дома...
   - Шалишь на уроках, -  виновато  как-то  журила  ее  мать.  -  Учителев
дразнишь, мучаешь. Разве ж это девочке можно...
   - Я только Ирине Федоровне дерзю! - вспылила Ленка.
   - Никому нельзя! - пресекла ее мать.
   - Чем же Ирина Федоровна тебе не нравится? -  осторожно  вмешался  я  в
разговор.
   - Я всякий язык  понимаю,  а  она  ругается,  -  самоуверенно  вскинула
головку Ленка.
   - Если ты немецкий не изучала,  то  и  не  могла  бы  разговаривать,  -
заметил я.
   - Фи! Я бурятские слова знаю, по английскому языку у  меня  пятерки!  -
нервно хвалилась она.
   - Почему же русский язык не знаешь?
   - Я не знаю?! - вытаращила на меня карие  большие  глазенки,  состроила
рожицу, скалила передние зубки, растопырила  пальцы,  будто  приготовилась
кошкой броситься на меня и царапаться, - Ирина Федоровна злая-презлая...
   - А сама-то ты! - фальцетом закудахтала Анна Ивановна. - Погляди-ка  на
себя в зеркало! Сладу с тобой нету...
   - Погодите, Анна Ивановна, -  добродушно  успокоил  я  мать.  -  Пришел
посоветоваться с вами о Лене. Ее в колонию никто больше не отправит.
   - Я убегу хоть откуда! - Девочка  сжала  кулачки,  быстро  подбежала  к
дивану, вскочила на него обеими ногами, потом упала на колени, покачалась,
бросая на меня какие-то бешеные взгляды. И  вдруг  предложила:  -  Давайте
сыграем?
   - Экая ты неспокойная! - всплескивала руками Анна Ивановна.  -  Человек
пришел посоветоваться, а ты шалишь.
   - Мы будем с ним играть!  -  решительно  объявила  она  и,  спрыгнув  с
дивана, приблизилась ко мне. - Давайте ругаться, кто лучше обругает.
   Глаза ее были цепкие и строгие.
   - Нехорошо ругаться, - унимала ее мать, встала со стула, чтобы, видимо,
отшлепать дочь.
   Ленка отскочила от нее, обежала стол вокруг, ждала, что я ей отвечу.
   -  Мы  будем   ругаться   с   дяденькой   понарошку,   сперва   именами
существительными, вещественными и в единственном числе...
   - Хорошо... Сейчас... - Я собирался с духом. -  Я  тебя  отругаю...  Ты
забавная, неглупая беглянка...
   -  Хах-ха-ха!  -  Она  радостно  захлопала  в  ладоши.  -   Это   слова
невещественные! Вы забыли, чему учились в школе! Теперь  давайте  ругаться
местоимениями.
   - Ты, вы, мы... - перечислял я, не очень соображая, чего  она  от  меня
требует.
   Она опять залилась смехом.
   - Разве так ругаются? Вот я вас буду молотить!

   Ты не ты для себя,
   И не вы для меня,
   Вы не мой и не свой,
   Вы не наш и не ваш,
   Вы себе про себя,
   А ему про меня...

   - Это кому же я про тебя? - вздрогнул я.

   Не ему и не им,
   И не нам и не вам...

   - Ух здорово! - восхитился я.
   - Теперь давайте междометиями! - перебила она меня. - Начинайте.
   Это было для меня совсем неподходящим.
   - Ну, пожалуйста! Не умеете?
   - Перестань издеваться над гостем! - закричала Анна  Ивановна,  краснея
лицом и дрожа всем телом. - Срам-то какой!  Отец  ее  ни  разу  ремнем  не
порол, вот и разбаловалась.
   - Ну, мамочка, ну, родненькая, мы же играем, - веселилась Ленка,  бегая
вокруг стола и заливисто смеясь. - Дяденька не обижается.
   - Их воллен ди хехле зеен  [я  хочу  посмотреть  пещеру],  -  сказал  я
по-немецки.
   - Битте, их зи цайген верден  [пожалуйста,  я  вам  покажу],  -  быстро
ответила она.
   Анна Ивановна переводила сердитый непонимающий взгляд с дочери на меня.
   - Она где-то научилась немецкому, - примиряющим тоном сказал  я.  -  Вы
разрешите дочери погулять со мной по берегу Байкала до пещеры?
   Мать вяло махнула рукой.
   Над улицей сияло лучистое солнце. Снег  был  пушистым,  воздух  свежим,
облачка прозрачными, как вуаль. Ленка в беличьей шубейке, в  шапочке  и  в
валенках радостно бежала по тропинке. Мы вошли в лес. Облепленные хлопьями
снега, лапы сосен и кедров создавали волшебный мир. Потом мы спустились  к
кромке  берега,  заваленного  смерзшимися  кусками   воды,   обледеневшими
валунами, отражавшими лучи солнца, будто  зеркала.  Дул  холодный  морской
ветер, но нам было весело и приятно. Углубление в стене горы,  к  которому
меня привела девочка, при некоторой фантазии можно было  принять  за  грот
или пещеру, тут кто-то когда-то укрывался от дождя  и  ветра.  На  плотной
стене обожженным концом палки было начертано: "Принцесса Тараканова".
   - Моя работенка, - призналась смешливо Ленка и вдруг ахнула,  сжала  на
груди руки, выждав секунду-другую,  бросилась  в  угол,  схватила  с  пола
большого плюшевого мишку, жалостливо заговорила с ним: - Ты простудился...
   Удивленно  наблюдал  я  за  нею.  Она  засмущалась.  Маленькая  пещерка
преобразилась и для меня в таинственный, наполненный чьими-то  загадочными
голосами, чьей-то жизнью, сказками и легендами дворец. Темные серые  стены
хранили секреты сотен и тысяч лет.
   - Кто научил тебя называться принцессой? - спросил я, когда мы покинули
пещеру.
   - Сама придумала! - Она передернула плечиками. -  А  может,  дядя  Митя
Австриец подсказал.
   - Разве он австриец?
   - Его все так зовут. Он совсем-совсем неграмотный, а  говорит  со  мной
по-немецки, знает румынский, украинский и татарский.
   - Зачем же ты ружье у него украла?
   - Ну раз Лешка не сумел, а без ружья мы не хотели идти...
   Проводив девочку до поворота на ее улицу, до детского сада, откуда  уже
был виден дом Култуковых с его красной крышей и окнами с резными  пестрыми
наличниками, я  потряс  Лене  благодарно  ручонки  и  пошел  к  автобусной
остановке. Автобус повез меня к склону горы, там я сошел с него и  остался
возле построек барачного типа и вагонов, установленных на шпалах.  Женщина
указала мне на вагончик геолога Шапкина, и я, войдя в помещение,  лишенное
полок, не как в обычном вагоне, со столом и шкафом, нашел  там  невысокого
хрупкого мужчину с рыжей бородой; он был в белой сорочке с закатанными  по
локоть рукавами, из-за очков в  тонкой  золотой  оправе  на  меня  глядели
веселые насмешливые глаза. Перестав насвистывать  мелодию,  щедрым  жестом
показал мне на табурет.
   - Ага, корреспондент! Чем могу служить? - напевно заговорил Шапкин.
   Беседа о детишках, которые  забрели  летом  глубоко  в  горы,  едва  не
погибли в бурной реке, были накормлены и обогреты его товарищами, о детях,
которых знает его сын, который тоже учится в средней школе,  ему  пришлась
по душе.
   - Вам не показалось странным, что девочка беседует с вами  на  немецком
языке, хотя языка не учила? - коснулись мы интригующей  темы,  когда  чуть
попривыкли друг к другу.
   - Она уверяла, что может вспомнить любой язык, - ответил  Шапкин.  -  Я
этому не поверил!
   - Называла фамилию родной матери?
   - Да... Тараканова, кажется, Лидия Игнатьевна. - Поморщив  лоб,  геолог
поджал губы, помолчал и добавил: - Я запомнил, думал, дети меня  надувают,
придется искать их родителей...
   - Она не могла назвать имя и  фамилию  матери,  о  которой  никогда  не
слышала.
   - Ну, может быть, и слышала. Это нельзя проверить, - засмеялся  Шапкин,
еще быстрее начиная расхаживать из угла  в  угол,  от  стола,  заваленного
обломками камней и какими-то журналами, до шкафа с застекленной дверью; за
ней виднелись разложенные аккуратно камни  с  белыми  наклейками  на  них.
Вдруг он щелкнул себя ладонью по лбу: - Бессознательные  двух-трехмесячные
младенцы, слыша разговор взрослых, что-то из него могут запомнить.  Верно?
Девочка воспроизводит  случайные  слова,  которые  почему-то  остались  от
первых дней жизни!
   - Это одно-два слова! - возразил я. - А если разговаривает по-немецки?
   - Тогда ей язык  передался  по  наследству.  Наверное,  мать  ее  знала
немецкий.
   - Так не бывает, - не согласился я. - Мать ее умерла во время родов.
   - Почему же вы боитесь моей версии? -  горячо  заговорил  геолог.  -  В
процессе эволюции у людей сформировался  орган  речи  -  гортань  и  язык,
возникла  Особая  память,  воспринимающая  голос.  Есть  полиглоты,  очень
способные к языкам. А какое у детей чутье к строю речи! Какие способности!
Это все врожденное. Я думаю, что дети  в  некотором  смысле  сложнее  нас,
взрослых, и мы потом всю жизнь теряем многое из  того,  что  нам  даровано
природой.
   - Выходит, человек может больше  того,  что  он  способен  осознать?  -
несколько насмешливо перебил я геолога.
   - Пока осознать... - поправил он и тут же сказал  обрадованно:  -  Наше
биополе взаимодействует  с  кристаллической  решеткой  Земли!  Да,  да,  в
кристаллических узлах должны  оставаться  следы  событий.  Человек  -  это
сложное  устройство,  которое,  как  игла  адаптера,   касаясь   пластинки
кристалла Земли, воспроизводит забытые мелодии событий,  вспоминает  своих
предков... Вероятно, в пещере и была та точка  кристаллической  решетки...
Вы со мной не согласны? Сам человек тоже обладает биополем,  в  его  мозгу
есть большие молекулы белка, они хранят тайны прошлых поколений...
   - Лена Култукова уверяет, будто  ведет  свое  происхождение  от  княжны
Таракановой, - напомнил я Шапкину. - Значит,  она  должна  рассказать  всю
родословную после княжны?..
   - Ну, кое в чем я ее надоумил, - вдруг  спохватился  геолог,  энергично
махнул рукой, схватил со стола камень и лупу, принялся разглядывать что-то
на изломе камня через стекло. - Камень - загадка! А человек тем более!..
   Мы расстались с Шапкиным во дворе геологической базы.
   На другое утро я пошел в школу, где училась Лена Култукова.
   Деревянное, из сосновых, потемневших от времени  бревен  здание  школы,
огороженное  забором.  Была  перемена,  ребятишки  с   гамом   бегали   по
заснеженному двору без  шапок,  швырялись  снежками,  наскакивая  друг  на
друга, возились, падали; мальчишки постарше выходили из дверей уборной, на
ходу туша горящие сигаретки в снегу.
   В тот день я несколько часов просидел в кабинете директора, беседуя  то
с одним учителем, то с другим, торопливо записывая  карандашом  в  блокнот
мысли учителей, характеристики, которые они давали детям, особенно  отзывы
их о Лене Култуковой.
   Приведу здесь наиболее интересные выдержки из тех записей.

   _Вот мнение директора школы_: "Тщательное разбирательство показало, что
Елена Култукова подбила ребят, Алексея Аввакумова и Василия  Лемешева,  на
побег из дому и  похищение  ружья,  она  была  замечена  летом,  во  время
каникул, на танцах в рабочем  клубе  рудоуправления.  В  сентябре  девочка
шалила на уроках, дерзила учителям, особенно на занятиях по русскому языку
и литературе.  Мы  вызвали  родителей,  но  никакие  меры  воздействия  не
помогали. В ней  пробудились  дух  скандализма,  хулиганские  замашки.  На
основе документов, полученных из милиции, педсовет школы ходатайствовал об
изоляции Елены... Побег Култуковой из детской  колонии  подтверждает  наши
выводы о неуправляемом характере девочки..."
   _Мнение  учителя  истории_:  "Елена  Култукова  девочка   способная   и
странная. Она называет себя, очевидно, с целью возбудить к  себе  интерес,
княжной Таракановой.  Я  провел  с  нею  несколько  индивидуальных  бесед,
разъяснял ей, что гордиться княжеским происхождением глупо. Нужно  трудами
приобретать заслуги. Уже Петр Великий  ввел  правило,  что  людям  знатной
породы никакого ранга не дается, пока они не покажут государю и  отечеству
себя на службе. Такими мерами Петр Первый отверг и гордость  детей  за  их
достохвальных предков. Но одновременно он заботился о  новых  неродовитых,
талантливых людях,  давал  им  дворянские  звания,  титулы,  ввел  указ  о
единонаследии,   укрепляя   взамен    старых    боярских    родов    новое
привилегированное  сословие.  Этим  утверждал   обычай   гордиться   новой
аристократической породой".
   _Мнение учительницы психологии_: "Лена Култукова  девочка  конфликтная.
Она наблюдательна, остроумна,  но  несдержанна,  лишена  самокритики.  Она
подмечает недостатки в других, высмеивает учителей,  создает  диссонансные
ситуации в ученической среде. Наша школа рассчитана на нормальных детей".
   _Мнение учителя физкультуры и  военного  дела_:  "Девочка  подвижная  и
веселая. Я записал ее в стрелковый кружок, она регулярно его  посещает.  Я
голосовал против  определения  ее  в  детскую  колонию,  говорил  об  этом
секретарю парторганизации Гущиной, но Гущина болеет..."
   _Мнение учителя физики_: "Мы видим различные цвета, но  в  природе  нет
цветов, а есть световые волны различной  длины.  Глаз  -  светоразличающий
прибор. В процессе эволюции он научился разделять свет разной  длины  волн
как отдельные цвета. У разума свои свойства,  которые  упорядочивают  наше
чувственное познание. Язык кодирует наш опыт. К чему я говорю это? К тому,
что ухо - тоже аппарат, язык -  тоже  аппарат.  Приспосабливая  среду  для
удобства органов чувств, мы совершенствуем и свои органы. Это  фиксируется
в генах. Память Лены Култуковой способна на  лету  схватить  фразы  чужого
языка. В этом  я  убедился  сам.  Лена  имеет  запас  слов  не  только  на
английском, но и  по  немецкому  и  по  бурятскому,  которые  в  школе  не
проходятся. Она неродная дочь Култуковых. Я допускаю, что девочка  уловила
в чем-то родительскую фальшь, к ней пришло озарение, что у нее где-то есть
родные мать и отец. Мое предположение не  противоречит  теории  врожденных
идей Декарта и Лейбница, то есть существования у детей не только задатков,
которые проявляются и развиваются, но и разных аксиом, априорных  понятий.
Я говорил об этом на педсовете, моего мнения не поняли".
   _Мнение  учительницы  английского   языка_:   "Девочка   исключительных
языковых способностей, легко усваивает материал, но по характеру  трудная.
Я против нее ничего не имею".
   _Мнение учительницы русского языка и  литературы_:  "Вы  слыхали  о  ее
причудах? Она принцесса! Она княжна! Я ей как-то на уроке шутя сказала: "А
подать сюда Ляпкину-Тяпкину!" Так она запустила в меня жеваной  морковкой!
Это ужасно! Учительница зоологии в сентябре бывала  на  танцах  в  рабочем
клубе, и кого же она там встретила? Двенадцатилетнюю Лену  Култукову!  Даю
задание: "Выпишите в левый столбик наречия с суффиксом -о, -е, а в  правый
- с суффиксом -а, -я. Так она заявляет  на  весь  класс:  "Это  глупость!"
Разве я придумала такое задание?"  Объясняю  на  уроке,  что  творительный
падеж единственного числа  первого  склонения  в  разговоре  употребляется
почти исключительно с окончанием -ой, -ей,  а  в  письменной  речи  как  с
окончанием -ой, -ей, так и с окончанием -ою, -ею. Прошу Култукову привести
пример. Эта дерзкая девчонка говорит  громко:  "Вы  Держиморда!"  Разве  я
Держиморда? Как такую держать в нормальной школе?! Она убить может!"
   _Мнение учительницы рисования и пения_: "Очень ветрена, уже  увлекается
мальчиками старше себя. Но способностей небывалых.  У  нее  исключительный
музыкальный слух, может без камертона настроить  скрипку,  сообразительна,
имеет врожденный эстетизм, однако  иногда  наряжает  себя  под  замарашку.
Феноменальные память, интуиция, коммуникабельность, непомерное честолюбие.
Бывает  агрессивна,  язвительна,  умеет   стравливать   мальчиков,   может
рассорить учителей. Я советовалась  о  ней  с  Гущиной,  секретарем  нашей
парторганизации. Как быть с девочкой, пока единого мнения в  педколлективе
нет".

   С  отяжелевшей  от  противоречивых  мыслей  головой,  с   переполненным
записями блокнотом брел я по  улице  к  центру  города.  На  площади,  где
расположены здание райкома  партии,  Дом  культуры,  я  свернул  к  зданию
горотдела милиции. В большом кабинете за столом капитан милиции  наставлял
офицеров. Увидев меня, узнав, что  я  из  школы,  быстрехонько  выпроводил
всех, усадил меня на стул возле стола.
   - Ну, ну, - поторапливал меня Цыганков. - Что учителя маракуют?
   - Задал ты мне задачу, - устало пробурчал я в ответ.
   - Ты заодно со школой или с горотделом? - скривился Торий.
   - Заодно я с девочкой Леной. Вот ведь какие дела...
   - И чудненько! -  Капитан  встал  за  столом.  -  Ребячья  фантазия  не
преступление!  Детвора  фантазирует,  воображает  себя  пещерными  людьми,
жителями леса и землянок. Нас подкузьмило ружье  сторожа  рынка.  Австриец
просто пьянчуга. Он с похмелья всегда спит на службе, дети  и  стибрили  у
него двустволку. Прошу вас в газете защитить детей, а педагогов  проучить.
Что за мода сваливать заботы о подростках на милицию?!
   В еще большем замешательстве, чем после  посещения  школы,  ушел  я  из
горотдела милиции. Две недели, каждый вечер запираясь в комнате (жил  я  в
рабочем общежитии), не видя света в окне, строчил страницу за страницей, к
утру разом  перечеркивал  все  написанное.  То  излагал  мысли  Декарта  о
врожденных идеях, но попадал в сети "вечных истин" Платона, запутывался  в
терминах кантовской "вещи в себе" в отличие от  той,  какой  она  является
"для нас", то бросался обрисовывать характер Лены Култуковой, и он мне  не
удавался.  Потом  нагрянул  день,  когда  редактор  потребовал   от   меня
выращенного мною в ночных бдениях слона;  за  несколько  минут  работы  он
уверенной рукой отсек, на его  взгляд,  все  лишнее,  оставив  малюсенький
хвостик, величиной с мышку. Эту крохотную заметку-мышку  ответсекретарь  в
тот же день загнал в угол на четвертую  полосу.  Поверженный  в  сомнения,
стал  я  дожидаться  следующего  дня,  когда  почтальоны  разнесут  газету
подписчикам. Мы вместе с редактором  пошли  в  столовую,  что  была  через
улицу, он на ходу  сказал,  что  ему  звонил  директор  школы,  возмущался
оскорбительным  памфлетом;  на  субботу  намечено  заседание  педсовета  с
участием родительского комитета.
   В подавленном настроении сидел я за партой  в  большом  классе.  Передо
мной за столом, покрытым вишневым сукном, восседали  строгие  педагоги.  Я
чувствовал себя набедокурившим учеником.  Авторитетные  люди,  не  называя
фамилий, вышучивали меня и  капитана  милиции  Тория  Цыганкова.  Особенно
обидным было выступление молодой учительницы Кошкиной:
   - Ученица Култукова написала на стене  пещеры  "принцесса  Тараканова".
Она могла назвать  себя  и  родственницей  Юлия  Цезаря.  Вообразить  свое
происхождение от боярского рода Кошкиных может каждый. Возможно,  какая-то
ветвь тех бояр растворилась в простонародье, но нам важнее гордиться  тем,
что народ мудрее любого правителя и сам выдвигает из своей среды  мудрецов
и вожаков.
   Запомнились слова учительницы русского языка:
   - Каждый день Култукова приносит в класс номер  газеты,  расстилает  на
парте и читает заметку о себе вслух.  Это  издевательство  над  школой.  Я
отняла у девочки уже восемь номеров газеты. Вот  вам  образчик  воспитания
детей через печать!
   Низко клоня голову к парте, я изредка кивал педагогам в знак согласия с
их мнением.



СТО ДВАДЦАТЬ ПОЭТОВ!

   Весной я уехал из города. Мало-помалу в душе  стерлись  переживания  по
поводу скандальной заметки в районной газете, хотя я и хранил все записи о
необычном побеге детей из дому.
   Судьбе  было  угодно  распорядиться,  чтобы  я  встретился   с   Еленой
Култуковой, когда она стала взрослым человеком. По командировке  областной
газеты я приехал в один сибирский районный город, поселился  в  гостинице.
Шли дожди, проселочные дороги размокли. Выехать в колхоз было  невозможно.
Тракт, по которому я должен был  ехать  в  село  за  тридцать  километров.
Закрыли, чтобы не разбивать колесами машин, и мне  ничего  не  оставалось,
как слоняться по городу.
   Я забрел в проулок, где возвышался широкими стенами храм без куполов. К
выпуклой абсидной стене был прикреплен деревянный щит с надписью "Клуб", а
ниже висел размокший лист бумаги  с  расплывшимися  буквами:  "Лекция  для
родителей".  Попав  через  высокую,  тяжелую,  кованную  железом  дверь  в
прохладное помещение, я отворил вторую и оказался  в  освещенном  зале  со
сценой. В жестких деревянных креслах сидело семьдесят-восемьдесят девушек,
по одежде легко догадаться, что  это  студентки  местного  педагогического
училища.  На  сцене  в  строгом  сером