- сказал Ючэн. - Я расскажу притчу.  Ты  будешь  слушать  и
думать о том, что слышишь. Был один бродячий жрец, он  ходил  по  свету  и
смотрел, везде ли соблюдают установления Шан. Люди -  они  не  совершенны,
даже если стремятся к совершенству, люди часто нарушают установления  Шан.
И жрец всякий раз видел такое нарушение и  проклинал  нарушающих  страшным
проклятием. И так полюбилось ему это: видеть нарушения и  проклинать,  что
он стал специально искать кого бы ему проклясть сегодня. Вот  приходит  он
однажды к одному святому, к Юни. Юни  был  великий  святой,  он  жил,  как
отшельник, один, но принимал всех людей и давал им еду для тела  и  мудрое
слово для души. Последнему нищему Юни служил, как царю. Таков был  Юни,  и
чтил он заветы великой Шан.
     Против своей воли Конан заинтересовался. Он  любил  сказки  и  разные
истории, особенно касающиеся битв и героических деяний.  Однако  предание,
которое  рассказывал  своим  ломким  голоском  этот  странный   узкоглазый
человечек в просторном желтом халате из плотного  атласа,  показалось  ему
забавным. Он не мог отделаться от ощущения, что сказка таила в себе  некий
подвох, и ему хотелось угадать, какой именно.
     - И вот входит в  пещеру,  где  жил  Юни,  сердитый  жрец  и  думает:
попробую найти что-нибудь и проклясть Юни! Если  мне  это  удастся,  то  я
действительно великий жрец и никто лучше меня не может чтить  заветы  Шан.
Юни поклонился ему до земли, как великому царю, а после усадил на  циновку
в самый почетный угол пещеры и предложил ему тарелку лапши, и к лапше  еще
морской капусты и папоротника.  Это  все  очень-очень  вкусно,  -  пояснил
кхитаец Конану, который всем своим видом  выражал  недоумение:  как  можно
угодить человеку, пытаясь  накормить  его  пищей,  по  мнению  киммерийца,
предназначающейся для травоядных животных.
     - Вот ест сердитый жрец, а сам смотрит по сторонам и все  выискивает,
за что бы ему проклясть Юни...
     - И нашел? - спросил киммериец.
     Ючэн радостно кивнул.
     - О, да. Жрец таки проклял  Юни  за  непочтительность.  Святой  забыл
вытереть остатки пищи с ног своего почтенного гостя...
     Конан выслушал с  приоткрытым  ртом,  а  потом  запрокинул  голову  и
оглушительно захохотал.
     - Это же надо так жрать! - выговорил он. - Даже ноги забрызгал!
     Ючэн прищурился так, что глаз на плоском лице вообще не стало видно.
     - Вот ты смеешься, это хорошо. Смеющийся не станет  убивать.  Убивать
плохо.
     - А красть, по-твоему,  хорошо?  -  спросил  Конан,  который  на  миг
позабыл о том, что хотел стать королем воров.
     Однако Ючэн не воспользовался этой промашкой молодого  варвара  и  на
полном серьезе ответил:
     - Красть - тоже плохо, но лучше. Не будь как тот  жрец,  который  сам
нарушал заветы, а других проклинал.
     - Я не мальчик, чтобы какой-то пройдоха из джунглей учил меня, что  я
должен делать, а чего я делать не  должен,  -  сказал  Конан,  как  только
уяснил, что сказка закончена и больше  ничего  интересного  не  будет.  Он
обожал истории, но терпеть не мог поучений. - Между прочим,  я  давно  уже
расстался с материнской титькой и теперь соображаю самостоятельно.
     - Притча не для мальчиков, - сказал Ючэн примирительно. - Притча  для
мужчин. Чтобы они слушали и мало-мало думали. У нас так положено. Для того
и жрецы.
     Конан рассеянно забрал из  рук  Ючэна  последний  пирожок  и  целиком
отправил его в рот. Он чувствовал настоятельную потребность  подкрепиться,
а ничто так не улучшало настроения варвара, как еда. Иногда он даже думал,
что еда - это единственная вещь в мире, не считая, конечно, битвы, которая
всегда верна сама себе и не обманет.
     - Ладно, кхитаец, говори, что за дело у тебя, - сказал он  с  набитым
ртом. - Кажется, я должен что-то украсть? Теперь мне,  как  ты  понимаешь,
по-настоящему нужны деньги. Если  ты  дашь  мне  больше,  чем  я  смог  бы
выручить за твою безделушку у шадизарских перекупщиков краденого, то  я  с
радостью помогу тебе.
     - У Шан есть статуя, - сказал Ючэн. - Зеленый камень. Я сам ее делал.
Ючэн - скульптор. Для статуи были сделаны украшения,  среди  них  пояс  из
белого золота. Он усыпан блестящими  прозрачными  камнями,  которые  режут
стекло...
     - Алмазами, что ли? - жадно спросил Конан.
     - Да-да, алмазами. Это священный  пояс.  Его  нужно  вернуть.  Богиня
послала меня сюда, чтобы я вернул его.
     - А что, его похитили?
     - Несколько лет назад в джунглях заблудился человек,  не  похожий  на
кхитайца. Его нашли крестьяне, долго лечили, кормили,  потом  приводили  к
Шан, чтобы он увидел лицо истины. Они думали:  он  умеет  благодарить.  Но
этот человек вместо благодарности  однажды  ночью  раздел  статую  богини,
забрал в мешок ее нарядный пояс и убежал.  Много  времени  мы  искали  его
следы. Потом нашли.
     - И убили его? - спросил Конан.
     - Нет, зачем убивать его? Пусть другие убьют его.  Если  он  скверный
человек, то и друзья у него скверные. Кровь не вернет похищенного  богине.
Нам он нужен был лишь для того, чтобы отыскать украденные вещи.
     - Вы отыскали все, остался лишь пояс?
     - Ты сказал истину. Этот пояс - последнее, что нужно  мне  в  Заморе.
Как только он будет у меня, я отправлюсь с караваном обратно  в  Кхитай  и
поднесу его богине. Шан будет  рада,  Шан  будет  смеяться.  У  нас  будет
хороший год, уродится рис, хорошо будут ловиться крабы и кальмары, пройдут
косяки рыбы... - Глазки кхитайца затуманились мечтами.
     Конан смотрел на него со  странной  смесью  восхищения  и  презрения.
Восхищала  целеустремленность  этого  человека.  Он  знал,  чего  хотел  и
добивался этого год за годом. Теперь он почти у цели, и этому можно только
позавидовать. Презирал же его варвар за  приземленность  и  простоту  этой
цели. Сам Конан понятия не имел,  чего  он  хочет  в  жизни.  Может  быть,
завоевать королевство и сесть на трон, чтобы оттуда вершить судьбы мира. А
может, наворовать столько, что можно было купить парочку городов и навести
там свои порядки.  Во  всяком  случае,  неоформленность  жизненных  планов
отодвигала на неопределенный срок их воплощение.
     - Стало быть, ты хочешь, чтобы я вытащил этот пояс из  того  сундука,
где он зарыт. - Конан решил опустить кхитайца  с  небес  его  мечтаний  на
землю суровой действительности.
     Черные щелевидные глаза, тут же заблестели прежним деловым огоньком.
     - Именно, именно. Я говорю, где этот пояс спрятан,  ты  идешь  и  его
берешь. Тогда я даю тебе деньги, много денег.
     - Только  не  в  твоих  дурацких  серебряных  квадратных  монетах,  -
предупредил Конан. - Я не хочу походить на идиота.
     - О да, да. - Кхитаец закивал,  и  коса  опять  заплясала  на  желтом
атласе халата. - Конечно. Я даю тебе в заморанских  золотых.  Я  даю  тебе
несколько десятков. Два с половиной десятка.
     - Это почти столько, сколько у меня украли, -  начал  было  Конан.  -
Получается,  я  буду  работать  даром.  А  я  хочу  не  только  возместить
похищенное, но и хоть немного навариться.
     - Э, Конан, навариться не получается. Ты хлопать ушами,  как  слон  в
кхитайских джунглях...
     Конан с гордостью подумал о том, что, по крайней мере, каков из  себя
зверь по прозванию "слон", он уже знает.
     - Можешь не стараться, кхитаец, - сказал варвар немного свысока. -  Я
уже имел дело со слоном. И не простым,  а  заколдованным.  Он  прилетел  с
другой планеты. Он был в  заточении  в  волшебной  башне,  и  злой  колдун
отрубил ему руки и ноги. Но вот пришел я...
     Ючэн поморщился, как от зубной боли.
     - Да, я уже понял.  Я  скажу  Шан:  "Ючэн  видел  в  Шадизаре  самого
великого человека. Он украл  все  деньги  Заморы.  Он  победил  всех  злых
колдунов. Он освободил слона, и слон улетел на родную планету..."
     Конан пристально посмотрел на бесстрастное плоское лицо кхитайца:  уж
не вздумал ли маленький жрец из непроходимых джунглей  смеяться  над  ним,
киммерийским воином? Но ни тени улыбки  не  обнаружил  на  пухлых  светлых
губах. Ни один мускул  не  дрогнул  на  лице  Ючэна  под  огненным  взором
пытливых синих глаз.
     - Я продолжаю, - сказал Ючэн, сделав короткую, но очень выразительную
паузу. - Ты хлопал ушами, ловкий вор разрезал кошелек и украл твои деньги.
Но нет связи с кражей. Кража простая, нужно забраться во дворец  Зоэ,  где
ты уже был, и взять пояс. Она прячет его в ларце, насколько я  выведал,  в
своем висячем саду. За это я плачу деньги.
     В какое-то мгновение Конан  понял,  что  столкнулся  с  твердой,  как
скала, волей,  которая  была  сильнее  его  собственной.  Продать  пояс  в
Шадизаре невозможно, это украшение  известно  всем  и  каждому.  С  другой
стороны, кража действительно очень простая.
     - Я помог тебе, - добавил кхитаец неожиданно. - Там, во дворце,  тебе
никто не будет мешать. Просто возьмешь и все.
     - Как это "не будет мешать"? - Варвар удивился. -  Мне  и  без  твоей
помощи  никто  не  смеет  мешать.  А  если  кто-нибудь   по   несчастливой
случайности встречает меня в коридоре, когда я крадусь к  своей  цели,  то
наутро беднягу находят плавающим в луже крови.
     - Не понадобится, - лаконично сказал кхитаец, но объяснять ничего  не
стал.
     - Хорошо. Когда передать тебе побрякушку?
     - Сегодня через  три  часа  после  восхода  звезды  Цы,  -  предложил
кхитаец.
     Конан слыхом не слыхивал ни о какой звезде Цы и потому тут  же  нашел
более простой способ.
     - Во дворце градоправителя отбивают ночные стражи, -  сказал  варвар,
успевший хорошо изучить шадизарские порядки. - Между третьей  и  четвертой
стражами я буду ждать тебя в тени деревьев напротив дворца. Там нас  никто
не увидит.
     - Хорошо, - кхитаец кивнул и двинулся прочь.
     Конан окликнул его:
     - Погоди, Ючэн. На всякий случай скажи мне, где тебя искать.
     - Нигде.
     - Но ведь ты где-то живешь здесь, в Шадизаре?
     Ответ был более чем странным.
     - Я нигде не живу, тем более в Шадизаре, - сказал кхитаец... и исчез.


     Дворец графини Зоэ поражал своей красотой. Он был построен из  белого
камня и украшен искуснейшей резьбой. На плоской крыше, обнесенной  узорной
балюстрадой, раскинулся знаменитый висячий сад.  Здесь  опытные  садовники
выращивали в кадушках чудесные тропические  деревья.  Небольшие  пальмы  с
раскидистыми листьями и мохнатыми стволами, мясистые,  зеленые  с  желтыми
пятнами агавы, ощетинившиеся кактусы, изящные розалии всевозможных  цветов
и оттенков и множество других диковинных кустарников и деревьев.  Все  это
требовало непомерных расходов, но когда  речь  заходила  об  удовольствиях
блистательной Зоэ, с расходами не считались.
     Конан остановился посреди сада, равнодушный к его  чарующей  красоте.
Он прокрался во дворец, хоронясь в тени, пересек просторный двор, еще  раз
внимательно осмотрелся и ловко, как кошка, вскарабкался по стене на крышу.
Как и говорил  Ючэн,  никто  во  дворце  не  пытался  препятствовать  ему.
Создавалось  впечатление,  будто  владения  Зоэ  погружены   в   глубокий,
непробудный сон. Фонтан журчал оглушительно в этой мертвенной тишине.
     Безмолвие ночи начало настораживать варвара. Не нравилось ему,  когда
дела шли так гладко. По собственному горькому опыту он знал, что там,  где
поначалу не встречается никаких препятствий, в конце концов их оказывается
слишком много. Так много, что подчас  приходится  уносить  ноги,  спасаясь
бегством и отказавшись от всякой добычи.
     Он сделал еще несколько бесшумных шагов. Никого. И  вдруг  заметил  в
тени фонтана человеческую фигуру. Казалось, стражник  притаился,  готовясь
напасть на взломщика из засады, как только тот  повернется  спиной.  Конан
хищно усмехнулся, вытащил из-за пояса нож и скользнул  к  своему  будущему
противнику. Однако тот не пошевелился, как будто  и  не  заметил  варвара.
Опасаясь какой-нибудь особо изощренной хитрости, Конан стал подкрадываться
к человеку, выверяя каждое свое движение.  Но  тот  никак  не  реагировал.
Наконец, подойдя вплотную, Конан присел на корточки и потыкал  в  человека
острием ножа. Тот не двигался. Нож как  будто  упирался  в  камень.  Конан
осмелел и коснулся рукой лба стражника. Лоб был холоден, как лед.
     - Статуя, -  пробормотал  киммериец.  -  Но  до  чего  же  похожа  на
настоящего человека! Это она специально  такое  сюда  поставила,  что  ли,
чтобы воров пугать? Так настоящего вора не запугаешь!
     Однако в этой "персоне" было нечто такое, от чего у Конана  мороз  по
коже пошел. Что-то в глубине его дикой души подсказывало: перед  ним  _н_е
с_т_а_т_у_я_.
     - Покойник? - вслух предположил Конан. - Да нет, какие глупости. Если
это был мертвец, нож вошел бы в плоть. Статуя, конечно же, статуя.
     И тут "персона" повела глазами. Глаза были живые, и варвар  увидел  в
них удивление и тоску.  Как  будто  это  Нечто  не  понимало,  что  с  ним
происходит,  и  страшно  скучало,   обнаружив   себя   в   одиночестве   и
неподвижности здесь, в висячем саду возле фонтана.
     Конан глухо вскрикнул и отскочил.
     - Кто ты? - прошептал он, с трудом взяв себя в руки. - Если ты демон,
то имей в виду: и на демона найдется холодная сталь!
     Но "персона" безмолвствовала. Вскоре Конан пришел к выводу, что перед
ним нечто странное, но достаточно безобидное и не способное причинить ему,
Конану, ощутимый вред. Самое большее, на что ее хватало, это страдальчески
водить глазами. Ну, от этого еще никто  не  умирал,  подумал  киммериец  и
приступил к поискам ларца.
     Он обшарил несколько кадушек, безжалостно выворотив оттуда пальмы,  а
потом взгляд его упал на маленькую деревянную пагоду, очень похожую на ту,
что недавно расписывал ему Ючэн. Видимо,  ее  поставили  здесь  для  того,
чтобы, не выходя из дома, Зоэ могла чувствовать себя  в  далеких  джунглях
Кхитая. Плоские, точно нанизанные одна на  другую  крыши  были  раскрашены
золотой и алой краской. Должно быть, при солнечном свете они  ослепительно
блестят.
     Конан потянул за крышу и легко снял ее. Ларец. Он запустил туда  руку
и почти мгновенно нащупал что-то узкое  и  твердое.  Вытащив  предмет  под
яркий лунный свет, киммериец увидел чудесный блеск алмазов. Пояс из белого
золота в виде двух тесно  сплетающихся  змей.  Там,  где  головы  рептилий
сближались, сверкал большой алмаз, который змеи держали  в  зубах  с  двух
сторон.
     На миг Конану вспомнилась диадема. Не ее  ли  имел  в  виду  кхитаец,
когда говорил о том, что почти все похищенные вещи уже возвращены  богине?
Но Конан тут же покачал головой. Диадема находится у Семирамис, а подружка
киммерийца была не  такой  женщиной,  которая  выпустит  из  рук  подобную
драгоценность. Вряд ли  хрупкому  на  вид  Ючэну  удалось  бы  отобрать  у
Семирамис ее добычу, если даже такому могучему  гиганту,  как  Конан,  это
подчас бывает не под силу. Вероятно, сходство объясняется просто тем,  что
вещи сделаны в одной и той же стране. Может быть,  даже  одним  и  тем  же
мастером, вот и все.
     Конан тряхнул головой, отбрасывая с лица гриву черных  густых  волос.
Не все ли ему равно! Сейчас нужно думать  о  том,  как  получить  с  Ючэна
деньги за сделанную работу, а остальное его не касается.
     Сунув пояс в  мешок  и  накрыв  пагоду  крышей,  киммериец  неспешной
походкой двинулся к балюстраде, чтобы спуститься по  стене  в  том  месте,
откуда начал свое восхождение.
     Аршак  открыл  глаза.  Поначалу  ему  казалось,  что   вокруг   царит
непроглядный мрак, но постепенно  тьма  начала  рассеиваться.  Наконец  он
различил рядом с собой странно знакомое лицо с узкими  глазами.  Он  хотел
пошевелиться и тут же вспомнил: в саду, когда рассвирепевшая Зоэ мчалась к
нему, заранее растопырив когти, кто-то подошел  сзади,  напустил  ледяного
холода, после чего он не смог больше двинуть ни  рукой,  ни  ногой,  точно
провалился в мертвенное оцепенение.
     Как будто угадав его мысли, незнакомец прошелестел:
     - Ты свободен от чар и можешь шевелиться. Попробуй.
     Аршак ощутил приступ страха.  Он  опасался,  что  навсегда  останется
неподвижным, как бревно, и боялся теперь даже попробовать согнуть палец.
     И снова узкоглазый прочитал его мысли.
     - Не бойся, - сказал он мягко, - говорю тебе, я снял чары. Ты проверь
свою свободу, ты попробуй. Страх -  это  нормально,  у  всех  после  этого
страх. Он проходит.
     Аршак внезапно ощутил доверие к этому непонятному человеку,  который,
вне всякого сомнения, зачем-то  заколдовал  его,  а  теперь  по  столь  же
далекой от понимания причине снял свои  чары.  Бывший  гвардеец  согнул  в
коленях  ноги  и  по-детски  обрадовался  тому,  что  мышцы   подчинились,
Повозившись немного, он сел и протер глаза.
     Была ночь. Над головами у них шелестели деревья, и по этому  звуку  и
пряному запаху листвы Аршак определив, где они находятся: в небольшом саду
напротив дворца градоправителя. Не слишком удачное место,  подумал  Аршак,
однако говорить ничего не стал.
     Маленький  кхитаец  внимательно  наблюдал  за  ним.  Потом   спросил,
дружелюбно улыбаясь:
     - Ты Аршак, ты говорил это имя Конану.
     - Правда, - Аршак удивлялся все больше и больше. - Разве ты был в той
харчевне у Абулетеса, когда Бахтияр пытался арестовать похитителя диадемы?
     - О да, да, - отозвался кхитаец, кивая. - Я был.
     - Кто ты такой? - Аршак чувствовал, что теперь  окончательно  сбит  с
толку. Кхитаец ответил с таким видом, будто одно только его имя должно все
объяснить.
     - Я Ючэн, - сказал он, - я жрец богини Шан.
     - Я не знаю такой богини.
     - Это богиня моего народа. Далеко, в джунглях.
     - Пресветлый Митра! Что  же  ты  делаешь,  в  таком  случае,  в  этом
проклятом богами городе? Я думал, кроме воров, торговцев и взбесившихся от
скуки, обжорства и разврата вельмож, тут никого не водится.
     - Я пришел сюда за украденным у моей богини, - пояснил Ючэн.
     - Хорошо, но при чем тут я? - Аршак слушал, широко раскрыв глаза.  Он
почти ничего не понимал из того, что говорил ему кхитаец.
     - Мне нужен слуга, - без обиняков заявил Ючэн. - Ты лучше пойдешь  со
мной. Если ты поможешь Шан, мой  народ  даст  тебе  много-много  хорошего.
Деньги, красивые шелка. Будешь хорошо жить.
     - Я не понимаю, - признался Аршак.  -  Почему,  в  таком  случае,  ты
выбрал меня?
     - У меня нет времени долго-долго выбирать. Ты честный  и  годишься  в
слуги. Конан тоже честный, но в слуги  не  годится.  Другие  нечестные.  Я
понятно говорю?
     - Вполне. И что, в таком случае, я должен буду делать?
     - Охранять меня. Не надо воевать. Если кто-нибудь приблизится злой, а
я сплю - ты будишь меня. Кричишь: "Ючэн, вставай!" Этого довольно.  И  еще
надо нести статую.
     Ючэн жестом указал  на  темный  продолговатый  предмет,  скрытый  под
покрывалом. Видимо, это и была статуя.
     - Я скульптор, - сказал Ючэн. - Я сделаю новое тело для  богини  Шан.
Она будет смеяться, и у нас выпадет разноцветная роса. Будет красиво.  Она
обрадуется. Люди тоже обрадуются.
     Аршак  боязливо  покосился  на  статую,  лежавшую   на   земле.   Она
подозрительно напоминала обыкновенный труп. Наконец он решился.
     - Можно посмотреть?
     - Конечно, конечно. - Казалось, Ючэна даже позабавила эта просьба. Он
с готовностью снял покрывало, и в лунном  свете  перед  Аршаком  предстала
фигура женщины, изваянная в  полный  рост.  У  нее  были  длинные  волосы,
уложенные  кольцами  надо  лбом,  большие  миндалевидные  глаза,   изящных
очертаний нос и крупный рот. Сложение женщины было достойна бойни:  пышная
грудь и непомерно узкая талия. Чуть-чуть широковатыми казались  бедра,  но
это искупала идеальная форма длинных ног. Статуя была покрыта тонким слоем
позолоты,  таким  нежным,  точно  золотой  порошок  стряхивали  с  крыльев
бабочки.
     - Хорошо - прошептал Аршак. Он наклонился поближе, всматриваясь в  ее
лицо. - Только... Я как будто видел ее раньше.