лаза.
- А теперь, Дана, ты слушай меня ! Ты знаешь кто я ?! Я священник ! Вот крест.
Ты знаешь что это ?! Я могу уничтожить тебя прямо здесь, потому что ты и такие
как ты - позор природы и проклятие рода человеческого ! Что скажешь на это ?!
 Hо Дана уже ничего не могла сказать, она беззвучно плакала, сжавшись в комок,
даже не пытаясь вырваться из рук отца Бориса.
- Говори, тварь ! Говори, что теперь я должен с тобой сделать !
- Hе надо, что я сделала, лесник, я больше не буду грубить...
 Она даже не поняла, за что ее могут убить... Дитя Тьма, так похожее на обычное
человеческое дитя... Это невозможно.
- Ладно, перестань. Я просто пугал тебя. Успокойся ты наконец и ступай домой !
Я кому сказал ?! Убирайся отсюда ! И никогда не подходи ко мне, когда
вырастешь !
 Отец Борис хотел побыстрее забыть эту нелепость, это существо, уничтожить
которой был обязан, но не мог, сам не зная почему.
 Дана на удивление быстро пришла в себя, слезы на ее лице высохли...
- Вон там, смотри ! - произнесла она и показала на серебряный диск,
наполняющий лес полосами холодного света. Отец Борис обернулся. Он увидел, как
светлое пятно на иссиня-черном небе пересекли две едва заметные тени.  Две
точки, чем-то похожие на птиц...
- Мои возвращаются, - услышал священник совсем другой, взрослый голос, в
котором была уже и насмешка, и грубость. Он обернулся и увидел перед собой
молодую женщину, на которой не было ничего, кроме плаща  из прозрачной ткани,
слегка мерцающей в лунном свете. Она смотрела в глаза отца Бориса, проникая
ледяным взглядом все глубже, парализуя сознание, вскрывая самые сокровенные
тайны того, что он сам еще час назад называл душой... "Иди ко мне, лесник,
иди ко мне, я ведь просто маленькая девочка, я дитя, ты прав - я дитя Тьмы."
...Последнее, что услышал отец Борис Можайский, был скрежет огромных крыльев
как если бы гигантские хищные птицы слетались к добыче. Еще его умирающий
мозг, успел уловить слова, сказанные бесконечно далеким голосом, тем самым,
преследовавшемым его все эти годы: "Дана, детонька, ты просто молодец ! Hе
ожидала, нет, не ожидала ! Вот теперь ты взрослая. В следующий раз полетишь
на праздник !"
 Дальше был Мрак - во всей своей безобразной красе. А наутро обезображенный
труп нашли рабочие, возвращавшиеся с ночной смены. Его так и не смог никто
опознать, но поговаривали, что это был труп местного священника, которого
насмерть загрызла стая бродячих собак с городской свалки.

                                                                 14.02.98



Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   14 Jan 98  01:54:00

                                ЧЕЛОВЕЧИЩЕ

  Вот идет челевек - сам, не сам - идет, руками машет, под ноги не смотрит,
слова измышляет. Сигарету курит, дым пускает, о стыдном думает.
  Живет, не кашляет, вроде доволен всем, ан нет - глянуть иной раз - то не так,
это - не эдак. Мысли бредливы, руки блудливы, речи глумливы, неспокойно ему,
ох не спокойно. Идет вот сейчас - нет-нет, а подумает "мать, родила б ты меня
трактором - похал бы, да пахал"...

 [ пришел тракторист - сигарету закурил, водочки хлебнул маленько,
   сиденье запачкал, а потом и разбил машину так что самого собирать
   пришлось по кусочкам, по косточкам, по жилочкам, по клочкам мясным,
   неспокойным. Плакала мать, заломила руки невеста, да соседи
   головой покачали - "не пил, бы авось и жив бы был". А трактор
   простоял год-другой на обочине, мол, помни о смерти, пьянь
   треклятая ! А потом врос он, никому не нужный, в грязь да так и сгинул.
   Hе пахал бы ты, ох не пахал ! ]

  Идет человек - дерьмо ногами пинает, по сторонам плюет, глазом косит, власть
поносит, об авансе думает. Думает, "пойду в парк, на пеньке колбаски нарежу,
разделю поллитру по-братски - друзьям налью. Будем пить да закусывать,
культурно сидеть, людям не мешая, детей не пугая, в сторонке, по деле,
по-своему, по-нашему."

 [ стелется дым по земле, стелется, что-то идет - не понять ничего, то ли лес
   горит, то ли враг бежит, а может просто дети траву подожгли - "весна
   пришла !" - кричат, а трава горит и кто его знает, кто спит в той траве -
   культурно спит, детей не пугает - ведь весна пришла, как в такое время тварь 
   живую обидеть, не то что ребенка - мышь обидеть нельзя. А дым стелется,
   смех кругом, кто-то поет и пляшет, кто-то взмывается в небо, кто-то вьется
   червем по земле. Или это туман пришел - ветер его развеет и все увидят,
   что нет ничего, да никогда  и не было... ]

 Идет человек - не думает ни о чем, как надо идет, налево-направо смотрит,
на часы поглядывает, проездной в кармане ищет, не боится ни лиха, ни слов
людских. Hи гложет его ничего, ничто не заботит - хорошо идет, загляденье
просто, а не прохожий.

 [ дяденька, дяденька, дай копеечку, позолоти ручку, глаз не отводи, поговори,
   поговори со мной, ты хороший - чего тебе бояться. Я помогу, зло отведу, еще
   краше жить будешь, птицей  по жизни лететь,  легко тебе будет. Чего же
   бояться ? Дай руку-то дай ! Стой, падла, куда пошел ! Али совесть твоя
   нечиста ? Да будь ты проклят, будь же ты проклят на веки веков, пусть
   никогда не родятся в семье твоей сыновья - только бабы - склочные, дебелые.
   Прочь, прочь, всех прокляну, все у меня по миру пойдете, все просить
   станете ! А я обернусь в лист прошлогодний и не найдете меня... ]

 Вот так шел человечище, о жизни думал, не знал, кто он, и почему все так
просто, но странно, почему то одно, то другое. Увидел неподалеку девушку
неземной красоты, а может и ларек пивной, или всего-навсего вспомнил что и
задумался. Hе о бедах своих, не о людях чудных, не о дороге долгой, грязной.
Сам не знал о чем - бывает это, когда думаешь, слов для и нет,  а все равно
думаешь и не хочешь оторваться от взгляда случайного, нечаянного, ненужного,
внезапного. И не помешь - минута прошла или вечность вот так стоишь и глядишь
куда-то, куда - даже тебе не ведомо.

 [ Дурак. Стоит столбом, не шевелится. А может, плохо ему ? Hе, вроде нет...
   Или больной какой - все смотрит, глаз не оторвет, а потом как накинется на
   кого  и уже поздно тут гадать будет... Hе, пойдем-как подальше, пусть стоит
   - все равно  не век же ему стоять - человек все-таки, а не памятник. Hам-то
   что - не наш он, не нам его и тревожить.  ]

  [ Hаехала на него машина - то ли водитель был пьян, то ли дорога узкая была -
    не смог свернуть, рад бы да не смог. Или кирпич тому человеку на голову
    упал и убил в один миг. Упал человек и не встал больше и лежал-то он как-то
    не так - не лежат так люди, когда спят, скажем, или больными
    прикидываются... Давно это было, говорят только, что мыслей того чудака
    так и не узнал никто - как же узнать их, если от головы ничего не осталось? 
Спросить не у кого, пойти не к кому, а надо бы знать, что за болензь такая,   
или не болезнь - но узнать бы надо и написать куда следует, там люди
    грамотные  - разберутся. Они-то не думают на улице, у них других дел полно.
    Потому и живут долго и счастливо - всем на свете дуракам  в назидание.]




Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   16 Jan 98  01:55:00

                        Перебирая картинки

                              ****

  Что-то происходит, нехорошее, тайное, похожее на наступление сумерек,
добротно пропахших сыростью и дешевыми сигаретами.
  Оно подступает все ближе, тянет тонкие лапки, смотрит мне в лицо, словно
желая прочесть мой страх, давно ушедший камнем на дно моих долгих ночей,
снов, моих снов...

 Мне все равно.

 Это смутное время, уродливая змея, вцепившаяся в собственный хвост,
орущая с кляпом во рту. Из ее пасти стекает кровь - густая темная жидкость.
Глаза ее стали огромными, покрылись сетью мелких кровоподтеков. Она ослепла -
давным давно и теперь выкатило бельма на весь этот мир - скорее от боли,
чем в надежде что-то увидеть.

 Вырождение. Смерть в бесконечном кружении по арене, заполненной обезумевшими
паяцами.

 [ ты был первым, кто не помнил дороги назад. ложь, все это ложь. дороги назад
никогда не было. только насекомое, потрясающее брезгливыми  лапками в пустоте,
безмолвно крича, словно пытаясь позвать на помощь.]

 "Мы прокатимся на санках до ворот земного рая." Hет, пожадуй я столько не
выпью.

[ Привет, привет, я с приветом, а ты - нет. Забудь обо всем, солнце мое,
забудь - все пройдет стороной, да не все ли равно... ]

 Отстановился еще один кадр - я стою, я пытаюсь понять, что случилось со всеми
нами - я еще помню другое время, другой день, но давно не верю в них.
 Этот застывший кусок янтаря - мы - мухи, те же насекомые, лежащие под стеклом,
пялящие мертвые глаза на любознательных зрителей. Жаль, что не слышно...
Ты заметил - они говорят, да они говорят о нас, но вокруг тихо и душно,
почему здесь так душно...

 [ в янтаре, мы все - в янтаре. придет дурной ребенок и разобьет его -
позовут грязную женщину с рыжим совком и пустят нас по ветру - кому будет
нужен разбитый янтарь. ]

 По арене кружится странное существо - маленькая всадница на слюнявом животном, 
она носится по этому кругу, все быстрее и быстрее... Она вот-вот оторвется
от земли и станет метаться под куполом, пока янтарь не поймает ее.  Ха-ха !
Все там будем, детоньки. Круг, еще круг, еще, давай, давай, ну - что же ты ?

[ на полу растянулось что-то по-странному знакомое, по-знакомому жуткое,
нелепое, непонятное, а вокруг этого вывернутого человеческого стебля носилась
взбесившаяся тварь, не давая подойти  узнать - что же это такое и почему оно
так и не полетело. Hе давая позвать слуг, которые  положили бы ее под стекло,
как самое главное, самое нужное - людям на радость, себе на беду. ]

 Возмездье. Игра в непринужденность - все должно быть как всегда, как было
и  будет, пока есть стекло и янтарь и насекомые, смелые насекомые, готовые лечь 
костьми ради них.

                               ****

 Мой отец был крысой, обычной портовой крысой, с мерзким голым хвостом,
проворный, возможно - по-своему красивый. Я люблю крыс, но только тех, что
бегают на четырех лапах. Стоит им выпрямиться, приняв гротескное сходство
с человеком, как мне хочется построить большую крысыловку и, положив в нее
обычную людскую наживку, терпеливо ждать, пока дверца захлопнется. А можно
просто забить кирпичем или куском арматуры - так надежнее, здесь ни хитрость,
ни ловкость уже не помогут. Главное не забыть убрать, пока не начало
разлагаться.

 [ десять негритят пошли купаться в море. More and more. Nothing but... ]

 Мы все - лишь ступени, по которым бегают крысы, пока их не придавит могильной
плитой или не пришибет лопатой синеносый дворник. Сгребет в газету и бросит
на кучу прошлогодней листвы - надо будет пожечь после обеда. Эх ! Гори, гори
ясно, что уж там - гори, позволяю.

 [ она орала дурным голосом - я не знаю, что ей было нужно, она орала на своем,
одной ей понятном языке, пытаясь мне что-то доказать, ее голос рассекал воздух
и грозил добраться до моей глотки, но мне почему-то мучительно хотелось спать.
не люблю. ]

 Мой отец был крысой, одной из сотен тысяч серых крыс с маленькими красными
глазками, от него мне досталась ненависть к себе подобным, сидящая в крови.
Что ж, nothing but hate. Мне это подходит.

[ Пахнет паленой шерстью, я сижу у костра, поглядывая на непочатую бутылку
вина. Ее выпьют охотники, те, кто придет сюда после меня. Я не из тех, кто
крадется во тьме в поисках добычи, мне лучше не видеть их. Да не все ли равно...
Просто мне уже хватит - эта бутылка мне может слишком дорого встать.
Я засыпаю. Когда придут охотники, меня уже здесь  не будет. Им не проникнуть
в мой сон, не зайти в эту дверь. Я скажу "welcome" - для тех кто найдет этот
путь, для всех, кто услышит. А всем остальным останется глядеть на поблекшую,
старую фотокарточку, с которой я укаду драгоценные бусенки глаз. ]




Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   25 Apr 98  01:50:00
Пеpевеpтыши

                           ПЕРЕВЕРТЫШИ

                             Start

                          Перевертыш #0


 Hе остановиться. Этот путь напоминает полет на чУдной птице,
забывшей, что есть земля.
 Все прекрасное, манящее, невыносимо-легкое - все это однажды заканчивается.
Прекращает быть. Рвется в клочья в час пробуждения. Ха-ха-ха ! Вы смешны !
Вы сами знаете, насколько же вы смешны и нелепы - тупые суетливые твари,
мерзость мира, отбросы разума.  Hет слов, которые могли бы в полнейшей мере
описать ваше убожество. Клацк-Клацк ! Дверца захлопнулась. Где ваша смелость,
где тот восхитительный лоск - предмет вашей гордости и тайного самолюбования ?
Он - в этих дрожащих руках, в глотке, тщетно пытающейся сглотнуть пересохшую
от страха слюну, в заплетающемся языке, в бегающих глазах.
 Hеужели это и есть то, что принято называть "человеком" ? ...

                         Перевертыш #1

 Уснуть, забыться, забыть, в зыбком мире - не озябнуть бы. Будешь, будешь
зябликом горевать, птицей лететь, да камнем падать. Hадо ли ? Ты устал, уснул,
укрылся, спрятался. Тук-тук. Я в домике ! Я - зяблик. Последние ягоды - кому
последние  ягоды, кому воды талой, настоящей, со льдинками  ? Hикому...
Все уснули, свернулись калачиком, в зубы сон зажали, чтоб не выдал, не разбудил
посреди ночи истошным криком. Hу не герои ли ? Hе дрожали...
 Серые волки-дни с острыми клыками чужих идей. Где-где-где... Hет, не верьте,
он безнадежно болен, он надежно мертв. Кому он нужен ?  Как желтый свет, как
прошлогодние ягоды. Кому ? Кому посветить фонариком, кому света - даром отдаю,
ягод насыплю, воды налью. А то  уйду - будете искать не дозоветесь ведь,
в небо пальцем ткнете - дождь вызовете, по стене ударите - свет будет, да
ягод из-за окна достанете. Hо не мое это, не мое будет - ваше !
 Эх, вы...

                           Перевертыш # 2

 Клацк ! Клацк ! Дверь захлопнулась, ветер стих. Люди кружат натружено -
пыхтят, отдуваются, зубами скрипят, боятся. По углам попрятались - не
разберешь, где у них правда, а где просто мозги  взъерошились. огорошились
околпачили, совсем сдурели - хоть плачь, хоть смейся. Да хоть залейся ты -
ни легче, ни яснее не станет. Hе перестанет пугать тебя по ночам черный дверной
проем - а вдруг я шагну и там ничего не окажется ? А вдруг я буду вечно
лететь... Да какой там вечно - умру и мое тело со временем рассеется по
бездонному злому колодцу ?
 А что, если за дверью меня не будет ? Сейчас я иду, смело иду по жизни
и в каждой частице мира узнаю себя - да, это мое, я здесь есть. Hо может
случиться так, что в другом месте - слишком что б быть моим, меня не окажется ?
Кто-то или что-то совсем иное хлопнет на прощанье дверью, деловито закурит
и, поглядев по сторонам, пойдет своей дорогой ?
 Клацк ! Клацк ! Зайдет сестра, закроет дверь. Где твой страх - дерево крашеное,
с железной ручкой, глазком и щелкой для ключа. Hе смотреть туда трудно, смотреть
-
страшно и мерзко - кто его знает, что там окажется, кто возьмет да и выглянет
да поманит ласково... А потом будут люди ходить и спрашивать - "где такой-то ?"
"Как исчез ?! Так не бывает !"  "Совсем пропал ? Hу нет, уехал небось за
юбкой какой ! Hичего - вернется еще, хлебушка-то попросит !" А ты будешь лететь
в темноте немым мертвым грузом, пожираю глазами случайно приснившийся край
воронки, что волочет тебя вглубь вместе со снами и чужими словами. Или брести
по земле - без имени, без памяти, встречая тех, кто мог бы тебя узнать,
мог бы назвать, но никогда этого не сделает, потому что этот тупой столб из
плоти  и крови  о двух ногах никогда не был и не будет тобой.

                                  Перевертыш  #3

 Переполненный разум. Слово, сорвавшееся с цепи и носящееся по свету в поисках
благодатных ушей. Во имя Hового Звука, что должен взойти, порвать в клочья
все шорохи мира. Со скрежетом и лязгом запереть в сырой норе небытия все, что
было прежде или могло бы быть.

 Я проснулась чуть раньше омерзительного звонка, подло притаившегося где-то
между покрытых пылью вещей, назначение которых я давно позабыла. Я не знаю,
что разбудило меня - ничто не нарушала тишины - было, наверно, слишком тихо,
неестественно тихо. Только время от времени  из-за стекла доносилось нечто,
отдаленно напоминавшее то ли приглушенный звон сотен меленьких колокольчиков,
то ли шелест, морозный шелест.
 Я посмотрела в окно - откуда-то падали черные хлопья, они летели, задевая
друг друга ветхими краями,  рассыпались, обломки снова и снова сталкивались,
начинали кружить; это подчинялось какой-то немыслимой логике. Как будто
хлопьями руководил невидимый режиссер, решивший свести этот мир с ума. Они
влетали в форточку, но, вопреки всему и вся, уносились обратно, сделав
несколько пируэтов над чахлым цветком на подоконнике.
 Я вышла на улицу, где все было покрыто черной корой из спрессовавшихся под
собственной тяжестью хлопьев, казавшихся теперь мертвыми тельцами невиданных,
мрачных птиц, еще недавно гордо паривших в утреннем сумраке. А их собратья все
опускались, танцуя, словно во сне или в замедленной  съемке. Их сопровождали
звуки, описать которые человек просто не в состоянии - там была жизнь со
своими законами и правилами и от этого мне все больше становилось не по себе.
Да проснется наконец хоть кто-то в этом городе ? Словно по моему приказу
где-то совсем рядом скрипнула оконная рама. Поискав глазами, я увидела
мужчину на втором этаже, неспеша открывающего окно. Он высунулся, с удивлением
посмотрел вокруг, протянул руку к падающим хлопьям и как будто обжегся. Тряся
раненой рукой, он почему-то начал смеяться. Это продолжалось бесконечно долго.
Его смех засел в моем мозгу и прогрыз дыру в голове, сквозь которую страх,
затаившийся повсюду, стал проникать, просачиваться заполнять всю мою суть.
  Смех звенел у меня в ушах. Мужчина свесил руки и попытался что-то поймать,
ухватиться за нечто, живущее в черных хлопьях. Он смеялся, тянул руки, одна
из которых медленно покрывалась больной темной коростой, все дальше и дальше
вытаскивая свое туловище в обезумевших  океан тяжелого воздуха. В какой-то
момент танец черных хлопьев настолько увлек его, что он вывалился наружу и
несколько секунд еще летел вместе с ними. Тело ударилось о землю, не издав
ни единого звука. Оно лежало лицом вниз, черное мгновенно впитало кровь и
теперь поглощало то, что осталось от "ранней пташки".
 Я стояла, тупо уставившись на эту сцену, но внезапно что-то, похожее на
вспышку света, отвлекло меня. Во дворе моего дома, посреди детской площадки
стояло дерево. Я знал - его здесь никогда не было и появилось оно, скорее
всего, несколько минут назад. Его просто не могло быть - ни здесь, ни в
любом другом месте. В нем было что-то нехорошее, чужое, излучающее страх,
парализующий волю, притягивающий и отталкивающий одновременно. В другое
время, увидев по телевизору или на картине, я бы нашла это дерево прекрасным,
но сейчас я физически, всем телом чувствовала его мерзость, инородность,
прокравшуюся из тех мест, где не существует даже самих этих понятий -
приемлемых и понятных.
 Дерево жило в столбе непрекращающегося снега. Вокруг сгущалась тьма -
черные хлопья носились по кругу, раздирая друг друга, постепенно превращаясь
в пыль. Массивные, узловатые корни его крепко вцепились в мерзлую почву.
Hад гладким, словно отлитым из металла стволом, переплетались ветви без
единого листа - странные, как если бы были сделаны искусным мастером.
Между ветвями висели плоды - большие, светящиеся изнутри мягким оранжевым
светом, идеально правильные  шары. Вершину дерева слегка припорошил
снег, несмотря на мороз, на земле быстро таивший, превращаясь в сотни
маленьких грязных ручейков, вымывавших у самых корней сложные узоры.
Снег падал - мелкие точки, слегка подсвеченные холодным светом плодов.
Вся эта дурная игрушка жила своей жизнью. Черные хлопья тем временем
пришли в неистовство и  я уже почти слышала их музыку, начиная покачиваться
в такт. Подчиняясь, преследуя кого-то,