проблемы  были
успешно решены.

        "ПРИМЕЧАНИЯ"

     (1) "Also,  sehe  ich wieder die russischen..." - "Итак,  я снова вижу
русских людей? Однако они изменились! Порядок есть? Нет?! Гром и молния!" -
"Потерпите  один  день,  господин  генерал.  Завтра  мы уедем в Берлин.  О,
цивилизация!" - "Да,  да...  Здесь найдется хороший отель?  Горячая вода  и
красивые горничные?"
     (2) "Аксьон Директ" - террористическая организация.
     (3) "Синг-Синг" - легендарная Нью-Йоркская тюрьма.
     (4) Косица - висок, бровь.
     (5) Базыга - ругательство, то же, что и "старый хрыч".
     (6) Щап - щеголь.
     (7) Волочажная подсушинка - бездомный пьяница.
     (8) Хамкать - лаять по-собачьи.
     (9) Упалый - питающийся падалью.
     (10) Ушкуйник - "в древней Руси:  разбойник,  промышлявший на ушкуях -
лодках" (Б. Черный).
     (11) Кичига - плоская палка для молотьбы.
     (12) Кунтуш  -  "старинная верхняя мужская одежда с откидными длинными
рукавами" (А. К. Толстой).
     (13) Гридня - здесь: покои, в которых князья принимают гостей.
     (14) Талмидим (иврит) - здесь: ученики.
     (15) "Звидкиля?" (украин.) - "откуда?"
     (16) Толмач - переводчик.
     (17) Мурзамецкий - восточного происхождения, татарский.
     (18) Батони (грузин.) - господин.
     (19) Порчак  (блатн.)  -  испорченный  "вольный",  подделывающийся под
воров.
     (20) Фрей битый (блатн.) - опытный, наученный жизнью "вольный".
     (21) "Зверь" (блатн.) - восточный человек, кавказец.
     (22) "Хобот" (блатн.) - здоровый, физически крепкий человек.
     (23) "Попасть на пятьсот" (блатн.) - проиграть.
     (24) Ахурамазда - верховный бог в зороастризме.
     (25) Великая Китара - африканское  государство  ХII  века,  территория
нынешней Уганды.
     (26) Оратай - землепашец.
     (27) Подколенные князья - младшие по положению,  подчиненные стольному
князю.
     (28) "...а мы не люди, мы вятские" - историческая фраза (В. Крупин).
     (29) Волына - пистолет.
     (30) Сидор - мешок.
     (31) Заолешанин Никита - одно из тайных имен Ильи Муромца.
     (32) Айгипан - чудовище, сын Айги, корм