Полчаса... Что такое полчаса?
     Солнце уже миновало зенит, и у ног легло  темное  пятно:  сплющенная,
раздавленная тень скафандра с изломанными манипуляторами.
     Метроном стучал все громче.
     Андрей положил пальцы на тугую красную кнопку.


                                  * * *

     Нина  проснулась  сразу.  Сердце  тревожно   колотилось,   и   первым
бессознательным движением она включила софит над детской кроваткой.
     Зеленый сумеречный свет выхватил сладко посапывающий нос, приоткрытые
пухлые губы.
     Сын безмятежно спал.
     Она выключила свет и опустила голову на подушку.
     В комнате  было  темно,  тихо  и  душно.  Интересно,  сколько  сейчас
времени? Зажигать часы почему-то не хотелось, и  она  пыталась  определить
время по  какой-нибудь  примете.  Справа  по  стене  поползли  причудливые
перистые тени, метнулись на потолок и  исчезли.  За  стеной  что-то  тонко
звякнуло, зашуршало и тоже замерло. Прошла минута, а может быть, и больше.
По-прежнему все покойно, темно и тихо, только ровное дыхание сына живет  в
комнате.
     Нина закрыла глаза. Мысли  текли  медленно  и  бессвязно,  всплывали,
кружились на месте и снова тонули.
     Что ее так испугало? Кажется, какой-то крик. Но никто кричать не мог.
Сын спит. Значит, что-то приснилось. Но что?
     Она пыталась вспомнить сон, но перед глазами плясали обрывки какой-то
фантастической ерунды: синие скалы, розовое небо, молочное озеро,  зеленое
солнце и какое-то странное насекомое, похожее  на  раздавленного  майского
жука.
     Нина  повернулась  на  бок,  свернулась  калачиком,  пытаясь  уснуть.
Непонятная тревога не проходила.
     Может быть, слишком душно?
     Вместо того чтобы включить микроклимат, Нина встала, накинула  халат,
ощупью, натыкаясь на мебель,  подошла  к  едва  различимому  проему  окна.
Створки медленно разошлись в стороны, в лицо ударил влажный ночной воздух,
пронизанный льдистыми серебринками таежных запахов.
     Чуть закружилась голова. Внизу поблескивали звезды -  огни  огромного
города. Их разноцветный  рой  тянулся  до  самого  горизонта,  переходя  в
строгие рисунки небесных созвездий...
     Звезды... Наперебой мигают веселые светлячки.  Словно  чья-то  черная
ладошка балуется с огнем: откроет - закроет, откроет -  закроет.  Точка  -
тире, точка - тире.
     Суматошная ночная морзянка.
     Нина  попробовала   представить   себе   леденящую   жуть   безмерных
пространств, голубоватые протуберанцы чужих солнц и зябко поежилась.  Нет,
звезды все равно останутся для  нее  такими,  как  в  детстве  -  добрыми,
забавными светлячками.
     Неужели они, вот эти далекие огоньки, могут отнять у нее Андрея?
     И снова пугающе ясно встал перед глазами сонный кошмар: синие  скалы,
зеленое солнце и странный майский жук. Нет, он не  раздавлен,  он  треснул
вдоль тела надвое, и в черной трещине...
     Нет, нет! Нет! Звезды, вы такие добрые отсюда, с Земли, вы не можете,
вы не имеете права!..
     Где ты, Андрей, что с тобой? Почему так ноет сердце?
     Справа бесшумно в полнеба полыхнуло  зарево,  и  ровно  через  четыре
секунды  ощутился  толчок  воздуха   -   это   стартовал   по   расписанию
межконтинентальный реалет. Значит, три часа пятнадцать минут  по  местному
времени.
     Суетились, сплетались и расплетались  внизу  горящие  полосы  от  фар
электромобилей - в глубокой тишине  ночи  кто-то  куда-то  спешил,  кто-то
кого-то ждал, кто-то с кем-то встречался и расставался.
     Глаза уже привыкли к темноте, и Нина прошла в соседнюю комнату.
     Ей было очень стыдно, но пальцы вопреки воле набрали номер.
     Ева не спала, она улыбнулась Нине из уютного  кресла  и  отложила  на
столик блокнот с карандашом.
     И пока Нина мучительно соображала, о чем спросить, чтобы хоть  как-то
оправдать звонок среди ночи, Ева заговорила первая:
     - Не спишь? Маешься?
     И, не дождавшись ответа, продолжала:
     - А ты не опускай глаза. Я сама не сплю ночами.  Вот  уже  пятнадцать
лет. С тех пор, как Артур первый раз ушел в звезды. И никто  из  наших  не
спит. Эла мне уже четыре раза звонила.
     Чувствуя в  горле  застрявший  комок,  Нина  пыталась  извиниться  за
беспокойство, говорить еще какие-то слова, но Ева - кто и когда назвал  ее
"космической мамой"? - прервала:
     - Брось ты! Нечего стыдиться. И поплачь, если хочется. Им, мужикам, -
звезды, а нам, бабам, - слезы. Так говорили в старые времена.
     Ева  выговаривала  "и"  по-латышски  мягко,  а  "б"  -  со   взрывной
твердостью, поэтому у нее "мужики" звучали нежно, а  "бабы"  клацало,  как
затвор старого охотничьего ружья... Про "старые времена", наверное, точно,
потому что художница Ева Бремзис старину знала хорошо.
     Нина невольно перевела глаза на гобелены, которыми была  увешана  вся
комната. Пламенеющие тона узоров  и  рисунков  светились  в  полумраке,  и
оживали, двигались прекрасные фигуры - то могучие, то хрупкие, то нежные -
и распускались диковинные цветы, и  пахли  травы,  и  плескалось  янтарное
море, и медленные руны "Калевалы" выплывали из  глубин  времени  навстречу
атомным солнцам нового века.
     Ева перехватила взгляд.
     - Любуешься? А ведь я нарочно в этой комнате  сижу  по  ночам.  Здесь
спокойнее.
     Нина молчала, и Ева взялась за блокнот:
     - Хочешь, новенькое покажу? Это набросок, но хочу вот что-то  в  этом
роде сотворить. К прилету наших мужичков... Чтобы знали, что мы без них не
сидим без дела...
     Ева поднесла блокнот к самому экрану.
     - Нравится?
     Это   был   набросок   люмографом,   к   тому   же   выполненный    в
обобщенно-условной народной манере, поэтому Нина не сразу  разобрала,  что
там изображено. Только постепенно вьющиеся цветные штрихи  складывались  в
части рисунка.
     Синие, геометрически ровные скалы...
     Зеленое солнце с двумя коронами...
     Белый овал неподвижного озера...
     Зеленое существо...  нет,  это  скафандр...  да,  конечно,  скафандр,
причем можно точно определить марку - САЖО-5, как она сразу не смогла...
     Тишина.
     Она еще не успела удивиться  или  растеряться,  как  тупо  ударило  в
виски, рисунок треснул, и за ним  была  ночь,  и  через  безмерный  провал
пространства, рядом, в упор, тускло блестя, разошлись  створки  скафандра,
отдавая беззащитное тело страшному чужому миру...
     - Что с тобой, детка? Что ты кричишь?
     - Евиня, ему плохо. Евиня!..


                                  * * *

     На корабле царила радостная суматоха.
     В одинаковых серых комбинезонах с откинутыми шлемами, перепачканные и
веселые, ученые сейчас походили на ватагу мальчишек, задумавших разгромить
сонное электронное царство. Щелкали переключатели,  перепуганные  автоматы
взвизгивали, ошалело  мигали  индикаторными  лампами,  пытались  мгновенно
понять и привести к покою бессистемные возмущения в цепи, но все  новые  и
новые  алгоритмы  заставляли  их  напрягаться,  а  динамики  общей   связи
грохотали в каютах и переходах разными голосами: "Проверка! Проверка!"
     Злой и расстроенный Кривцов бродил  по  отсекам,  тщательно  ощупывая
каждый метр матового металла. В отсеке хронопульсации  он  едва  не  упал,
споткнувшись о чьи-то ноги. Из-за раскрытого  пульта  выглянул  кибернетик
Станислав Свирин.
     - Слушайте, отдайте мои очки! Я же знаю, что вы их взяли!
     Свирин,  пригладив  короткопалой  ладошкой  задорный   седой   вихор,
попытался изобразить возмущение на своем круглом лице:
     - Товарищ Кривцов, если вы еще раз спросите меня  о  своих  очках,  я
отправлю вас месяца на два в прошлое. Я же сказал: спроси у Апенченко.
     - Спрашивал.
     - Ну и что?
     - Он говорит, не брал.
     Голос кибернетика по-прежнему оставался серьезным:
     - Вполне возможно. На таких планетах все возможно. Лабир!  Загадочный
минерал! Дозвездная материя. Что с нее возьмешь, с дозвездной материи?
     - Ну, ребята, поймите, я без очков не могу считать графики  метеорных
пушек. Дело же стоит... Хватит...
     - Очки в наш век - мелкое пижонство. Надо  носить  контактные  линзы.
Немного портят цвет глаз, но зато вполне надежно.
     - Слушай, Стас, кончай, ради бога...
     - Бога нет...
     Неожиданно полоснул по нервам волчий вой сирены.
     - Общая тревога!
     Стас мгновенно вскочил на ноги.
     - Проверка... - хихикнуло в динамике.
     Стас погрозил кулаком в пространство и со вздохом отдал Алексею очки,
которые оказались в нагрудном кармане.
     - Рыжий черт! Все  настроение  испортил.  Шуточки,  тоже  мне!  -  Он
отвернулся к приборной стене,  на  которой  чернела  надпись:  "Осторожно!
Минус - время!", и пробурчал совсем тихо: - Слышать эту  сирену  не  могу.
Раньше ничего, а сейчас... Когда Земля почти рядом...
     До Земли было больше тысячи парсеков, и даже лучу света нужно  три  с
половиной  тысячелетия,  чтобы  добраться  до  этой  бесконечно  малой   и
бесконечно родной капли звездного океана, но Кривцов посмотрел на внезапно
обмягшие плечи кибернетика и промолчал.
     В командном отсеке  сочно  гудел  ГЭМУ  -  главный  электронный  мозг
управления. Его "голова"  возвышалась  в  центре,  за  спинками  пилотских
кресел,  огромной  плавучей  миной  времен   второй   мировой   войны.   В
многочисленных  матовых  окошечках  скакали  зеленые  и  синие  молнии,  а
шишковидные выросты то светлели  до  полной  прозрачности,  то  наливались
темной терракотой, то угрожающе чернели. ГЭМУ напряженно думал.
     Кроме ГЭМУ, в отсеке  были  двое  -  капитан  и  второй  пилот  Реваз
Рондели.  Бремзис  сидел  на  корточках  возле   электронного   мозга   и,
посматривая  на  сигнальные  рожки,  подбрасывал   в   щелкающие   челюсти
курсографа очередную порцию  данных.  Пилот,  полулежа  в  кресле,  мрачно
наблюдал за его работой.
     - Ну, как дела, Реваз? Что с надпространством?
     - Проверил, капитан. Аппаратура  входа  и  выхода  работает  отлично.
Немного киснет правый восьмой субэлейтер, но в пределах нормы.
     - А ты все-таки поставь свежий блок из  резерва.  Не  ленись.  Теперь
экономить нечего. Мы почти дома.
     Пилот тяжело вздохнул и поднялся с кресла. Поднимался  он  как-то  по
частям, поочередно вытягивая до нормальной  длины  ноги,  руки,  туловище,
чудом уместившееся  в  коротком  кресле.  И  когда  "процесс  вытягивания"
наконец закончился и Реваз встал во  весь  рост,  ему  пришлось  наклонить
голову,  чтобы  не  зацепить  гирлянду  светильников  на  потолке:  два  с
половиной метра высоты отсека были ему малы.
     Капитан  покосился  на  кованые   башмаки   сорок   пятого   размера,
торжественно проплывшие по направлению к выходу, и хитровато улыбнулся.
     Когда Реваз вернулся,  капитан  уже  сидел  в  кресле,  развернувшись
спиной к прицельным экранам.
     - Ну что, Реваз?
     - Поставил.
     - Ну и отлично. Отдыхай.
     Однако пилот не собирался  садиться.  Он  стоял  мрачнее  тучи  перед
капитаном, упираясь головой в потолок, и молчал. Бремзис опустил глаза.
     - Ну что стоишь? Садись!
     Рондели начал тихо и очень нежно:
     - Скажите, Артур Арвидович, кому  на  этот  раз  выводить  корабль  в
надпространство?
     Артур смущенно забарабанил пальцами по подлокотникам.
     - Реваз, ты, пожалуйста, не обижайся...
     - Значит, опять вы сами? - В голосе пилота проснулись  первые  шорохи
надвигающегося горного обвала.
     - Но, Реваз...
     - А Ревазу Рондели, как  маленькому  мальчику,  вы  разрешили  только
нажать кнопку автоматического выхода из "трубы Кларка", да?!
     С грохотом посыпались камни. Начался обвал.
     - Реваз недостоин, да? Реваз неспособен, да? Реваз не сумеет, да?!
     Бремзис протестующе поднял руку.
     - Реваз, дорогой, ты отличный пилот, но пойми, я сын рыбака,  и  внук
рыбака, и правнук рыбака... У нас такой обычай -  судно  в  обратный  рейс
обязательно выводит сам капитан. Иначе не будет удачи...
     - Позор! - взревел Реваз, чуть не плача от ярости. - Сто  раз  позор!
Капитан  звездолета,  который  верит  в  бабушкины  сказки!  Предрассудки!
Мистика!
     - Но, Реваз, выход из "трубы Кларка" гораздо ответственнее, чем вход!
     - Ответственнее! От-вет... - пилот даже задохнулся. - Это... это  сто
лет назад было ответственнее, а теперь... Вот!
     Длинный палец Реваза болидом просвистел над головой капитана и уперся
в небольшую панель с овальной полосатой кнопкой в центре.
     - Теперь Реваз нажимает эту кнопку  и  может  идти  пить  "Саперави"!
Автоматы сами выводят корабль подальше от всяких опасных мест!  Ты  хитрый
человек, капитан!
     Артур покраснел, но разозлиться не  успел  -  вошел  Медведев.  Реваз
смолк и, ворча что-то по-грузински, пошел укладывать свое тело в пилотское
кресло.
     Медведев даже не взглянул на него.
     - Артур Арвидович, "Хронос"  заряжен  всей  информацией,  которую  мы
собрали за время экспедиции. Катапульта включена. Так что, если с "Альфой"
что-нибудь случится...
     - Петр Егорович, плюньте через левое плечо. Такие вещи перед  отлетом
нельзя говорить... Как "Прима"?
     - "Прима" уже в ангаре. Кривцов и Свирин помогают Савину.
     - На последнем витаскопе результаты прежние?
     - Разумеется...
     Медведев направился было к выходу и неожиданно остановился.
     - Послушайте, Артур Арвидович, вы хорошо знаете САЖО-5?
     - Гм... Я, между прочим, испытывал еще пробную серию САЖО-1.  Сначала
в барокамере, потом в космосе... А САЖО-5 появились  как  раз  после  этих
испытаний. Так сказать, окончательный вариант.
     - Скажите, можно ли случайно задеть аварийный предохранитель?
     Артур задумался.
     - Вообще... Вообще, конечно, можно... Но для этого надо,  чтобы  сама
собой открылась панель. Это уже совсем невероятно.
     - Но все-таки возможно?
     - Да, пожалуй... А в чем дело?
     - Нет, ничего. Я просто так. Из любопытства.
     Медведев выдвинул из стены  откидное  кресло  и  сел,  вытянув  ноги,
закрыл глаза и, казалось, задремал. Лишь иногда сплетенные длинные  пальцы
вздрагивали и цепко перехватывали друг друга.
     Андрей вошел минут через десять - ссутулившись, тяжелыми неуверенными
шагами, словно пол под ним слегка качало. Он был бледен и угрюм.
     - Товарищ капитан, космонавт Савин из полета в квадрат 288-Б  прибыл.
Витаскоп доставлен. Происшествий нет.
     - Хорошо. Идите, Савин.
     Андрей повернулся, чтобы уйти.
     - Вы плохо себя чувствуете, Савин?
     Было в голосе Медведева что-то такое, что заставило Андрея  внутренне
сжаться.
     - Нет, я чувствую себя отлично. Просто немного устал.
     Во взгляде Медведева не было обычной  насмешливости.  Глаза  смотрели
строго и грустно.
     - В таком случае я хотел бы попросить вас немного помочь мне.
     Чувствуя между  лопатками  струйки  холодного  пота,  Андрей  шел  за
Медведевым по ярко освещенному коридору.
     Шеф что-то подозревает. Если он догадается... Андрей уже видел  такое
однажды:  восемь  дископланов,  повисших  над  почвой,  скрещенные   струи
холодной  плазмы,  убивающей  все  живое...  По-уставному  это  называется
"немедленная полная стерилизация зараженной местности".
     Радиорубка сияла полированным металлом и стеклом под  темным  куполом
объемной вариакарты. Странный звездный купол с  повисшими  в  пространстве
названиями, вдоль и поперек перечеркнутый  трассирующими  строчками  линий
менгосвязи,  придавал  рубке  сходство  с  планетарием.  Пол  слабо  тлел,
подсвечивая  снизу  переговорные  пульты.  Над  одним   из   них   опалово
поблескивал экран прямой телесвязи с Землей. Этому  экрану  суждено  скоро
ожить после полугодового перерыва. Там, у границ Солнечной системы...
     Андрей поискал глазами бронированную торпеду  "Хроноса".  Капсулы  не
было. Значит, "Хронос" уже в аварийной катапульте. Какой же  помощи  хочет
от него шеф?
     - Придется проверить всю схему  радиоконтроля  САЖО-5  и  "Примы",  -
неторопливо и бесцветно заговорил Медведев, не глядя на  Андрея.  -  Когда
пропал контрольный сигнал со скафандра...
     - Я случайно задел аварийный предохранитель.
     - Да, да, вы сразу сказали мне об этом. Вы  ведь  были  тогда  уже  в
кабине. - Вот видите! Когда пропал сигнал со скафандра, я взял на контроль
"Приму", но и там не было сигнала...  Ведь  вы  сразу  взлетели,  судя  по
радиограмме?
     - Сразу...
     - Да... Значит, в системе радиоконтроля что-то барахлит, иной причины
быть не может. Если только...
     Медведев  рассеянно  двигал  взад-вперед  миксер  мощности  следящего
агрегата, и длинная стрелка главного амперметра покорно качалась  от  нуля
до крайней черты. Мерные качания гипнотизировали.
     - Если только вы не снимали скафандр, чтобы подышать свежим  воздухом
этой гостеприимной планеты.
     Последняя фраза прозвучала громко и  резко.  Андрей  оторвал  наконец
глаза от гипнотической стрелки и попробовал улыбнуться.
     - Да, я... с-собирался погулять,  как  вы  помните...  Но  как-то  не
получилось. В другой раз...
     Медведев не поднимал головы, поглощенный игрой с миксером,  и  Андрей
начал тихо злиться.
     - В конце концов, я не знаю, в чем дело. Может быть, схема  виновата.
Зеленое солнце было в зените, а в это время, как вы знаете, ионизированная
за черный день углекислота разряжается в  пространство.  Возникают  всякие
магнитные и электрические  облака.  Может  быть,  такое  облако  на  время
экранировало контрольный сигнал "Примы". Откуда я знаю? А  схема...  Схему
можно проверить, если хотите...
     Медведев поднял голову и потер  лоб,  искоса  поглядывая  на  Андрея,
точно увидел его впервые. Андрей выдержал  взгляд,  только  побледнел  еще
больше.
     - Да.. Я этого не учел. Вы правы. Схема, вероятно, в порядке.  Просто
какие-то помехи прервали сигнал. Извините, что побеспокоил.
     Он говорил негромко и устало,  словно  перенес  огромное  душевное  и
физическое напряжение, словно это он, а не Андрей, был в  квадрате  288-Б.
Злость прошла, и Андрей  почувствовал  вдруг  прилив  доверчивой  ребячьей
нежности к этому рано поседевшему,  замкнутому  человеку.  Ему  захотелось
взять его за руку, крепко сжать и рассказать  все.  Все  -  от  начала  до
конца. Он должен понять.
     Они стояли друг против друга и молчали. И оба вздрогнули,  услышав  в
динамике резкий голос капитана:
     - Всем в кают-компанию! Всем в кают-компанию!
     Капитан встретил  их  торжественный,  затянутый  в  парадный  китель,
выбритый и благоухающий какими-то духами.
     - Прошу садиться.
     Садиться никому не хотелось. Все столпились у стола, перешептывались,
оправляя свитера и  куртки,  наскоро  причесываясь,  словно  готовились  к
групповой фотографии. Андрей, невольно смущаясь, встал за спины  товарищей
- он так и не успел снять комбинезон.
     Артур поднял руку.
     - Товарищи космонавты! Наша работа  окончена.  Мы  выполнили  задание
Земли, проведя глубокую разведку самых таинственных образований  Галактики
-  кристаллических  планет.  Мы  собрали  богатый  материал.  Особо   хочу
подчеркнуть, что наша экспедиция обошлась без аварий,  без  ЧП  и  крупных
дисциплинарных нарушений...
     - Господи, спаси моряка, - прошептал рядом Кривцов, закатывая  глаза.
- И здесь без устава не обошлось..
     Андрей почувствовал на себе чей-то  взгляд,  поднял  глаза.  Медведев
отвернулся.
     -  Короче  говоря,  звездолет-разведчик  "Альфа"  полностью  готов  к
старту. Старт назначаю на двадцать  четыре  ноль-ноль  бортового  времени.
Побудка - за час до старта. Вопросы есть?
     - Нет! - перекатилось по каюте.
     - Тогда - отбой!
     Первым вышел Медведев, за ним Кривцов, Апенченко и Свирин.  Пропустив
капитана, исчез в овале двери Реваз Рондели.
     Андрей остался один.
     Он подошел к портьере, которая так и осталась незадернутой.
     Снова была ночь, вернее, не ночь, а  черный  день,  невидимое  солнце
стояло в зените, и только у  самого  горизонта  роились  крупные  сердитые
звезды, а сниз