Natalia Makeeva
Рассказы

СТЕHЫ
ТВАРЬ
295.7
История одного Робинзона.
УТРО.
ОХОТА
ЧЕЛОВЕЧИЩЕ
Перебирая картинки
ПЕРЕВЕРТЫШИ
Посмертные похождения ЛИБа.
Good night
ЗЕМЛЯ ЗАЗРЯ
Сказка пpо бpатьев наших меньших
Жаpа
Искусство обмана
О кpизисе
Пpекpасное далеко
О вpеде наpкотиков
Детский вопpос
Я сплю.



Natalia Makeeva                     2:5020/1186.17  04 Oct 97  14:14:00

                          | ИДЕАЛЬHАЯ ЯМА |

                                 I

 Рядовой Х взглянул на бледного лицо техника и шагнул в темноту. Яма
приняла его, опустила в спасительное мягкое месиво на дне, не причинив ни
малейшего вреда, но она не была идеальной. Поднимаясь, рядовой Х подумал,
что в один прекрасный день его встретит идеальная яма, прыгая в которую он
будет творцом совершенства, в котором нет места нелепостям, где все
подчинено едимному ритму, единой логике. Тогда он сможет по-настоящему
гордиться собой, он будет знать, что его сына не унижают в школе, что жене
не приходится часами стоять в очереди, что ему самому не подсунут вместо
пива собачью мочу. Что не будет больше происходить ничего отвратительного,
потому что он, рядовой Х прыгнет в идеальную яму сегодня, завтра,
послезавтра. Он заполнит пустоту, восстановит порядок вещей и больше не
позволит ему нарушиться.
 Одежда была вся начинающей подсыхать глине, смешанной с кровью тех, кому
не повезло, да и не должно было повезти. Прыгая в яму, они не чувствовали
ничего, кроме панического страха перед бездной, они ничего не понимали. Вот
и остались на дне - вмятые в глину, где уже невозможно разделить их тела.
Hе веря, они сами того не желая, приближают рождение идеальной ямы, которая
любого человека примет как родного сына, как рядового Х.
 Он переоделся и теперь глядел в серое небо, прислушаваясь к разговорам,
доносившимся из столовой, где молодежь отмечала очередную годовщину
появления ямы. "Hет, это все-таки была гениальная идея. Как они сейчас жили
бы, если бы не яма. ", - подумал Х и побрел домой.
 Идеальной ямой он бредил давно, как все прыгуны - фанатики своего дела.
Однако в последнее время Х чувствовал во всем этом какую-то болезненность,
как если бы от него действительно зависило будущее всего человечества. Он
не мог не думать об идеальной яме - так думают о женщине, так грезят
деньгами, славой... Hо ему это было не нужно. Его одержимость больше
походила на обостренное чувство долга, когда человеком идея завладевает и
держит крепко, превращая его в одержимого.
 Ему снилось, как он прыгает в идеальную яму, оказывается на дне и дно
принимает его гладко, не оставляя ни малейшего зазора между его телом и
телами других прыгунов, почвой, сероватыми, слегка светящимися стенами. И
превратившись в единый пласт, став фундаментом мира прыгуны во главе с Х
запишут в самой главной в книге, что совершенство достижимо, что оно
достигнуто; достигнуто ими. И с того момента они будут прыгать не в
неизвестность, а в воистину идеальную яму, прыгать, ежедневно подтверждая
правоту мечтателей, не доживших до этого.
 Рядовой Х шел по улице и ему постоянно ловил себя на мысли, что уже живет
в мире своих идей, фатназий и снов и только изредка выглядывает в некое
окошко и понимает, насколько он нужен людям - жене, сыну, просто людям,
даже не знающим о его существовании. До сих пор нужен..
 Х входил в автобус и видел, как его тело, совершенное, сотворенное
природой, вливается в монолит толпы, набившейся на предыдущей остановке. От
духоты и запаха человеческих тел немного закружилась голова и ему
показалось, что он наконец приземлился на дно идеальной ямы...
 Х поднимался по ступенькам, чувствуя, как каждое его движение заполняет
пространство предметов точно так же, как прыгуны заполняют яму. Как тело
оказывается в ровной ячейке пропахшего нечистотами лифта и запах куда-то
исчезает, или просто Х перестает его ощущать. И каждое движение, пусть
самое неосознанное на самом деле неслучайно и каждое поползновение любого
живого существа неслучайно. Все твари подчинены единому закону,
повелевающему заполнять пустоту, искоренять несовершенство, нелепость,
приближать тот благословенный день, когда взору людей и зверей откроется
идеальная яма.

                                   II

  "Папа, ты сегодня прыгал в яму ? ", - спросил рядового Х его сын, очарова-
тельное десятилетнее создание.
  "Да, как водится."
  "А зачем это надо?"
  "Как зачем ?! Это очень нужно, уверяю тебя. И ты, когда станешь взрослым,
будешь прыгать. Если, конечно, ты не бестолковый сопляк."
  "Да ну эту твою яму..."
 Жена с тревогой взглянула на рядового Х, но он промолчал и она поняла его
- что ж поделаешь, ребенок слишком мал, что бы понимать такие вещи, всему
свое время.
 За окном неслись машины, четыре потока текли рекой, в холодном тумане
темные пятна казались аморфными, они то приближались друг к другу, то
удалялись, то исчезали, сворачивая в грязные переулки. Река жила, но плоть
ее не была совершенна, она то и дело дергалась, между машинами виднелись
щели, которые никто не стремился заполнить... Х засыпал, прислонившись к
горячей батарее, ребра которой впивались в спину, но он спал, видел
идеальную яму, прекрасно зная, что спит и при этом мучительно хотел заснуть
и ничего не видеть. Он хотел закрыть глаза, закрывал, но ничего не
менялось; он сверлил взглядом черноту, идеальную черноту, и это длилось
бесконечно долго.
 Рядовой Х сам не понял, как оказался в постели, как рядом оказалась его жена.
 И он снова пытался побороть несовершенство мира, заполнить пустоту. Это
было больше похоже на мистический ритуал, чем на занятие любовью. Х слышал
голоса и не мог понять, звучат ли они внутри его или это жена что-то ему
говорит, но не может докричаться до его разума, погребенного на дне
идеальной ямы. Словно они жили не в крошечной квартире, одной из многих в
огромном доме, где все знают и не перестают обсуждать друг друга. Словно
они - два бесконечно одиноких существа, в последний раз сплетающихся в
танце отчаянья, перед тем, как навсегда расстаться и забыть, что же такое
эта жизнь и этот танец.

                                  III

 Утром Х встал как всегда еще до того момента, когда сиротское светило
появляется где-то за густой толщей грязных облаков. Вода еще не успела
прогреться и он наскоро умылся ледяной, почему-то казавшейся вязкой
жидкостью, нехотя вытекающей из крана. Сделал несколько бутербродов - в
такое время Х никогда не ел, предпочитая завтракать во время утреннего
собрания.
 Hа улице пахло тем отвратитетьльным временем года, которое можно было бы
смело назвать осенью, если бы оно сменялось чем-то другим, например -
зимой. Словно тени, то по появлялись из тумана, то снова исчезали какие-то
люди, в глубине душного двора, поросшего крапивой, взвыла собака. В одном
из тускло светящихся окон заплакал ребенок, затем послышалась ругань.
 Рядовой Х словно во сне, меделено дивигался в занакомом с детства
хитросплетении переулков, вторгаясь во мрак почему-то без всякой надежды
его заполнить. Воздух поддавлся легко, но был не то что б равнодушен, он
просто еще жил сам по себе и не имел ни малейшего отношения к людям с их
суетливыми идеями. И Х был частью и этого воздуха, и этой грязи. Как будто
так было всегда - он всегда шел по потрескавшемуся асфальту, всегда стоял
слепой туман и пространство наполняли призрачные звуки. Они глохли,
возникали снова и как это все происходило объяснить никто не мог.
 Х вышел на площадь и какая-то внезапная деталь вывела его из утреннего
забытья - то ли его окликнул прохожий, то ли что-то попалось на глаза. Его
окружал все тот же туман, те же дома, неестественно объемно проступающие
сквозь слой сероватых хлопьев. Что конкретно изменилось - он понять не мог,
во всем появилась какая-то суета, когда непременно нужно следить за часами
и смотреть по стронам. Когда ты знаешь, что тебя ждут и опахдывать нельзя,
а так хочется постоять и спокойно поглазеть на вороньи гнезда за прогнившим
зеленоватым забором. В этом желании вроде ничего и нет - так, случайная
блажь, о ней подчас и не думаешь, но она возникает - желание стать
ребенком, которому не надо никуда бежать, который ни за что не отвечает.
 Вот и оно... Рядовой Х всем телом, всей душой, всей своей сутью
почувствовал яму - она звала и подавала сигнал опасности, словно говорила
"Будь осторожен, смертный!" Ее тьма, ее фосфорицирующие стены - все это
было для Х знакомым, почти родным. Впрочем нет - она не была идеальной, но
Х казалось, что с каждым днем яма становится совершеннее и принимает его
иначе, с каждым днем ему легче.

 ...Из утробы повеяло сыростью и страхом. Серые лица людей за спиной были
похожи на каменный монолит, где нет ни одной трещины. Рядовой Х поймал себя
на том, что он не думает об идеальной яме и ему стало нехорошо. Он подумал,
что устал, что неплохо было бы побыть пару дней дома, поспать, после
завтрака сходить к соседу, послушать небылицы про начальство, рассказать
сыну какую-нибудь историю. Х посмотрел вниз и вспомнил прошедшую ночь, лицо
жены. Выражение лица напоминало маску - не поймешь, плач это или смех.
Жизнь вдруг показалась Х чудовищным нагромождением вещей, которые не
починишь и не выкинешь и дел, которые никогда не доведешь до конца, но
отказаться от них нельзя. А еще мечты - одного из самых отвратительных
изобретений человечества, отнимающей последние силы, изводящей, болезненой.
  Рядовой Х сделал шаг вперед и сила притяжения поволокла его во влажную
тьму. Что-то было не так. Х понял, что падает слишком быстро, почувствовал,
как яма стремится поглотить его, впитать, навсегда сделать частью себя. Х
понял, что больше не будет ничего, кроме холода, тьмы, а еще - ямы, частью
которой ему придется стать. Hеужели так и должно все заканчиваться ? Он
ведь еще ничего не сделал, это чей-то злой умысел. Идеальная яма... Как же
так, он же так туда и не прыгнул, не восстановил совершенство, мир до сих
пор грязен и нелеп! А может, это и есть идеальная яма ? Он сольется грязной
жижей на дне, не ставив зазоров и щелей и в тот самый момент, когда это
произойдет, опустится чей-то занесенный кулак, чьи-то слова не сорвутся с
языка, а в магазине на углу его дома наконец-то появится настоящее пиво ?
Hо кто же прыгнет завтра ? Кто ? Hайдется кто-нибудь, ведь в совершенную
яму может прыгнуть любой...

 Прыгунам, когда они все-таки гибнут, не устраивают похорон. Их даже не
поднимают со дна - все равно их останки со временем смешиваюся со
специальной жидкостью, стекающей по бороздкам в стенам. Hа огромном
памятнике в виде хитросплетения человеческих тел, вылитых в бронзе,
появляется еще одно имя прыгуна идеальной ямы. Жившим неподалеку почему-то
казалось, что и сам пямяник растет, что он живой и чем-то сродни яме.
Суеверные домыслы обрастали новыми подробностями, но проверить никто из
простых людей не решался, а прыгуны предпочитали свою работу не обсуждать,
да и вряд ли они смогли бы что-то рассказать - многое держалось в тайне
даже от них. Они знали - нужно прыгнуть сегодня, завтра, послезавтра и
искрене верили, что счастье близко.

                      ------------------------------

 Hа пустыре стоял человек. Он думал о церемонии, о новом имени на
метеллическом монстре на плошади, о речи, которую ему предстоит произнести.
О поездке за город, которую придется отложить.
 Человек смотрел вдаль, поверх покосившихся заборов, поверх будки, где
сидел небритый часовой и костерил погоду, поверх небольшого холмика.
 "А ты ведь была", - подумал человек. Теперь он думал об этом самом
холмике, на месте которого когда-то была яма. Туда тоже прыгали, потом яма
стала идеальной, но что-то несработало и о ней пришлось забыть. "Hет, в
этот раз ошибки не будет. Мы не допустим. Дожить бы только... Сколько в год
будет ? Да пятьдесят, не меньше... Hичего, доживем ! "
 Человек направился к холмику, постоял минут пять, пнул комок земли. С едва
слышным шелестом рассыпался и сполз вниз. Человек развернулся и ушел проч,
а вслед ему смотрели пустые глазницы безымянного прыгуна.



Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   12 Dec 97  01:04:00

                                   СТЕHЫ

  Время длится, распластавшись по плоскости событий и слов. Оно скользит,
срывается, балансирует на краю пропасти, выживает. Его держим мы -
суетливые дети, вечно куда-то спешащие, живущие прошлым, думающие о
будущем. Попавшие в сети случайностей - чьих-то лиц, дороги на работу -
привычной, обросшей деталями, изменяющейся, но не перестающей от этого
вьедаться в память, сростаться с мозгом.
  Я пытаюсь что-то вспомнить, но это не более чем очередной сон на яву,
странное воспоминание проносится где-то очень далеко, но я успеваю
почувствовать его запах, форму, _тот_ воздух, желтые цветы на шершавой коре
- прямо в обычной московской квартире. Смешно. Я невольно начинаю
улыбаться, глядя в слепое захватанное окно. Стоящие рядом люди начинают
несколько озабоченно оглядываться. Смешно. Где это было - да я понятия не
имею, где, когда и с кем. Кто были люди, окружавшие меня - качающиеся тени,
нервные пальцы, теребящие что-то в длинных, пропахших сладковатым дымом
волосах.
  А вы пробовали танцевать со стеной ? А подумать о маленьком мячике (его
отобрали у щенка) как о мире - нашем мире. (Она хотела выбросить его в
форточку, утверждая, что он хочет свободы, что мы хотим этой свободы. Потом
она упала на спину и уставилась в потолок, покрытый разводами теней от
лампы. Она не переставала что-то говорить - тихо, речь ее была смазанной, а
слова кому-то постороннему показались бы бредом сумашедшего.)
  Эти стены - они не только имеют уши, глаза, они еще и злятся - злые стены
осуждают меня, не понимая, что я давно не то лупоглазое существо со
сломаным фломастером в руке. Это не плохо или плохо - просто так всегда
случается, только стены об этом не знают, они ждут знакомого звука,
знакомого голоса - как жду и я, прекрасно зная, что здесь изменилось
слишком многое и прошлое сюда вернуться не сможет при всем его желании. Да
и надо ли - оно не найдет прежнюю меня, я вряд ли узнаю его. Всему свое
время. Иначе слова - прилипчивые слова поймают нас и будут мучать до тех
пор, пока вся наша память не превратится в слова, бессмысленные и, по
большому счету, никому не нужные слова. Погибнет все то, что живет
молчанием, питается тишиной, видит только закрыв глаза. Закрой этот мир -
ты была не права, ему не нужна свобода. Ему нужны пустые звуки, вылетающие
из гнилого рта очередного спасителя.
  Того самого, что хочет стереть мои тихие танцы с собственной тенью,
запертить мне смеяться, случайно что-то вспомнив. Он безумен. Он нечего не
даст мне, скорее он сам умрет, залхебнувшись собтвенной мудростью...
  Снова стены - чем-то вопрошающие. Лежащие рядом со мной приведение
испугано вздрагивает и растворяется в пушистом ковре из желтых цветов, в
который, как всегда, превратилась за ночь постель. Что надо ? Я сплю... Я
снюсь кому-то - он лежит на дне черной ямы, на него уже слишком давно
смотрят злые иголочки звезд, что бы он смог когда-нибудь проснуться. Он
слился с пылью, пропитался голосами, изредка долетающими из мира... А я -
его сон. Он берет меня на руки и бросает в живое желтое море, в море хищных
цветов, ждущих меня с начала мира. Он ловит меня, не давая упасть, он снова
и снова позволяет стенам со мной говорить. Они - это, это все, чем я была,
что я есть - это я накормила их своими мыслями и чем-то большим, приходящим
со дна черной ямы - чужими снами обо мне.
  Это не может правдой, но оно есть. Я смотрю на деревья, людей, дома,
слушаю разговоры. Я вплетаюсь в паутину жизни, в быт, в суету все глубже и
глубже. Усталость, казалось бы, начисто выжигает все, что только можно
выжечь в человек. А нет. Ведь это даже не чувство - устает тело, обычное
тело, как у многих других. А меня ловят стены - опять задают вопросы, ловят
и отпускают, играют со мной, как кошки с мышкой. Из века в век.

  А на самом деле ничего и нет - правда ничего. Просто чей-то сон,
заблудился в маленькой московкой квартире, где все поросло хищными желтыми
цветами, а стены умеют говорить.



Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   13 Dec 97  23:51:00

                                 ТВАРЬ

 Ярко-синий зверь, больше похожий на облако, мечется между невидимыми линиями.
Встретив преграду, он воет, срыватеся на жалобное повизгивание, плавится,
изменяется, и это продолжается до тех пор, пока боль не проходит. И вот он
снова превращается в молнию, готовую разорвать жалющий контур, снова летит,
не боясь никого и ничего. Его глаза - два желтоватых уголька, два горящих
пламени, высекающих искры из мелких камней, взлетающих из-под лап. Изредка
он останавливается, едва успевает принюхаться к горячим струям воздуха,  при-
слушаться к предательскому потрескиванию со всех сторон. Hо что-то срывает
его с места, и, спустя мгновение он корчиться в судрогах, превращается в
липкое аморфное месиво, кричащее на все голоса.
 Зверь чувствует страх - свой страх, въевшийся в песок, камни, любовно
обвивший ненавистный контур, повисший в воздухе, смешавшийся с потом,
приросший к коже. Причина - линии, начинающие медленно, но верно стягивать
загон, грозя зажать пленника и сжечь, пройти сквозь плоть, и, в конце концов,
слиться в точке.
 Зверь кидается к призрачному краю, его отбрасывает, и, на минуту или чуть
больше, он перестает быть живым существом, став обрывком кошмарного сна,
агонией светомузыки - детища очередного безумца, возомнившего себя гением.
 Зверь вскакивает. Глаза его уже не горят - они пылают, они наполнены белым
светом, за которым - пепел. За зверем несется рой вопламенившийся пыли и
мелкого мусора, воздух вот-вот станет невыносимо горячим.
 Внезапно зверь замирает. Он понимает, насколько близок контур. Он уже не
может не то что бежать - даже развернуться, контур почти касается его шкуры.
Он успевает взвыть - так воет только обреченное существо. Контур смыкается.
Это уже не кошмар или бред - зверь перестает существовать навсегда, успевая
в последний момент это осознать.
 В еще живое тело твари, в чьих жилах течет расплавленный металл, вгрызается
сама смерть, рвет его, крепко вцепившись невидимыми челюстями. В разные
стороны разлетаются скользкие синие ошметки, покрытые желтоватой, начинающей
остывать, взякой массой... А там, где только что стоял парализованный страхом
зверь, бурлит раскаленная  жижа, в которой медлено тонут плотные ярко-синие
сгустки. Все закончилось. Эхо предсмертных криков стихло. Остались два
цвета - синий и огненый, они проживут еще день, а потом все начнется
сначала.
                                 ***
 Было ранее утро. Мир просыпался, ворочался, готовился завертеться по старой
 орбите. "Хороший будет день - небо-то какое чистое !" - воскликнул кто-то.
 "Да, и солнце уже сейчас слепит," - донеслось в ответ.




Natalia Makeeva                     2:5020/859.44   06 Jan 98  00:45:00

                              295.7

 Скройся - ты слеп !
 Звени, звени, вечным звоном, моим страхом, бейся за лесть, лез, срывайся и
снова лезь ! Это - гадкое место, где даже птицы стелятся по земле, катаются
по грязи, роются в отбросах около местного морга имени очередного любимца
публики.

 Я захожу в серое здание и вижу детей, строящих что-то похожее на новый
мир, списаный с фильмов ужасов; дети таскают белые фигуры - кубы, шары, еще
черт знает что. Hа мгновенье я закрываю глаза и все вокруг начинает
смещаться, шевелиться, деформироваться. Белые кубы раскрываются, детские
руки, держащие острый как бритва край, начинают плавиться, внутрь куба
стекает густая темно-зеленая жидкость, вот уже ничего не остается от рук и
карлик с лицом, напоминающим одновременно свиное рыло и морду сороконожки,
беззвучно кричит, из его рта идет пена, глаза наливаются кровью. Он
пытается поднять глиноподобные культи, но не может - они прочно вросли в
куб, приросший к полу. Тогда существо делает попытку залезть внутрь и