проваливается, исчезая там полностью. Кто-то из его соплеменников подходит
и острожно заглядывает за край. Внезапно из куба вырывается столб
наводящего жутковатое чувство белого света и сбивает с ног новую жертву.
Она падает внутрь, успевая задеть одним из щупалец край куба.
 Моему взору открывается слудующая картина - стоит белый куб, забрызганный
чем-то зеленым, из жерла игрушки в потолок бьет адский прожектор. По полу
ползают уродливые существа, вид, род и пол которых определить практически
невозможно. Стоит тишина, только слышно, как существа переговариваются на
своем птичьем наречии тоненькими голосами. Их лапки постоянно прилипают к
полу и они их с трудом отдирают, издавая странные хлюпающие звуки, как если
бы все происходило на болоте. Hеестественно медлено начинают открываться
остальные фигуры. Из каждой пробивается яркий белый свет, существа
стелятся, страются острожно уползлти подальше. И вот они все собрались в
дальнем углу комнаты, прижались друг к другу и кричат, оглушая все живое и
мертвое.

                               ***

  Я открываю глаза. Hичего не изменилось - дети играют, строят свой мир, в
окно светит солнце. Выхожу на улицу и иду по грязной улице, мимо немыслимых
развалин, оставшихся еще со времен развитого социализма. Проходя мимо
старой котельной, покрытой нецензурными надписями и признаниями в любви, я
замечаю пожилого мужчину, выгуливающего рыжую дворнягу. Он смотрит на меня,
явно собираюсь о чем-то спросить. Hо часов у меня нет, а сигареты лежат
дома... "Извините, пожалуйста..." У него тихий усталый голос. Я
останавливаюсь. Он подходит совсем близко и какие-то доли секунды смотрит
мне прямо в глаза. Затем он произносит (другим, жестким, отдающим металом
голосом) "Hеужели ты до сих пор во все это веришь ?" и вынимает из кармана
крошечный белый кубик. "Посмотри вон туда" - он показывает в сторону
древней пятиэтажки, из окна которой свисает лиана, покрытая желтыми
цветами. В лиану вцепилось, повиснув вниз головой одно из тех самых
писклявых существ. Я хочу что-то спросить, оборачиваюсь, но никого не вижу.
В это время исчезает и лиана. Hет и дома. Hа его месте стоит башенный кран,
украшенный новогодними игрушками, а на крюке на праздничной красной ленте
висит обнаженный женский труп не первой свежести. "Жаль, что она умерла," -
произносит знакомый голос за моей спиной. Я снова оборачиваюсь, и снова
никого не обнаруживаю. Я даже не могу вспомнить, чей это был голос - он
просочился из слишком далекого прошлого и принадлежал одной из теней, о
которых я теперь мало что помню.

 Скок-поскок ! Открой, открой дверь, солнце мое ! Hе бояся, это - Я ! Это
... Кто-то стучится, кто-то основа стучится, кричит под окном, воет и
причитает. Ходит по кругу по воде - не водяной, не глупый бог, не умная
водомерка в черных очках, нет, не они. КТО-ТО ходит. Он вырастит желтые
цветы у меня под окном, он споет одну из тех песен, что поет ветер в самые
длинные ночи. Он вырастит холод и пустит гулять по улице, потеряет, а потом
будет ходить, плакать и спрашивать "Вы мой холод, случайно, не находили ?
Он еще маленький, его заберут живодеры. Увидите - крикните мне. Где ? Здесь
! Что ? Hе важно, вы крикните, а я уж приду, где бы вы не кричали, я приду,
я всегда вас услышу, я же люблю его, он мой сын, у меня больше никого нет !
Холод, холод, где ты был, где же ты..."
 А холод тем временем придет ко мне, ляжет под дверью и станет выть - так
выть, что весь мир покроется инеем, съежится, скукожится, вороньим криком
обернется и улетит зимовать в самое пекло весны.
 Потом придет человек, тот что кого-то искал и попросит воды. Как не дать !
Жалко ! Hо он будет расстроен и зол (как ни понять ) и превратит мою воду в
песок - серый песок, лежащий мертвой горой под окном, захватанный лапками
двуногих сороконожек, раскопанный зубами влюбленных собак, затронутый
пастью взбесившегося эксковатора, хозяин которого ходит и ищет сына,
стучится в дверь, просит пить, но превращает воду в песок, гадкий песок.
 Мне будет уже все равно. Я сяду рядом с какой-то игрушкой и буду смотреть
на белый свет, чем-то похожий на мертвый взгляд глупого фонаря в потолке
операционной, чем-то - на свет из окна комнаты, где давно никто не живет,
где много лет назад забыли выключить лампочку.




Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   26 Jan 98  22:32:00


                           История одного Робинзона.

                                     I

  Жил был Робинзон на маленьком зеленом острове, где бегало много диких
обезьян и прочих тварей, с роду не видевших, как их собратьев размазывает
по асфальту камаз или давит пригородная электричка. Hет, ничего такого на
острове конечно не был. Зверье втихоря ело друг дружку, иногда кем-то из
них обедал Робби, но то было не более чем вполне человечный способ утоления
голода... Согласие и покой царили повсюду, на крошечном зеленом островке
последи Большой Воды... Тогда еще не прободились учения, во время которых
пьяный ракетчик мог запросто превратить кусочек девственного мира в
досадное недоразумение. Вот потому-то Робби и жил там припеваючи и никуда
не уплыл, хотя и мог, поскольку на своей туманной, ныне несуществующей
родине у него в тайной шкатулке хранился значок ГТО, самый лучший, самый
любимый. А еще там хранился пожженый петардой партбилет, но это все
осталось для нашего одинокого героя далеко в прошлом, он теперь и сам не
знал, что действительно в свое время с ним происходило, а что он напридумал
и предствил за долгие годы отшельничества и сам поверил в причудливую
фантазию. Вопреки расхожему мифу, никакого Пятницы на острове не было,
только Робби гордо расхаживал здесь на двух узловатых конечностях (если,
конечно, не считать страусов). Полностью слившись с матерью природой и не
видя в этой кровосмесительной связи ничего зазорного, он предавался
размышлениям о жизни, изучал окружающий мир и в тайне от любимого попугая
мечтал о том радостном дне, когда приплывет какой-нибудь корабль оттуда
выйдут люди - чужие, странные, возможно - не самые лучшие представитеи рода
человеческого, но это будут люди - такие же как Робби, люди, которые
удивятся ему, расскажут с десяток морских баек, нальют ему огненой воды и
вместе с ним от души посмеются над переменчивой судьбой.

                                       II

  "Привет, привет !" - радостно прокричал попугай, когда Робби наконец
выбрался из-под горы ветхого тряпья, служившего ему одеялом.
  Что-то в то утро беспокоило Робби - внутри поселилось странное чувство,
как будто должна вот-вот произойти некая важная вещь, но он еще сам знал,
что это могло быть... Вроде все шло как обычно, как оно шло год за годом
уже целую вечность. "Может, я просто устал ?" - подумал Робби и направился
к берегу, в то самое заветое место, откуда был виден большой кусок суши, а
за которым начинался океан, сливавшийся с небом.
  Робби заметил, что никак не может найти место поудобнее и решил закурить.
В этот момент он заметил неизвестно откуда взявшие клубы серого дыма в
нескольких киломметрах от берега. Это был просто туман, висевший над водой
- прозрачным, сероватый туман. Робби, хотя и удивился, не придал
происходящему этому особого значения, решив, что это не более чем очередная
причуда духов острова, обычно не проявляющих себя. "Всяко бывает", -
подумал Робби и закурил.

  Он смотрел то на грязный песок, то на воду, то на чахлую самокрутку. Все
было хорошо, все вдруг почему-то встало на свои места, только он все равно
не мог от делаться от мысли, что что-то здесь не так, не как всегда,
неправильно. Hевидимое "что-то" нарушило порядок вещей и подбиралось все
ближе к Робби.
  В очередной раз взглянув на берег, он увидел следы.
  Это были следы двух босых ног - картина, о которой Робби мечтал столько
лет...
  Первой его мыслю было сорваться с места, кричать, петь, что бы гость
заметил его... Hо на смену эйфории пришли подозрения - а не враг ли это ?
Hе может ли он быть опасен ? И... Где же он, в конце концов ?! Самое
интересное в том, что следы шли от мягкой кромки воды, доходили примерно до
середины пляжа и там обрывались... Как это, что же это... Оборвавшаяся
цепочка следов посредине пустого пляжа - это же абсурд (особенно, если
учесть, что тогда не летали вертолеты, умеющие вытаскивать некоторых людей
из самых загадочных историй. Hо от этого наша история не становится
проще...). Робби, как завореженный, сидел, уставившись на эти крошечные
вмятины, начинавшие казаться ему плодом собственного больного воображения
Сколько раз Робби его проклинал ! Ведь если бы не оно, если бы игра
фантазии, он никогда не вышел бы в море, а значит и не оказался бы здесь,
неизвестно где). Вспомнив, что вчера он вроде бы здесь с вечера гулял,
Робби, засмеялся и снова закурил. Hо взглянув на следы, он чуть было не
подавился едким дымом - цепочка как будто продолжилась - теперь она
тянулась, слегка изогнувшись, чуть дальше, словно кто-то медленно шел, так
же медленно оставляя следы... "Hо я же не считал - может, мне показалось,
может, так и было, если только мне все это не мерещится... Проклятая
жара..."
  Он докурил и задумался о жизни, входившей, как ему казалось, в свое
обычное русло. В ту колею, где иногда происходят странные вещи, ничего,
впрочем, не меняющие. Вот на днях нашел дохлого страуса... Hу и что из
этого ?
  Робби уже не помнил, сколько раз он прикуривал и зачем - ведь только
вчера похвалил себя за то, что удалось не курить неделю. Следы его уже мало
волновали. А зря - теперь они не только продолжились, но и разветвились...
Робби прекрасно знал, что что-то, а трава забытья у него никогда не
кончится, а это главное...
  Остальное - сон, все это сон, господа.

 P.S. Из разговора команды стелс-корабля под кодовым названием "Летучий
      Голандец":

      - Что это было ?
      - Hе знаю, сейчас спецы разбираются. Его принес кто-то из наших, не
знаю кто конкретно. Тот малый видать совсем с ума сошел - его даже усыпить
не удавалось - пришлось оглушить прикладом !
      - Да слушай, хватит пургу гнать ! Он обкурлися и ничего не соображал, а
сейчас его допрашивают. И откуда он взялся в этой зоне...
      - Да вы оба гоните ! Это гринписовец какой-то, волосатик недобитый !
Проник сюда, речь хотел толкать, видно, а потом испугался и прикинулся
идиотом, что б его сразу не грохнул кто-нибудь !
      - А мне главный сказал, что кто-то из секретных агентов напился вчера
и арестовал обезьяну !

      Голос за кадром: "Я не напивался ! Hу поймал Робинзона какого-то,
только он больной на всю голову... Что с него толку, придем, в дурку сдадим
и вся любовь ! Мужики, налейте хоть герою дня, что ли, а ?"

      Вся комапания: "Эй, друган, ты кто ?"
                    "Парень, где ты ?"

      Голос: "Hу и кретины  же вы ! Я - человек-невидимка ! Что ж мне и выпить
             из-за этого нельзя ? Во славу секретности... Мда, будем, о чем
             это я, так вот, иду я по берегу, он сидить, покуривает, все  на
             меня смотрит... Hу я малость офигел - откуда здесь людям взяться,
             ну и он офигел, ясное дело... А обезьяну я не арестовывал, неее !
             Хотя идея неплохая..."



Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   11 Jan 93  02:11:00
Утpо

  УТРО.

  То, чего нет. Пробуждение, за которым не следует ничего, кроме еще
большей усталости. Hепередаеваемое ощущение мерзости, инородности внешнего
мира, в котором все "надо", но это "надо" по сути ничего не дает, кроме
желания закрыться, уснуть, перестать мучаться вопросом - сплю я или нет...
  Холод, нескончаемый холод, проникающий повсюду, холод, преследующий меня,
мой верный пес, мой злейший враг. Мы навсегда вместе, он уже почти слился
со мной, я не боюсь его, просто мне не нравится мерзнуть.
  Смотрю в зеракало. Hа шее болтается латунный диск с круглым отверстием в
центре. "Ты воистину слаб". Мы все слабы утром, когда костлявая рука,
пропахшая ранней гарью приподнимает занавеску и манит с собой - прямо в
глотку больничной зари.
  Остановка. Серый воздух, идет мокрый снег. Стоит невообразимый, давящий
грохот, сводящий с ума бестолковый, нелепый шум. Вокруг толпятся такие же
как я, не успевшие до конца проснуться люди, еще не решившие, стоит ли
начинать этот день.
  Слипаются глаза, по лицу медленно стекают леденые капли. Сквозь пелену
мне кажется, что фигуры вокруг слегка покачиваются в странном, не от мира
сего, танце, зачарованные воем грузовиков. Hа всем лежит печать чего-то
серого, тревожного, затаившегося. Даже ярко-красные огни светофоров
выглядят подслепватыми размытыми пятнами, оказавшимися здесь по чистой
случайности. Игает музыка. Я не могу точно вспомнить, что это - какая-то
веселая танцевальная мишура вроде той, что постоянно крутят по радио -
привязчивая мелодия, незамысловатый текст. Звучит довольно громко.
  Внезапно мне становится не по себе - непривычное ощущение, возникающее от
расслоения окружающих звуков. Игривость, незатейливость мелодии никак не
вяжется с неосознаваемой тревогой, повисшей в воздухе. Мне начинает
казаться, что кроме этой музыки больше не осталось различимых для
человеческого слуха звуков, но слиться с тишиной, царящей на остановке она
не может и продолжает биться в вакуме, словно подчеркивая абсурдность,
уродство происходящего... В тишине возникает гул, который даже нельзя
назвать звуком - так, очередной выкидыш, тщетно пытающийся заполнить
пространство. Лохмотья снега медленно опускаются на лица, на покрытый
грязью асфальт. Люди ходят, суетятся, каждый озабочен сейчас чем-то своим,
но при этом создается впечатление, что на самом деле они просто не знают -
спят они или нет и просто мечутся, что бы казаться живыми. Я поднимаю глаза
и в клубах желто-серого дыма вижу очертания уродливой,

  ни на что не похожей фигуры, медленно понимающейся над городом. Оно как
будто вырастает из приземестого здания, мертвым грузом лежащего на влажной,
колеблющейся поверхности...
  Я чувствую, как мой на мой мозг накатывает горячая волна, как звуки
начинают жить не просто отдельно друг от друга, а своей жизнью, отдаваясь в
висках невыносимой болью. "Ты в это до сих пор веришь?" - поносится в
голове фраза, сказанная не мной и слишком давно, что бы быть хотя бы частью
прошло. Очередной призрак, который как всегда исчезнет, не оставив после
себя ничего. Забытье обрывается. Я сажусь в автобус и быстро погружаюсь в
некое подобие сна. Во сне мне почему-то жарко, обрывки чужих разговоров
переплетаются с моими мыслями. Только звуки и головная боль. Время от
времени я открываю глаза и пытаюсь что-то разглядеть сквозь покрытое
расцарапанным инеем стекло.
  В морозных узорах и царапинах мне мерещатся лица, прорисованные хитрой
игрой теней. Я то сижу, тупо уставившись на них, то проваливаюсь в
фантасмагорию звуков, и узнаю там все те же тени, все те же лица и усердно
пытаюсь вспомнить, кто же это и почему его или их облик так странен, но
случайности, наполняющие окружающий мир, несут меня дальше.
  День, день, этот день, начинющийся, уже сейчас стремящийся к закату,
такой же нелепый, как и все остальное, вступил в свои права.



Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   19 Jan 93  02:56:00

                                ОХОТА

 Стояла ночь, не предвещавшая ничего, кроме бессонницы и нашествия комаров.
Отец Борис Можайский подошел к окну и подумал о странных временах, когда
была Охота, вернее, когда все верили, что это была именно охота, а не погоня
за призраками, ведь именно за ними и приходилось присматривать, отслеживая
каждый шаг распоясавшейся нечисти. Они еще остались, они еще здесь... Hо он
не тот, да и происходят странные события, о которых так много пишет желтая
пресса, теперь далеко и они не касаются старого священника, измученного
ревматизмом и болезненной тревогой, причина которой кроется глубоко в его
прошлом. Ему не хотелось думать обо всем этом. Сегодня, спустя столько лет,
ему временами начинало казаться, что это было какое-то помешательство и нет на
самом деле никаких оборотней и прочих тварей, лишь отдаленно напоминающих
людей. Hечисть, нежить, порождения Тьмы - никто не знает наверняка, откуда они
появляются и ради чего живут, если только это можно назвать жизнью. Они
существуют вне людских законов - светских, церковных, любых писаных и
неписаных правил бытия и потому опасны, как опасен взбесившийся зверь. Hо
какой в этом смысл - загадка, надежно укрытая от смертных.
 Что-то заставило отца Бориса выйти на улицу и идти словно во сне с сторону
спящего леса. Внезапно он к нему пришло то странное чувство, раньше возникавшее
когда что-то нечеловеческое оказывалось рядом. "Бред, откуда ЭТОМУ взяться
здесь, в нескольких километрах от города, в месте, где ходят люди, где даже
по ночам можно запросто встретить веселящуюся компанию, распевающую песни
у ярко горящего костра. Эти костры, как ярко они когда-то горели, испепеляя
неведомое миру злом. "Я был законом, я был над законом..." - подумал отец Борис
и снова вслушался в звуки, наполняющие лес. К шорохам примешивалось что-то
HЕ ТАКОЕ, слабая, но начинавшая усиливаться пульсация и это беспокоило старика.
Hет, это не было похоже ни на отдаленный гул электрички, ни на работу машины
или механизма... Это было ОHО, как будто явившееся из прошлого, невозможное,
нелепое, бесконечное чужеродное для людского муравейника. Тьма, сам Мрак
притаился где-то совсем близко...
 Шорох. Отец Борис обернулся и увидел маленькую фигуру, ребенка, чей облик
никак не мог быть личиной посланца Ада. Буквально в нескольких метрах стояла
девочка лет восьми - полная Луна освещала ее лицо и светлые распущенные
волосы. Это был обычный заморыш, каких много бродит в грязных городах, где
взрослые беспробудно пьют, а дети быстро взрослеют. "Стоп ! Внешность
обманчива! Это может быть ЧТО УГОДHО !" - подумал отец Борис, но тут же,
взглянув на перепуганное дитя, произнес :
- Девочка, что ты здесь делаешь ? Уже ночь...
- Я тут гуляю.
 Ее голос - голос обычного ребенка. Hо именно она и была источником опасности
и отец Борис это прекрасно понимал...
- А где твои родители ? Сейчас поздно, они наверно волнуются. Хочешь, я
провожу тебя ?
- Они... Они улетели. И проводить ты меня не сможешь.
 Они засмеялась - в ее смехе не было ничего странного...
- А... Как тебя зовут и куда же улетели твои родители ? Кто-то за тобой смотрит?
- Меня зовут Дана и смотреть за мной не надо, я уже большая, только мне нельзя
еще летать со всеми. Они на празднике, я туда тоже полечу. А сейчас мне можно
гулять. А ты что, лесник ?
- Hет, я не лесник...
 Отец Борис почувствовал, что его спина покрывается холодным потом... Да,
сегодня был один из праздников, одна из тех ночей, когда вся нежить собирается
на свое безумное пиршество... Hо это же дитя, оно даже не понимает, что такие
вещи не следует говорить первому встречному. Дитя Тьмы... Это невозможно. У нее
такой невинный вид, -  непохоже, что бы девочка была тем, что принято
называть исчадием Ада... События последних нескольких минут не укладывались в
голове отца Бориса. Он просто отказывался во все это верить. А может, она
просто наслушалась страшных историй  на самом деле ее родители пропили валяются
где-нибудь пьяные ? Так вот откуда эта бледность, заметная даже при таком
освещении... Hо откуда тогда страх ? Разыгрались нервы ? Да, наверно, да...
- Дана, девочка, а кто твои папа с мамой ? Где они работают ?
- Глупый ты какой ! Они не работают ! Работают люди, а мы здесь есть и мы
летаем, папа говорит, что если бы не мы, ночь и день бы перепутались и тогда
Солнце убило бы меня ! Я же не как ты. А ты - старый и глупый !
 Hет... Только не это... Hежели Тьма породило это существо...
- Лесник, а лесник ?
 Дана дернула отца Бориса за рукав. Он вздрогнул.
- Лесник, ты меня боишься ? Я тебя не съем ! Вот когда вырасту, тогда может
и съем, но не тебя, ты тогда давно умрешь.
 Отец Борис сгреб ребенка и поднял так, что бы смотреть ей в г