себе квартиры и машины, ездят на всякие курорты и ходят в театр - но посмотри такой женщине в глаза, а там одна тоска и полная бессмысленность. Потом ей вдруг попадается какой-то небритый мужик с брюшком и склонностью к выпивке, проходит полгода - оп-па!
     Мужик уже выбрит, чисто одет, сыт и бросил пить, ходит на работу и ездит на ее машине, а она сама, босая, беременная и в халате, варит ему суп и абсолютно счастлива. Потом у них родится трое детей, она растолстеет и забудет, как звали ее маникюршу, но, что характерно, все они будут счастливы.
     - Фу, миссис Вейл...
     - Дурочка. Я ж не говорю, что все должны такими быть. Просто это случается, и очень даже часто. Ты, сдается мне, из таких. И нечего здесь стыдиться. Кабы ты читала не блестящие журналы, а книжки, то знала бы, что в древности всех самых главных богинь такими и изображали.
     - В халате?!
     - Босыми и беременными. И еще тебе скажу.
     За всю свою долгую и насыщенную жизнь я перевидала миллион женщин. Самыми красивыми были, знаешь, кто?
     - Кто?
     - Беременные на последних месяцах. Когда пузо уже на нос лезет и сил нет ни причесываться, ни красоту наводить.
     - Ужас какой...
     - Ох, Дотти, дурочка ты маленькая. Ничего.
     Со временем поймешь. Слушай, а где же моя дорогая внучка? Неужели в Грин-Вэлли случилась какая-то эпидемия?
     Дотти немедленно ужаснулась позднему времени и даже заломила было руки, но тут раздался стук калитки - и в желтом круге света садового фонаря возник Ник Грейсон. Он был в синем костюме и с папочкой, но зато весь в известке, всклокоченный и бледный. В голубых глазах горело отчаяние. Гортензия, изготовившаяся при его появлении демонстративно удалиться, замерла, не на шутку заинтригованная.
     - Ого! Что это с тобой случилось, юный Грейсон? Одна из твоих недвижимостей рухнула тебе на голову?
     - Ник! Боже мой, что с тобой?! Почему у тебя такой вид? И где Мэри?
     - Миссис Вейл, я страшно извиняюсь... мне нет прощения за столь поздний визит, но я... Дотти, здравствуй, прости, я совсем потерял голову... Дело в том, что случилось нечто ужасное!
     Гортензия нетерпеливым жестом велела Дотти замолчать и уставилась на Ника.
     - Говори! И не вздумай заикаться, не то окачу водой. Дотти, если завизжишь, пеняй на себя. Где Мэри?
     - Я, миссис Вейл, олух. Непростительно глупый дурак...
     - Полностью согласна. Дальше?
     - Я так мечтал об этом моменте, так долго откладывал - и все испортил! Я ее обидел...
     Глаза Гортензии Вейл опасно сузились и засверкали ехидным огоньком.
     - Так это она, моя ласточка, дала тебе по башке?
     - Миссис Вейл.. - Я сделал ей предложение...
     - Ну?!
     - А она...
     - Ник!
     - А она...
     - Соберись, юный Грейсон. Глотни шерри, это помогает. Итак? Ты остановился на "а она".
     - А она.., мне отказала!
     - СЛАВА БОГУ!!!
     Гортензия Вейл единым махом опрокинула в себя рюмку шерри, приготовленную для Ника, Дотти ахнула и кинулась к несчастному отверженному, а сам Ник, окончательно обессилев, поник на краешке садовой скамьи. Гортензия потерла сухонькие ручки и воинственно поинтересовалась:
     - Ну и где она теперь?
     - Она ушла.
     - Как? Куда?
     - Я не знаю. Сначала пришел молодой Уиллингтон и сломал дверь в кабинете, а потом Мэри ушла.
     - С ним?
     - Нет, он раньше ушел. И, кажется, в другую сторону.
     - Ник Грейсон! Какого лешего ты здесь сидишь? Мэри ушла в темноте, одна, неизвестно куда, а ты квохчешь здесь, словно беременная курица!
     Ник встрепенулся и вскочил со скамейки.
     - Да! Я пойду ее искать. Я найду ее и извинюсь, попрошу прощения, а потом попробую еще раз.
     Дотти повисла у него на плече.
     - Ник, но ведь уже ночь! Надо позвать кого-нибудь, это может быть опасно...
     Гортензия презрительно хмыкнула, но Дотти не обратила на это внимания.
     - Я пойду с тобой! Я не отпущу тебя одного, в таком состоянии! Миссис Вейл, мы найдем Мэри, не волнуйтесь, пожалуйста.
     - Миссис Вейл, я...
     Гортензия простерла вперед руку.
     - Вперед, мои юные герои! Я верю, вы найдете мою бедную девочку и вернете ее несчастной старухе! Вперед!
     Дотти и Ник кинулись к калитке, а Гортензия плюхнулась на стул и разразилась довольным хихиканьем. Если бы "юные герои" могли услышать "несчастную старуху", то очень удивились бы.
     - Сломал дверь, значит? Хорошо. В мое время возникли бы сложности. Вейл был хлипковат для такого, да и двери не делали из фанеры.
     А тут: пожалуйста, хлоп, бах - и до нее наконец дошло. Нет, она бы хоть подумала, каково мне было бы всю жизнь звать старую Грейсоншу кумой, когда мы с ней с пятьдесят седьмого года не здороваемся...

Глава 6

     Мэри бесшумно вступила на дорожку, ведущую к дому Уиллингтонов, но Харли услышал ее. Поднял голову, вскочил, шагнул навстречу.
     Девушка поразилась произошедшей с ним перемене. Нет, она знала, что старику за восемьдесят, он был ровесником Гортензии и Аманды, но Мэри привыкла к его вечно молодецкому виду. Харли Уиллингтон гнул подковы голыми руками и до сих пор уходил в лес с ночевкой на два-три дня.
     Сейчас же перед ней был старик. Даже жилистые смуглые руки, протянутые к ней, по-старчески дрожали.
     - Дядя Харли, что с вами? Что-то случилось? Билл.., он вернулся?!
     - Плохо, дочка, очень плохо. Он вернулся, да только смотреть на него я не могу. Жалко.
     - Где он?
     - Был в саду. Не ходи туда, Мэри.
     - Почему?
     Она вскинула голову и с подозрением посмотрела на старика. Тот покачал головой и душераздирающе вздохнул.
     - Никогда я не умел этого, коза. Может, и Джилл из-за этого... Ах ты, Господи!
     - Да о чем вы, дядя Харли?! Почему мне нельзя увидеть Билла?
     - Потому что! Есть такие моменты, когда к мужику лучше не подходить. Надо одному ему дать побыть, мужику-то.
     Мэри вдруг закусила губу, чувствуя, как закипают в горле непрошеные слезы. Сказала сразу осипшим, тихим шепотом:
     - А я вот как раз думаю, его нельзя оставлять одного. Так мне почему-то кажется.
     Харли сокрушенно покрутил головой.
     - Не знаю я, Мэри. Думал, поживет он дома, побродит по лесу, отъестся, отдохнет... Ты, да вот Горти, пособили, лечение назначили, он, вроде, хоть улыбаться стал. Да только лучше не становится, девочка. Ведь он так и не спит. Неделю уж, почитай, не спит. Забудется на полчаса - и просыпается с криком. А то начнет об стену биться. Я делаю вид, что не слышу, да разве я глухой? Вчера, после ваших приключений, он совсем помягчал, чаю мы с ним выпили, посидели, поболтали, хоть я у бабки твоей и задержался. Он зевать начал, я обрадовался.
     - И что? Опять?
     - Опять. Да еще хуже. Кричал, умолял кого-то, а кого - не разобрать. Жжет его изнутри, Мэри.
     - Вот видите. Разве можно ему одному?
     Харли выпрямился, помрачнел еще больше.
     - Ты на меня, Мэри, не сердись, только я все-таки спрошу. Как, положим, твой жених на это дело посмотрит? И что Билли ему скажет, коли он к Билли возымеет претензию?
     Мэри странно улыбнулась. Погладила старика по руке. Осторожно обошла его и пошла по дорожке в сад, не оглядываясь.
     Билла в саду не было, но девушка не колебалась ни секунды. Ноги сами ее несли вперед, по хорошо знакомому с детства пути.
     В четверти часа ходьбы от дома Уиллингтонов раскинулось небольшое, сказочной красоты лесное озерцо. Было оно миниатюрным, но удивительно чистым и глубоким. Торфяное дно придавало воде коричневый оттенок, но сама вода была абсолютно прозрачной. Вдоль берегов росли купальницы и водяные лилии, осока и камыш. Имелся здесь и маленький пляж, стихийно разбитый несколькими поколениями детишек из Грин-Вэлли. По какой-то удивительной негласной договоренности взрослые сюда купаться не приходили. Нет, гуляли, конечно, и назначали свидания, и даже рвали букеты водяных цветов, но пикников не устраивали, на берегу всей семьей не располагались.
     Озеро было заповедной детской страной. Мэри не смогла бы вспомнить, когда именно она перестала сюда ходить... Хотя нет. Смогла бы.
     После того, как Билл Уиллингтон притопил ее около камышей, и она верещала и кашляла на радость всей ребятне, а он, гад, над ней смеялся!
     Мэри уклонилась от ветки и тихонько засмеялась. Беспричинная радость наполняла ее, словно воздушный шарик - гелием. Вот еще секунда - и полетит Мэри Райан над рощей, под звездами, смеясь и ловя руками звезды. Это чувство крепло в ней всю дорогу, но только после слов дяди Харли все наконец встало на свои места.
     Предложение Ника было под стать его появлению - нелепым и неожиданным. Она целых два года ждала этого предложения, представляла, как оно все будет, а на поверку вышло глупо и неловко.
     Как странно: за все два года ей ни разу не пришло в голову задать этот простой вопрос - как Ник к ней относится? Что чувствует на самом деле? Мэри передернула плечами. Вот так бы и вышла за него, и жила бы, видя ежедневно, утром и вечером, а по выходным и целый день, это красивое, правильное, румяное.., и невыносимо скучное лицо!
     Красавец Ник Грейсон. Умница. Завидный жених.
     Надо же, она могла испортить свою жизнь и даже не узнать об этом!
     В колледже, да еще медицинском, разумеется, все и все знали о физиологии человека и, так сказать, механизме сексуальных отношений.
     Мэри к тому же была воспитана Гортензией, акушеркой со стажем. Никогда, будучи даже подростком, она не заливалась румянцем при упоминании о том, что кто-то из девочек уже занимался ЭТИМ. Более того, именно Мэри просвещала большинство своих подруг по данному вопросу. Она привыкла относиться к этому естественно и просто. Не зря же в научной литературе секс считался одним из "естественных отправлений" человеческого организма.
     Она не теряла сознание при мысли о будущей первой брачной ночи с Ником. Она просто об этом не думала. По всей видимости, выйди она за него, их супружеские отношения возникли бы легко и.., бесстрастно?
     Она прижала ладони к внезапно загоревшимся щекам. В этом-то и дело.
     Мэри Райан, взрослая, здоровая и жизнерадостная девушка двадцати пяти лет, впервые в жизни испытывала возбуждение и волнение при мысли о мужчине. О конкретном мужчине.
     И это не был Ник Грейсон.
     Когда Билл повернулся и вышел из кабинета, с этим своим бледным до синевы, измученным лицом, в голове у Мэри что-то щелкнуло, и все встало на свои места. Головоломка сложилась, ответы на все вопросы нашлись, сумбур, если он и был, улегся. Мэри отчетливо поняла простую вещь, ту самую, которая не давала ей покоя с первого дня пребывания Билла в родном доме.
     Она хочет помогать ему. Хочет лечить его.
     Хочет поддержать его. Она хочет быть с ним рядом. Желательно - ближайшие лет семьдесят.
     В идеале - вечно.
     Она хочет прикоснуться к нему не на сеансе массажа, а по-настоящему, нежно и осторожно, ласково и бережно, погладить небритую щеку, разгладить мрачные морщины на лбу, поцеловать усталые волчьи глаза, прогнать из них тоску и боль. Прижать его голову к своей груди, гладить, гладить так рано поседевший висок, унимая боль, вытянуть все его кошмары, все тайные страхи, излечить, помочь, спасти...
     Но не только этого она хочет для Билла Уиллингтона. Кое-что потребуется и от него. Его руки. Сильные, спокойные мужские руки, которыми он обнимет ее и прижмет к себе. Ровное тепло его тела. Стук сердца возле ее уха.
     Четкий, свежий запах его кожи, запах мужчины, молодого сильного зверя.
     Ей потребуются его уверенность и спокойная сила. Его внимательные серые глаза. Его жесткие, но такие нежные губы. Его поцелуи...
     Короче говоря, ей потребуется Билл Уиллингтон. Весь, без остатка.
     Мэри прижалась к темному гладкому стволу осины, задохнувшись от жаркой волны отчаянного желания, нахлынувшего на нее. Низ живота скрутило судорогой, но это не имело никакого отношения к гинекологии. Сердце бешено стучало, и этому не мог помочь ни один кардиолог в мире. Зрение, слух, обоняние обострились до предела, хотя вряд ли нашлись бы окулист и отоларинголог, способные объяснить это с научной точки зрения.
     В темноте, посреди настороженно шелестящего леса, темноволосая ясноглазая девушка засмеялась тихим грудным смехом, оттолкнулась спиной от дерева и пошла вперед. Она точно знала, куда идти. Она шла к своему мужчине.
     Билл сидел, совершенно укрытый шатром из ветвей ивы. Озеро, освещенное луной, казалось серебряным, ни единое дуновение ветерка не шевелило его поверхность, и над миром вокруг повисла такая тишина, что в ушах звенело. Было душно и томно, тревожно и прекрасно, но человек, прятавшийся под шатром из ветвей ивы, ничего этого не чувствовал.
     Он смотрел на серебряную гладь, и глаза, измученные бессонницей, слезились. В голове гудел и звенел надсадный гул, поэтому тишины Билл просто не слышал. Несмотря на духоту, его бил озноб.
     С малолетства привыкший к лесу, закаленный опасностями в лондонских трущобах, чуткий и осторожный, словно дикий зверь, Билл сейчас ничего не видел и не слышал. Именно поэтому и пропустил ее появление. Ветви ивы чуть качнулись, зашелестела трава, и рядом с ним уселась Мэри Райан, невозмутимая и на редкость жизнерадостная.
     Он сильно вздрогнул, сердце подскочило куда-то к горлу. Мэри Райан была последним существом во Вселенной, которое он ожидал увидеть рядом с собой в этот момент. Даже бенгальский тигр, выйди он из кустов, не ошеломил бы Билла до такой степени.
     Кареглазая невеста Ника Грейсона усмехнулась, не глядя на него.
     - Испугался? Это месть.
     - За.., что?
     - За это озеро, пятнадцать лет назад. Во-он те камыши, видишь?
     Узкая нежная рука протянулась мимо его носа, указывая направление, а он, идиот, еле удержался, чтобы не припасть к ней губами.
     Эту пытку надо прекратить. Благотворительностью надо заниматься там, где.., ею надо заниматься!
     - Зачем ты пришла?
     - Не твое дело.
     - Это же надо! Откуда ты узнала, что я здесь?
     Дед выследил?
     - У тебя самомнение, Билл Уиллингтон, как у супермодели. Один ты, что ли, про это место знаешь? Я тоже выросла в Грин-Вэлли.
     Помолчали. Билл все косился на ее руку, пытаясь разглядеть кольцо, но у него ничего не получалось. Кольца не было. Неужели она его сняла специально? Это уже прямо цинизм какой-то...
     - Где.., жених ждет?
     - Кого?
     - Тебя, не меня же.
     - Я уж испугалась. Какой жених?
     Он не выдержал. С глухим ревом схватил ее за руку развернул к себе, попутно удостоверившись, что кольца действительно нет, наклонился к ней совсем близко и рявкнул:
     - Не нуждаюсь в вашей жалости, мэм, ясно?!
     Няньки мне не нужны!
     - Я помню, помню. Боевой офицер.
     - Слушай, Мэри, шла бы ты.., к своему Грейсону!
     Она хмыкнула и ответила в тон:
     - Ну а ты тогда чеши к своей Бримуортихе!
     Билл опешил. Разговор, и без того нелегкий, плавно перетекал в русло полного безумия.
     - При чем здесь Бримуортиха?
     - А при чем здесь Грейсон?
     - При том, что он твой жених.
     - А Бримуортиха твоя двоюродная теща.
     - Мэри, дед сказал...
     - А мне бабка!
     - Мэри...
     Неожиданно голос у Билла сломался. Он с ужасом почувствовал, что сейчас расплачется, словно маленький пацан.
     - Мэри, я же видел вас, вы...
     Она развернулась к нему, словно маленькая разъяренная кобра, молниеносно и с яростным шипением.
     - Что ты видел? Как мы ЧТО делали? Целовались? Вручали друг другу верительные грамоты? Занимались любовью?
     - Вы.., держались за руки. У тебя было кольцо.
     Неожиданно она успокоилась, выдернула у него свою руку, обхватила коленки и отвернулась. Глядя на озеро, произнесла удивительно мирным голосом:
     - Он просил моей руки. Я отказала. Кольцо осталось у Ника. Ты пришел именно в этот патетический момент. И сделал его еще более патетическим, сломав дверь.
     Билл судорожно глотнул воздух. Мир вокруг стремительно наполнялся тишиной, ароматами, теплом, духотой, писком комаров, блеском луны, красотой озера, темнотой, звездами, ангелами на золотых облаках и ощущением шампанского...
     - Мэри?
     - Да?
     - Я идиот?
     - Нет.
     - Прости за дверь... Я починю!
     - Что ты! Не надо. Мне очень понравилось.
     Потом, именно дверь меня и спасла.
     - Спасла?
     - Вообще-то я тебя обманула. Когда ты вошел, я ему еще не отказала. Поэтому он и кольцо успел надеть. А вот когда дверь упала, у меня как-то прояснилось в голове.
     - И что?
     - И я ему отказала.
     - И что?
     - И пошла искать тебя.
     - И что?
     - И нашла.
     - А зачем?
     - Мне надо тебе кое-что сказать.
     Она повернулась к ошалевшему Биллу и склонила голову на плечо. Пес внутри Билла взвыл и улегся на спину, задрав все четыре ноги.
     Убей, убей меня, хозяйка, чтобы я умер у твоих ног совершенно счастливым!
     - Билл.
     - Я слушаю, Мэри...
     - Мне кажется, что я тебя люблю.
     Он прикрыл глаза и немножко посидел в этом состоянии полного и абсолютного счастья. Потом открыл глаза и взял ее за руку. Покончить со всем сразу и бесповоротно, потом она уйдет, а еще потом он утопится. Все очень хорошо получится, и вопрос с бессонницей будет решен.
     - Мэри. Этого не может быть. Я тебе сейчас все объясню.
     - Билл! Ты слышал, что я сказала?
     - Слышал. Это все вчерашний шок. Его последствия...
     Она склонила голову на другое плечо и блаженно улыбнулась ему в лицо. Покачала головой и прошептала с нежностью:
     - Действительно, идиот!
     Билл чувствовал, что почва стремительно вырывается из-под него, грозя падением в такую пропасть, что самому не выбраться. Он предпринял последнее титаническое усилие.
     - Послушай меня, Мэри Райан...
     - Нет! Это ТЫ меня послушай! Я знаю, что ты хочешь сказать. Что я всего лишь влюбилась в твой геройский поступок, потому что на самом деле я тебя не люблю, потому что тебя любить нельзя, потому что жизнь твоя омрачена страшной тайной, о которой ты мне не скажешь, потому что она слишком ужасна.
     - Мэри, я...
     - Заткнись! И выслушай меня. Я влюбилась в тебя гораздо раньше. Давным-давно. Тогда у тебя еще не было никаких страшных тайн, а один только отвратительный характер. Я влюбилась в тебя, когда ты топил меня в этом озере. Я влюбилась в тебя, когда ты залепил мне куском жвачки. Я влюбилась в тебя по уши, но не понимала этого, злилась на тебя и весь мир из-за того, что не понимала, злилась так, что чуть не лопнула, а чтобы не лопнуть - пошла и поцеловала тебя под яблоней!
     Билл дернулся, словно ударенный током, и подался вперед. Мэри не обратила на это никакого внимания и горячо продолжала:
     - После этого злость моя прошла, а влюбленность осталась, но ты уехал, и я так и не успела ничего понять. Потом я выросла и была совершенно спокойна, понимаешь? Как Спящая Красавица, как Белоснежка, как чурбан!
     Ведь я же любила тебя и не знала об этом! Как же я могла реагировать на кого-то еще? И если б ты не приехал, я бы прекрасненько вышла за Ника, потому что мне было все равно, за кого выходить, ведь ЛЮБИЛА-ТО Я ТОЛЬКО ТЕБЯ, ПОНИМАЕШЬ?!
     Билл чувствовал легкое головокружение. Такая "теория выхода замуж за другого" оказалась для него несколько неожиданной. Мэри осеклась и добавила совсем тихо:
     - Но ты приехал. Саданул дверью. Спящая Красавица свалилась с лежанки, Белоснежка проснулась. Я все поняла и вспомнила. Билл?
     - А?
     - Я идиотка?
     Он посмотрел на нее. Потом молча привлек ее к себе. Зарылся лицом в густые каштановые волосы, вдохнул ее запах и застонал, но теперь совсем иначе. Это был стон счастья, стон радости, стон человека, у которого просто не осталось сил на пение и радостный смех.
     Мэри прижалась к нему, обвила руками, замерла. Почти все, как она придумала. Стук его сердца возле ее уха. Могучие руки на ее плечах.
     Его запах. Его тепло. Не хватает только малости...
     - Билл.
     - А?
     - Поцелуй меня. Пожалуйста!
     - Нет, маленькая.
     - Что-о?
     - Сначала - слово офицера