лючины, тунгус все время поглядывал на Ниночку.
   Он знал, что она своя, русская, а вот говорит на их языке - странно.
   - Наверное, карты, дневник...
   - Что еще? Вы не хотите сказать? Или не знаете?
   - Я знаю. - Пегги выдала свою госпожу. - Там завещание капитана Смита.
   - Зачем китайцу завещание отца? - спросила Вероника.
   - Я не знаю. Я ничего не знаю. Но я не верю этим людям.
   - А я хочу верить, - сказала Вероника, из чего нетрудно было сделать
заключение, что она не верит тоже, но гонит от себя эту мысль.
   Сумка лежала сверху, на сложенной палатке.
   - Можно? - спросила Нина.
   - Она заперта, - сказала Вероника.
   - Я знаю.
   Нина пощупала сумку. Кожа была толстая, свиная. Ниночка попыталась
прощупать, что там внутри, - ничего не поймешь.
   - Мне кажется, - сказала она, - что сумка пустая.
   - Не может быть!
   - Откройте и посмотрите, - предложила Ниночка.
   - Без разрешения нельзя.
   - Спросите разрешение, - сказала Ниночка, показав на лежащего у их ног
капитана.
   - Он же не слышит.
   - Попробуйте. - В голосе Ниночки звучала такая спокойная настойчивость,
что Вероника удивленно вскинула на нее усталые глаза:
   она ведь не знала, какой могла быть Нина Черникова на совещании
подпольной группы боевиков.
   - Отец... - сказала послушно Вероника. - Папа, ты меня слышишь?
   Веки капитана дрогнули, будто он силился открыть глаза.
   - Папа, можно я открою твою сумку? Я хочу убедиться, не трогал ли ее
один человек.
   - Да, - шевельнулись губы капитана. Потом они шевельнулись вновь, будто
он хотел сказать что-то еще. Но не сказал.
   Вероника оглянулась на заднюю лодку. Но оттуда никто не смотрел на них.
Она поднесла сумку к груди капитана, осторожно расстегнула ворот, достала
ключик и открыла сумку.
   Она откинула клапан - из сумки выглянули какие-то бумаги.
   Вероника вытащила их. Это были сложенные вчетверо якутские газеты за
прошлый месяц.
   Ниночка ничего не сказала. Пегги начала быстро спрашивать:
   - Что это? Это газеты? Это русские газеты?
   - Помолчи, - оборвала ее мисс Смит. Она медленно закрыла сумку и
положила у изголовья отца.
   - Все в порядке, - сказала она, и Ниночка поняла, что она надеется, что
отец ее слышит. - Все на месте.
   Тунгус смотрел на них с интересом, казак греб, глядя в воду,
задумавшись. Они гребли галсами, чтобы поймать ветер, который мог им
помочь. Если ветер хорошо подхватывал лодку, они сушили весла и отдыхали.
Тогда казак, осторожно ступая, чтобы не раскачивать лодку и не беспокоить
больного, проходил на корму и садился за руль. А когда ветер стихал или
сильно изменял направление, он возвращался к веслам.
   Вот и сейчас казак прошел на корму. Лодка пошла быстрее. Ниночка
заглянула за борт, вода кучерявилась вдоль борта.
   - Мы не одни, - сказала Ниночка. - Я поговорю с Михеем Кузьмичом. Он
казак, он военный. Он нам поможет. И матросы помогут.
   Вероника смотрела на нее.
   - Подождите, - сказала она. - Нельзя ничего показывать. Если Лю
заподозрит...
   - Он такой же китаец, как и я, - громко сказала Пегги.
   И засмеялась. Она вообще была смешливой, но давно не было повода
посмеяться от души. И она принялась смеяться.
   - Я сейчас тебя ударю, - сказала Вероника. - Замолчи.
   Пегги давилась от смеха.
   - Это нервы, - сказала Ниночка.
   - Как не вовремя!
   - Почему? Пускай они думают, что нам смешно. Они будут спокойнее.
   Как старый конспиратор, Ниночка одобрила решение Вероники дождаться,
пока они не причалят к берегу. Если поднять тревогу сейчас, китаец может
выкинуть бумаги за борт.
   - Они вооружены? - спросила Ниночка.
   - У Дугласа есть пистолет, - сказала Вероника. - Он мне его показывал.
А про этого... китайца, не знаю.
   - Конечно, есть. У разбойников всегда есть пистолеты. Но у мистера
военного есть ружье, - сказала Пегги.
   - Я поговорю с казаком? - спросила Ниночка. - Я осторожно.
   Вероника кивнула.
   Ниночка прошла на корму и села рядом с казаком, который, не говоря ни
слова, чуть подвинулся, чтобы Ниночке было место.
   - Порулить хочешь? - спросил он. - Только нельзя тебе, девка. Ветер
потеряешь.
   - У меня к вам серьезный разговор, - сказала Ниночка.
   - Валяй.
   - Мы скоро к берегу будем приставать?
   - Я так думаю, что к вечеру будем у Власьей заимки. Там и остановимся.
А что, плох твой капитан?
   - Сейчас дело не в нем. Хочу посоветоваться. Вы здесь главный.
   - Я главный веслом махать, а так я даже и не знаю, кто главней - я или
ты, если тебе Ефрем Ионыч этих англичан поручил.
   - Этот капитан нес с собой документы, - сказала Ниночка. И медленно,
внятно - боялась, что казак может чего не понять, - она рассказала ему о
том, что случилось. И спросила потом: - Как вы думаете, что делать?
   - Вот не думал, что в такой переплет попаду, - ухмыльнулся казак. -
Думать будем. Сначала я с Илюшкой поговорю. Он мужик разумный, недаром всю
тайгу обошел. Ты не спеши, не спеши.
   Время тянулось страшно медленно, и казак словно тянул его еще более.
   Ниночка вернулась к Веронике, а казак еще час сидел у руля, напевал,
словно ничего не случилось. Только когда ветер стих, он перешел к веслам и
начал неспешно беседовать с тунгусом Илюшкой. Они мерно гребли - весла
одинаково и дружно взлетали над водой - и перебрасывались словами, словно
речь шла о погоде.
   Ниночка порой оборачивалась назад, стараясь делать это незаметно, чтобы
перехватить взгляды Дугласа или китайца. Но китаец сидел к ней спиной,
согнувшись, и было непонятно, читает он или просто дремлет.
   Ниночка достала из кармашка часы, три года назад подаренные самим
Савинковым, очарованным ее молодым пылом. Половина второго.
   Она вглядывалась вперед - не покажется ли обрывчик, за которым устье
Власьей речки. И хотелось, чтобы показался скорее, и хотелось оттянуть
этот момент - обратного пути не будет.
   Вдруг до Ниночки долетело восклицание - со второй лодки.
   Она оглянулась.
   Китаец вскочил, размахивая толстой тетрадью в черной ледериновой
обложке, звал Дугласа. Тот склонился к нему. Видно было, как Лю водит
пальцем по странице, читает что-то вслух.
   - Вы видели? - спросила Ниночка.
   - Воры. Я их готова убить, - сказала Вероника.
   - Теперь вы не сомневаетесь?
   - Я дала себе слово, - сказала Вероника, - что, когда найду отца,
возмещу Дугласу все расходы, которые он понес за время путешествия, и дам
ему достойное вознаграждение.
   - Все, кроме руки и сердца? - спросила Ниночка. Не без доли иронии,
которую никто не уловил.
   - Теперь он не получит ни пенса!
   Снова зарядил дождик, стало холоднее. Тунгус соорудил над головой
капитана нечто вроде шалашика, чтобы брезент не касался лица.
   Даль реки была затянута сеткой дождя.
   Казак сказал, что скоро Власья сторожка. Ниночка, как ни напрягала
зрение, ничего, кроме серой мглы, впереди не видела. Казалось, что лодка
плывет в бесконечном сером водном пространстве, где мокрое небо сливается
с рекой, не имеющей берегов.
   Казак, что опять сидел на корме, достал из-за пояса широкий кинжал и
стал править его о железную скобу, и девушки поглядывали на него с опаской
- усатый, небритый, в низко надвинутой на глаза серой фуражке, он был
похож на пирата.
   Капитан Смит застонал. Он стонал тяжко, хрипел. Вероника откинула
брезент. Пальцы капитана лихорадочно суетились на груди. Вероника покрыла
их ладошками, но капитан вырывал их, словно искал что-то.
   - Он ищет сумку, - сказала Пегги. Она взяла сумку и вложила ее в пальцы
капитана. Тот ощупал ее. Немного успокоился. Потом начал говорить,
невнятно, лихорадочно. Щеки его раскраснелись. Вероника дотронулась губами
до его лба и сказала:
   - У отца жар.
   - Кончается он, - сказал тунгус. - Моя знает.
   - Помолчи! - огрызнулась Ниночка.
   - Сообщите его превосходительству лорду Адмиралтейства, - говорил
капитан. - Берег очень низок, там есть мели - на десять миль.
   Николсон был не прав, я же тебе говорил! Не ходи туда! Это не может
быть естественным феноменом. Вы такое видели? Уйди! Уйди, тебе говорю...
   - Надо пристать к берегу, - сказала Вероника. - Мы разобьем палатку и
согреем воду. Прошу вас!
   - Потерпи полчаса, - сказал казак. - Во Власьей сторожке лучше будет.
Все-таки крыша над головой.
   Следующие полчаса были тяжелыми. Капитану становилось все хуже, ему то
казалось, что он на мостике своего корабля, то на каком-то берегу, то он
видел, что проваливается в трещину, - события последних месяцев смешались
в его воспаленном сознании.
   Ниночка с Пегги держали, растянув, брезент, а Вероника старалась унять
его боль, то предлагая воды, то гладя его щеки, и не могла сдержать слез
от своего бессилия перед лицом надвигающейся смерти.
   Руки Ниночки совсем затекли, она промокла, болела спина, из носа лило.
Казак спросил:
   - Как пристанем, бумаги сразу отымать будем? - Ниночка даже не сразу
сообразила, о чем он. И с ненужным раздражением ответила:
   - Какие еще бумаги! Разве вы не видите?
   - Я, конечно, вижу, - ответил казак и добавил: - Но мы люди служивые.
   Ниночка бросила взгляд на заднюю лодку, но та почти скрылась за дождем,
только темное пятно виднелось.
   - Бери правей! - закричал тунгус.
   - Вижу, - ответил казак. Тунгус взялся за весла.
   Казак обернулся, крикнул на заднюю лодку, чтобы правили к берегу,
оттуда донесся глухой голос, что слышат.
   Совсем неожиданно, словно плыли навстречу, появились темный склон,
лиственницы и избушка на берегу речки.
   Лодки зашли в устье реки, заскрипели днищами по песку.
   Тунгус поднял весла, а казак выпрыгнул в воду, заплескал сапогами,
потянул нос лодки на берег. Тунгус выскочил за ним. Рядом, борт в борт,
замерла вторая лодка.
   - Эй! - крикнул казак. - Помогите человека нести.
   Капитана Смита понесли в избушку на брезенте, он сопротивлялся, кричал
что-то, рвался спрыгнуть. Девушки удерживали его. Вероника все повторяла:
   - Отец, отец, это я! Неужели ты меня не узнаешь?
   Но Смит ее не узнавал.
   Китаец с Дугласом сошли с лодки последними, они не спешили к капитану,
будто теперь они были лишь зрителями. Но в избушку вошли вместе со всеми.
   Капитана уложили на широкую скамью, казак ловко и быстро разжег в печи
огонь, дым заструился по избе, потом нашел все же путь наверх, в отверстие
посреди крыши. Печка была простая, без трубы, сложенная из камней.
   - Дикость, дикость, - печально произнес Дуглас, усаживаясь на свободную
скамью. Он смахнул со скамьи паука. Китаец стоял поодаль, глядел на
капитана, который продолжал бредить. Он внимательно слушал. Ниночка
наблюдала за ним, но лицо китайца было равнодушным и каким-то покорным...
   Тунгус притащил из лодки свой чайник - гнутый, луженый, с приваренным
носиком, сыпал туда травки, какие-то порошки, приговаривал. Вероника
спросила казака:
   - Скоро вскипит вода?
   Казак понял, сказал, что надо немного погодить.
   Смит впал в забытье.
   Тунгус сказал:
   - Пускай мой чай отведает.
   Он сам снял закипевший котелок с огня, заварил в своем чайнике и
улыбнулся Веронике:
   - Пускай настоится.
   - Что он говорит?
   - Это лекарственный чай, - сказала Ниночка. - Не бойтесь.
   - Я сомневаюсь, - сказала Вероника.
   - Простые люди в лесу знают волшебные травы, - сказала Пегги. - Если бы
мы были у меня дома, я бы тоже нашла старую женщину, которая знает травы.
   Казак насыпал в котелок крупы - стал готовить ужин. Пегги сходила к
реке за водой, поставила на огонь свою английскую кастрюлю. В избушке было
холодно, но очень душно, потому что набилось много народу.
   Дуглас сказал:
   - Надо выгнать лишних людей. Они привыкли жить на улице. Капитан Смит
задохнется раньше времени.
   Вероника беспомощно поглядела на Ниночку, но та поняла, что никогда не
скажет людям таких слов: они весь день гребли под дождем.
   Но казак Михей Кузьмич и без ее помощи догадался, о чем разговор.
   - Вы, барышня, - сказал он, - не беспокойтесь. Мы в лодках поспим, мы
привычные.
   - Спасибо, - сказала Ниночка смущенно. Будто сама выгнала людей на
улицу, под дождь.
   Тунгус передал чайник Ниночке. Сказал:
   - Маленькими глотками пей. Не спеши. Пока горячий. Силы будут.
   Ниночка поставила чайник на стол - пускай чуть остынет. Пегги достала
из дорожного ящика чашки и тарелки, китаец тоже принес саквояж и вынул
оттуда обеденный прибор мистера Робертсона.
   Матросы переглядывались, шептались. Казак снял с огня котелок с кашей,
сказал:
   - Пошли, братва, на свежий воздух. Там костер разведем, чаю попьем.
   - Ты потом чайник нам отдай, - строго сказал тунгус. - Нам самим надо.
   Вероника вдруг полезла в дорожный ящик, достала оттуда жестяную коробку
с чаем. На коробке были изображены белый слон и пагода.
   - Скажите ему, пускай возьмет, это хороший чай, - сказала она.
   - Спасибо, - ответил тунгус, принимая коробку. - Наверное, хороший чай.
   Пока Пегги готовила ужин, Ниночка оглянулась и спохватилась. Как же
так? Еще часа два назад они думали, как отнять у Дугласа и китайца бумаги
Смита. Неужели все, кроме нее, об этом забыли? Вот сидят в избушке -
Дуглас за столом, стучит ложкой о белую тарелку, Пегги возится у печки,
кашляет, отмахивается от дыма. Китаец зашивает рубаху - то ли свою, то ли
господскую. Вероника налила тунгусского целебного чая в фарфоровую чашку с
видом моста через Темзу и дует на него, чтобы остыл. Может, и не исчезали
бумаги, а зловещий образ китайца, словно сошедший со страниц романа
Жаколио, - лишь плод Ниночкиного воображения? Мало ли какие бумаги мог
читать Лю в лодке!..
   Смит не мог пить из чашки, и потому Пегги с Вероникой поили его с
ложечки. Нина почувствовала, что страшно голодна. От маленького котелка,
который Лю поставил специально для Дугласа, вкусно пахло.
   И тут Ниночка поняла, что о ней сейчас никто не вспомнит: Вероника и не
думает о еде, Пегги перекусит что-нибудь, а ждать милости от Дугласа -
нет, никогда!
   Ниночка тихонько поднялась и вышла на берег.
   Там уже горел костер. Вокруг сидели гребцы. Дождь перестал, от реки
поднимался туман. Когда Ниночка подошла к костру и остановилась, протянув
к нему замерзшие руки, тунгус сказал:
   - Ты садись, кушай будем.
   - Спасибо. - Ниночка уселась на обкатанное водой белое бревно.
   Здесь было лучше, спокойнее, среди своих.
   - Так что же, барышня, - сказал казак, - англичане между собой
помирились или что?
   - Не знаю, - проговорила Ниночка равнодушно. - Пускай сами разбираются.
   - И то правильно, - сказал казак. - Наше дело маленькое.
   Ниночке положили в миску каши. Каша была недосолена, пахла дымом.
   Было очень вкусно.
   Тунгус стал петь - словно подвывал, никто не мешал ему.
   Ниночка выпила крепкого чая и задремала, привалившись к плечу казака.
   Потому она и пропустила те важные события, которые произошли в избушке.
   А там вскоре после того, как Ниночка удалилась, пришел в себя капитан
Смит. Впервые за два дня. То ли подействовал тунгусский чай, то ли
отогрелся в избушке.
   Он долго смотрел на дочь, что поила его с ложки, потом губы его
шевельнулись, и он спросил:
   - Вероника? Ты почему здесь? Мы на "Венчур"?
   - Ты не на "Венчур", отец, - ответила Вероника, не в силах сдержать
радости. - Вспомни, ты же ушел с корабля, ты дошел до земли. Ты в
безопасности, среди друзей.
   - Ты здесь, моя дочь, - прошептал отец. - Мне трудно поверить.
   Конечно же, я не на корабле, здесь тепло... Как трудно, когда всегда
холодно! Ты знаешь, дочь моя, как там холодно? Мы согревались коптилками с
моржовым жиром. Всегда темно, всегда холодно... Где я?
   Скажи, мне это снится?
   - Отец!.. - Слеза Вероники упала на грудь капитана Смита. - Я нашла
тебя! Мы в России, в Сибири, на берегу Лены, через два дня мы будем в
городе, там есть врач, он тебе поможет.
   - Это очень важно! - Капитан Смит заговорил быстро, словно боялся, что
не успеет все сказать. - Мы открыли большую землю, это громадная земля, я
назвал ее землей покойного короля Эдуарда. Тут, в сумке, все мои записи,
все расчеты... Я сделал все как положено - мы шли вдоль нее к северу от
Таймыра. Там есть небольшой остров - это твой остров, девочка, остров
Вероники... в сумке. И очень важно...
   Вероника и Пегги смотрели на капитана. Никто из них не заметил, как
китаец открыл висевший на груди медальон в форме дракона, высыпал в чашку
с тунгусским чаем щепотку белого порошка.
   Но это заметил Дуглас. Он сделал шаг к китайцу.
   - Нет, - сказал он шепотом. - Только не это!
   - Он должен замолчать... - прошептал в ответ китаец, отводя дрожащую
руку Дугласа Робертсона.
   - Возьмите, мисс, - сказал он, протягивая чашку Веронике. - Вашему отцу
надо подкрепиться.
   - Спасибо.
   Вероника поднесла чашку к губам отца, но тот отстранил чашку.
   - Спасибо, не надо, - сказал он. - Что бы со мной ни случилось, ты
должна знать... я так счастлив, что ты встретила меня.
   - К вашим услугам, сэр. - Над Смитом возникла чуть склоненная фигура
Дугласа. - Будучи другом и женихом вашей дочери, я счел своим долгом
сопровождать ее в этом дальнем путешествии.
   - Долой, долой! - отмахнулся от него Смит. - Некогда. Я вас не знаю.
   Вероника, скажи, чтобы он ушел, мне так важно сказать тебе сейчас...
   - Мистер Робертсон, - сказала Вероника, - оставьте нас, пожалуйста.
   - Давайте я помогу вам, - сказал китаец, беря чашку из руки Вероники. -
Вашему отцу надо отдыхать, надо пить чай. Я могу, я ему дам чай.
   - Вероника, я же просил! - закричал отец тонким голосом. - Пускай все
они уйдут. Я должен тебе передать... Все передать. И объяснить.
   - Отец, может, тебе лучше отдохнуть? - спросила Вероника.
   - Я сказал. Только скорее!
   - Идите, идите. - Пегги стала подталкивать к двери Дугласа и китайца,
но те как зачарованные не двигались с места. В руке у китайца была чашка.
   - Ему надо выпить. Это лекарство, - настаивал китаец. Он передал чашку
Пегги.
   - Простите, - сказала Вероника. - Я должна выполнить волю отца, мистер
Робертсон. Прошу вас выйти, или я вынуждена буду позвать русского солдата.
   - Вероника! - воскликнул Дуглас, пожалуй, громче, чем следовало в этих
обстоятельствах. - Неужели ты мне не доверяешь?
   Смит откинул голову на подушку, он дышал мелко и часто, лоб его
покрылся капельками пота.
   - Дай чашку, - сказала Вероника.
   Пегги протянула чашку, капитан отпил, поморщился...
   Дуглас и китаец все еще стояли в дверях.
   - Пегги, позови казака! - приказала Вероника.
   Дуглас сказал:
   - Идем, мы подождем снаружи.
   - Достань мою сумку, - сказал Смит. - Ключ от нее у меня на груди.
   - Нет! - воскликнула Вероника.
   Она обернулась к Дугласу и произнесла в отчаянии:
   - Дуглас!
   И тот ринулся к двери.
   Китаец выскочил еще раньше.
   - Мне плохо! Как мне плохо... - простонал капитан Смит. Но этих его
слов китаец и мистер Робертсон не слышали. Они уже были на берегу Власьей
речки.
   Ниночка, которая мирно дремала на плече у казака, проснулась оттого,
что потеряла равновесие, ударилась локтем о камень... Казак вскочил.
   От избушки к лесу бежали Дуглас и китаец.
   Ниночка поднялась и смотрела вслед беглецам, понимая, что их бегство -
плохой знак, но не зная, что надо делать.
   Дуглас обернулся и громко сказал:
   - Не беспокойтесь, мы, сейчас вернемся. Важное дело!
   - Что? Что он сказал? - спросил казак, оборачиваясь к Ниночке.
   Но ответить она не успела - из избушки выбежала Пегги.
   - Мисс Нина! - закричала она. - Мисс Нина, скорее!
   Нина вместо того, чтобы бежать за китайцем и Дугласом, бросилась к избе.
   Когда она вбежала, капитан Смит был в агонии. Судороги сотрясали его
изможденное тело. Вероника пыталась как-то успокоить его, но он ничего не
понимал. Поток бессвязных слов рвался из его посиневших губ, но вскоре
оборвался, и капитан лишь стонал и вскрикивал от приступов боли.
   Веронике удалось разжать его губы и влить в них еще немного чаю, но чай
потек по подбородку.
   Капитан вытянулся, попытался поднять руку. Рука бессильно