выскочил вслед за ним в коридор, но шаркун уже скрылся за углом.
     Хичкок захлопнул дверь и  уселся  на  кровать.  Он  спустил  чулок  и
осмотрел ушибленное колено. Оно побагровело, но кость как  будто  осталась
цела.
     Глупая тварь!
     В дверь постучали. Хичкок натянул чулок,  пристегнул  его  к  трусам,
расправил полы туники и сказал:
     - Можете войти.
     В комнату вошел небрежно  одетый  человек  -  короткие  носки,  плохо
сшитая  юбочка  и  свитер.  Черная   буйная   борода   явно   никогда   не
подстригалась.
     - Что тут за тарарам? - спросил он.
     - Тарарам? - повторил Хичкок, ничего не понимая. - Вы имеете  в  виду
мою комнату?
     - Вот именно! - буркнул бородач. - Один из моих уборщиков вылетел  из
этого коридора как ошпаренный и нырнул в свою конуру, словно за ним гнался
сам сатана. Все комнаты с того конца уже подметены, и значит, он был  тут.
- Он поглядел на пол. - Да вот же его щетка!
     Бородач нагнулся и поднял щетку.
     - Я распорядился, чтобы он ушел, - сказал  Хичкок.  -  Я  отказываюсь
быть сопричастным к какому бы то ни было использованию рабов.
     - А что вы, собственно, ему сказали? - спросил  бородач  так,  словно
это имело какое то значение.
     - Я попросил его сделать  мне  любезность  и  уйти,  -  сухо  сообщил
Хичкок. -  Должен  сказать,  что  существо  это  оказалось  непростительно
глупым. Мне пришлось дважды повторить свою просьбу.
     Бородач поглядел на него с явным сомнением, но ничего не возразил, а,
наоборот, счел нужным объяснить:
     - Непривычных команд он не понимает. Конечно, вы приезжий, так откуда
вам было знать. Но теперь, если захотите отослать шаркуна,  скажите:  "Это
все", и он сразу уйдет. Вообще-то они очень послушные, если знать,  как  с
ними обращаться. Только надо отдавать правильную команду.
     - Я сам буду следить за чистотой в моей  комнате,  -  объявил  Хичкок
ледяным током. - Последите, чтобы ваши рабы больше тут не появлялись.
     - А вы запирайте дверь на задвижку, - посоветовал бородач. - Конечно,
любое нарушение заведенного порядка действует на  уборщика  плохо,  но  уж
лучше так, чем допустить, чтобы вся дрессировка пошла насмарку.
     - Последите, чтобы они держались от меня подальше, - повторил Хичкок.
     Бородач оглядел его с головы до ног критическим взглядом.
     - Не думайте, будто они способны понять все, что  вы  им  скажете,  -
заявил он наконец. - Слов они не понимают.
     Он отступил за порог и притворил дверь.
     Старательно оберегая ушибленное колено, Хичкок  полез  в  чемодан  за
тюбиком с  притиранием,  который  всегда  возил  с  собой.  Да,  дверь  он
безусловно будет держать на запоре! При одной только мысли о том, что  эта
безмозглая тварь будет трогать его вещи, он пришел в бешенство.
     Чего только  не  приходится  переносить  бескорыстному  альтруисту  -
подумать страшно!



                                    2.

     - Надеюсь, вас удобно устроили, - сказал Бен Рийз.
     Он решил сам показать  Хичкоку  станцию.  Бен  Рийз  был  круглолицым
толстячком, почти совершенно лысым, хотя ему еще не исполнилось и  сорока.
Хичкок вызывал у него самые тревожные опасения.
     -  Терпимо,  -  ответил  Хичкок.  -  Комната   обставлена   несколько
по-спартански, но терпимо.
     У него была неприятная манера ходить, не глядя, куда он идет: он  все
время вертел головой то вправо, то влево.
     - Да, - согласился Рийз, - особым комфортом мы похвастать  не  можем.
Ведь мы располагаем только тем, что доставляют космолеты,  а  всегда  есть
гораздо более важные грузы.
     - Гм-м-м... - протянул Хичкок. - А скажите, мистер  Рийз,  это  очень
приятно - ощущать себя самодержавным монархом целой солнечной системы?
     Рийз онемел от неожиданности и, остановившись,  недоуменно  уставился
на Хичкока.
     - По-моему, вы не  совсем  понимаете...  -  пробормотал  он  в  конце
концов.
     Хичкок гордо прошествовал дальше, и Рийз вынужден  был  догонять  его
бегом.
     - Я же... я всего только координирую исследования, которые  мы  здесь
ведем, - объяснил он, тяжело дыша. - И... и еще я составляю  списки  всего
того, что станции нужно будет получить со следующим космолетом... ведь  по
расписанию они прибывают сюда раз в год... И... и  кому-то  надо  же  этим
заниматься.
     Но Хичкок как будто не обратил на его слова  ни  малейшего  внимания.
Или он глуховат? Можно было подумать, что он просто ничего не слышал.
     Они шли по центральному коридору станции. Мягкие  подошвы  их  теплых
сапог скользили по плиткам пола с легким  шорохом.  Им  встретились  всего
два-три человека. Тусклый свет, тишина... можно было вообразить, будто они
очутились в глубоких подвалах какого-нибудь  средневекового  замка.  Мимо,
словно трудолюбивые гномы, пробегали шаркуны, занятые своим делом.
     В конце  коридора,  там,  где  он  разветвлялся  на  два  полукружия,
огибавшие купол станции по внешней стороне, Рийз остановился.
     - С чего вы хотели  бы  начать?  -  спросил  он.  -  С  анатомической
лаборатории или с биохимического отдела?
     Хичкок продолжал хранить  молчание.  Неподалеку  в  боковом  коридоре
шаркун тем пол мокрой шваброй. Рядом в ведре плескалась  грязная  вода.  С
ликующим злорадством, от которого каменное выражение  его  лица  почти  не
изменилось, Хичкок навел камеру на уборщика.
     Шаркун продолжал водить шваброй, не обращая на них никакого внимания.
Прошло чуть не полминуты, прежде чем  Хичкок  выключил  камеру.  Потом  он
бросил через плечо:
     - Вы, кажется, что-то сказали?
     - Я спросил, что вы хотели бы увидеть в  первую  очередь,  -  вежливо
повторил Рийз.
     Хичкок  испепелил  его  презрительным  взглядом,   точно   назойливое
насекомое.
     - Это не составит ни малейшей разницы. До отъезда  я  побываю  везде,
можете не сомневаться, - заверил он Рийза.
     Они пошли дальше. Осмотр станции превратился для  Рийза  в  настоящую
пытку: Хичкок пропускал мимо ушей все его объяснения или  истолковывал  их
по-своему и наводил камеру на каждого работающего шаркуна,  мимо  которого
они проходили.
     Рийз терпел, но с каждой минутой  это  становилось  все  труднее.  Он
прекрасно  понимал,  с  какой  целью  Хичкок  почтил  своим   присутствием
Одиннадцатую Скорпиона: этот доморощенный политик вбил себе в голову,  что
сотрудники  станции  бессовестно  эксплуатируют  беспомощных  шаркунов,  и
задался  целью  разоблачить  новоявленных  рабовладельцев.  Хичкок  и  его
Общество защиты гуманности уже разделались таким образом по меньшей мере с
двумя десятками планет, всякий  раз  последовательно  и  упрямо  игнорируя
реальное положение вещей. Рийз все-таки лелеял  робкую  надежду,  что  ему
удастся как-то переубедить Хичкока и тот оставит Одиннадцатую Скорпиона  в
покое, но совершенно  не  представлял  себе,  как  взяться  за  выполнение
подобной задачи.
     Наконец, когда Хичкок поднял камеру при  виде  шаркуна,  который  мыл
посуду в подсобном помещении станции, Рийз решил приступить к делу.
     - Зачем вы все это снимаете? - спросил он.
     - Собираю обвинительный  материал,  -  ответил  Хичкок,  не  прерывая
съемки, и даже не посмотрел на Рийза. - По возвращении домой я  приму  все
необходимые меры, чтобы с этим возмутительным безобразием  было  покончено
раз и навсегда.
     Рийз растерялся. Хотя намерения Хичкока не явились для него новостью,
он все-таки не мог понять, о чем, собственно, тот говорит.
     - Я не собираюсь сквозь пальцы смотреть на то, как туземцев  обращают
в рабство, где бы это ни происходило, - торжественно объявил Хичкок.
     Ах, вот оно что!
     - Но... но ведь они - животные, - недоумевающе возразил  Рийз.  -  Мы
дрессируем их и обучаем выполнять некоторые несложные операции, потому что
у нас не хватает людей для обслуживания  станции.  Они...  они  же  просто
одомашненные животные.
     Хичкок опустил камеру и обернулся.
     - Вы, кажется,  хотите,  чтобы  я  не  верил  собственным  глазам?  -
оскорблено спросил он. - Я вижу, что он моет посуду, а вы хотите, чтобы  я
поверил, будто передо мной - животное?
     - Ну и что же? - Рийз все еще недоумевал. - Да,  конечно,  они  очень
сообразительны и по своему развитию стоят несколько выше земных  шимпанзе.
Но ведь это неизмеримо ниже того уровня, который принято считать  начально
человеческим. Или... или вы против того, чтобы животных  использовали  для
облегчения человеческого труда?
     - Продолжим осмотр, - отрезал Хичкок.
     Он решительно пошел к двери, и Рийз со вздохом последовал  за  ним  -
ничего другого ему не оставалось. Уже в коридоре Хичкок сказал  со  жгучим
пренебрежением:
     - Меня поставили  в  известность,  что  интересами  коренных  жителей
планеты здесь преступно пренебрегают, но чтобы...
     - Кто вам это наговорил? - Рийз был совершенно ошеломлен.
     Хичкок досадливо нахмурился,
     - Об этом известно на  всех  цивилизованных  планетах,  -  заявил  он
категорическим тоном.
     - Но это же... это неправда! - возразил Рийз. - Хотя они  и  коренные
обитатели планеты, нет никаких оснований считать их людьми.  Они  -  всего
лишь животные, и во многих отношениях довольно примитивные. Правда, мозг у
них развит неплохо... то есть в том смысле, что  нам  удается  обучать  их
довольно сложным действиям, и их  поведение  в  довольно  высокой  степени
определяется конкретными  требованиями  обстановки.  Но  они  не  обладают
подлинным мышлением, способностью обобщать, рассуждать... осознавать  себя
как личность, у них нет даже начатков общества - ну, словом, ничего  того,
что делает разумное существо разумным.
     - Я приехал сюда, - провозгласил Хичкок, - чтобы вынести  собственное
суждение по этому  вопросу.  Мне  уже  приходилось  слышать  оправдания  и
увертки вроде ваших  на  других  планетах,  которые  я  обследовал,  -  на
планетах, где творились возмутительнейшие вещи. Нет, вы только представьте
себе - на Эпсилоне Эридана их употребляли в пищу! И о  положении  здесь  я
буду судить сам.
     Он замедлил шаг и повернулся к Рийзу.
     - Ну, а теперь куда мы направимся?
     Рийз намеревался провести его в справочную  микрофильмотеку,  которая
находилась дальше по коридору, но тут ему в голову пришла новая  мысль,  и
он указал на винтовую лестницу в нише напротив.
     - Вот сюда, вниз, - сказал он.
     Они начали осторожно спускаться по узким ступенькам, и Рийз,  который
теперь опережал Хичкока, объяснял на ходу:
     - До сих пор вы видели только шаркунов, которые родились здесь...  то
есть я имею в виду - здесь на станции. Видите ли, пока все это  строилось,
- он обвел рукой вокруг, -  сюда  было  доставлено  несколько  особей  для
предварительных  исследований.  Надо   было   установить   стандарты   для
дальнейшей работы. Эти экземпляры так тут и остались. Они размножаются без
какого-либо нашего вмешательства и в отличие от своих сородичей снаружи не
подвергаются активному воздействию  сил  естественного  отбора,  а  потому
должны были во всех отношениях остаться  практически  такими  же,  как  их
предки. Поэтому они служат прекрасной контрольной группой для сравнения  с
дикими шаркунами.
     Лестница вывела их в коридор, совершенно такой же, как верхний.  Рийз
свернул в узкий проход, который завершался тамбуром. Пройдя двойные двери,
они оказались на галерее. Помещение  внизу  было  разделено  на  небольшие
загоны, и почти в каждом загоне находилось по шаркуну.
     - Это дикие шаркуны, которых мы поймали для обследования, -  объяснил
Рийз.
     Хичкок подошел к перилам и нацелил камеру вниз.
     - Они ничем не отличаются от тех, которые живут на станции,  -  начал
он воинственно.  -  Неужели  их  обязательно  нужно  держать  в  одиночном
заключении? Это же бесчеловечно!
     - Да ничего  подобного!  -  попытался  втолковать  ему  Рийз.  -  Они
поступают сюда из разных районов, и после того, как они пройдут проверки и
анализы, мы отправляем их обратно. Нам приходится содержать их поодиночке,
чтобы не допустить смешения популяций. А кроме того, они ведь могут  убить
друг друга.
     При звуке человеческих голосов шаркуны задрали  головы.  Их  безгубые
костные  челюсти  жадно  щелкали.  Хичкок   снял   общую   панораму   этих
запрокинутых кровожадных морд.
     - Я хочу вам кое-что показать, - сказал Рийз.
     Он подошел к вделанному в стену холодильнику и вынул  оттуда  большой
окорок. Из сине-зеленого мяса торчала хрящеватая полупрозрачная кость.
     - Вот поглядите, - Рийз подошел к перилам.
     - Неужто вы собираетесь кормить их этим мясом! - ужаснулся Хичкок.  -
Оно же давно испортилось!
     - Нет-нет, - заверил  его  Рийз,  для  пущей  убедительности  помотав
головой. - Это его естественный цвет.
     Он благоразумно не  стал  объяснять,  что  в  холодильнике  хранилась
разделанная туша домашнего шаркуна, павшего от старости. Уж конечно Хичкок
обвинил  бы  его   в   том,   что   он   прививает   несчастным   туземцам
каннибалистические привычки.
     Рийз наклонился над перилами и бросил окорок в ближайший загон.
     Запертый там шаркун схватил его еще на лету, зажал  в  гибких  лапах,
поднес к пасти и  принялся  перетирать  мясо  вместе  с  костью  беззубыми
полукружиями могучих челюстей. Окорок быстро  превращался  в  сине-зеленое
месиво,  которое  шаркун   торопливо   всасывал.   Глотка   его   уродливо
пульсировала.
     Шаркуны в соседних загонах, увидев падающее мясо, рванулись  к  нему.
Они прыгали, карабкались на перегородки, бросались на них всем  телом,  но
перегородки были высокими, крепкими и совершенно  гладкими,  так  что  все
усилия разъяренных зверей оказывались тщетными. Но они не оставляли  своих
попыток и в слепом бешенстве  вновь  и  вновь  бросались  на  перегородки,
свирепо завывая. От грохота, визга и  пронзительного  рычания  можно  было
оглохнуть.
     А  счастливчик,   панически   поглядывая   по   сторонам,   продолжал
разделываться  с  неожиданным  подарком  судьбы.   Беззубые   челюсти   не
останавливались ни на мгновение.  По  серебристой  груди  стекали  струйки
посиневшей слюны. Через несколько минут от окорока не осталось и следа.
     Но остальные шаркуны продолжали рваться в тот загон, куда упало мясо.
Да и сам счастливчик, все еще роняя капли слюны,  уже  пробовал  выбраться
наружу. Он прыгал и срывался, прыгал  и  срывался.  Выпученные  шоколадные
глаза были устремлены на галерею. Казалось, окорок только  раздразнил  его
аппетит. Хичкок невольно попятился, испуганный такой свирепостью,  но  тут
же нагнулся над перилами и навел камеру на беснующегося  шаркуна.  Хриплые
вопли обезумевшего зверя тонули в общем гуле.
     Наконец Хичкок кончил снимать и обернулся. Он что-то кричал, но дикий
концерт внизу заглушал его слова. Рийз кивнул в сторону тамбура  и  жестом
пригласил Хичкока выйти.
     Когда вторая дверь захлопнулась и вокруг  сразу  наступила  блаженная
тишина, Хичкок повернулся к Рийзу.
     - Вы, по-видимому, вызываете у них ненависть, - заметил он. - Вы что,
не кормите их?
     - Их кормили час назад, -  ответил  Рийз,  взглянув  на  часы.  -  Их
поведение не свидетельствует об особом интеллекте, не правда ли?
     - Гм-м-м-м, - пробурчал Хичкок. -  Человек,  которого  систематически
морили бы голодом, наверное, вел бы себя так же.
     - Но этих... мы же голодом не морим, - возразил Рийз. -  Конечно,  на
воле им нелегко добывать пищу, и,  возможно,  многие  перед  тем,  как  их
поймали, ели очень давно. Однако у нас  они  получают  корм  регулярно,  а
большинство находится здесь уже несколько дней.
     - Этому я поверить не могу,  -  отмахнулся  Хичкок.  -  Они  заморены
голодом.
     Рийз покачал головой.
     - Привычная реакция на пищу, и больше ничего, - сказал он. - На  воле
они едят редко и далеко не всегда достаточно. С самых первых  дней  своего
существования. Их... прожорливость для них естественна.
     На лице Хичкока брезгливость  сменилась  злорадством,  и  он  спросил
многозначительно:
     - Могу ли я осведомиться, почему вы позволяете, чтобы они голодали?
     Рийз понял, что допустил оплошность: пытаясь  переубедить  Хичкока  в
вопросе, который не имел решающего значения, он дал ему в руки куда  более
серьезное и опасное оружие.
     - Ну, видите ли... - он запнулся.  -  Мы  -  научные  работники.  Нас
прислали сюда, чтобы... чтобы изучать шаркунов. В этом весь  смысл  нашего
пребывания на этой планете. Дело в том...  видите  ли,  мы  полагаем,  что
шаркуны эволюционируют  и  что  у  них  есть  все  шансы  в  конце  концов
достигнуть в своем развитии того уровня интеллекта, который  соответствует
человеческому. Мы наблюдаем ход этого процесса уже  более  тысячи  лет.  А
если мы попытаемся  облегчить  им  существование,  не  исключено,  что  их
дальнейшее развитие прекратится.
     - Ерунда! - презрительно фыркнул Хичкок.
     - Нет, не  ерунда,  -  Рийз  все  еще  не  терял  надежды  объяснить,
растолковать, убедить. - Это логический вывод, он опирается на то, что нам
известно о принципе  действия  естественного  отбора.  Если  разрешите,  я
обрисую вам положение на этой планете.
     - Мне это положение более чем ясно, -  перебил  его  Хичкок.  -  И  я
нахожу его возмутительным.
     Рийз скрипнул зубами.
     - Это ведь особенная планета,  -  начал  он  снова  (а  вдруг  Хичкок
все-таки усомнится в своей правоте, попробует понять...). - То есть у  нее
особенная орбита.
     - Само собой разумеется, - заявил Хичкок. - Орбита планеты в  системе
двойной звезды не может не быть прихотливой.
     - Если бы так! -  с  кроткой  настойчивостью  сказал  Рийз.  -  Когда
проводились первые исследования  этой  системы,  планета,  на  которой  мы
находимся, обращалась вокруг Альфы. В справочниках она  все  еще  значится
как Альфа-II. Однако в настоящее время она обращается вокруг Беты.
     - Что?! - глаза Хичкока полезли на лоб. - Какая нелепость!
     - Но это же правда, - безнадежно вздохнул  Рийз.  -  Более  того,  мы
убеждены,  что  Альфа  и  Бета  обмениваются  ею  с  самого   момента   ее
возникновения. Видите ли,  они  обращаются  друг  вокруг  друга  по  очень
неправильным орбитам, сближаясь каждые сорок  пять  лет.  Если  планета  в
период их максимального сближения окажется в соответствующей  точке  своей
орбиты, ее захватывает другая звезда.
     - И как часто происходит такой  обмен?  -  саркастически  осведомился
Хичкок.
     Рийз беспомощно пожал плечами.
     - Эти периоды крайне неравномерны, - объяснил  он.  -  Планета  может
оставаться с одной звездой сто тысяч  лет  или  всего  двести-триста.  При
каждом обмене она начинает обращаться по другой орбите, то есть другой  по
сравнению со всеми прежними. Следующий обмен должен произойти через три  с
половиной тысячи лет.
     Хичкок презрительно фыркнул.
     - Весьма любопытно, если только это соответствует действительности, -
сказал  он.  -  Но  какое  отношение  все   сказанное   имеет   к   вашему
возмутительному обращению к туземцам?
     - Самое прямое, - ответил  Рийз.  -  Видите  ли,  всякий  раз,  когда
планета меняет орбиту,  ее  климат  претерпевает  колоссальные  изменения.
Геологические данные доказывают это неопровержимо.  Хотя  между  Альфой  и
Бетой существует, пожалуй, большее  сходство,  чем  обычно  наблюдается  у
двойных звезд, тем не менее излучение их  и  количественно  и  качественно
неодинаково. К тому же на каждой новой орбите планета оказывается то ближе
к своему альтернативному солнцу, то дальше от него.
     - Полагаю, это имеет какое-то отношение  к  делу?  -  с  раздражением
перебил Хичкок.
     Рийз кивнул.
     - Мы  почти  уверены,  что  живые  существа,  обитающие  на  планете,
способны переносить очень резкие колебания климата - иначе  они  давно  бы
вымерли. Не исключено даже, что при некоторых изменениях жизнь на  планете
погибала... и это могло случаться сотни  раз,  прежде  чем  начался  цикл,
который мы наб