Бэрк не знал, как ухватить ее, чтобы отнести на арену -
минога была отвратительна и небезопасна, но она ползла и
ползла на него, и Бэрк просто пошел на арену, а минога
ползла, ползла, ползла за ним, на запах своего врага.
   Два крупных питекантропа перестали драться за самку и с
ужасом уставились на миногу.
   Она выползла на арену вслед за Винтерсом, теряя золотое
ожерелье...
   - Узнаете? - закричал Бэрк. - Наследница королевского
рода Валкиса!
   Минога извивалась, качалась, ползла и блестела на
солнце...
   - Вот оно - ваше начало! - орал Бэрк.
   Лица марсиан помертвели. Кор Хал стоял, вцепившись в
край арены. Старуха- королева поднялась. Потрясение было
так велико, что сознание, как видно, вернулось к ней... Она
узнала дочь... Хотела крикнуть или что-то сказать, но
закрыла глаза, бросилась со стены и разбилась на арене.
   Марсиане оцепенели при виде этого зрелища... Потом, как
загипнотизированные сомнамбулы посыпались вниз, - мстить за
свою королеву. Те, кто остался жив, бросались с ножами на
Бэрка, но их уже встретили животные Шанга, сбежавшиеся со
всех концов райского сада. Трудно назвать "битвой" то, что
происходило на арене; ножи, шпаги и кастеты против клыков,
когтей и звериной силы; в этой кровавой свалке земляне и
марсиане мстили друг другу за поруганную честь обеих планет,
двух соседей по дому. Слепая минога Таид беспомощно
извивалась под ногами толпы, а Кор Хал в беспамятстве вонзал
и вонзал в нее шпагу и никак не мог прикончить; наконец ее
растоптали и размазали черную кровь но арене...
   Из дворцовых туннелей на арену бежали стражники.
Сражение уже растянулось по всему лесу. Вода в озере
покраснела от крови, а падавшие в воду трупы пожирались на
глубине никому не ведомыми существами Шанга.
   Бэрк не участвовал в битве. Он освободил Леланд от пут и
бежал с ней к пустому туннелю, как вдруг услышал зовущий
голос Кор Хала:
   - Бэрк Винтерс!..
   К туннелю из последних сил брел сам Кор Хал, волоча по
траве шпагу с черной кровью Таид. Можно было бы уйти от
него, но голос и взгляд Кор Хала были такими просящими:
"Убей меня!", что не принять вызов было бы подлостью...
   Говорить уже было не о чем. Бэрк стоял безоружный,
открыв грудь и ожидая нападения. Они сводили личные счеты.
Кор Хал поднял шпагу и с дрожащим клинком с черной кровью
Таид пошел на Бэрка. Бэрк с брезгливостью пальцем отвел
клинок и сделал то, что не сделал с Таид - двумя пальцами
задушил Кор Хала... С Шангой было покончено. Бэрк в
последний раз оглядел райский лес... Теперь, пожалуй, с
Шангой было покончено. Еще поубивают друг друга, устанут и
разбегутся в ужасе, и живых тут никого не останется, кроме
неведомого создания в глубине озера.
   Бэрк и Леланд пробежали туннель и по развалинам Валкиса
спустились к Каналу. К вечеру, пройдя пустыню вдоль этого
ручейка, они обнаружили пустой геликоптер Кор Хала. Бэрк
поднял геликоптер в воздух, и они полетели в космопорт
Кахора.
   Бэрку хотелось обо всем забыть, но он понимал, что
золотой огонь Шанга прожег его насквозь, и знал, что ему во
сне будет являться не прекрасное лицо Таид, а ее золотистые
глаза над черным круглым ртом с присосками и зубами.
   Бэрк оглянулся на свою прекрасную кроманьонку... Скоро,
скоро она вернется к Себе, пятно Шанга сотрется, и она
станет прежней Леланд, которую он любил...
   "Но вернешься ли ты в себя, капитан Винтерс? - услышал
он голос леди Таид. - Может ли дикое животное Шанга стать
когда-нибудь самим собой?.."
   Капитан Винтерс не знал ответа.

                         17.

   Миноги - надкласс 1. БЕСЧЕЛЮСТНЫЕ, самые примитивные из
известных позвоночных. Класс КРУГЛОРОТЫЕ - наиболее
примитивная группа позвоночных. Рот сосущего типа,
подвижные челюсти отсутствуют. Ведут паразитический образ
жизни. Они не только присасываются к жертве, но и часто
въедаются в ее тело, проникая глубоко внутрь, становясь
временными внутренними паразитами. Строение упрощенное,
кожа голая, глаза недоразвиты, во внутреннем ухе имеется
полукружный канал. Промышленного значения не имеют.

                       Конец.



   Ли Бреккет
   Танцовщица с Ганимеда


   Перевод Г. Старина



           ГЛАВА 1. Ганимед, любимец Юпитера.

   Веня О'Хара, землянин ирландского происхождения, забрел
на Овощной рынок Ганимеда в поисках куда-то
запропастившегося Игроцкого переулка. Переулков здесь было,
как собак нерезаных, и О'Хара никак не мог вспомнить -
который из них Игроцкий? Тот - Воровской, этот -
Аптекарский, следующий - вообще без названия...
   Венин мочевой пузырь был переполнен кислым дрянным
винцом, не в пример пустым и дырявым карманам. Собственно,
Веня родился не на Земле, а в земной колонии на Марсе от
русской колонистки и отца-ирландца. На Земле он, конечно,
бывал, и не раз... Посещал. Пролетал, как фанера над
Парижем, над своей голубой прародиной. А среда его
постоянного обитания простиралась от Системы Юпитера до
Колец Сатурна - дальше, к Плутону, лень было забираться.
   Пятый, десятый, двадцать пятый переулок... Который из
них Игроцкий?
   В общем, если честно. Землю Веня О'Хара хорошо знал лишь
по рекламным проспектам.
   Он не спешил. Выиграешь или проиграешь - спешить не
следует. Сейчас он был на мели, вроде марсианского корабля
в песках усохшего моря. Спеши не спеши, а весной море
вернется, и опять поплывем.
   Итак, Ганимед. Давненько он не бывал на Ганимеде.
   Запах серы и серные факела, бьющие прямо из
вулканического сердца юпитерианского спутника - ничего не
изменилось. Сам Юпитер в полнеба - громаднейший диск с
живым Красным Пятном, гонящим, как пастух, ядовитые облака.
Где-то Солнце спряталось среди лун, среди звезд - ночь ли,
день, не разберешь.
   Предположим, день, - решил О'Хара.
   И был недалёк от истины - близился вечер, он весь день
проспал в притоне на спутнике Ио.
   О'Хара решил пройтись по Аптекарскому переулку к
Девственной улице, пройтись, подумать, определиться... Но
только тронулся в путь, как обнаружил слежку - какая-то тень
кралась за ним вдоль домов с открытыми кровлями.
   Точно - вечер! Кровли открыты, воздуха не хватает...
   Тень не отставала.
   О'Хара нащупал в заднем кармане нож - отличная
марсианская самоделка из цейсовской стали;, как вдруг тень
позвала его:
   - Мистера Хара, мистера Хара! Стой-подожди!
   - Слоп-стоп! - узнал и обрадовался О'Хара.
   Это был Слоп-стоп, абориген Ганимеда, давний друг,
названный брат, лесовик с круглыми глазами лемура,
бесконечно преданное О'Хара существо - было за что, не раз
спасали друг другу жизнь.
   О'Хара распростер объятия, но Слоп-стоп не любил этих
человеческих нежностей. Он просто помахал лапкой, дернул
друга за рубашку и сказал:
   - Мистера Хара, стой-подожди! Не ходяй туда!
   - Куда же мне ходить, Слоп-стоп? - удивился О'Хара.
   - Сичас понюхаю!
   - Понюхай, понюхай, брат.
   Туземец стал посреди Аптекарского переулка - аптек тут
давно в помине не было, а были тут какие-то барахольные
лавки и магазинчики, торговавшие шмотьем со всех планет
Солнечной системы - так широко открыл глаза, что на его
мордочке одни глаза и остались, и принялся глазами же
принюхиваться; всем ли известно, что глаза у ганимедских
лемуров служат локаторами слуха, нюха и зрения одновременно?
   Пока Слоп-стоп принюхивался, О'Хара переложил цейцовский
ножик из заднего кармана в левый рукав. Если Слоп был похож
на лемура, то Веня О'Хара - на "смесь бульдога с носорогом",
как говаривала его русская мамаша. Её сын был приземист, с
кривоватыми ногами и крючковатыми руками, с широкой грудью,
саженными плечами, с бульдожьей челюстью и носорожьим
характером - если его раздразнить и вывести из себя, то
удержать невозможно.
   - Ходяй обратно! - объявил Слоп.
   Он прикрыл глаза громадными веками, оставив лишь узенькие
тонкие щелки„ и сделался похожим на ганимендянца с Овощного
рынка. Всем известно, что узкие глаза означают у лемуров
высшую степень страха.
   Короче. Слоп-стоп намекал: драпать надо!
   - С чего бы это ходить обратно! - удивился О'Хара. -
Куда хочу, туда иду.
   Аптекарский переулок вел на площадь Галилея, с памятником
бородатому мужику, открывшему когда-то в телескоп Ганимед.
Хороший памятник, из нержавейки, ни время его не берет, ни
туманы из серы. Сто лет здесь простоял и еще простоит.
   - Пойду, поклонюсь Галилею, - решил О'Хара.
   - Не ходяй!
   Но О'Хара уже решил: будь что будет! Советам Слопа не
следовало пренебрегать, но решение уже принято: он
поклонится Галилею! Здравствуй, Галилей, давно не виделись!
Вот, пришел, вернулся, отсидел, а ты все здесь стоишь под
Юпитером и спутниками, которые ты открыл... Пусть
порадуется старик.
   На площади в самом деле что-то происходило - доносилась
музыка - О'Хара различил флейту, барабан и двойную арфу -
музыка грубая, варварская, но разгонявшая кровь; а навстречу
О'Харе с площади в панике убегали ганимедянцы, пасифиане,
элариоты, амальтейцы и жители других окрестных и
многочисленных лун и миров.
   Интересно, кто их так напугал?
   - Ходяй обратно, мистера Хара! Ветер пахнет, смерть
пахнет!
   Мимо них пробежали выпученные ледианцы, лиситияне,
синописты, еще какие-то с дикими идиотскими воплями:
   - Демоны!!!
   - Сумрачные демоны!!!
   - Демоны с сумрачными глазами!
   Они были так перепуганы, что О'Хара тем более решил пойти
и взглянуть на сумрачных демонов. Слоп-стоп очень трусил,
но все же пошел за ним.
   - В чем дело, Слоп? - спросил О'Хара. - Не вижу никаких
демонов... Там песни играют и пляски поют...
   - Пляска не поют, а пляшут, - поправил Слоп. - А песни
не играют, а поют. Моя не пойдет, моя боится.
   - Тогда я пойду один. А ты пока укради что-нибудь поесть
и промочить горло. - О'Хара полез в задний карман за
динарами - в этом кармане, кроме ножа, всегда что-нибудь
водилось, даже динары - не мог же О'Хара ходить по улицам
Ганимеда совсем уж без гроша в кармане. Динары всегда
водились. - А не украдешь - купи.
   Получив динар, Слоп-стоп повеселел и заспешил на Овощной
рынок: "Слоп украдет, можна не беспокоица, мистера Хара!",
а О'Хара отправился на площадь Галилея, расталкивая толпу
аборигенов.
   У памятника бородатому старику из нержавейки он увидел
такую картину: под звуки арфы, флейты и барабана танцевала
полуголая девица, принадлежавшая, с первого взгляда, к
бродячему племени межпланетных цыган, - но это "с первого
взгляда", судя по пестрым лохмотьям и навешанным, как на
елку, серьгам, браслетам и ожерельям. Со второго,
внимательного взгляда, О'Хара обнаружил подвох - танцовщица
не была никакой цыганкой, а лишь под цыганку подделывалась.
   Эта блондинка в короткой мужской стрижке, с белым-белым
личиком, ангельской улыбкой и синими-синими глазами
напоминала скорее земную аристократку или, еще точнее,
аристократическую проститутку с рекламных земных проспектов
- настоящих аристократок О'Хара, честно признаться, никогда
не видел.
   А кто играл на арфе, флейте и бил в барабан? Три
здоровенных цыгана - опять же, на первый взгляд. У одного в
ухе росла серьга, у второго - серьга и перстни на пальцах, у
третьего - и серьга, и перстни, и высокая обувь (так
называемые сапоги), но и они не были цыганами - такие же
белокурые, бледнолицые и синеглазые бестии, что и сестрица.
   "Семейка" - решил О'Хара.
   Его не проведешь! Тут совершался какой-то непонятный
маскарад... Аборигены отчаянно трусили...
   Вот уже в руках танцовщицы появился бубен, а
братец-барабанщик заиграл на губной гармошке. Не хватает
еще кастаньет, гитары и чего-нибудь этакого...
   "Не хватает полицейского свистка!" - внезапно догадался
О'Хара.
   Фараоны зачем-то устроили маскарад и кого-то выслеживают?
О'Хара отмел это подозрение. Очень уж хорошо для фараонов
играет и танцует семейка. Музыка была слишком чувственной и
брала за живое - казалось, нержавеющий Галилей запляшет
сейчас, и танец живота девица исполняла как надо... О'Хара
не очень-то разбирался в музыке, но
попеть-поплясать-послушать любил, и сейчас душой понимал:
девица танцует как надо, а братья играют на этом стандартном
цыганском наборе по-настоящему и не халтурят, как проезжие
гастролеры.
   А в общем, музыка была нехорошая, дьявольская, тревожная,
но она притягивала О'Хару, притягивала, как притягивает
пьяницу бутылка с вонючим виски - и горько, и тошно, но
пьет... О'Хара даже забыл про голод, неустройство и
безденежье...
   Как вдруг он поймал взгляд танцовщицы. Она выделила
О'Хару в толпе и взглянула на него с такой ненавистью, что
ее синие глаза почернели от злобы.
   "Почему она так меня ненавидит?" - поразился О'Хара.
   Его внешний вид, вроде бы, не подавал повода к подобной
злобе - предположим, О'Хара не первый красавец на Ганимеде и
на конкурсе красоты уступит конечно ее братцам, но бульдожья
челюсть и своеобразная фигура еще не повод так его
ненавидеть с первого взгляда...
   В чем тут дело?..
   - Брысь! - сказал О'Хара и пнул своим десантным ботинком
рыжую дворняжку, которая вдруг под музыку начала мочиться на
этот самый ботинок.
   Рыжая дворняжка зарычала на него с такой злобой, что
О'Хара совсем опешил. Что за день такой? Или вечер уже?..
За что его так возненавидели собачка и танцовщица?!
   - Сволотч! - ответил О'Хара дворняжке крепким
ругательством, которое так умела употреблять его русская
мама, и наподдал собачке под ребра.
   Все в этот вечер было удивительным. Рыжая собачка не
сделала то, что должны делать нормальные собачки в подобных
обстоятельствах - она не удрала, трусливо поджав хвост, а
завыла, как ганимедский шакал на Красное Пятно Юпитера. В
ответ ей завыли другие собаки из всех трущоб Ганимеда...
   Собаки Ганимеда... Земные собаки в других мирах!
Привезенные с Земли, потерянные, брошенные, заблудившиеся,
ночующие в сточных серных канавах и на свалках за городом,
сожравшие всю мелкую фауну - даже крыс, за что им большое
спасибо от мэра города, - казалось, все собаки Ганимеда
ответили на этот вой и рванулись на площадь Галилея на
защиту рыженькой лохматенькой, никому не нужной сучки.
   Музыка ли на них так подействовала?
   Собаки со всех сторон врывались на площадь из узких
переулков, и, оскалив клыки, бросались на толпу.
   Аборигены тоже взвыли и начали разбегаться; на О'Хару
набросилась худая, как глист, борзая полукровка; а вот
маленькая дворняжка опять удивила - она коротко взвизгнула и
прыгнула, но не на своего обидчика, а на обнаженную грудь
танцовщицы.
   Братья-близнецы побросали музыкальные инструменты под
памятник Галилею и устремились на помощь сестре, но на них
набросилась свора каких-то безумных помесей волкодавов с
сенбернарами...

   ГЛАВА 2. Фараоны и аристократка с Рекламного проспекта

   Борзая мертвой хваткой вцепилась в левый рукав О'Хара, но
он стряхнул с себя борзую вместе с рукавом. Он еще видел,
как танцовщица поймала на лету шкодливую рыжую собачонку и
отбросила ее в сточную канаву, и как братья-близнецы
отбивались гитарой, флейтой и барабаном от бросающихся
волкодавов.
   На площади продолжалось безумие. Собаки висели на людях,
люди отбивались от собак, все рычало, стонало, выло и
глубокими водоворотами вертелось вокруг Галилея, который
когда-то (как помнил О'Хара со школы, но смутно) сказал
что-то очень умное по теории вращения - что-то, вроде: "И
все-таки она вертится вокруг меня!"
   Галилей, как всегда, был прав: вокруг него развернулось
целое сражение, собаки совсем обезумели и рвали и кусали
всех, кто попадался в зубы, но в первую очередь выбирали
землян - по вкусу, что ли? Лилась кровь, сверкали лезвия
ножей, кто отбивался от разъяренных собак, кто пытался
бежать, но из этой давки нельзя было выбраться.
   Толпа понесла О'Хара и вынесла его в относительно
безопасное место у пьедестала памятника - теперь О'Хара мог
бы взобраться на плечи великому ученому, где ни одна собака
его не достанет, взобраться на плечи и сделать собственное
научное открытие в его нержавеющий телескоп. Хорошо бы,
например, открыть какой-то там сто...надцатый спутник
Юпитера и назвать его своим именем: "Охара". О'Хара,
спутник Юпитера, - это звучит.
   А можно ничего и не открывать, а просто отсидеться на
памятнике и понаблюдать оттуда за редкостной массовой дракой
людей и собак.
   О'Хара решил так и сделать, как вдруг увидел в толпе
неподалеку от пьедестала белокурую танцовщицу, которую несло
мимо в водовороте тел. Эта аристократка с рекламного
проспекта опять бросила на О'Хару ненавидящий взгляд и
исчезла под ногами толпы.
   "Черт с ней", - подумал О'Хара.
   Подумал и передумал:
   "Но почему, почему она так ненавидит меня?!"
   В самом деле: загадка. Почему эта незнакомка так
ненавидит О'Хару? Он не сделал ей ничего плохого... Что ж,
этот вопрос следовало задать ей...
   И О'Хара, включив в себе зажигательную смесь бульдога с
носорогом, бросился в толпу;
   Локти, кулаки, ноги, а где надо и челюсть - в морду, в
бок, в загривок, поддых - толпа смята, отодвинута. О'Хара
поднимает с окровавленной и заплеванной мостовой
полузадушенную танцовщицу, вскидывает ее на плечо и
предоставляет толпе нести его по течению, куда ей, толпе,
заблагорассудится.
   В этом собачье-человеческом водовороте сладкие грезы
посещают О'Хара: танцовщица - его законная добыча, теперь
он всю ночь при деле, а утром отдает с рук на руки
благодарным братьям-близнецам спасенную сестрицу...
   Вместе с разъяренными людьми и собаками их наконец
выносит в тот самый, Игроцкий переулок, который О'Хара
тщетно искал. Что ж, сегодня можно и не играть, сегодня он
уже выиграл. Теперь бы найти местечко поудобней, привести
танцовщицу в чувство и немного перевести дух...
   О'Хара прижался к стенам и, когда толпа поредела,
втиснулся в закуток между лавочкой старьевщика и обувной
мастерской. От мастерской крепко пахло столярным клеем, а
от лавочки - дрянным помидорным виски. Танцовщица уже
пришла в себя, сползла с О'Хара, прижалась к стене
мастерской и в третий раз за этот вечер с ненавистью
взглянула на него.
   - Ты что, больная?? - поразился О'Хара. - Что я тебе
сделал плохого?!
   - Сволотч! - ответила танцовщица по-русски, точь-в-точь
как мамаша О'Хара; это было для него верхом шика.
   - Ну, сволотч, - с удовольствием согласился О'Хара. -
Сволотч, коззел и дундук, - просветил он танцовщицу. - Это
ничего не означает. Это всего лишь русский мат.
   - Фараон! - сказала танцовщица сквозь зубы.
   - Кто "фараон"? - обиделся О'Хара.
   - Ты - фараон! - последовал решительный ответ.
   - Дурра, - опять выругался О'Хара. - Дурра по-русски
означает, что ты не в своем уме. Откуда ты взяла, что я
похож на фараона?
   - Ты не похож. Ты и есть фараон!
   Танцовщица называла его "фараоном" так естественно и
убежденно, что О'Хара даже засомневался: может быть, в
самом деле, в нем есть что-то фараонское?
   Кем только не был О'Хара - бродягой, волонтером,
водителем фотонного грузовика, санитаром психбольницы; за
кого только не принимали О'Хара - за профессионального
боксера, спившегося артиста, ресторанного вышибалу - и все
это было правдой, если О'Хара и не был профессиональным
боксером, то мог бы им стать.
   Вот только фараоном, полицейским, шпиком, тайным агентом
он никогда не был и, главное, не мог быть..
   Обидно.
   Но если эта аристократическая проститутка определила в
нем фараона, значит, что- то фараонье в нем сидит!
Проститутки - они такие, они хорошо чуют фараонов!
   Наверно, последнюю фразу О'Хара сказал вслух, потому что
тут же получил пощечину:
   - Я не проститутка!
   - А я не фараон! - О'Хара схватил ее за руку. - Еще раз
сделаешь это - руки оборву!
   И едва успел отскочить от выхваченного из-под цыганских
лохмотьев финского ножа... Финка была что надо! Не хуже
его цейсовского ножа.
   О'Хара молниеносным движением выхватил из левого рукава
цейсовский нож... Какой там левый рукав, и где тот
цейсовский нож - они были утеряны в собачьей свалке. О'Хара
осмотрел себя. Весь в своей и в чужой крови, одежда