, госпожа моя.
     - Молчать - взвизгнула Зоэ. - Я не хочу ничего слышать о нем! Он  мог
посягнуть на меня! Какой ужас!
     Она металась по своей опочивальне, окутанная полупрозрачными шелками,
сквозь  которые  просвечивали  ее  пышные  формы.  Перед  глазами  солдата
мелькали то розовые груди  с  сосками,  подкрашенными  охрой,  то  гладкие
круглые бедра. Он с удивлением поймал себя на том, что  все  эти  прелести
оставляют его равнодушным - может быть, потому, что графиня Зоэ  время  от
времени награждала его увесистой пощечиной.
     - Пятнадцать взрослых мужчин не  могли  взять  какого-то  варвара!  -
вопила  Зоэ.  -  Невероятно!  Неслыханно!  Бахтияр  убит!  Великий  Митра,
высокородных господ стали  убивать  ударом  табуретки  по  голове!  А  где
остальные?
     - Не знаю, госпожа моя, - тихо сказал Аршак. -  Я  видел  еще  четыре
трупа. Думаю, что другие убежали...
     - В бегах? - Зоэ остановилась и впилась в него взглядом. - Ты  хочешь
сказать, они попросту дезертировали?
     Опасаясь быть избитым, солдат осторожно ответил:
     - Я не знаю.
     - А что ты вообще знаешь? - закричала Зоэ и снова занесла свою пухлую
руку. На этот раз солдат уклонился от удара и перехватил ее запястье.  Зоэ
дернулась, но он крепко держал ее.
     - Хам, - прошипела она. - Ты соображаешь, что ты  делаешь?  Сейчас  я
закричу, и тебя четвертуют...
     - А меня и без того четвертуют, - сказал Аршак с жуткой уверенностью.
- Если остальные действительно дезертировали, значит, у  них  хватило  ума
это сделать. Все, что мне остается, - это исправить мою ошибку.
     Он оттолкнул от себя графиню и направился к выходу.
     - Стража! - закричала она вне себя, но, к ее  величайшему  удивлению,
никто  не  откликнулся.  Аршак,  удивленный  не  меньше,  чем  сама   Зоэ,
беспрепятственно покинул ее дворец. И только в  просторном  дворе  увидел,
почему ему удалось это сделать.
     Личная охрана сиятельной Зоэ никуда не исчезла - все были  на  месте.
Люди сидели и стояли в полной неподвижности, как куклы, некоторые  застыли
в воинственных позах, с поднятыми пиками и мечами, занесенными для удара.
     Более того. Среди охранников Аршак заметил семерых  своих  товарищей,
тех, что вместе с ним приходили арестовывать дерзкого похитителя  диадемы.
Они тоже были неподвижны и,  как  заметил  потрясенный  Аршак,  смертельно
бледны и очень  худы,  как  будто  им  пришлось  голодать  не  один  день.
Создавалось впечатление, что их принесли, или привезли и  свалили  в  углу
штабелем, точно бревна.
     Аршак потрогал одного из них. Он был холоден, как камень,  и  казался
мертвым. Однако  вдруг  замороженный  пошевелил  глазами  и  уставился  на
человека. Аршак отпрянул, ощутив приступ тошнотного ужаса.
     В тот же миг он сообразил, что только что своими руками поставил себя
вне закона, посягнув на графиню Зоэ. Теперь ему  только  и  остается,  что
скрываться, а скрываться можно лишь в воровском квартале.  Не  напроситься
ли в напарники к этому Конану? Мысль показалась ему дикой, и он,  несмотря
на ужас своего положения, усмехнулся.
     Мстительная Зоэ выскочила во двор почти голая  и  застыла  в  дверях,
пораженная открывшимся ей зрелищем. Впрочем, замешательство почтенной дамы
продолжалось недолго. Завидев оскорбителя, она завизжала, протянула вперед
руки и помчалась к нему с явным намерением вцепиться в лицо  и  выцарапать
глаза.
     Аршак насупился и обнажил меч. Ему не слишком  нравилась  идея  убить
женщину, но он видел, что другого выхода, похоже, Зоэ ему не  оставила.  К
тому же, если он прирежет эту кровожадную и алчную  бабищу,  народ  только
спасибо ему скажет.
     И тут случилось нечто странное.  Аршак  ощутил  сзади  на  своей  шее
прикосновение чьих-то невесомых рук. Он замер. Хотел было повернуться,  но
понял с неожиданной ясностью, что не может пошевелить ни рукой, ни  ногой.
Откуда-то  потянуло  холодом.  Перед  глазами  все  поплыло,   слилось   и
смешалось, однако равновесия он не терял,  как  будто  неведомый  источник
холода  поддерживал  его  каким-то  образом,  не  прикасаясь.  Образ   Зоэ
расплылся и исчез в мутном розовом водовороте. Он хотел закричать,  но  не
смог. Губы онемели, горло перехватило.
     Чей-то шелестящий голос проговорил:
     - Однако не нада напрягать себя.  Лучше  мало-мало  расслабиться.  Не
больна. Хорошо. Не нада бояться.
     "Кто боится-то?"  -  хотел  было  сказать  солдат,  но  вместо  этого
дернулся и провалился в мягкую темноту.


     - Прости, дорогой, - нежно говорила  Семирамис,  наматывая  на  палец
длинную черную прядь волос своего возлюбленного. - Я, наверное, не  должна
была показываться здесь в этой диадеме. Но твой подарок  настолько  хорош,
что мне хотелось, чтобы и другие увидели, как ты любишь меня.
     - Ладно, - проворчал Конан и высвободился. - Ты хорошо  спрятала  ее,
Семирамис?
     - Да уж  не  сомневайся.  -  Она  наклонилась  к  его  уху  и  громко
зашептала: - Я зарыла ее...
     - Стоп! - рявкнул варвар, прикрывая ее рот своей огромной  мозолистой
ладонью. - Женщина, неужели тебе нужно кричать  об  этом  на  весь  кабак?
Лучше помолчи. Скажешь потом.
     Она отстранилась с недовольным видом.
     - Как хочешь. Ты спросил - я хотела ответить... В последнее время  ты
стал очень груб со мной, Конан. Я уж подумываю, не поискать ли мне другого
мужчину. Который был бы ласков и внимателен...
     Не слушая попреков, Конан тянул себе и тянул красное винцо.
     Подумав, Семирамис сменила тему.
     - Зачем ты отпустил того солдата? - спросила она. - У других не  было
возможности  разглядеть  тебя  как  следует,  они  были   слишком   заняты
потасовкой. Но этот пялился на твою физиономию при свете факела  несколько
минут. Он сможет узнать тебя при встрече, даже если ты переоденешься.
     - Ну и что? - проворчал Конан. -  Ну  и  пусть  узнает.  У  меня  нет
привычки таиться по углам. Я не крыса.
     - Конечно, ты -  лев,  и  безумием  было  бы  спорить,  -  подхватила
Семирамис. - И все же его нужно было прирезать. Покойник не  проболтается.
Или ты, быть может, пожалел его?
     - Вот еще, - сказал Конан, опрокидывая в раскрытый рот  остатки  вина
из кувшина. - Я никого никогда не жалею, разве что детей  или  беспомощных
женщин. Просто не видел смысла марать руки. Неудачникам нет места в жизни,
и они сами уступают дорогу тем, кто сильнее и ловчее.
     - И удачливее, - вставила Семирамис.
     Конан кивнул.
     - Удача приходит к тем, кто не страшится испытаний, - сказал  варвар.
Он изрядно захмелел. - Вот почему, например, мне повезло? Да очень просто!
Боги благоволят к таким, как я. Я  встречаю  опасности  грудью,  с  высоко
поднятой головой! Я не рассчитываю ни на чью помощь и доверяю только  силе
своих рук и крепости своего старого меча! Когда в заброшенной  гробнице  я
дрался с мумией древнего царя...
     К  столику,  где  выхвалялся  подвыпивший  варвар,  стали   стекаться
благодарные слушатели. Некоторые из них откровенно потешались, внимая  его
наивной похвальбе, - но большинство знали, что  Конан  говорит  правду,  и
кивали, соглашаясь.
     Среди знакомых  физиономий  Конан  вдруг  различил  нечто  совершенно
странное. На него не мигая смотрел какой-то желтокожий человек с круглым и
плоским лицом. Пухлый рот и округлые безбородые щеки делали его похожим на
ребенка. Однако это был взрослый  мужчина,  маленького  роста,  худощавый,
узкоплечий. Что он делает в этом жутком обществе рослых крепышей?
     - Эй ты, - крикнул ему Конан поверх  голов,  -  недомерок...  Ты  кто
такой, а? Я тебя что-то раньше не видел.
     Две узкие черные щелки под пушистыми бровями тут же моргнули. Человек
понял, что обращаются к нему.  Странным  ломким  голосом,  от  которого  у
Абулетеса мурашки побежали по коже, он ответил:
     - Моя имя Ючэн из Кхитая. Ючэн. Ты Конан, ты  запоминай  это  имя.  Я
хочу быть знаком с тобой.
     Киммериец пожал тяжелыми плечами.
     - Если тебе этого хочется, Ючэн. Но сперва объясни мне, что толку мне
в таком друге, как ты? Я могу свернуть тебе шею одной рукой и  сомневаюсь,
что в бою ты мог бы быть мне полезен. Что до  краж  и  воровства...  Может
быть, ты и ловок, но разве кто-нибудь в Шадизаре может сравниться  в  этом
деле с Конаном-киммерийцем?
     - Ты Конан, ты очень высоко думать  о  себе,  -  бесстрастно  ответил
маленький человек. - Но ты хорошая мальчик. Я буду помогать.
     Все в кабаке, включая Семирамис и  Абулетеса,  застыли.  Худших  слов
этот заморыш и придумать не мог. Если он желал подружиться с Конаном,  ему
следовало превозносить его силу и ловкость и уж ни в коем случае не  нужно
было предлагать помощь.
     Конан побледнел от ярости и сжал кулак.
     - Ты хочешь сказать, что я могу нуждаться в помощи?
     Кхитаец покосился по сторонам, как показалось Абулетесу, с  хитрецой,
но когда он заговорил, он был само простодушие.
     - Нет, Конан, конечна нет. Я Ючэн, - я нуждаться в  помощи.  В  твоей
помощи. Ючэн - слабый, Конан - сильный. Ючэн -  бедный  кхитаец.  Конан  -
самый-самый ловкий.
     Удовлетворенный,  Конан  кивнул,  и,  к  удивлению  Абулетеса,   дело
обошлось без кровопролития.
     - Учти, Ючэн, я терпеть не могу слабаков, - сказал Конан.
     - Ючэн - не слабак. Ючэн просто  маленького  роста,  -  успокоительно
заметил кхитаец и, не дожидаясь приглашения, уселся за  столик.  -  Конан,
пусть твоя женщина уходит. Нада говорить. Нада секретна говорить.
     Семирамис вспыхнула от гнева.
     - Да как ты смеешь, грязная желтолицая обезьяна... - начала она.
     Неуловимым  движением  кхитаец  схватил  ее  за  руку,  и   Семирамис
неожиданно замерла и замолчала. На  ее  лице  проступило  недоумение.  Она
раскрыла рот, но не смогла больше произнести ни звука.
     Улыбнувшись Конану, Ючэн спросил:
     - Так пусть твоя женщина уходит?
     - Семирамис, - обратился к своей возлюбленной варвар, - ты же видишь,
что тут мужской разговор. Так что тебе лучше уйти.
     - Пусть твоя женщина скажет,  кто  такой  Ючэн.  Не  обезьяна.  Пусть
скажет по-настоящему.
     Кхитаец выпустил руку Семирамис. Женщина с трудом  перевела  дыхание,
метнула на Конана злобный взгляд и выпалила:
     - Свинья! Ленивая свинья! На твоих глазах меня подвергают пытке...
     - Какой пытке? - Конан недоумевал. - Я что-то не заметил, чтобы  тебе
сделали больно. Он просто взял тебя за руку...
     - Просто? Да я слова не могла вымолвить, пока он не убрал свои лапы!
     - Для женщина это пытка - не говорить, - сказал  Ючэн.  -  Но  теперь
пусть говорит. Кто такой Ючэн по-настоящему?
     - Да не обезьяна ты, не  обезьяна!  -  закричала  Семирамис,  готовая
разрыдаться. - Хоть и похож.
     Ючэн рассмеялся.
     - Теперь уходи, - сказал он. - Я буду говорить с твой хозяин.
     Последнее было уже чересчур для  вспыльчивой  девицы,  однако  взгляд
неподвижных черных глазок-щелок не сулил ей ничего хорошего, поэтому  она,
скрипнув  зубами,  повернулась  к  мужчинам  спиной  и  гордо   удалилась,
раскачивая бедрами.
     - Напрасно ты так, - сказал Конан. - Для  начала  запомни:  я  ей  не
хозяин.
     Ючэн удивился.
     - Ты платил, она делала для тебя хорошее. Ты - хозяин. Разве не  так?
Кто платит, тот хозяин. Я хочу быть хозяином. Я плачу тебе, ты делаешь для
меня что-то хорошее.
     Абулетес, краем уха подслушивающий  их  разговор,  помертвел.  Сейчас
точно начнется членовредительство. Возможно, придется  соскабливать  мозги
кхитайца с потолка... Сделать  киммерийцу  _т_а_к_о_е_  предложение!  Этот
Ючэн, должно быть, сошел с ума.
     Однако  ничего  не  произошло.  Спустя  несколько  секунд   Абулетес,
облегченно переводящий дух и вытирающий со лба  холодный  пот,  сообразил:
варвар был настолько дик и далек от восточной развращенности, что даже  не
слыхивал о том, чтобы мужчины делали любовные предложения другим мужчинам.
Видимо, непролазное  невежество  Конана  и  спасло  Ючэна  от  немедленной
расправы.
     Прошло еще несколько минут, и выяснилось, что кхитайца могло подвести
лишь скверное владение заморанским языком, на котором он изъяснялся хоть и
бойко, но с чудовищными ошибками. Речь шла об услуге,  весьма  далекой  от
той, которую оказывала Конану пылкая Семирамис.
     - Конан, - сказал маленький человек, -  ты  нуждаться  в  деньгах.  В
золоте. Тебе нужна много денег - покупать вино, женщин, удовольствия.  Мне
нужна одна вещь. Ты достаешь ее, я даю деньги.
     - Тебе нужно, чтобы я кое-что украл? - Конан  засмеялся.  -  Не  вижу
никаких препятствий. Скажи только - что именно, где оно находится, хотя бы
примерно, и я по нюху сыщу тебе твою  безделушку  так  легко,  словно  она
намазана пахучим веществом! Если, разумеется, твоя  цена  будет  для  меня
подходящей.
     - Цена подходящая, - сказал Ючэн. - Неподходящая  безделушка.  Трудно
взять.
     Кхитаец обернулся  и  неожиданно  встретился  глазами  с  Абулетесом.
Трактирщик вздрогнул  и  сердито  принялся  протирать  тарелку  засаленным
лоскутом.
     - Идем, - сказал кхитаец. - Ты великий  вор,  но  тот  человек  -  он
великий подслушиватель. Надо секретно говорить.
     Вместе они вышли из кабака и направились на улицу. В дверях мелькнуло
два силуэта: рослый, мускулистый - варвара и маленький, юркий -  кхитайца.
Потом они исчезли, словно  растворились  в  ярком  свете  жаркого  солнца,
пылавшего в этот час над Шадизаром.


     - Так о чем мы с тобой договариваемся, друг Ючэн? -  спросил  наконец
Конан, когда они с кхитайцем оказались на шумной площади. - Если ты слышал
обо мне хоть что-нибудь, то тебе известно, что я самый ловкий и умелый вор
во всем Шадизаре. Так что не думай, будто для меня существуют препятствия.
     Кхитаец в этот  момент  стоял  возле  лоточника,  торгующего  свежими
пирожками с рыбой. Он, казалось, не слушал похвальбы  своего  собеседника,
целиком поглощенный выбором пирожка. Тыча пальцем то в один, то в  другой,
он на ломаном заморанском выяснил, насколько свежа рыба и нет ли, случаем,
запеченных  в  тесте  кальмаров.  Лоточник,  с  ненавистью  поглядывая  на
настырного кхитайца, объяснял сквозь зубы, что рыба  свежая,  а  кальмаров
нет и не бывает. Кхитаец кивал, и блестящая тонкая  иссиня-черная  косичка
на спине извивалась, как живая.
     - Я немного покупать, - объявил Ючэн.
     - Плачу! - царственным жестом отстранил его от лоточника Конан.  -  Я
куплю тебе пару пирожков, если хочешь.
     Ючэн покивал и заулыбался.
     - Да, три пирожка - подходящее. Абулетес... как  правильно  выразить?
Он неаккуратный. Невкусно. Богиня - она учит: все должно быть чистое.
     - Какая еще богиня?
     - Шан, моя богиня. Ючэн жрец, Ючэн в джунглях. Там храм,  высокий,  с
золотой крышей. Богиня из камня, зеленого камня. Светится от солнца.
     Конан наморщил нос.
     - Какое мне дело до твоей богини! Абулетес неряха, это всем и каждому
известно. А ты, значит, чистоплюй?
     Кхитаец пожал плечами.
     Конан полез в кошелек, болтавшийся у  него  на  поясе,  чтобы  вынуть
оттуда несколько серебряных монет. Он хотел показать кхитайцу, что денег у
него куры не клюют и что он, Конан-киммериец,  не  очень-то  нуждается  во
всяких там маленьких желтолицых человечках с их посулами хорошо заплатить.
     Но денег в кошельке не было. Конан пошевелил пальцами внутри  мешочка
в поисках хотя бы одной-двух монет. Вместе с тем он лихорадочно соображал,
сколько дал вчера Семирамис, которая ныла, что нуждается в новом покрывале
для волос и новой шелковой юбке, поскольку старую молодой варвар  случайно
порвал, в нетерпении атакуя свою подружку. Нет, не мог  он  дать  ей  все.
Наверняка что-нибудь да оставил. Даже если был вчера очень пьян.
     - Что-то не так, Конан? - спросил Ючэн, с любопытством наблюдавший за
поведением киммерийца.
     - Проклятье, кажется, я все деньги отдал этой  чертовой  шлюхе!  -  в
сердцах сказал Конан. - Еще вчера  у  меня  тут  болталось  штук  двадцать
золотых, хорошая добыча после налета на одну меняльную лавочку...
     - Ц-ц-ц... - огорченно зацокал кхитаец и полез в свой кошелек, откуда
извлек две маленькие монетки странной  прямоугольной  формы.  -  Продающий
пирожки, возьми монеты моей родины. Это крупные монеты,  хорошие.  Видишь,
настоящее серебро. Ты выручишь за них много-много денег твоей родины. Твои
деньги хуже моих, дешевле. Дадут больше.
     Лоточник недоверчиво взял странные квадратики и прикусил  их  зубами.
Результаты исследования, видимо, удовлетворили его, потому  что  он  лично
выбрал для кхитайца три самых  крупных  пирожка  да  еще  и  поклонился  в
придачу.
     Ючэн жизнерадостно, совсем по-детски,  начал  кусать  пирожок  своими
мелкими белыми зубами, всякий раз причмокивая. Конан между тем  продолжал,
бормоча себе под нос, исследовать кошелек.
     - Говоришь не давал женщине все деньги?  -  спросил  Ючэн  с  набитым
ртом. - Это хорошо. Это правильно. Только вот что в твоем кошельке, Конан.
     С этими словами Ючэн протянул свою тонкую смуглую руку и просунул  ее
в отверстие, сделанное  острым,  как  бритва,  ножом,  в  днище  кошелька.
Сунувшись в мешочек, Конан вдруг увидел, как там извиваются ловкие  тонкие
пальцы кхитайца.
     - Дырка, - сказал Ючэн, сияя. -  Однако  хороший  вор.  Незаметный  и
быстрый. Обокрал тебя, а ты и не заметил.
     Не веря своим глазам, Конан  уставился  на  дыру.  Несомненно,  здесь
поработал опытный карманник. В считанные секунды он вспорол брюхо Конанову
кошельку и опустошил его, после  чего  исчез  бесследно,  растворившись  в
толпе, которая кишела на шадизарском базаре. Киммериец  едва  не  застонал
при мысли о том, что ворюга действовал как раз в  тот  момент,  когда  он,
Конан,  громко  похвалялся,  рассказывая  простодушному  Ючэну,  какой  он
замечательный вор, и претендуя чуть ли не на титул короля воров. Бешенство
овладело им, и, рыча от ярости, Конан  хватил  своим  могучим  кулаком  по
прилавку, где торговали спелыми дынями. По несчастливой случайности  кулак
угодил прямо в дыню. Овощ разлетелся на куски, сок и мякоть  забрызгали  и
продавца, и случившегося поблизости покупателя, и самого  Конана,  залепив
последнему глаза.  Оглашая  окрестности  громкими  проклятиями,  киммериец
протер глаза и машинально сунул мякоть в рот.
     Побледневший торговец приподнялся  и,  часто  облизывая  от  волнения
губы, начал требовать, чтобы ему возместили убыток.
     -  Я  потерял  товар!  -  вопил  он,  брызгая  слюной.  -  Я  потерял
покупателя! Ты вдвойне должен мне, невоспитанный болван!
     Конан молчал, медленно свирепея. Его  ярость  достигла  того  накала,
когда еще немного - и варвар превратится в небольшое  стихийное  бедствие,
сокрушающее на своем пути и правого, и виноватого.
     Поскольку Конан молчал, торговец продолжал наступать.
     - Понаехали в  Шадизар!  -  надрывался  он.  -  Куда  только  смотрит
гвардия! Вор на воре, жулик на жулике, а теперь еще и  грабят  средь  бела
дня!
     Ючэн оттеснил Конана от прилавка и посмотрел торговцу  в  глаза.  Тот
замолчал на полуслове, приоткрыв рот.
     - Хорошо, - одобрительно сказал  Ючэн.  -  Вы  оба  умылись  и  умыли
покупателя. Сок дыни хорошо для кожи. В Заморе много пыли. В  Кхитае  пыли
нет.
     Пока ошеломленный торговец моргал, пытаясь сообразить,  что  все  это
значит, маленький кхитаец спокойно взял киммерийца  за  руку  и  увел  его
подальше от прилавка. Торговец смотрел ему вслед  готовый  каждую  секунду
разразиться новой бранной тирадой. До него так и не дошло, что Ючэн только
что спас ему жизнь.
     Наконец Конан тяжело перевел дыхание. Его глаза горели злобным огнем.
     - Жаль, что это была не голова того  вора,  -  сказал  он  хрипло.  -
Клянусь, я размозжил бы ему череп!
     - Это ты мог бы сделать, - кивнул Ючэн. - Но это.... как сказать?  Он
все равно будет более ловкий, чем ты.
     - Мертвый не будет, - мрачно заявил Конан. - И ловкость рук  ему  уже
не поможет.
     - Слушай,