ла для моей первой жены: она  была
темноволосая, полная и сексуальная, с глазами пекинского мопсика.
   - Никогда, - уверил ее я.
   - Мне нравится бывать там, где еще никто не наследил.
   Я глянул на наручные часы. Они показывали десять.  Еще  полчаса  езды  на
автомобиле.
   - Пожалуй, нам пора возвращаться, - предложил я.
   - Но ведь еще совсем не поздно.
   - Понимаешь, сегодня я хочу по-настоящему испытать свою систему.  Если  я
буду делать ставки двухсотфранковыми фишками, то смогу выиграть значительную
сумму.
   - Ты собираешься в казино?
   - Конечно.
   - Но это ведь похоже на воровство.
   - С какой стати? Он занял нам деньги,  чтобы  мы  наслаждались,  получали
удовольствие от жизни.
   - Половина этих денег принадлежит мне. Ты не имеешь права рисковать  моей
долей.
   - Дорогая, будь умницей. Мне нужны все деньги. Система требует  капитала.
Если я выиграю, ты получишь назад свою половину,  и  еще  с  процентами.  Мы
оплатим все счета и, если тебе захочется, снова приедем сюда  и  проведем  в
этой тихой горной деревушке остаток нашего свадебного путешествия.
   - Ты никогда не выиграешь. Чем ты лучше остальных посетителей казино?
   - В отличие от них я неплохой математик.
   Бородатый старик провел нас темными  улочками  до  автомобиля.  Кэри  шла
молчаливая и задумчивая,  даже  не  позволила  мне  взять  ее  под  руку.  Я
обиделся:
   - Все-таки это ведь наша праздничная ночь, милая. Отчего ты злишься?
   - Разве я сказала тебе что-нибудь обидное или злое?
   Как все-таки  они  умеют  обезоруживать  нас,  мужчин,  своим  молчанием:
молчание нельзя повторить, на него нельзя ответить, как это можно сделать со
словом. В молчании мы ехали назад. Когда проезжали через Монако, весь  город
- и музеи, и казино, и собор, и дворец  -  был  залит  светом,  а  со  скалы
пускали в небо фейерверк. Это был  последний  вечер  недели  фейерверков.  Я
вспомнил наш первый день здесь и нашу ссору, и те три балкона.
   - Мы с тобой еще никогда не бывали в зале для избранных, -  сказал  я.  -
Давай сходим туда сегодня.
   - Почему обязательно сегодня? - поинтересовалась она.
   - "Муж должен защищать жену, жена должна слушаться своего мужа".
   - Что это ты там бормочешь?
   - Ты же сама подтвердила мэру, что согласна с этим. И еще с одним пунктом
ты согласилась: "Супруга обязана жить со своим  мужем  и  следовать  за  ним
повсюду". Ну так вот: сегодня мы обязаны пойти в зал для избранных.
   - А я никак не могла уловить, что это он там бормочет.
   Самое плохое всегда позади, когда она снисходит и начинает спорить.
   - Пойдем со мной, родная, и ты убедишься, как моя система выигрывает.
   - Я увижу только то, что она  проигрывает,  -  возразила  она,  произнося
каждое слово намеренно четко и выразительно.
   Точно  в  пол-одиннадцатого  я  начал  игру  и  проиграл.  Проигрывал   я
беспрерывно. Сменить стол было невозможно,  так  как  это  был  единственный
стол, за которым можно было ставить минимальные  ставки  в  двести  франков.
Когда я проиграл половину директорских денег, Кэри попросила  меня  оставить
игру, но я продолжал верить в свою систему и твердо  знал,  что  обязательно
придет время, когда фортуна повернется ко мне лицом и мои  расчеты  окажутся
правильными.
   - Сколько у тебя осталось денег?
   - Вот тут все, - показал я пять двухсотфранковых фишек. Она встала  из-за
стола и ушла. Мне кажется, она плакала, но я не мог пойти за ней, не потеряв
места за столом.
   По дороге в отель я плакал - бывают моменты в жизни, когда мужчина  имеет
право плакать, не стыдясь слез. Кэри еще не спала. По тому, во что она  была
одета на ночь, можно было  судить,  как  холодно  она  встретила  меня:  она
никогда не надевала нижней части пижамы - только в том случае,  если  хотела
продемонстрировать свое возмущение или равнодушие. Но  когда  Кэри  увидела,
что я присел на край  постели,  содрогаясь  от  тщетного  старания  сдержать
слезы, она сразу же подобрела:
   - Родной мой, не принимай так близко к сердцу свой  проигрыш.  Как-нибудь
обойдемся.
   Она вскочила с кровати и обняла меня.
   - Милый, - попросила она прощения, - я так плохо вела себя.  Такое  может
случиться со всяким: не ты один проигрываешь. Увидишь: все уладится.  Больше
мы не будем есть булочки с кофе, перейдем  на  мороженое.  Уверена,  "Чайка"
скоро придет, обязательно придет. Рано или поздно.
   - Теперь мне уже все равно: пусть она вообще не приходит, - ответил я.
   - Успокойся, милый. Такое может  случиться  со  всяким.  Подумаешь,  беда
какая - проиграл.
   - Но я не проиграл, - сказал я. - Я выиграл.
   Она убрала руки с моих плеч:
   - Выиграл?!
   - Я выиграл пять миллионов франков.
   - В таком случае чего же ты плачешь?
   - Я не плачу, я радуюсь. Мы ведь теперь богачи.
   - Ох, ну и свинья же ты, - отрезала она, - а я еще тебя жалела.
   И она снова нырнула в постель, накрывшись с головой одеялом.


   ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   К деньгам привыкнуть гораздо легче, чем к нищете, хоть Руссо и утверждал,
что человек рождается богатым, а со временем делается все беднее  и  беднее.
Мне доставляло удовольствие рассчитываться с директором  отеля  и  оставлять
ключи у портье. Я часто нажимал звонки в  номере  просто  ради  удовольствия
встретиться с человеком в ливрее, не стыдясь его. Я заставил  Кэри  пойти  в
фешенебельный салон Элизабет Ардэн и  заказал  в  ресторане  бутылку  "Груад
Ляроз" 1934 года (и даже позволил себе отправить его назад, так как вино, на
мой взгляд, оказалось слишком теплым). Я переехал в  номер  "люкс"  и  нанял
автомобиль для поездок на пляж. На побережье я нанял бунгало  -  одноэтажную
дачку с верандой, где мы могли спокойно загорать, огражденные от посторонних
глаз кустами и цветами. Целыми  днями,  пока  Кэри  читала,  я  работал  под
палящим солнцем, совершенствуя свою систему.
   Я понял, что, как на фондовой бирже, деньги рождают деньги. Теперь я  уже
использовал фишки стоимостью в десять тысяч франков вместо  двухсотфранковых
и в конце каждого дня  неизменно  богател  на  несколько  миллионов.  Вскоре
известие о моих успехах широко разнеслось: случайные игроки  обычно  ставили
на те же номера, на которые  ставил  я,  но,  в  отличие  от  меня,  они  не
подстраховывали себя другими ставками и поэтому редко выигрывали. Я  заметил
странную черту характера у людей: хотя моя система  приносила  успех,  а  их
системы нет, ветераны никогда не теряли веры в свои подсчеты, ни один из них
не отказался от своих тщательно  разработанных  замысловатых  схем,  которые
приводили только к проигрышу, вместо  того  чтобы  следовать  моему  методу,
неизменно приносившему выигрыш. На следующий день, когда  я  заработал  себе
уже десять миллионов, я услышал случайно, как одна старая  леди  со  злостью
прошипела: "Везет же дуракам!" - словно  моя  удача  мешала  колесу  рулетки
крутиться согласно ее расчетам.
   Начиная с третьего дня я проводил в казино значительно больше  времени  -
утром часа три играл на "кухне", после  обеда  занимался  тем  же  самым,  а
вечерами, устроившись для более  серьезной  работы  в  зале  для  избранных,
заканчивал свой трудовой день. Кэри пошла было со мной на второй  день  -  я
дал ей несколько тысяч  франков  -  и,  конечно  же,  просадила  их.  Но  на
следующий день я решил, что ее присутствие мешает  мне:  я  дважды  совершал
досадные промахи в подсчетах.
   - Я тебя очень люблю, дорогая, - заверил я Кэри. - Но работа есть работа.
Пойди лучше позагорай на пляже, мы встретимся там после обеда.
   - Почему же это называют игрой? - осведомилась она.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Что это никакая не игра. Ты же сам сказал, что  это  работа.  Ты  начал
жить по жесткому расписанию. Завтрак в девять тридцать, не  позже,  -  чтобы
успеть первым  захватить  лучший  столик.  А  какую  уйму  денег  ты  сейчас
зарабатываешь! Когда же ты собираешься уйти на пенсию?
   - На какую пенсию?
   - Милый, ты не должен бояться пенсии. Мы будем чаще видеть друг  друга  и
сможем установить рулетку в твоем кабинете. Это  будет  очень  удобно:  тебе
даже не придется выходить из дома в любую погоду.
   В тот день, еще до обеда, я довел свой выигрыш  до  пятнадцати  миллионов
франков и решил, что такое  событие  стоит  отметить.  Я  действительно  был
немного виноват перед Кэри, чувствовал свою вину  и  решил,  что  мы  с  ней
хорошенько пообедаем, а вместо казино сходим на  балет.  Я  сказал  об  этом
Кэри, и, казалось, она была довольна.
   - Утомленный бизнесмен решил отдохнуть, - подытожила она.
   - По правде сказать, я действительно немного устал.
   Тот, кто не играл в рулетку серьезно,  вряд  ли  поймет,  как  может  она
надоесть. Если бы я менее напряженно работал за зеленым столом до обеда,  то
не затеял бы ссору с официантом в баре. Я заказал два сухих  мартини,  а  он
подал  их  разбавленными  вермутом.  Я  определил  это  по  цвету,  даже  не
попробовав на  вкус.  Официант  усугубил  свою  вину  тем,  что  начал  было
объяснять необычный цвет коктейля тем, что, мол, туда долили джина "Бутс".
   - Но вы ведь хорошо должны знать, что я пью только "Гордене", - отрезал я
и заставил его унести заказ назад.
   Он снова принес два мартини и положил в них лимонные дольки. Я взорвался:
   - Черт возьми!  Сколько  же  раз  нужно  сходить  в  ваш  бар,  чтобы  вы
наконец-то изучили вкусы своих постоянных клиентов?
   - Прошу прощения, сэр. Я работаю здесь только второй день.
   Я заметил, как сжались губы у Кэри. Конечно же,  я  был  не  прав,  но  я
слишком много времени провел в казино,  я,  наконец,  устал,  нервы  у  меня
начали сдавать, и она могла бы уже понять, что я не из  тех  людей,  которые
позволяют себе грубить официантам.
   - Кто бы мог подумать, - заметила она, -  что  еще  неделю  назад  мы  не
позволяли себе сказать официанту лишнего слова, когда он приносил нам счет!
   Когда мы пришли обедать, возникла небольшая задержка с  нашим  столом  на
террасе: мы пришли раньше, чем  обычно,  но,  как  я  объяснил  Кэри,  мы  -
постоянные клиенты, и можно было бы проявить к нам  хоть  немного  внимания,
чтобы мы были довольны. Но на этот раз я сдержался  и  не  дал  воли  своему
гневу...
   Обычно Кэри предпочитала, чтобы я сам делал  заказ,  поэтому  я  спокойно
взял меню и начал заказывать обед.
   - Икра, - сказал я.
   - Одна порция, - уточнила Кэри.
   - А тебе что взять? Может, копченую семгу?
   - Заказывай только себе, - отрезала Кэри.
   Я заказал мясо, поджаренное в эстрагоне, сыр  "Рокфор"  и  землянику.  На
этот раз пришло время и для бутылки "Груад Ляроз" 1934 года (мой урок насчет
температуры вина, видно, дал свои плоды). Я  откинулся  в  кресле,  чувствуя
себя довольным и спокойным: моя ссора с официантом  уже  была  забыта,  и  я
знал, что вел себя теперь за столом подчеркнуто вежливо и скромно, - пока не
принесли мой заказ.
   - А мадам? - поинтересовался официант.
   - Булочка с маслом и чашечка кофе, - попросила Кэри.
   - Но, возможно, мадам захочет...
   Она одарила  его  обаятельнейшей  улыбкой,  будто  хотела  загладить  мою
прошлую грубость.
   - Только булочка с маслом, пожалуйста, - повторила она. - Я  не  голодна.
Просто чтобы поддержать компанию.
   Я со злостью сказал:
   - В таком случае я отказываюсь...
   Но официант уже отошел от стола.
   - Зачем ты это сделала?
   - А что случилось, милый?
   - Ты все прекрасно понимаешь. Ты позволила мне заказать...
   - Но, право же, милый, я совсем  не  хочу  есть.  Мне  просто  захотелось
сделать ему приятное, вот и все. Я сегодня немного сентиментальная.  Булочка
с маслом напоминает мне о тех днях, когда мы не были богатыми. Разве  ты  не
помнишь то маленькое кафе на нижней площадке лестницы?
   - Ты издеваешься надо мной?
   - Нисколько, милый. Разве тебе неприятно вспоминать о тех днях?
   - Те дни, те дни... Почему же ты не вспоминаешь последнюю неделю, о  том,
как ты боялась послать кого-нибудь в прачечную, как мы не могли даже  купить
английскую газету - ты ведь не читаешь по-французски...
   - А разве ты не помнишь, какой ты был беззаботный, когда  отдал  те  пять
франков нищему? Кстати, это напомнило мне...
   - О чем?
   - Я что-то нигде не вижу того голодного молодого человека.
   - По-моему, наш пляж он не посещает.
   Мне принесли икру и водку. Официант спросил:
   - Может быть, мадам угодно, чтобы я принес ей кофе сразу же?
   - Нет, не нужно. Спасибо. Я хотела бы потихоньку  пить  свой  кофе,  пока
месье будет есть...
   - Мясо в эстрагоне, мадам.
   Никогда еще икра не казалась мне невкусной. Кэри внимательно  следила  за
каждым моим движением. Наклонившись вперед, она оперлась подбородком о руку,
что, по ее мнению, должно быть, означало, какая она верная и преданная жена.
Поджаренный хлеб нахально хрустел в тишине, но я решил, что  не  уступлю.  И
следующее блюдо я съел методично до самого конца, сделав вид, что не обращаю
внимания на то, как она с трудом  глотает  сухую  булочку.  Кэри,  вероятно,
также не получала никакого наслаждения от еды.
   - Принесите еще чашечку кофе, - сказала она официанту, - чтобы  я  смогла
составить компанию мужу, пока  он  будет  есть  землянику.  Может  быть,  ты
закажешь себе еще полбутылочки шампанского, милый?
   - Нет. Если я еще хоть немного выпью, то потеряю над собой контроль.
   - Милый, может, я что-то не так сказала? Может, ты  не  хочешь,  чтобы  я
напоминала о тех днях, когда мы с тобой были бедные и  счастливые?  В  конце
концов, если бы я выходила за тебя замуж теперь, то можно было бы  подумать,
что я зарюсь на твои деньги. Знаешь, ты был  таким  щедрым,  когда  дал  мне
пятьсот франков на рулетку, помнишь? Ты так серьезно наблюдал, как  крутится
колесо рулетки...
   - А разве теперь я не серьезный?
   - Теперь ты не  наблюдаешь  за  тем,  как  крутится  колесо  рулетки.  Ты
уткнулся в свои бумаги и подсчеты. Милый, мы ведь теперь отдыхаем!
   - Мы бы отдыхали как следует, если бы приехал Друтер.
   - Мы же можем и теперь пойти куда хотим. Давай обсудим наши планы - может
быть, сходим куда-нибудь.
   - Только не завтра. Понимаешь, согласно моим подсчетам завтра  цикл  моих
проигрышей должен достигнуть апогея. Конечно, чтобы уменьшить потери, я буду
делать ставки только по тысяче франков.
   - Тогда послезавтра...
   - Именно послезавтра я собираюсь отыграть свой предыдущий проигрыш вдвое.
Если ты уже выпила кофе, пора собираться на балет.
   - Что-то голова разболелась, не хочется никуда идти.
   - Еще бы ей не разболеться, если, кроме булочек, ты ничего не ела.
   - Помнишь, как я днями ела одни  булочки,  но  голова  у  меня  тогда  не
болела.
   Она поднялась из-за стола и подчеркнуто медленно сказала:
   - Потому что тогда я была в тебя влюблена.
   Я отказался от дальнейшего спора и отправился на балет один.
   Я не могу теперь припомнить, какой был тогда спектакль. В тот  вечер  моя
голова была занята совсем другим. Я должен был завтра  проиграть,  чтобы  на
следующий  день  выиграть,  иначе  моя  система  потерпит  крах.  Весь  этот
прекрасно разработанный план игры оказался бы  всего  лишь  рядом  случайных
удач, который, согласно теории вероятностей, выпадает только раз  на  тысячу
столетий, - это  то  же  самое,  что  посадить  за  пишущие  машинки  тысячу
трудолюбивых обезьян и ждать, когда эти  обезьяны  случайно,  на  протяжении
столетий, напечатают в конце  концов  произведения  Шекспира.  В  тот  вечер
балерина казалась мне одновременно  и  женщиной,  и  шариком,  прыгающим  по
колесу рулетки: когда она сделала последнее на и вышла на  поклоны  на  фоне
занавеса, мне показалось, она вышла, чтобы победно остановиться  на  "нуле",
крупье  сгреб  все  фишки  лопаткою   за   кулисы,   а   в   зале   остались
двухсотфранковые - за дешевые места и более  крупные  фишки  -  за  места  в
партере - они все смешались в одну кучу.
   Я вышел на террасу, чтобы остудить голову. Именно тут мы стояли в  первую
ночь, выискивая глазами "Чайку". Мне стало жаль, что Кэри  нет  рядом,  и  я
чуть было не пошел в отель, чтобы согласиться со всем, что она мне  сказала.
Она была права: система или шанс - какая, в конце концов, разница? Мы  могли
бы сесть в самолет, продолжить наш отпуск:  у  меня  теперь  хватало  денег,
чтобы стать компаньоном в небольшой фирме без стеклянных стен и  современной
скульптуры и без Гома на  восьмом  этаже...  Но  как  я  мог  отказаться  от
посещения  казино  и  никогда  уже   не   узнать,   почему   шарик   рулетки
останавливался  в  той  же  строгой  последовательности?  Что  это?   Поэзия
абсолютного шанса или строгая закономерность точно разработанной законченной
системы?
   Я был бы благодарен за эту поэзию, но  как  же  бы  я  гордился,  доказав
совершенство придуманной мною системы!
   Проходя  между  столов,  я   чувствовал   себя   командиром,   проводящим
торжественный смотр своего войска. Мне очень хотелось сделать выговор старой
леди за ее искусственные маргаритки на шляпке и пробрать мистера  Боулза  за
то, что он не отполировал как следует свой слуховой аппарат.  Кто-то  тронул
меня за локоть, и я вручил двухсотфранковую фишку Птичьему Гнезду.  "Изящнее
двигайся, - хотелось сказать ей, - руку нужно протянуть на всю  длину  и  не
сгибать в локте, да и волосы давно уже пора привести в порядок".  С  нервным
сочувствием  все  наблюдали,  как  я  проходил,  выбирая  стол.  И  когда  я
остановился, кто-то поднялся и уступил мне стул. Но я пришел не выигрывать -
я пришел чисто символически,  чтобы  поиграть  немного  и  уйти.  Поэтому  я
вежливо  отказался  от  предложенного  стула,   поставил   свои   фишки   по
определенной схеме и с чувством триумфа увидел, как все их сгребла со  стола
лопатка крупье. Потом я пошел в отель.
   Кэри там не было, и я был очень разочарован, потому  что  очень  хотелось
объяснить ей всю важность этого символического  проигрыша,  а  вместо  этого
пришлось раздеться и скользнуть между простыней.  Я  долго  не  мог  уснуть,
потому что уже успел привыкнуть к телу Кэри рядом. В половине третьего  Кэри
разбудила меня - она искала в темноте свою кровать.
   - Где ты была? - спросил я.
   - Гуляла.
   - Одна?
   - Нет.
   Я чувствовал, что она ожидает от меня первого  выпада,  -  тогда  за  ней
осталось бы моральное преимущество. Я сделал вид, что поудобнее  устраиваюсь
в постели и снова собираюсь спать. Она немного подождала и не выдержала:
   - Мы ходили в Морской клуб.
   - Он же закрыт.
   - А мы нашли лазейку - клуб был такой огромный и  ужасный  в  темноте,  с
креслами, сваленными в кучу.
   - Занятное приключение. А как же вы обходились без света?
   - О, была полная луна. Филипп рассказал мне о своей жизни.
   - Надеюсь, вы нашли себе кресла?
   - Нет, мы сидели на полу.
   - Если у него действительно интересная жизнь, расскажи  мне  о  ней.  Уже
слишком поздно, а завтра у меня...
   - ...твоя работа в казино с самого утра?  Мне  кажется,  его  жизнь  тебе
неинтересна. Она была очень простая, идиллическая. А рассказывал  он  о  ней
интересно. Он учился в лицее.
   - Во Франции почти все учатся в лицеях.
   - Его родители умерли рано, ему пришлось жить с бабушкой.
   - А дедушка?
   - Тоже умер.
   - Старческая смертность довольно высокая во Франции.
   - Два года он служил в армии.
   Я подвел итог:
   - Действительно, его жизнь выглядит очень оригинальной.
   - Ты только и можешь, что все высмеивать и высмеивать, - обиделась она.
   - Что с тобой, дорогая, я же ничего такого не сказал.
   - Конечно, разве тебе может показаться  интересной  его  жизнь?  Ты  ведь
никогда никем не интересовался, кроме себя самого, а он такой молоденький  и
такой несчастный. Живет только на кофе и булочках.
   - Бедняга, - искренне посочувствовал я.
   - Тебе все так безразлично, что  ты  даже  не  поинтересовался,  как  его
зовут.
   - Ты же сама сказала - Филипп.
   - Филипп - это имя, а фамилия? - с триумфом спросила она