проговорил  он,  желая  удостовериться,  что  не
ослышался. - Вы бывший муж Коуди и отец Кетти?
   Улыбка сошла с лица незнакомца.
   - Да, я был некоторое время женат на Коуди, - проговорил он.
   Он помолчал и указал на свое кресло.
   - Вы, вероятно, удивлены моим увечьем, - продолжил он, как бы меняя  тему
разговора. - Большинство любопытствует, хотя и старается не показать виду. Я
полностью парализован от пояса и ниже.
   - Коуди не говорила мне об этом.
   Человек засмеялся:
   - Это меня не удивляет. Она никогда не считала меня инвалидом, сколько бы
я ни жаловался. Без нее я никогда бы  не  стал  преуспевающим  архитектором,
каким являюсь сейчас. Она не позволяла мне сдаться. Он вздохнул.
   - Собственно, все не так уж плохо, как кажется. Мой дом оборудован, чтобы
я мог справляться со своим недугом, и я хорошо зарабатываю, проектируя  дома
для  других  инвалидов.  Мой  рафик  позволяет  мне  ежедневно  выезжать   и
возвращаться из моего офиса, так что я вполне могу себя обеспечивать.
   Он засмеялся:
   - Конечно, это все, что я могу, если вы понимаете, что я хочу сказать.
   Он взглянул на официантку, чтобы намек был еще яснее.
   - Кроме музыки и чтения книг. Я  преданный  фанатик  мистерий  и  романов
ужасов. А Коуди, да благословит бог ее душу, всегда присылает мне  книжки  к
Рождеству и на дни рождения.
   Дикона интересовало, почему этот человек все ему рассказывает, но  он  не
хотел казаться грубым. У Генри Кокса была причина хотеть повидаться с ним, и
его интересовало, что же это за причина.
   - И как давно вы.., нездоровы? - спросил он.
   - О, это несчастный случай... В детстве, мистер Броуди. Нырнул на слишком
мелком месте. Безумие, что  не  сделаешь  в  десять  лет,  чтобы  произвести
впечатление на друзей, не так ли?
   Коуди раздумывала, открывать ли дверь на звонок.  Она  не  хотела  никого
видеть и ни с кем разговаривать. Глаза у нее  были  красными  от  слез,  она
дрожала с головы до ног.
   - Кто там? - спросила она, стараясь говорить непринужденнее, несмотря  на
тяжесть на сердце, - Это я, Коуди, - проговорил Дикон с  другой  стороны.  -
Открой.
   Трясущимися пальцами Коуди взялась за засов. Голос  его  был  ужасен.  Он
знает! Набрав воздуха, она распахнула дверь. Но взглянуть  ему  в  глаза  не
было сил...
   Дикон прошел вовнутрь, захлопнув за собой дверь  так,  что  дом  чуть  не
развалился. Коуди сделала шаг назад, напуганная его убийственным взглядом.
   - Что ты из себя воображаешь? - проговорил он сквозь сжатые зубы. Он сжал
кулаки.
   Она вздрогнула от звука его голоса. Никогда в жизни  она  не  видела  его
столь разозленным, даже в ту ночь тринадцать лет назад, когда  она  сказала,
что не хочет его видеть больше никогда в жизни.
   - Дикон, подожди, я объясню. Я хотела сказать тебе, - в  голосе  ее  явно
звучал страх.
   Он схватил ее и притянул так близко, что она могла видеть свое  отражение
в его глазах.
   - Когда, Коуди? Когда ты собиралась сказать мне, что это я настоящий отец
Кетти?

Глава 10

   Комната, казалось, завертелась  вокруг,  когда  он  произнес  эти  слова,
бросив обвинение ей в лицо. Годами она думала об  этой  сцене,  размышляя  и
воображая, что бы он сказал, если бы когда-нибудь узнал. Генри  предупреждал
ее, что  может  настать  такой  день,  несмотря  на  всю  ее  уверенность  в
противном. Она никогда не собиралась встречаться снова с Диконом Броуди.
   Коуди облизнула губы... В горле моментально пересохло...
   - Как ты узнал? К тебе приходил мистер Ферчайлд?
   - Я только  что  мило  побеседовал  с  Генри  Коксом.  Он  заставил  меня
поверить, что я отец Кетти.
   Коуди попыталась остановить дрожащие руки, сцепив их перед собой.
   - Дикон, я понимаю, что ты мне не поверишь, но я много раз хотела сказать
тебе, У меня до сих  пор  остались  письма,  которые  я  писала  тогда.  Это
действительно облегчение, что ты, наконец, знаешь...
   - Кончай болтовню, Коуди, лучше просто скажи мне правду.
   - Это долгий разговор.
   - Ни один из нас не выйдет из этой комнаты, пока  ты  не  расскажешь  мне
правду.
   - Можно мне сесть?
   У нее так дрожали ноги, что она не была уверена, садится она или падает.
   - Пошли, - он кивком показал на диван. Затем  он  внезапно  отпустил  ее.
Коуди прошла к дивану и села на его край. Она массировала запястье, где  все
еще виднелись отпечатки его пальцев.
   - Не знаю, с чего начать.
   - Почему бы тебе не начать  там,  где  мы  расстались?  -  предложил  он,
скрестив руки на своей широкой груди. - Начни с той ночи, когда ты дала  мне
отставку.
   - Я никогда не хотела тебя бросать  и  сделала  это  только  потому,  что
любила тебя. Я любила тебя больше, чем саму жизнь, Дикон. Верь мне.
   - Сейчас я вообще не знаю, чему верить. Продолжай.
   Его слова ранили ее, но, наверное, большего она и не заслуживала,  думала
она.
   -  Дикон,  я  хотела  выйти  за  тебя...  Мечтала  с  пятнадцати  лет,  -
проговорила она. - Я только об этом и думала, пока училась в школе.  Но,  во
имя неба, мы были так молоды, едва  окончили  учебу.  У  нас  даже  не  было
работы...
   Его лицо говорило, что все, ею сказанное, ни о чем не говорило.
   - Правда в том, что я не хотела, чтобы ты был как твой отец. Я не хотела,
чтобы ты состарился раньше времени, работая  на  текстильной  фабрике.  А  я
знала, что если ты останешься в Калгари, другого пути нет, Я не хотела мести
и скрести по сусекам, чтобы накормить наших ребятишек, как  это  приходилось
делать твоим родителям. И я знала, что ты станешь  несчастным,  если  будешь
так жить.
   Глаза ее мерцали от слез.
   -  Я  боялась,  что,  в  конце  концов,  ты  возненавидишь  меня,  -  она
отвернулась. - Конечно, в ту ночь, когда мы  расстались,  я  не  знала,  что
беременна. Когда я об этом узнала, то написала тебе  длинное  письмо,  затем
позвонила твоей матери узнать адрес, но...
   - Но - что?
   - Ну, она сказала мне, что ты днями и ночами репетируешь с Мери-Лу  и  ее
группой. И стал очень нервным к тому же...
   Она помолчала.
   - Я не хотела ничего делать, чтобы ломать твою жизнь...
   - Почему же ты ничего не предприняла, когда  я  уже  заключил  договор  с
Мери-Лу?
   - Дикон, я послала тебе письмо  по  почте,  как  только  узнала,  что  ты
получил работу. И неделями ждала ответа. Затем однажды  письмо  вернулось  с
пометкой "Адресат не  числится".  Потом  я  узнала,  что  ты  разъезжаешь  с
Мери-Лу, а мелкие бульварные газетенки заполнены историями о ее новой любви.
   - Все было преувеличением, не более,  -  возразил  он.  -  Я  никогда  не
прикасался к ней до тех пор, пока  не  узнал  о  тебе  и  Генри  Коксе.  Что
заставляет меня задать следующий вопрос: как он попал во все это?
   - В то время я  оставалась  в  семье  у  Генри,  ожидая,  когда  начнутся
занятия. Коксы были старыми друзьями моих родителей.
   Она помолчала.
   - Генри и я подружились. Он  показывал  мне  окрестности,  а  я  в  ответ
думала, как ему помочь. Он был весьма подавлен из-за.., ну, из-за того,  что
не мог делать то, что могли , другие.
   Коуди вздохнула и почувствовала, как по щекам текут слезы.
   - В то время казалось логичным, что мы с Генри поженились. Я все  сказала
ему, и, хотя он советовал мне пойти к тебе и сказать всю правду, я не могла.
   - Ты хоть понимаешь, на что  ты  обрекла  меня,  Коуди?  Узнать,  что  ты
выходишь замуж и ждешь ребенка? Я чувствовал себя, как последний дурак. Я не
мог представить себе, что ты кого-то встретила и так быстро заимела ребенка,
если только ты не встречалась с ним намного раньше.
   - Я знаю, как это должно было выглядеть,  и  очень  сожалею,  Дикон.  Но,
думаю, у меня не было другого выхода.
   Это объяснение не тронуло его.
   - А что обо всем думали родители Генри?
   - Его родители  относились  ко  мне,  как  к  дочери.  Когда  я  и  Генри
рассказали им о моем положении  и  решении,  которое  мы  приняли,  они  его
полностью  одобрили.   Они   знали,   что   я   не   собиралась   взваливать
ответственность на их сына, а просто хотела дать своему ребенку его имя.
   Теперь слезы лились ручьем.
   - А сам Генри сказал, что вряд ли когда-нибудь женится или заведет детей.
Мистер и миссис Кокс всегда обращались с Кетти, как с  внучкой  и  они  были
очень добры ко мне, когда я потеряла родителей.
   - И что потом? Ты отшила беднягу Генри тоже, получив  от  него  все,  что
тебе надо?
   Ей было больно узнать, что он так плохо о ней думает.
   - Собственно, это он отказался от меня. Когда же Дикон удивленно поглядел
на нее, она продолжала:
   - Мы были вместе, пока не кончили колледж. Кетти тогда исполнилось четыре
года и мы решили, что никто не будет  задавать  никаких  вопросов,  когда  я
вернусь в Калгари. Что так и было, так как я сказала им, что Кетти  родилась
недоношенной. А поскольку никто лично не  видел  Генри,  они  и  понятия  не
имели, что он не мог... - она покраснела. - Но ты знаешь.
   - Заниматься с тобой любовью? - прорычал он.
   Она кивнула.
   - Так почему же, если все шло прекрасно, он оставил тебя?
   У нее глаза снова наполнились слезами.
   - Он не хотел быть мне обузой. - Коуди вытерла слезы. - Он сказал, что  я
заставила его поверить в себя, что он больше  ни  в  ком  не  нуждается  для
присмотра за ним. Он хочет, чтобы я нашла человека и вела нормальную  жизнь.
Я хотела остаться, но боялась, что он решит, что я делаю это из жалости. Так
что я вернулась к родителям, и мы подали на развод.
   Дикон тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.
   - Ну, а Кетти? Она считает, что Генри - ее отец?
   Коуди едва слышно проговорила:
   - Да.
   Ему показалось, что она ударила его.
   - Как ты могла, Коуди? Как ты могла носить ребенка и не сказать мне?  Как
ты могла лгать собственной дочери о столь важном?
   Она захлебнулась рыданием.
   -  Я  только  делала  так,  как  считала  лучше.  Мне  тогда  было  всего
девятнадцать, Дикон. Возможно, что это не совершенное решение, но  это  было
единственным логичным в то время.  Кроме  того,  Генри  всегда  был  добр  к
Кетти...
   - Возможно. Но он никогда не принимал активного участия в ее  жизни.  Так
ведь?
   -  Для  него  нелегко  проделывать  одному  путешествие  из  Дюрхема.  Он
приезжает на Рождество и День Благодарения, и  никогда  не  пропускает  день
рождения Кетти. Он часто звонит.
   Она хлюпнула носом.
   - И Кетти любит его.
   - Итак, ты собираешься лгать девочке всю жизнь? - спросил он.
   - Нет, я несколько раз собиралась сказать ей. Но сначала заболел, а потом
умер мой отец. Я еще не оправилась от потрясения, как умерла мать.  Затем  я
занялась обновлением дома, чтобы можно было жить и...
   - У тебя на все есть оправдания?
   - Я не пытаюсь оправдываться, я хочу, чтобы ты понял, Дикон.
   - Хорошо, но я не понимаю. Не понимаю, как ты могла  отбрасывать  меня  в
сторону все эти годы и никогда не пойму, почему ты скрыла от меня мою  дочь.
Я имел право это знать, Коуди. Законное и  моральное  право  знать  о  своем
ребенке.
   Он пошел к двери.
   - Куда ты идешь?
   Он обернулся и взглянул на нее.
   - Я иду на работу. В ночлежку. Вернусь через пару дней за одеждой.
   - Ты съезжаешь?
   - Да. Я буду жить в ночлежке. Я хочу отработать свои  часы  и  уехать  из
этого городишки раз и навсегда.
   Она встала и подошла к нему.
   - А как же  с  благотворительным  вечером?  И  со  всеми  теми,  кого  мы
пригласили?
   - Про это я не забыл.
   Он открыл дверь и добавил:
   - А пока отсылай счета в ночлежку, - затем Дикон вышел из холла и  закрыл
за собой дверь.
   Когда в три тридцать Кетти вернулась домой, она застала  мать  на  кухне,
сидящей за столом и глазеющей на чашку  кофе.  Она  даже  не  посмотрела  на
девочку, когда та вошла в комнату.
   - Ма?
   Коуди вздрогнула.
   - Ой, извини, дорогая. Я и не слышала, как ты пришла. Ну, как в школе?
   Кетти села за стол и изучила лицо матери.
   - Что-то не так, ты плакала? Что случилось?
   Коуди потянулась и взяла руку дочери в свою. Боже,  как  она  любила  эту
девочку! Она никогда не желала причинить ей боль. Но она знала,  что  должна
подготовить ее к статье, которую напишет Майлз Ферчайлд.
   - Кетти, нам надо поговорить.
   День благотворительного вечера выдался ярким. Коуди едва  успела  принять
душ и переодеться, как начал  звенеть  звонок.  Первая  группа  приехала  на
рафике и привезла складные столики. Коуди показала им,  как  расставлять  на
заднем дворике столы и стулья. На деревьях  были  повешены  маленькие  белые
лампочки  и  по  окружности  двора  расставлены  факелы,  которые  придавали
праздничный вид и отгоняли москитов.
   Для Коуди день был напряженным и она попросила Кетти  открывать  дверь  и
руководить движением, а сама занялась приготовлением  пищи.  Хотя  поставщик
снабжал их едой в горячем виде, Коуди готовила подносы с  сыром,  овощами  и
фруктами.
   Прибыла группа охраны, прочесала всю площадь, прикрепила добавочные замки
на кованые ворота  и  пообещали  скоро  вернуться  в  униформе.  Хотя  кучка
знаменитостей собиралась провести ночь в Калгари в различных частных  домах,
большинство из них улетало после вечера. В маленький аэропорт был  доставлен
добавочный персонал, чтобы обслужить тех, у кого были  личные  самолеты.  За
транспортом и размещением по домам присматривал сам Дикон.
   Верный своему слову, он переехал из своей квартиры в ночлежку. Хотя он  и
звонил Коуди пару раз, чтобы  обсудить  благотворительный  вечер  и  однажды
заехал  забрать  мешок  с  письмами  от  поклонников,  который  прислал  его
менеджер, голос его был злым и не располагающим к личным дискуссиям.
   Когда Коуди рассказала Кетти правду о  ее  рождении,  у  девочки  отвисла
челюсть.
   - Я давно собиралась сказать тебе, - объяснила Коуди, - но  время  всегда
оказывалось  неподходящим.  Я  сожалею,  Кетти,  право,  сожалею,  что   мне
приходилось обманывать тебя.
   Кетти простила ее, хотя Коуди видела, что новость  сильно  уязвила  дочь.
Хотя она и радовалась, что оказалась дочерью  знаменитости,  все  равно  она
чувствовала привязанность к Генри  Коксу.  Сам  Генри  позвонил  и  объяснил
Коуди, что  рассказал  Дикону  правду  потому  что  к  нему  приходил  Майлз
Ферчайлд. Он почувствовал,  что  настало  время  биологическому  отцу  Кетти
узнать истину.
   - Мне не нравятся такие увертки, Коуди. Ты ведь знаешь, что  я  с  самого
начала был против того, чтобы скрывать эту историю.  Ее  отец  должен  знать
правду. Кроме  того,  мистер  Ферчайлд  не  замедлит  опубликовать  то,  что
разведал.
   Она знала, что Генри прав.
   Ее вина  была  огромна.  Она  использовала  имя  Генри,  лгала  дочери  и
причинила большую боль Дикону своей тайной. Теперь все всплыло  наружу.  Она
лишь надеялась на то, что Кетти не очень пострадает от этого обмана, а Дикон
когда-нибудь простит ее. Но сейчас это было маловероятно. По телефону  Дикон
никоим образом не проявлял  готовность  к  прощению.  Она  чувствовала,  что
обманула его не один раз, а дважды и не надеялась на прощение.
   К полудню все кишело репортерами и  газетчиками.  Дороги  были  забиты  и
шериф привел две дюжины  помощников,  чтобы  поддерживать  порядок.  Все  же
казалось, что каждый житель Калгари нашел  местечко  на  дороге,  где  шериф
заблокировал часть, оградив ее желтой полицейской  лентой.  Внутри  розового
викторианского строения все было как нельзя лучше. Коуди не могла перейти из
одной комнаты в другую, чтобы не  натолкнуться  на  дюжину  людей.  Она  уже
начала беспокоиться, станет ли когда-нибудь жизнь тихой и нормальной.
   Мигали  вспышки  и  доносился  рев  толпы.  Вскоре  после  семи   прибыли
знаменитости - женщины в бальных платьях и мужчины  в  смокингах.  На  Коуди
было простое персиковое платье для коктейлей. Хотя Дикон прислал ей денег на
бальное платье, она вернула их ему  и  сшила  для  себя  и  Кетти  на  своей
старенькой  швейной  машинке  то,  что  считала   нужным.   Дочь   выглядела
очаровательно в длинном платье из хлопка, отделанного мережкой.
   В восемь прибыл Дикон в  смокинге  в  сопровождении  членов  его  группы,
одетыми, как и он. Хотя группа установила свою аппаратуру  раньше,  у  Коуди
почти не  было  шансов  поговорить  с  ними.  Кетти  поспешила  к  Дикону  и
обменялась крепким объятием, пока Коуди,  совершенно  потерянная,  стояла  в
стороне. Она заметила, что он  даже  не  взглянул  на  нее,  а  когда  Майлз
Ферчайлд шагнул вперед,  чтобы  сделать  фото,  глаза  его  стали  угрожающе
злобными.
   Репортер исчез в толпе.
   К  девяти  вечер  был  в  полном  разгаре.  Длинный  буфетный  стол   под
бело-зеленым навесом был заставлен провизией. В залах мерцали свечи и стояли
свежие цветы. Под другим  шатром  играл  маленький  оркестрик,  нанятый  для
развлечения  гостей.  Маленькие  белые  подсветы  придавали  всему   немного
сказочный вид и Кетти не могла скрыть возбуждения. Когда Дикон пригласил  ее
танцевать, Коуди подумала,  что  она  рухнет  в  обморок.  Они  протанцевали
несколько танцев, оживленно разговаривая друг с другом, и Коуди не могла  не
задумываться, о чем же они беседуют.
   Смутно она осознавала, что к ней подошла и что-то  ей  говорит  Мейбелин.
Коуди заморгала,  увидев  огромную  женщину,  затянутую  в  черное  вечернее
платье, которое, очевидно, должно было скрывать ее излишний вес.
   - Какой прекрасный вечер, Коуди, - проговорила толстуха. Ее обвислые щеки
пылали от возбуждения.
   Когда Коуди ответила, голос ее прозвучал довольно холодно:
   - Благодарю, Мейбелин. Надеюсь, ты хорошо проведешь время.
   - Прекрасно, ты и представить не  можешь,  как  я  была  удивлена,  когда
мистер Броуди попросил приютить у меня в доме моего любимого  певца.  Ну,  -
она сделала паузу, чтобы набрать дыхания, - первое,  что  я  сделала  -  это
наняла команду маляров. Я, конечно же, не могла  позволить  такому  человеку
жить в плохих условиях. Она наклонилась поближе:
   - Я надеюсь, мистер Броуди возместит мне расходы, если  ты  понимаешь,  о
чем я говорю... Он, конечно же, может...
   - Тебе лучше обсудить это лично с ним,  -  ответила  Коуди.  -  А  теперь
извини, но мне надо заняться гостями.
   Десерт состоял из вишневого торта  и  различных  фруктов  и  сыров.  Кофе
подавался в высоких серебряных кофейниках, а официанты  получали  заказы  на
послеобеденные  коктейли.  Коуди  тщетно  пыталась  застать  Дикона  одного.
Наконец, в одиннадцать Броуди и его оркестр вышли на сцену.
   - Добрый вечер, леди и джентльмены, - проговорил Дикон в  микрофон.  -  Я
надеюсь, вы хорошо провели время.
   В толпе послышались бормотания и краткие аплодисменты.
   - Вы все знаете  причину  нашей  встречи,  так  что  я  буду  краток.  Мы
попросили администратора главного госпиталя Калгари  присутствовать  сегодня
здесь...
   Дикон сделал паузу и нашел глазами пожилого человека, стоящего в стороне.
   - Мистер Барнет, не будете ли вы так любезны подойти к микрофону?
   Дикон подождал, пока этот человек не встал рядом с  ним,  а  затем  снова
сосредоточил свое внимание на собравшихся.
   - Когда мне было десять лет, моя сестренка заболела лейкемией,  -  сказал
Броуди чуть спустя. - Тогда у заболевших этой  болезнью  было  мало  шансов,
особенно в таком  местечке,  как  Калгари,  Северная  Каролина.  Моя  сестра
умерла. Он снова помолчал.
   - Я думаю, тогда же  умерла  и  какая-то  частица  меня  самого.  Я  стал
ожесточенным. С тех пор  со  мной  случилось  много  хорошего.  Конечно  же,
последний год - один из худших в моей жизни, и я опять почувствовал  горечь.
Но, поверьте, для тех, кто страдал, приходит и утешение. Даже если я  докажу
свою невиновность в том, в чем я был обвинен год назад,  я  был  виновен  во
многом другом. - Опять пауза. - Но в основном, я был виновен в том,  что  не
правильно рассуждал, когда видел, как страдают люди. Я полагал,  что  раз  я
имею много денег, я застрахован от зла. Я просто решил,  что  теперь  пришла