еры,
     Везде фарфор китайский с серебром,
     У зеркала ..........


МО ИГО
     Садится солнце за горой,
     Туман дымится над болотом,
     И вот дорогой столбовой
     Летят, склонившись над лукой,
     Два всадника лихим полетом.
     Один -- высок и худощав,
     Кобылу серую собрав,
     То горячит нетерпеливо,
     То сдержит вдруг одной рукой.
     Мал и широк в плечах другой.
     Храпя мотает длинной гривой
     Под ним саврасый скакунок,
     Степей башкирских сын счастливый.
     Устали всадники. До ног
     От головы покрыты прахом.
     Коней приезженных размахом
     Они любуются порой
     И речь ведут между собой.
     "Монго, послушай-тут направо!
     Осталось только три версты".
     "Постой! уж эти мне мосты!
     Дрожат и смотрят так лукаво".
     "Вперед, Маешка! только нас
     Измучит это приключенье,
     Ведь завтра в шесть часов ученье!"
     "Нет, в семь! я сам читал приказ!"
     442
     Но прежде нужно вам, читатель,
     Героев показать портрет:
     Монго -- повеса и корнет,
     Актрис коварных обожатель,
     Был молод сердцем и душой,
     Беспечно женским ласкам верил
     И на аршин предлинный свой
     Людскую честь и совесть мерил.
     Породы английской он был --
     Флегматик с бурыми усами,
     Собак и портер он любил,
     Не занимался он чинами,
     Ходил немытый целый день,
     Носил фуражку набекрень;
     Имел он гадкую посадку:
     Неловко гнулся наперед
     И не тянул ноги он в пятку,
     Как должен каждый патриот.
     Но если, милый, вы езжали
     Смотреть российский наш балет,
     То, верно, в креслах замечали
     Его внимательный лорнет.
     Одна из дев ему сначала
     Дней девять сряду отвечала,
     В десятый день он был забыт --
     С толпою смешан волокит.
     Все жесты, вздохи, объясненья
     Не помогали ничего...
     И зародился пламень мщенья
     В душе озлобленной его.
     Маешка был таких же правил:
     Он лень в закон себе поставил,
     Домой с дежурства уезжал,
     Хотя и дома был без дела;
     Порою рассуждал он смело,
     Но чаще он не рассуждал.
     Разгульной жизни отпечаток
     Иные замечали в нем;
     Печалей будущих задаток
     Хранил он в сердце молодом;
     443


     Его покоя не смущало,
     Что не касалось до него;
     Насмешек гибельное жало
     Броню железную встречало
     Над самолюбием его.
     Слова он весил осторожно
     И опрометчив был в делах;
     Порою: трезвый-врал безбожно,
     И молчалив был -- на пирах.
     Характер вовсе бесполезный
     И для друзей и для врагов...
     Увы! читатель мой любезный,
     Что делать мне -- он был таков!
     Теперь он следует за другом
     На подвиг славный, роковой,
     Терзаем пьяницы недугом, --
     Изгагон мучим огневой.
     Приюты неги и прохлады --
     Вдоль по дороге в Петергоф,
     Мелькают в ряд из-за ограды
     Разнообразные фасады
     И кровли мирные домов,
     В тени таинственных садов.
     Там есть трактир... и он от века
     Зовется "Красным кабачком",
     И там -- для блага человека
     Построен сумасшедших дом,
     И там приют себе смиренный
     Танцорка юная нашла.
     Краса и честь балетной сцены,
     На содержании была:
     N. N., помещик из Казани,
     Богатый волжский старожил,
     Без волокитства, без признаний
     Ее невинности лишил.
     "Мой друг! -- ему я говорил, --
     Ты не в СВОИ садишься сани,
     Танцоркой вздумал управлять!
     Ну где тебе<<...>".
     444
     Но обратимся поскорее
     Мы к нашим буйным молодцам.
     Они стоят в пустой аллее,
     Коней привязывают там,
     И вот, тропинкой потаенной,
     Они к калитке отдаленной
     Спешат, подобно двум ворам.
     На землю сумрак ниспадает,
     Сквозь ветви брезжит лунный свет
     И переливами играет
     На гладкой меди эполет.
     Вперед отправился Маешка;
     В кустах прополз он, как черкес,
     И осторожно, точно кошка,
     Через забор он перелез.
     За ним Монго наш долговязый,
     Довольный этою проказой,
     Перевалился кое-как.
     Ну, лихо! сделан первый шаг!
     Теперь душа моя в покое, --
     Судьба окончит остальное!
     Облокотившись у окна,
     Меж тем танцорка молодая
     Сидела дома и одна.
     Ей было скучно, и, зевая,
     Так тихо думала она:
     "Чудна судьба! о том ни слова --
     На матушке моей чепец
     Фасона самого дурного,
     И мой отец -- простой кузнец!..
     А я -- на шелковом диване
     Ем мармелад, пью шоколад;
     На сцене -- знаю уж заране --
     Мне будет хлопать третий ряд.
     Теперь со мной плохие шутки:
     Меня сударыней зовут,
     И за меня три раза в сутки
     Каналью повара дерут,
     Мой Pierre не слишком интересен,
     Ревнив, упрям, что ни толкуй,
     445


     Не любит смеху он, ни песен,
     Зато богат и гдуп,<...>
     Теперь не то, что было в школе:
     Ем за троих, порой и боле,
     И за обедом пью люнель.
     А в школе... Боже! вот мученье!
     Днем -- танцы, выправка, ученье,
     А ночью -- жесткая постель.
     Встаешь, бывало, утром рано,
     Бренчит уж в зале фортепьяно,
     Поют все врозь, трещит в ушах;
     А тут сама, поднявши ногу,
     Стоишь, как аист, на часах.
     Флери хлопочет, бьет тревогу...
     Но вот одиннадцатый час,
     В кареты всех сажают нас.
     Тут у подъезда офицеры,
     Стоят все в ряд, порою в два...
     Какие милые манеры
     И все отборные слова!
     Иных улыбкой ободряешь,
     Других бранишь и отгоняешь,
     Зато -- вернулись лишь домой --
     Директор порет на убой:
     Ни взгляд не думай кинуть лишний,
     Ни слова ты сказать не смей...
     А сам, прости ему всевышний,
     Ведь уж какой прелюбодей!.."
     Но тут в окно она взглянула
     И чуть не брякнулась со стула.
     Пред ней, как призрак роковой,
     С нагайкой, освещен луной,
     Готовый влезть почти в окошко.
     Стоит Монго, за ним Маешка.
     "Что это значит, господа?
     И кто вас звал прийти сюда?
     Ворваться к девушке -- бесчестно!.."
     "Нам, право, это очень лестно!"
     "Я вас прошу: подите прочь!"
     "Но где же проведем мы ночь?
     416
     Мы мчались, выбились из силы..."
     "Вы неучи!"-"Вы очень милы!.."

     "Чего хотите вы теперь?
     Ей-богу, я не понимаю!"
     "Мы просим только чашку чаю!"

     "Панфишка! отвори им дверь!"
     Поклон отвесивши пренизко,
     Монго ей бросил нежный взор,
     Потом садится очень близко
     И продолжает разговор.
     Сначала колкие намеки,
     Воспоминания, упреки,
     Ну, словом, весь любовный вздор.

     И нежный вздох прилично томный
     Порхнул из груди молодой...
     Вот ножку нежную порой
     Он жмет коленкою нескромной,
     И говоря о том о сем,
     Копаясь, будто бы случайно
     Под юбку лезет, жмет корсет,
     И ловит то, что было тайной,
     Увы, для нас в шестнадцать лет!
     Маешка, друг великодушный,
     Засел поодаль на диван,
     Угрюм, безмолвен, как султан.
     Чужое счастие нам скучно,
     Как добродетельный роман.
     Друзья! ужасное мученье
     Быть на пиру<...>
     Иль адъютантом на сраженье
     При генералишке пустом;
     Быть на параде жалонером
     Или на бале быть танцором,
     Но хуже, хуже во сто раз
     Встречать огонь прелестных глаз
     И думать: это не для нас!
     Меж тем Монго горит и тает..
     Вдруг самый пламенный пассаж
     447


     Зловещим стуком прерывает
     На двор влетевший экипаж:
     Девятиместная коляска
     И в ней пятнадцать седоков...
     Увы! печальная развязка,
     Неотразимый гнев богов!..
     То был N. N. с своею свитой:
     Степаном, Федором, Никитой,
     Тарасом, Сидором, Петром,
     Идут, гремят, орут. Содом!
     Все пьяны... прямо из трактира,
     И на устах -- <->
     Но нет, постой! умолкни лира!
     Тебе ль, поклоннице мундира,
     Поганых фрачных воспевать?..
     В истерике младая дева...
     Как защититься ей от гнева,
     Куда гостей своих девать?..
     Под стол, в комод иль под кровать?
     В комоде места нет и платью,
     Урыльник полон под кроватью...
     Им остается лишь одно:
     Перекрестясь, прыгнуть в окно...
     Опасен подвиг дерзновенный,
     И не сносить им головы!
     Но вмиг проснулся дух военный --
     Прыг, прыг!.. и были таковы...
     Уж ночь была, ни зги не видно,
     Когда, свершив побег обидный
     Для самолюбья и любви,
     Повесы на коней вскочили
     И думы мрачные свои
     Друг другу вздохом сообщили.
     Деля печаль своих господ,
     Их кони с рыси не сбивались,
     Упрямо убавляя ход,
     Они <...'> спотыкались,
     443
     И леность их преодолеть
     Ни шпоры не могли, ни плеть.
     Когда же в комнате дежурной
     Они сошлися поутру,
     Воспоминанья ночи бурной
     Прогнали краткую хандру.
     Тут было шуток, смеху было!
     И право, Пушкин наш не врет,
     Сказав, что день беды пройдет,
     А что пройдет, то будет мило...
     Так повесть кончена моя,
     И я прощаюсь со стихами,
     А вы не можете ль, друзья,
     Нравоученье сделать сами?..