нет. Эти  существа,  должно  быть,  прекрасно чувствовали себя  на
Земле ибо, одетые и обутые,  в тюрбанах, они  почти  ничем не отличались  от
людей и могли  смешаться с шумной  толпой на рыночных площадях или в лавках,
не  вызывая  ни замешательства, ни недоуменных вопросов. Но  большинство  из
них, за исключением самых худосочных и уродливых, раздевали  и заталкивали в
тесные  клети и увозили на громыхающих повозках, запряженных фантастическими
существами.  Иногда с галер сгоняли  других  существ, кое-кто из которых был
очень похож  на почти-людей, кое-кто  не  очень похож, а  некоторые  и вовсе
странного  обличья.  И  Картер подумал,  не ожидает ли кого-то из несчастных
чернокожих  толстяков из Парга печальная  участь быть посаженным в клетку  и
увезенным в глубь острова на ужасных повозках.
     Когда  их галера причалила к  замызганному и грязному пирсу, сложенному
из окаменевших губок, и из трюма высыпала чудовищная орда жабообразных, двое
из них подхватили  Картера под  руки и поволокли на  берег. Зловоние и самый
вид этого города  произвел  на Картера ужасающее впечатление, и в  его мозгу
запечатлелись  лишь отрывочные видения  мощеных улиц, и  черных подъездов, и
бесконечной вереницы высоченных серых стен без окон. Наконец его втолкнули в
низкий  дверной  проем и  заставили  подниматься  по бесконечной  лестнице в
кромешной тьме.  Было совершенно очевидно, что  жабообразным  все  равно где
находиться -  на свету  или во  мраке.  Запах  стоял тошнотворный,  и, когда
Картера заперли одного в каком-то помещении, он с трудом  собрался с силами,
чтобы ползком  обследовать  свою новую обитель. Комната была круглая,  около
двадцати футов в диаметре.
     Потом время словно остановилось. Через  равные промежутки ему приносили
еду, но до нее Картер не дотрагивался. Он не знал, какая его ждет участь, но
интуитивно  чувствовал, что его  держат  тут  в ожидании  страшного  духа  и
посланника бесконечности Иных богов, ползучего  хаоса Ньярлатотепа. Наконец,
по прошествии нескончаемо долгих часов или дней,  исполинская каменная дверь
отверзлась,  и Картера  повели  вниз по  лестнице  и  вытолкнули на  залитые
красными  бликами  улицы страшного города. На Луне была  ночь,  и  по  всему
городу были расставлены рабы с пылающими факелами в руках.
     На какой-то мерзкой площади они выстроились в некое  подобие процессии:
десять  жабообразных  и  двадцать  четыре  человекоподобных факелоносца - по
одиннадцать с каждой стороны и по одному спереди и  сзади. Картера поставили
в  самую середину колонны, пятеро жабообразных  шли  позади него и пятеро  -
впереди,  и по  одному  человекоподобному  факелоносцу было справа  и слева.
Некоторые  жабообразные  достали  резные флейты  из слоновой  кости и  стали
извлекать  из  них  омерзительные звуки.  Под  их  адскую  музыку  процессия
покинула  мощеные  улицы  города  и вышла на объятую ночным мраком  равнину,
поросшую отвратительными грибами, и вскоре двинулась вверх по склону низкого
пологого  холма. Картер  ничуть не сомневался в  том, что где-то на  ужасном
склоне или  на богомерзком плато их  поджидает  ужасный ползучий  хаос, и он
лишь молил, чтобы  этот  кошмар  поскорее  завершился. Завывание сатанинских
флейт было невыносимым, и он отдал бы все  на свете, лишь бы услышать голос,
хотя бы отдаленно напоминающий человеческий,  но  жабообразные  были немы, а
рабы безмолвствовали.
     И вот  сквозь звездный  мрак  прорезался  нормальный звук  Он донесся с
высоких  гор  вдалеке, и эхом  отразился от  всех  зубчатых  вершин  вокруг,
соединившись в  нестройный  пандемический хор. Это  был  полуночный  кошачий
крик, и тут  Картер  понял, что  деревенские жители правы в своих догадках -
существуют  таинственные  области,  ведомые  только   котам,   куда  кошачьи
старейшины убегают тайком  по ночам, прыгая  с  самых высоких крыш.  И  ведь
верно,  что  прыгали  они на оборотную сторону  Луны, чтобы  порезвиться  на
лунных  горах и побеседовать с  древними  тенями; и  вот, бредя  в  середине
процессии зловонных существ, Картер услыхал их  привычный дружелюбный клич и
враз вспомнил о высоких крышах, горячих очагах и освещенных  окошках родного
городка.
     Рэндольф Картер владел кошачьим  языком почти в совершенстве, и  в этом
жутком краю он издал  подходящий для  ситуации  вопль.  Но этого  даже  и не
требовалось, ибо, как только его губы раскрылись,  он  услыхал, что  кошачий
хор стал громче и ближе, и увидел, как на  фоне звезд быстро замелькали тени
и  крохотные кошачьи силуэты, элегантно перепрыгивая с холма на холм, начали
собираться  в  многочисленные стаи.  Он издал  кошачий  зов, и,  прежде  чем
участников  мрачной  процессии  объял страх, на них, точно штормовой прибой,
обрушились  тучи  вздыбленной  шерсти  и  волны убийственных когтей.  Флейты
замолкли,  и  в  ночи раздались ужасные  крики.  Умирающие  человекоподобные
визжали, а коты  шипели, фыркали  и  урчали, а жабообразные не  издавали  ни
звука, когда их вонючая зеленая  сукровица орошала пористую  землю, поросшую
мерзкими грибами.
     В  свете факелов зрелище было  чудовищное. Картеру  никогда в жизни  не
приходилось видеть такую армию кошек Черные, серые, белые, желтые, полосатые
и бог знает какие еще, обычные домашние,  бесхвостые, тибетские, персидские,
египетские  -  все смешались в вихре  схватки, и над ними  висела пелена той
неподдельной и неосквернясмой святости, благодаря которой  была  прославлена
их богиня в величественных храмах Бубастиса. Кошки мощными прыжками кидались
к  горлу  человекообразных   или  вцеплялись  в   розовый   пучок  щупальцев
жабоподобных  и  яростно  низвергали их на  поросшую  грибами  равнину,  где
мириады их собратьев тучей  набрасывались на поверженную жертву и,  обуянные
священным упоением  боя,  вонзали  в  нее трепещущие когти  и  клыки. Картер
подхватил  факел из  руки поверженного раба,  но  вскоре  его накрыла  волна
верных  защитников.  Потом  он  лежал  в  кромешной тьме,  слушая  неистовую
какофонию войны и  победные крики и ощущая мягкие лапки своих освободителей,
метавшихся рядом с ним в круговерти битвы.
     Наконец страх и усталость смежили ему веки, и, вновь  открыв  глаза, он
увидел  довольно  странную картину.  Гигантский сверкающий диск Земли, раз в
десять больше видимой нами Луны, в всполохах тревожного сияния  появился над
лунным  горизонтом, и  по  всему  пространству  сумрачного  плато  до  самых
зубчатых  хребтов вдали  раскинулось  безбрежное море  стройных рядов кошек.
Колонна  за колонной они  шли и шли к  нему,  и их вожаки лизали  ему лицо и
добродушно и успокаивающе  мурлыкали. Картер  не видел  ни убитых рабов,  ни
жабообразных, хотя  потом  ему  почудилось,  будто в  прогале  между  ним  и
отрядами пушистых воинов мелькнула обглоданная косточка.
     Картер завел беседу с вожаками на кошачьем языке и узнал, что в здешних
краях хорошо известна его старинная  дружба  с этим племенем  и  о нем часто
вспоминали в местах кошачьих сборищ. Его заметили  и в Ултаре, когда он  там
появился, и старые лоснящиеся коты вспомнили, как ласково он с ними обошелся
после того, как  они расправились с голодными зугами,  бросавшими зловредные
взгляды на  черного котенка.  И  еще они вспомнили, как  приласкал  он  того
самого черного котенка,  который пробрался к  нему в  харчевню, и как  утром
перед своим уходом он дал ему блюдце  жирных сливок. Дед того самого котенка
был главнокомандующим собравшейся здесь армии, ибо он первым с  дальней горы
узрел страшную  процессию и  тотчас  узнал в  узнике дражайшего  друга своих
соплеменников как на Земле, так и в сновидческом мире.
     С далекой горы донесся кошачий вопль, и старый вожак резко оборвал свою
речь. Там, на высочайшем горном пике  находился один из  передовых форпостов
кошачьей армии,  откуда дозорные вели наблюдение  за приближающимися врагами
земных  котов -  необычайными  исполинскими  котами  с Сатурна,  которых  по
непонятной  причине влекло  к  темной стороне  Луны. Они были связаны тайным
союзом с мерзкими жабоподобными и чрезвычайно враждебно относились  к земным
котам, так что предстоящая встреча не предвещала ничего хорошего.
     После  краткого  военного  совета коты  выстроились в  боевые  порядки,
окружив  Картера  оборонительными рядами и приготовились совершить небывалый
прыжок сквозь космическое пространство обратно на крыши земных домов. Старый
фельдмаршал  пообещал  Картеру бережно  и  без  лишних  усилий доставить его
обратно  на  Землю  в гуще мягких пушистых прыгунов,  и объяснил,  как  надо
оттолкнуться ногами вместе с  остальными и совершить мягкую посадку на Землю
также одновременно с остальными.  Он также предложил  доставить  его в любую
нужную ему точку, и Картер выбрал город Дайлат-Лин, откуда унесла его черная
галера, ибо он  возжелал уплыть оттуда к Ориабу и найти вырезанное на склоне
горы Нгранек изображение, а также наказать горожанам более не вести торговлю
с черными галерами, если,  конечно, эту торговлю можно разумно и обоснованно
пресечь. Потом по сигналу все коты изящно прыгнули, и их друг оказался очень
удобно зажатым между их пушистыми боками; а тем  временем в черной пещере на
богомерзкой вершине лунных гор напрасно дожидался своей добычи ползучий хаос
Ньярлатотеп.
     Полет  котов  через  космическое  пространство  был  стремительным,  и,
находясь в  гуще  своих  пушистых  друзей,  Картер  на этот  раз  не  увидел
безмерную  черную  бесформенную массу, пляшущую,  скачущую  и  кружащуюся  в
бездне.  Не успев вполне  осознать, что с ним произошло, он вновь оказался в
знакомой комнате в дайлат-линской харчевне, и друзья-коты стайками незаметно
выпрыгнули  в окно. Старый вожак из  Ултара покинул  его последним, и, когда
Картер пожал  ему на прощанье лапу,  сказал, что должен вернуться  домой  до
первого петушиного  крика. С рассветом Картер спустился вниз и  узнал, что с
момента  его исчезновения  прошла целая  неделя. Но ему оставалось ждать еще
две  недели до  прибытия корабля, направлявшегося  в Ориаб, и  в продолжение
этого времени он подробно рассказывал горожанам все, что ему  стало известно
о  нечестивых  черных  галерах  и об  их  нечестивых  хозяевах.  Многие  ему
поверили,  но местные ювелиры очень  ценили  огромные рубины, и не  решились
прекратить торговлю с большеротыми купцами, так  что  если с Дайлат-Лином  и
случится нечто ужасное  по  причине продолжающейся торговли, то это будет не
вина Картера.
     А через  неделю  долгожданный  корабль  прошел  мимо  черного  вельса и
высокого маяка, и Картер с радостью увидел команду нормальных людей во главе
с  седым капитаном в шелковом костюме,  и  свежеокрашенные борта,  и  желтые
треугольные паруса. Корабль доставил  груз душистой смолы из  лесов Ориаба и
хрупкие  керамические  сосуды,  вылепленные  гончарами  Бахарны, и  странные
фигурки, вырезанные из  древней  нгранекской  лавы. За  эти  дары им платили
ултарской шерстью, и переливчатыми хат-хегскими тканями, и резными поделками
из слоновой кости, которые  изготовляют чернокожие  ремесленники за рекой  в
Парге.  Картер  договорился  с  капитаном, чтобы тот взял его  пассажиром до
Бахарны,  и его предупредили, что путешествие займет десять дней. Всю неделю
он  провел в беседах с  капитаном из Нгранека и  узнал, что  немногие видели
резной лик на горном склоне и что в основном путешественники  довольствуются
темными преданиями, услышанными от стариков и собирателей лавы и ваятелей из
Бахарны,  а уж потом, вернувшись домой, уверяют, будто  сами видели этот лик
воочию. Капитан даже сомневался, что вырезанный на горе  лик видел хоть один
из  ныне живущих, ибо  дальняя  сторона Нгранека необычайно труднодоступная,
безжизненная и  зловещая,  и ходят слухи о неких пещерах близ горного  пика,
где обитают ночные призраки. Капитан, правда, не стал уточнять, как выглядят
тамошние ночные  призраки, ибо эти копытные чудища неизменно являются в снах
тем,  кто   слишком  часто  о   них  размышляет.  А  потом  Картер  принялся
расспрашивать  капитана о неведомом Кадате  в холодной пустыне и о  чудесном
предзакатном городе, но добрый человек  откровенно  признался, что  ничего о
них не знает.
     Наконец на рассвете в час отлива Картер покинул Дайлат-Лин и напоследок
увидел,  как  первые  солнечные  лучи  заиграли  на  тонких  граненых башнях
мрачного базальтового города. Два дня они плыли к востоку, не  теряя из виду
зеленые берега, и  часто им на пути попадались симпатичные рыбацкие поселки,
чьи красные черепичные крыши и  печные трубы  карабкались по  крутым склонам
гор от старых сонных  пирсов и песчаных  пляжей, на которых сушились  старые
сети. Но на третий  день, когда они резко свернули к  югу и волнение на море
усилилось,  земля  совсем  скрылась  из   виду.   На   пятый   день  матросы
заволновались,  но капитан извинился за их малодушие, объяснив, что  кораблю
предстояло  пройти   мимо  поросших  водорослями  стен  и  рухнувших  колонн
затонувшего города, о  котором даже и воспоминаний не осталось,  но в  тихую
погоду  на  глубине можно  разглядеть  множество  движущихся  теней,  отчего
простой народ этот место недолюбливает. Он  также сказал, что  в этих местах
исчезло немало кораблей, которые  получали сигнал  с острова, но потом никто
их больше не видел.
     В ту ночь луна светила  особенно ярко, и от нее  по воде бежала широкая
серебристая дорожка. Ветер совсем утих, и корабль едва двигался, а на океане
воцарился полный штиль. Глядя через борт, Картер заметил на огромной глубине
внизу  купол дивного храма, а  перед ним целую вереницу неведомых  сфинксов,
тянущуюся  к бывшей  рыночной  площади.  В  каменных руинах  весело  сновали
дельфины, и неуклюжие  морские  свиньи  иногда  всплывали  на поверхность  и
выпрыгивали из  воды.  Через некоторое  время  ровное дно  океана вздыбилось
горами, и можно было разглядеть древние улицы, бегущие вверх-вниз по  горным
склонам, и выбеленные стены множества домишек.
     Потом показался пригород  и наконец - одинокое  здание  на холме, более
простой архитектуры, нежели соседние строения, и  куда  лучше сохранившееся.
Оно было темным и низким, все испещренное диковинными  круглыми  окошками, и
располагалось  по  периметру  площади  с высокими  башнями в  каждом  углу и
мощеным двором в центре.  Возможно, оно  было сложено из базальта,  впрочем,
почти  все  его  стены  поросли  водорослями;  и  эту  одинокую  импозантную
постройку на вершине дальней  горы можно было принять за храм или монастырь.
Диковинные светящиеся рыбы,  заплывавшие внутрь, освещали его окошки неясным
сиянием, и Картер  понял,  что вызывало у  матросов такой  страх. А потом  в
жидком лунном свете показался странный  высокий  монолит  в  центре двора, и
Картер увидел, что к нему  что-то  привязано. Попросив  у капитана подзорную
трубу, он разглядел, что  к  монолиту привязан  ориабский матрос  в шелковом
платье; голова  его свесилась вниз, глаз не  было вовсе; и когда поднявшийся
ветер быстро помчал корабль прочь от этого проклятого места, Картер искренне
возрадовался.
     На следующий день они встретили корабль с фиолетовыми парусами, который
держал курс на Зар, в край позабытых снов,  и имел на борту  диковинный груз
разноцветных лилий. А к вечеру одиннадцатого дня плавания они увидели остров
Ориаб и  Нгранек,  взметнувший в  небо свой зубчатый  снежный  пик.  Ориаб -
огромный остров, а его порт Бахарна - большой шумный  город.  За выложенными
из порфира причалами Бахарны величественными каменными террасами поднимается
город со  ступенчатыми  улицами, над которыми  нередко  высятся арки домов и
мосты  между  домами.  Под  городом  протекает  широкий  канал  в туннеле  с
гранитными воротами; воды канала бегут в  глубь суши  к озеру  Ят,  на  чьем
дальнем берегу лежат кирпичные руины древнего города, имя которого никто  не
помнит.  Когда  корабль под  вечер вошел в гавань, его приветствовало  яркое
сияние двойного маяка Тона и Тала, и в бесчисленных бахарнских окнах один за
другим тихо вспыхивали, точно звезды на небе, ласковые огоньки, и скоро этот
горный порт  превратился  в  огромное  созвездие,  висящее  между  небесными
звездами и их зыбким отражением в сонной гавани.
     После того как  корабль бросил якорь, капитан пригласил Картера  в свой
небольшой  дом на берегу Ята,  на городской окраине, и  его  жена и слуги, к
радости утомленного путешественника, поставили на стол диковинные аппетитные
яства. В  последующие  дни  Картер  во  всех  тавернах  и  на площадях, куда
приходили собиратели лавы и ваятели, расспрашивал про  предания  и легенды о
Нгранеке, но  не встретил никого,  кто побывал бы на высоких склонах и видел
бы вырезанный в скале лик. Нгранек был неприступной горой, за которой лежала
проклятая долина, да и, кроме того,  никто  не был  уверен в том, что ночные
призраки - всего лишь плод вымысла.
     Когда  капитан отправился обратно  в  Дайлат-Лин, Картер  разместился в
старой таверне на ступенчатой улице в древней  части города,  выстроенной из
кирпича  и  напоминавшей руины на  дальнем берегу Ята. Тут он  составил свой
план восхождения на  Нгранек, учтя все рассказы собирателей  лавы о тамошних
тропинках.  Хозяин таверны  был  седым стариком  и  знал  так  много  старых
преданий, что оказался весьма  полезен Картеру.  Он  даже  привел Картера  в
верхнюю  комнату  своего  старинного дома  и показал  ему  дурно  написанную
картину, которую некий путешественник прикрепил к глинобитной стене еще в те
стародавние  времена,   когда  люди  были   отважнее  и  охотнее   совершали
восхождения на  верхние  пределы  Нгранека.  Прадед старика хозяина харчевни
слышал от  своего прадеда, что путешественник,  прикрепивший эту  картину  к
стене, самолично забрался на  Нгранек,  и видел вырезанный  на скале лик,  и
запечатлел  его  на холсте, дабы другие могли  его увидеть. Но  у Картера на
этот счет возникли сильные сомнения, ибо крупные  черты лица были нарисованы
поспешно и небрежно, да  и почти полностью скрывались за сонмом мелких фигур
с рогами, крыльями, клыками и спирально  завитыми  хвостами, чьи изображения
выказывали полное отсутствие у художника вкуса.
     Наконец, собрав в тавернах и на площадях Бахарны все полезные сведения,
Картер  нанял зебру  и в одно прекрасное утро выехал по дороге вдоль  берега
Ята  в  направлении  высящихся  каменных  башен  Нгранека.  Справа  тянулись
бесконечные холмы, приятные сады и  аккуратные крестьянские  домишки, и этот
край напомнил  ему тучные  поля  по берегам Ская. К  вечеру он приблизился к
безымянным древним  руинам на дальнем  берегу  Ята, и, хотя  собиратели лавы
наказали ему не останавливаться там  на ночлег,  он привязал  свою  зебру  к
диковинной каменной колонне перед рухнувшей стеной и положил одеяло на землю
под каким-то барельефом непонятного  содержания.  Картер завернулся в другое
одеяло, ибо  ночи  на Ориабе чрезвычайно холодны, а когда проснулся во тьме,
то  вдруг  почувствовал  на  лице  мягкое  прикосновение крылышек  какого-то
насекомого,  после  чего поплотнее  завернулся с головой и мирно проспал  до
первых криков птиц мага в дальнем смолоносном лесу.
     Солнце только что  показалось над гигантским склоном горы, где к берегу
Ята сбегали  бесчисленные  каменные  фундаменты и древние стены,  треснувшие
колонны и пьедесталы. Картер стал озираться в поисках своей зебры. Каково же
было  его  изумление, когда он  увидел несчастное животное  распростертым на
земле у колонны, к которой  он  его привязал, и еще более  удивился, увидев,
что копытное мертво, а вся его кровь выпита сквозь крохотную ранку на горле.
Кто-то рылся в его узлах, откуда  исчезло несколько блестящих безделушек,  а
весь песок вокруг был испещрен  многочисленными,  как бы  птичьими, следами,
которые не принадлежали ни  одному из известных ему животных.  Тут ему на ум
пришли рассказы  собирателей  лавы, и он  вспомнил о легких прикосновениях к
лицу ночью. По