опять выставим Минто!
   - Челси! - Граф постучал в дверь. - Просыпайся, девочка, и помоги нам
отпраздновать событие. Мы выиграли восемьдесят тысяч гиней сегодня!
   - Ответь, - шепотом сказал Синджин.
   - Я сплю, папа,; - сказала Челси испуганным шепотом.
   Синджин усмехнулся и сделал знак кричать громче.
   - Что, а? Не слышу тебя!
   Брови Синджина поднялись, словно говоря: "Видишь?"
   И, глотнув с  явным  усилием,  Челси  проворчала  достаточно  громким
голосом, чтобы было слышно в коридоре:
   - Я сплю, папа.
   - Не надо со мной так разговаривать!
   Синджин сделал движение внутрь ее, Челси всосала предательский  вздох
возбуждения.
   - Ты пьян, папа. Иди спать. - Она старалась говорить  решительно,  но
получалось лишь с придыханием. "Боже, как хорошо, когда он внутри".
   С усмешкой  Синджин  наклонил  голову,  ткнулся  носом  в  ее  ухо  и
прошептал:
   - Если ты не избавишься от  них,  я  не  смогу  трахать  тебя..,  как
следует.
   Она должна была оскорбиться, и, если бы жесткая напряженная плоть  не
пронзала ее и ее желание не  разжигалось  вдобавок  ленивыми  маленькими
движениями и, что странно, близостью ее семьи тоже, возможно, она бы так
и сделала. Но она не могла думать... только чувствовать.
   - Что я должна?
   Тогда он  скользнул  вверх  еще  немного,  обрывая  ее  слова,  огонь
ворвался в ее чувства, и неосторожный крик  прорвал  тишину,  немедленно
заглушенный поцелуем Синджина.
   - Челси! С тобой все в порядке? - Рев графа  прерывался  возбужденным
стуком в дверь.
   "Я кончу до или после того, как они взломают дверь?" -  на  мгновение
подумала она; ее тело было в огне, оргазм приближался.
   - Увидимся утром, - прошептал Синджин.
   - Нет! - беззвучно запротестовала  она,  прижимаясь  к  нему  крепче,
бесстыдная в своем желании.
   - Я имел в виду, - прошептал Синджин, улыбаясь, - скажи это им.
   "Он слишком небрежен,  -  подумала  Челси,  в  ее  голове  пронеслось
мимолетное негодование,  -  крайне  пресыщен,  слишком  привык  получать
удовольствие в чужих домах". И если бы она так отчаянно не хотела  того,
что он мог дать ей, что давал другим женщинам, если бы не находилась  на
несколько  уровней  ниже  сознания,  она  не  согласилась   бы   с   его
небрежностью.
   Но, объятая страстью, она последовала его указаниям  и  закричала  от
крайнего возбуждения:
   - Поздно! Увидимся утром!
   Затаив дыхание от страха и роскошного  великолепия  потребности,  она
подождала, раскроют ли ее обман. Скрипящее топтание, шепот, затем  шаги,
и, когда они спустились в холл, она прошептала:
   - Я ненавижу тебя.
   Лицо Синджина было  очень  близко,  рассеянный  свет  канделябра  еще
больше затемнял его веселые глаза под нависшими бровями.
   - Я вижу, - сказал он низким и хриплым голосом, -  но  помни,  что  я
проскакал полстраны, чтобы увидеть тебя.
   Его слова послужили ей напоминанием, что его  небрежность,  возможно,
была одной из привычек, но не  чувством.  Он  с  большим  самообладанием
смотрел в лицо опасности. И он, действительно, проскакал  очень  большое
расстояние.
   - Спасибо тогда, - сказала она,  без  труда  оказавшись  в  состоянии
страсти, обвив его шею руками с ленивой непринужденностью, - что пришел.
   - Я не знал, будут ли мне рады. - Конечно, он знал, имея  достаточный
опыт, но он был любезным мужчиной.
   - И мир еще держится?! - весело ответила  Челси,  точно  зная  о  его
привлекательности для всех,  но  бесконечно  обрадованная  тем,  что  он
нуждался в ней.
   - И может, ты чертовски желаема ради твоего же блага, - поддразнил он
в ответ.
   - Или твоего.
   - Или моего, - мягко признался он'.
   - Хотя, возможно, тебе не следовало приходить, - сказала Челси. - Это
очень опасно. - Но она сказала это с удовольствием,  как  говорят:  "Ну,
что вы", - в ответ на подаренные бриллианты.
   -  Утром,  -  с  наблюдательностью  отметил  Синджин,  -  это   может
показаться  опасным.  В  данный  момент   я   нахожу   тебя   бесконечно
соблазнительной... - Затем губами он провел по ее щеке.  -  Я  думаю,  -
прошептал он бархатистым голосом, -  в  следующий  раз  я  позволю  тебе
кончить стоя.
   "Я умру от блаженства сегодня ночью", -  решила  Челси,  почувствовав
усилившийся трепет меду ног при словах Синджина, сказанных шепотом.
   - Но ты должна вести себя тихо, - добавил он, касаясь ее кожи  теплым
ртом, - или твой отец убьет меня.
   Ему пришлось ждать третьего раза, прежде чем она кончила стоя.
   Синджин ушел почти на рассвете, медля так, что Челси была  в  панике,
что проснется вся семья, слуги и конюхи.
   Он поцеловал ее на  прощание,  затем  вернулся,  прежде  чем  открыть
дверь, и поцеловал снова, нежно держа ее лицо  в  ладонях;  поцелуй  был
сладким, сочным, нежным.
   Но он не говорил слов любви или обязательств.
   Она и так знала, конечно.
   Она знала, что он никогда не произнесет их.
 
Глава 19 
 
   Следующая неделя застала Синджина в Лондоне, потому что сезон  был  в
полном разгаре. Городские дома были начищены сверху донизу. Мужчины,  не
вовлеченные  в  светские  мероприятия,  придумывали  большое  количество
разнообразных мужских развлечений, к которым и присоединил свою склонную
к этому душу Синджин.
   В активной суете Кассандра требовала некоторого исключительного права
на его время. Так же, как мать, брат и сын.
   Поэтому, хотя Синджин не забывал восхитительную леди Челси  Фергасон,
живописные воспоминания об их приятных развлечениях  немного  потускнели
от бесконечного числа общественных обязательств, составляющих лондонский
сезон. Он вспоминал о ней в тех случаях, когда на глаза  ему  попадалась
женщина с золотыми  волосами  или  он  вдруг  испытывал  острое  чувство
потери. Но  он  быстро  стряхивал  его  с  себя  и  забывал  в  светском
водовороте событий. Мать требовала, чтобы  он  ее  сопровождал,  и,  как
послушный сын, он подчинялся. Жена брата  устраивала  большие  вечера  в
доме Сетов, что тоже иногда требовало его присутствия.  Кассандра  часто
хотела, чтобы он сопровождал ее на  маленькие  неофициальные  вечеринки.
Его собственные развлечения занимали значительное время. А большую часть
дня он проводил со своим сыном, юным Боклерком Сейнт Джулесом.
 
*** 
 
   Семья Фергасонов вернулась в Аиршир, как только закончились скачки  в
Йорке,  и  Челси  провела  апрель,   наслаждаясь   мирным   спокойствием
провинции. Она любила весну больше всего, вокруг резвились  жеребята,  и
она подолгу лежала на холме, возвышающемся над  пастбищем,  наблюдая  за
ними.
   До соревнований в Донкастере оставался месяц.
   Туда решили отправить Минто и Туна, чтобы они попробовали себя против
южных лошадей. Туна прислали ей  две  недели  назад,  ее  объяснение  по
поводу выигранных денег в Йорке  было  принято  семьей.  Покупатель  был
неизвестен - ведь Туна продали через агента. Челси объяснила, что новому
хозяину пришлось продать конюшню  за  долги  на  скачках.  Все  искренне
порадовались, как чрезвычайно повезло Челси.
 
Глава 20 
 
   - Папа, скорее, или ты  не  успеешь  на  аукцион,  чтобы  купить  мне
лучшего скакуна.
   - Их видели вчера, Бо, - спокойно ответил  Синджин,  примеряя  шейный
платок перед трюмо в своей комнате. Пимса он отпустил.  -  И  Таттерсаль
придержит их для нас, даже если  мы  опоздаем.  -  Он  улыбнулся  своему
беспокойному девятилетнему сыну. Мальчик был его точной  копией  в  этом
возрасте. Затем добавил успокаивающе:
   - Но мы Не опоздаем.
   Его сын улыбнулся, ободренный тем, что Таттерсаль не продаст большого
ирландского скакуна до их приезда.
   - Сегодня я поеду верхом на Мамелуке. Джед сказал, что  можно.  -  Он
переминался с ноги на ногу, стараясь  быть  терпеливым,  пока  его  отец
тратил, по мнению Бо, чрезмерно много времени на одевание.
   - А что скажет Мамелуке по этому поводу? - пошутил Синджин.
   - Я ему нравлюсь, папа. Я каждое  утро  кормлю  его  морковью,  и  он
помнит меня.
   - Возьми для него несколько кусков сахара, - сказал Синджин, указывая
на шелфидский тайник на бюро рядом с дверью. У него всегда было  немного
сахара с собой, когда он шел к лошадям. - Мамелуке особенно любит сахар.
   Проследив в зеркале полет сына за сахаром, Синджин улыбнулся.
   - В таком случае, - с иронией ответил он, ставя  на  место  последнюю
петлю с натренированным мастерством, - я потратил слишком много  времени
на этот платок.
   - Я не буду так угождать женщинам, когда вырасту, папа, - заверил Бо,
подставляя стул, чтобы достать до верха бюро, - и тогда мне не  придется
столько беспокоиться о галстуке и всяком таком.  Саар  говорит,  что  на
этих женщин нельзя положиться в бою. Кроме бабушки и тети Вив,  конечно.
Саар говорит: "Только к женщинам в семье надо  относиться  со  всяческим
уважением".
   Синджин  улыбнулся  над  типично  мальчишеским  неинтересом  сына   к
женскому полу.
   - Хотя совет Саара замечательный, иногда встречаются  друзья-женщины,
с которыми нельзя быть  грубым.  Саар,  несомненно,  объяснит  тебе  это
когда-нибудь... - Надевая голубой элегантный пиджак, он добавил:
   - Советы Саара относительно лошадей также хороши. Слушайся его, и  ты
станешь настоящим мужчиной.
   - Саар говорит, что я уже настоящий мужчина, - гордо ответил Бо, стоя
навытяжку, как, по словам конюха-бедуина, стоят воины перед лицом  врага
.
   Синджин улыбнулся,  в  его  глазах  блеснула  гордость.  Его  сын,  к
которому он  когда-то  ничего  не  испытывал,  рос  настоящим  мужчиной.
Благодаря Саару,  Бо  уже  ездил  верхом,  как  степной  кочевник.  Мать
Синджина  позаботилась  об  учителях  для  его  сына,  а  семья  Дэмиена
предложила общество двоюродных братьев и товарищей по играм;  Бо  любили
все, но больше всех - Синджин, публично признавший его в  том  возрасте,
когда обычно этого не делают. И хотя Бо не мог  официально  унаследовать
герцогский титул Синджина, он уже был наследником его богатств.
   -  Ну,  мы  готовы?  -  спросил   Синджин,   одетый   в   голубое   и
светло-коричневое, с безукоризненно  начищенными  ботинками  и  белейшей
рубашке. Волосы заплетены в аккуратную косичку камердинером утром.
   - Я готов с семи часов, папа, то есть с тех пор, как  ты  пришел,  по
словам Стили. Она видела тебя из окна детской.
   Неудобно. Его старая няня все еще следила за ним.
   - Она помолилась за мою душу? - спросил он с усмешкой.
   - Непременно, папа. - Лицо Бо осветилось испытующей улыбкой. -  Стили
говорит, что она должна жить, потому что кто-то должен молиться о  твоей
рас.., распущенности, - с трудом выговорил он незнакомое слово, -  и  за
всех твоих шлюх. Что такое шлюха, папа? Саар не хочет мне говорить.
   - Ну, и не следует, - сказал Синджин, стараясь подавить смех. - Когда
ты подрастешь, я объясню.
   - Саар говорит, что бог Стили не понимает мужчин.
   - Возможно, аллах, действительно,  смотрит  на  некоторые  аспекты..,
э.., жизни немного по-другому, чем Стили, -  мягко  согласился  Синджин,
хотя регулярные молитвы Стили  активно  действовали,  по  крайней  мере,
последние десять лет, вытаскивая его из лап дьявола, за что  он  был  ей
глубоко признателен, игриво подумал Синджин. - Теперь пойдем узнаем, что
там с ирландским скакуном, -  добавил  он,  переводя  разговор  в  более
безобидное русло.
 
*** 
 
   Дни Синджина проходили быстрой чередой, потому что  лондонский  сезон
предлагал увеселения  и  развлечения  в  неограниченном  количестве.  Он
отказался идти к Алмаксу  и  вежливо  улыбаться  толпам  жеманных  мисс,
привезенных в город на показ, но он  отдавал  долг  вежливости,  посещая
небольшие приемы  у  многочисленных  дочерей,  племянниц  и  сестер  его
друзей. Не стоит и говорить, что он пользовался  огромным  спросом,  как
лучший приз на брачном аукционе в течение последних десяти лет.
   Кассандра была с ним почти каждую ночь, потому что его распутной душе
нравился особенный вид женской хватки, но он не был ей верен, так же как
и она.
   Они были созданы для удовольствий, увлекались необычным, развлекались
переменами, забавлялись разнообразием в их любимом спорте - сексе.
   - Скажи мне, что ты нашел в  Джейн  Бентвин,  -  говорила  Кассандра,
медленно проводя пальцем по груди Синджина  однажды  ночью  или,  скорее
утром, потому что бал леди Вентворт продолжался до трех.
   - Если ты скажешь мне, что  делает  Вили  Ченовит,  чтобы  позабавить
тебя, потому что мне сказали, что у него кроличьи повадки.
   - - И кто тебе сказал это?
   - Салли Стенли, - сказал он с усмешкой.
   - Может быть, Салли не знает, как должным об разом очаровать Вили.  -
В голубых глазах Кассандры, смотрящих на Синджина, был многозначительный
намек. - А  ты  все  еще  не  объяснил  особой  привлекательности  Джейн
Бентвин.
   - Джентльмен не обсуждает особенности, дорогая, ты знаешь это.
   - Тебе следует когда-нибудь написать мемуары.
   - Следует? Следует ли? С какой целью, скажи, ради Бога?
   - Для развлечения публики.
   Его ресницы опустились еще немного, прикрывая спокойную голубизну.
   - Почему бы мне, - мягко сказал он, - не  оставить  это  занятие  для
куртизанок этого века?
   - Ты хочешь сказать, что я куртизанка? - В голосе Кассандры  не  было
обиды; женщина с  практическим  умом,  она  понимала,  что  ярлыки  были
некоторым следствием титулов и богатства. Королева могла быть шлюхой, но
сначала она была королевой.
   - Вовсе нет. Ты, я полагаю, верная жена герцога Бачена.
   - Ты  абсолютно  вежлив,  дорогой.  -  Она  потянулась  вверх,  чтобы
поцеловать его. - Теперь, если бы эта вежливость могла  распространиться
на одну дополнительную услугу... - замурлыкала она.
   - Тебе недостаточно услужили сегодня ночью? - пробормотал  насмешливо
Синджин.
   - Ты, как пагубная привычка, дорогой. Ублажи меня...
   - Если ты ублажишь меня взамен.
   - Скажи мне.
   И когда он сказал, маленькая дрожь пробежала по ее телу.
   - Они, действительно, делают это в гаремах?
   - Некоторые определенно...
   - Ты делал это раньше?
   - Это имеет значение? - Его глаза сделались вдруг невыразительными.
   Он не собирался ей говорить, она могла это видеть, поэтому сказала:
   - Нет.
   - Ну, тогда давай посмотрим, понравится ли тебе это.
 
Глава 21 
 
   В то время, когда Синджин  развлекался  и  развлекал  среди  большого
числа английских пэров и леди, в особенности последних, Челси  проводила
последние дни апреля в одиночестве.
   Чувствуя странную сонливость, она освобождала себя от  большой  части
работ в конюшне.  Поскольку  ее  отец  всегда  чувствовал  себя  немного
виноватым за то, что она была так вовлечена в скачки и все, что  с  ними
было  связано,  он  извинил  ее  с  благословением.  "Может  быть,   она
наконец-то становится  женщиной,  -  думал  он,  -  и  освобождается  от
мальчишеских  замашек.  Возможно,  с  приходом  весны   она   становится
романтически чувственной, как ее двоюродная сестра Элизабет.
   А может, кое-какие из бесконечных поучений  Джорджины  способствовали
этому".
   Независимо от причины, граф был доволен, что Челси обратилась к менее
мужскому времяпрепровождению. Ей придется выйти замуж однажды, и ни один
будущий жених не будет считать объездку лошадей необходимым умением  для
жены.
   Пока отец Челси с благодарностью думал о том, что она  не  занимается
больше грубой работой, Челси почти все время спала. Сначала, когда Челси
чувствовала постоянную усталость, она поддерживала себя весенним тоником
и  чаем  из  ягод  шиповника,  думая,  что  она  переутомилась   от   их
загруженного расписания скачек в последний месяц. Но тоники  не  снимали
сонливости. Она стала спать еще больше. И ела за двоих.
   Ее неизвестная болезнь  обнаружилась  однажды  утром  в  мае,  когда,
обеспокоенный ее отсутствием за завтраком, отец Челси вошел в ее комнату
и обнаружил дочь, позеленевшую и страдающую рвотой, над ночным горшком.
   - Я, должно быть, съела что-нибудь, что плохо на меня  подействовало,
- сказала она несколько минут спустя, лежа с холодным полотенцем на лбу.
Рядом сидела горничная.
   - Я пойду справлюсь у  миссис  Макаулай  и  найду  что-нибудь,  чтобы
привести в порядок твой желудок, - тихо сказал он, хотя ему понадобилось
огромное усилие, чтобы голос оставался спокойным.
   Его дочь выглядела такой юной и невинной в белой ночной  рубашке.  Ее
волосы разметались по подушке, а лиловые глаза мучительно  напоминали  о
его жене.
   "Это моя вина, - с яростным приступом  подумал  он.  -  Боже,  прости
меня, я в ответе за это". Из-за давления, которое он на нее  оказывал  в
отношении епископа Хэтфилдского, его дочь нашла способ скомпрометировать
себя.
   И теперь вот. А отцом был позорный распутник Сет.
   Он успокоился на секунду, отгоняя худшее подозрение. Может быть,  она
действительно страдала от болезни желудка.
   Однако  час  спустя,  после  расспросов  горничных  Челси  и   миссис
Макаулай, эта хрупкая надежда умерла.
   У нее не было менструации со времени Ньюмаркета.
   И он пришел к горькому заключению, что этот распутник  Синджин  Сейнт
Джон все-таки будет его зятем.
 
*** 
 
   Фергас Фергасон подождал до обеда, чтобы  поговорить  с  дочерью.  За
обедом Челси легко восполнила то, чего лишилась за  завтраком,  так  что
утреннее недомогание казалось ничтожным воспоминанием.
   Они сидели в саду из роз его жены,  за  которым  тщательно  ухаживали
после ее смерти, светило теплое  и  приветливое  майское  солнце,  а  он
пытался подобрать более деликатный  путь,  чтобы  начать  этот  нелегкий
разговор. Завораживающее  множество  цветущих  роз  окружало  их,  ветер
доносил ароматный запах розового масла с Ривс Клайд в  нескольких  милях
от дома. Эта красота была несогласуемой с неловким  разговором,  который
должен был состояться.
   - Ты чувствуешь себя лучше теперь? - спокойно  спросил  граф,  смотря
прямо на дочь, сидевшую против  него  на  маленькой  выложенной  плитами
веранде. Откинувшись на небольшом  диване,  она  была  очень  похожа  на
женственную леди в белом  хлопчатобумажном  платье  и  зеленых  шелковых
туфлях.
   Челси перевела взгляд с холмов, окружающих  их  равнину,  обратно  на
отца. Она улыбнулась:
   - Я чувствую себя замечательно.  Не  нужно  сидеть  со  мной,  как  с
больной, папа. У меня все в порядке.
   - Миссис Макаулай сказала мне, что ты  спишь  после  обеда  последние
недели.
   - От этого меня не тошнит, папа. Я думаю, что весенний воздух  делает
меня ленивой.
   - Или что-нибудь еще, - спокойно сказал он.
   В голосе отца прозвучала хрипота, которая заставила Челси внимательно
посмотреть на него.
   - Например, что?
   Он сначала глотнул, прежде чем произнести слова, застрявшие у него  в
горле:
   - Как ты думаешь, ты можешь быть беременной? - сказал он наконец.
   Желудок Челси, казалось, тоже услышал  вопрос,  и  она  почувствовала
колеблющиеся острые приступы тошноты.
   - Я не думала об этом. - Ее голос был едва слышен.
   Лицо Фергасона покраснело, и это было заметно, несмотря на загар.  Он
страшно пожалел,  что  нет  какой-нибудь  родственницы,  близкой  Челси,
которая могла бы поговорить с ней об этом. Но  таковой  не  было,  и,  в
конечном счете, он был в ответе за то, что произошло.
   - Миссис Макаулай и твои горничные, э.., сказали..,  что  у  тебя  не
было месячных со времени Ньюмаркета.
   - Всего шесть недель, папа, - быстро  ответила  Челси,  покраснев  от
смущения. Отлично разбираясь в технике выращивания лошадей, она  тем  не
менее никогда не обсуждала интимных женских вопросов со своим отцом.
   - То, что тебя тошнило сегодня утром.., и то, что ты спишь...
   "Папа, пожалуйста! Ты, должно быть, ошибаешься, папа!  По-другому  не
может быть", - в отчаянии подумала  она,  хотя  подсознание  твердило  о
необычных изменениях, происходивших с ней. Она никогда не отдыхала  днем
с  раннего  детства,  и  поэтому,  наверное,  должна  быть  причина   ее
усталости. И  даже  она  удивилась,  как  быстро  ее  тошнота  прошла  и