Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
ошибаетесь, - ответил я и рассказал о невыносимом
контр-адмирале и моем друге сэре Альфреде Кине.
- Значит, у тебя не было по-настоящему конфиденциальных дел.
- Безусловно не было таких, которые я не мог бы обсудить в своем
кабинете в банке.
- У вас на окраине нет подслушивающих устройств, - заявила тетушка.
Человек, который пришел к ней с визитом, никак не укладывался в мои
представления об управляющем банком. Высокий и элегантный, с темными
бачками, он был бы хорош в костюме матадора. Тетушка попросила меня
принести красный чемодан, после чего я удалился, оставив их вдвоем. В
дверях я оглянулся и увидел, что крышка чемодана откинута и что он набит,
как мне показалось, десятифунтовыми банкнотами.
Я пошел к себе в спальню, сел в кресло и взял номер "Панча", чтобы
успокоиться. Вид этих контрабандных денег вызвал у меня шок - к тому же
чемодан был фибровый, из тех, что ничего не стоит проткнуть, как картон.
Надо отдать должное, ни одному опытному грузчику не пришло бы в голову,
что в чемодане целое состояние, но все же было верхом безрассудства
ставить все на карту, успех которой полностью зависел от опытности вора.
Тетушка с легкостью могла напороться на новичка.
Тетушка, очевидно, много лет прожила за границей, и это наложило
отпечаток на ее характер и на ее мораль. Я не мог судить ее теми же
мерками, что и обычную англичанку, и, читая "Панч", утешал себя тем, что
английский характер в основе своей неизменен. Взять хотя бы, к примеру,
"Панч" - журнал претерпел период кризиса, когда даже Уинстон Черчилль стал
предметом насмешек, но здравый смысл его владельцев и рекламодателей помог
благополучно вернуть его на старую стезю. Даже адмирал снова подписался на
него, а редактор журнала - и, по-моему, совершенно правильно - был сослан
на телевидение, которое даже в самом лучшем своем варианте - сфера
деятельности довольно низкопробная. Если десятифунтовые банкноты,
размышлял я, уложены в пачки по двадцать в каждой, в чемодане могло быть
не меньше трех тысяч фунтов или даже шести тысяч, так как пачки по сорок
не такие уж большие... Тут я вспомнил, что это был фирменный чемодан,
который мог вместить и двенадцать тысяч. Меня слегка утешило это открытие.
Контрабанда такого широкого масштаба - скорее удачный бизнес, а не
уголовное преступление.
Зазвонил телефон. Это была тетушка.
- Что ты мне посоветуешь - "Юнион карбид", "Женеско", "Дойче Тексако"?
Или, может, "Дженерал электрик"? - спросила она.
- Мне не хотелось бы давать вам никаких советов, - сказал я. - Я
некомпетентен. Мои клиенты никогда не имели дела с американскими акциями.
Слишком высокая приплата в долларах к номинальной стоимости.
- Во Франции вопроса о приплате в долларах просто не существует.
По-моему, твои клиенты были начисто лишены воображения, - сказала
нетерпеливо тетушка и повесила трубку. Что же, она ожидала, что адмирал
тайно провозит банкноты?
На душе у меня было беспокойно. Я вышел и прошелся по саду.
Американская пара (из "Сент-Джеймса" или из "Олбани") пила чай за
столиком. Один из супругов извлекал из чашки бумажный пакетик на нитке,
как затонувшее животное. Это убийственное зрелище заставило меня
почувствовать, как далеко я от родной Англии, и я вдруг с болью подумал о
том, как я соскучился по Саутвуду и дому, проводя время в компании тети
Августы. Я дошел до Вандомской площади и по улице Дону вышел к Бульвару
Капуцинок. На углу улицы, возле бара, со мной заговорили две женщины, и в
ту же минуту я не без страха увидел радостно улыбающуюся мне физиономию.
- Мистер Пуллен! - воскликнул он. - Хвала всевышнему!
- Вордсворт!
- Самый чудесный из его деяний. Хотите эта девочка?
- Я вышел прогуляться.
- Женщины, как этот, вас облапошат. Это трехминутка. Они делают
прыг-прыг, раз, два, три - и привет. Хотите девочка, надо идти с
Вордсворт.
- Но я не хочу никаких девочек. Я здесь с тетушкой. Я решил пройтись,
пока она занимается делами.
- Ваш тетя здесь?
- Да.
- Где живете?
Я не хотел ему давать адреса без разрешения тетушки. Я представил себе,
как Вордсворт селится в соседнем со мной номере. А вдруг ему вздумается
курить марихуану в "Сент-Джеймсе и Олбани"... Я не знал, какие существуют
на этот счет законы во Франции.
- Мы остановились у друзей, - сказал я неопределенно.
- У мужчина? - спросил он с неожиданной свирепостью в голосе.
Казалось невероятным, что кто-то может ревновать семидесятипятилетнюю
женщину, но это была самая неподдельная ревность, и я увидел в новом свете
банкира с бачками.
- Дорогой мой Вордсворт, - сказал я. - Это плод вашего воображения. -
Здесь я позволил себе маленькую ложь во спасение. - Мы остановились у
пожилой супружеской пары.
Я не считал удобным обсуждать тетушкины дела здесь, на углу улицы, и
стал двигаться по направлению к бульвару. Однако Вордсворт не отставал.
- Есть дашбаш для Вордсворт? - спросил он. - Вордсворт найдет красивый
девочка, школьный учительница.
- Мне не нужна девочка, Вордсворт, - повторил я и дал ему десять
франков только для того, чтобы он замолчал.
- Тогда надо выпить один стакан со старый Вордсворт, - сказал он. -
Вордсворт знает прямо здесь кабак, первый класс.
Я согласился выпить стаканчик, и он повел меня, как мне показалось, ко
входу в театр "Комеди де Капюсин". Когда мы спускались по лестнице в
подвальчик под театром, слышно было, как там ревет граммофон.
- Я бы предпочел более тихое место, - сказал я.
- Вы немного подождите. Это притон высший класс, - ответил Вордсворт.
В погребе было жарко. Несколько молодых одиноких женщин сидели у стойки
бара. Взглянув туда, где гремела музыка, я увидел совсем почти обнаженную
женщину - она ходила между столиками, за которыми перед нетронутыми
стаканами с виски сидели мужчины, все в одинаковых потертых плащах, словно
в униформе.
- Вордсворт, если это и есть то, что ты называешь прыг-прыг, мне этого
и даром не надо, - с досадой сказал я.
- Нет, здесь нет прыг-прыг, - ответил Вордсворт. - Если хотите
прыг-прыг, надо брать ее гостиница.
- Брать кого?
- Эти девочки. Хотите один?
Две девушки из тех, кто сидели около стойки, подошли и сели рядом со
мной, по обе стороны. Я почувствовал себя пленником. Вордсворт, я заметил,
уже успел заказать четыре порции виски, на которые ему явно не могло
хватить бы тех десяти франков, что я ему дал.
- Зак, cheri [дорогой (франц.)], - сказала одна из девушек, - представь
нам своего друга.
- Мистер Пуллен, познакомьтесь, это Рита. Красивый девочка. Школьный
учительница.
- В какой школе она учит?
Вордсворт рассмеялся, и я понял, что свалял дурака. В некотором
смятении я следил за Вордсвортом, который вступил в какие-то длительные,
очевидно, деловые переговоры с девушками.
- Вордсворт, что вы делаете? - спросил я.
- Хотят двести франков. Я сказал - нет. Говорю, мы имеем британский
паспорт.
- При чем тут паспорт?
- Они знают, британский люди очень бедный люди, не может много деньги
бросать.
Он снова заговорил с ними на каком-то странном французском языке - я ни
слова не мог разобрать, хотя девушки, по всей видимости, все понимали.
- На каком языке вы разговариваете, Вордсворт? - спросил я.
- На французском.
- Но я ни слова не понимаю.
- Хороший французский язык, приморский. Этот леди хорошо Дакар знает.
Вордсворт сказал ей, одно время работал Конакри. Они говорят сто пятьдесят
франков.
- Поблагодари их от меня, Вордсворт, и скажи, что мне ничего не нужно.
Я должен вернуться к моей тете.
Одна из девушек рассмеялась. Она, очевидно, услышала слово "тетя", хотя
я так и не уразумел, почему свидание с тетей смешнее, чем свидание с
кузиной, с дядей или даже с матерью. Девушка повторила tante [тетя
(франц.); шутка состоит в том, что так называли хозяйку борделя], и обе
расхохотались.
- А завтра?
- Я иду с тетушкой в Версаль, а вечером мы уезжаем в Стамбул Восточным
экспрессом.
- Стамбул? - удивленно воскликнул Вордсворт. - Что она там делает? Кого
хочет видать?
- Насколько я знаю, мы собирались посетить Голубую мечеть, Святую
Софию, Золотой Рог, музей Топкапы.
- Надо быть осторожный, мистер Пуллен.
- Зовите меня правильно, Пуллинг. - Я пытался за шутливостью тона
скрыть раздражение. - Вряд ли вам бы понравилось, если бы вас все время
звали Кольридж.
- Кольридж?
- Кольридж был поэт и друг Вордсворта.
- Такой человек никогда не видел. Если говорит, Вордсворт знает, он
хочет вас облапошивать.
Я сказал твердо:
- Ну а теперь мне правда пора идти, Вордсворт. Добудьте счет, а то я
уйду и вам придется платить.
- Вы бросаете на ветер "Белый лошадь"? [марка дорогого виски]
- Выпейте за меня или поделитесь с дамами.
Я расплатился по счету, который показался мне непомерно большим - в
него, должно быть, входила стоимость шоу среди столиков. Теперь танцевала
голая негритянка в боа из белых перьев. Интересно, каким способом
присутствующие здесь мужчины зарабатывают на жизнь? Я раньше и не
представлял себе, что можно вот так сидеть и глазеть в разгар делового
дня.
Вордсворт сказал:
- Давайте триста франков этот леди за приватный шоу.
- Цена, я вижу, растет.
- Вордсворт может сказать им - двести франков. Вордсворт все улаживать
будет. О'кей?
Бесполезно было взывать к его морали.
- Вы, как человек, имеющий английский паспорт, должны знать, что
англичанин не может вывезти из страны в валюте больше пятнадцати фунтов.
Двести франков истощат весь мой запас.
Такого рода довод был доступен Вордсворту. Он с грустным пониманием
поглядел на меня с высоты своего роста.
- Правительства все равно плохо делает, - сказал он.
- Приходится приносить жертвы. Оборона и социальное обеспечение
обходятся дорого.
- А туристский чеки? - не задумываясь спросил он.
- Их можно разменивать только в банке, разменных пунктах или в
гостинице, где есть такие пункты. Но в любом случае чеки понадобятся мне в
Стамбуле.
- У ваш тетя много чеки есть.
- У нее тоже только пятнадцать дозволенных фунтов.
Я чувствовал всю несостоятельность своей аргументации, поскольку
Вордсворт, проживший довольно долго с моей тетушкой, не мог не знать о ее
способности прибегать ко всякого рода ухищрениям. Я почел за лучшее уйти
от этой темы и перешел в наступление.
- О чем вы думали, Вордсворт, когда в урну с прахом моей матери
насыпали каннабис? Какого черта вы это сделали?
Мысли его где-то блуждали. Он, очевидно, все еще размышлял о туристской
валюте.
- Каннибалы в Англия нет, - сказал он рассеянно. - Сьерра-Леоне тоже
нет.
- О каннибалах речи не было.
- Сьерра-Леоне только общество Леопарды есть. Они много людей убивают,
но котлеты не делают.
- Каннабис, Вордсворт, не каннибалы. Травка. - Отвратительное слово
почему-то вызвало воспоминание о школьном детстве. - Вы смешали травку с
прахом моей матери.
Наконец мне удалось привести его в замешательство.
Он быстро допил виски.
- Вы отсюда уходите, - сказал он. - Вордсворт покажет лучше место,
больше злачный. Идти надо улица Дуэ.
Я терзал его, пока мы поднимались по лестнице.
- Вы не имели права этого делать, Вордсворт. Пришла полиция и забрала
урну.
- Отдали назад? - спросил он.
- Только пустую урну. Прах оказался смешанным с травкой, так что ничего
уже нельзя было отделить.
- Старый Вордсворт не хотел ничего плохой делать, - сказал он,
остановившись на тротуаре. - Это все чертов полиция.
Я обрадовался, увидев поблизости стоянку такси. Я боялся, что он
попытается пойти со мной и обнаружит тетушкино убежище.
- В Менделенде, - сказал он, - кладут еда, когда хоронят ваша мама. А
вы кладете травка. Это тот же самый вещь.
- Да моя мать даже сигарет не курила.
- А когда хоронят ваш папа, кладут самый лучший нож.
- А почему ему не кладут еды?
- Он идет охота, берет нож, еда приносит. Убивает куропатка.
Я сел в такси и уехал. Бросив взгляд через заднее стекло, я увидел
Вордсворта - он стоял с растерянным видом на обочине тротуара, как человек
на речном берегу, ожидающий парома. Он поднял в нерешительности руку, как
будто не был уверен в моей реакции, не понимая, сержусь я на него или же
мы расстались друзьями. Но тут нас разделил поток мчавшихся машин. Я
пожалел, что не дал ему дашбаш побольше. В конце концов, он и правда не
хотел ничего дурного. Большой и нелепый ребенок.
10
Я застал тетушку одну - она сидела посреди огромной обшарпанной
гостиной, загроможденной множеством стульев с зеленой плюшевой обивкой и
мраморными каминами. Она не потрудилась убрать пустой чемодан - раскрытый,
он лежал перед ней на полу. На щеках у нее я заметил следы слез. Я зажег
тусклый свет в лампочках покрытой пылью люстры, и тетушка улыбнулась мне
слабой улыбкой.
- Тетя Августа, что-нибудь случилось? - спросил я. Мне пришло в голову,
что ее ограбил господин с баками, и я раскаивался, что оставил ее одну с
такой крупной суммой денег.
- Все в порядке, Генри, - ответила она каким-то удивительно мягким
тремоло. - В итоге я решила открыть счет в Берне. К какой пошлости
вынуждают нас прибегать все их правила и инструкции.
Сейчас передо мной была утомленная старая женщина, какой и полагается
быть в семьдесят пять лет.
- Вас что-то расстроило?
- Только воспоминания. С этим отелем у меня связано много воспоминаний,
очень давних. Ты был тогда еще маленьким...
Меня вдруг охватила горячая нежность к тетушке. Может, именно такое
минутное проявление женской слабости и вызывает у нас нежное чувство; я
вспомнил, как дрогнули перебирающие кружевное плетение пальцы мисс Кин,
когда она заговорила о незнакомой ей Южной Африке, - в тот момент я, как
никогда, был близок к тому, чтобы сделать ей предложение.
- Воспоминания о чем, тетя Августа?
- О любви. Генри. Любви очень счастливой, пока она длилась.
- Расскажите мне.
Я был растроган, как бывал иногда растроган в театре при виде стариков,
вспоминающих о прожитой жизни. Поблекшая роскошь комнаты казалась мне
декорацией к спектаклю в Хеймаркете [один из лондонских театров]. На
память пришли фотографии с Дорис Кин [известная английская актриса] в
"Любовной истории" [пьеса Эдуарда Брусвера Шелдона, современника Дорис
Кин] и с той актрисой в "Вехах" [пьеса Арнольда Беннета (1867-1931),
опубликованная в 1919 г.] - забыл ее фамилию. Поскольку самому мне
вспоминать было почти нечего, я как-то особенно ценил чувства у других.
Тетушка приложила платок к глазам.
- Тебе будет скучно. Генри. Недопитая бутылка шампанского, найденная
случайно в старинном буфете, - игра ушла, вино выдохлось.
Эта банальная фраза сделала бы честь любому хеймаркетскому драматургу.
Я пододвинул стул и взял тетушкину руку в свою. Кожа была шелковистая
на ощупь, и меня умилили маленькие коричневатые пятнышки, старческая
крупка, которые ей не удалось запудрить.
- Расскажите, тетушка, прошу вас, - повторил я свою просьбу.
Мы оба замолчали, думая каждый о своем. Мне показалось, будто я на
сцене играю какую-то роль в извлеченной на свет постановке "Вторая миссис
Тэнкерей" [драма А.У.Пинеро (1855-1934), поставленная в Лондоне в 1893
г.]. Тетушкина жизнь была очень пестрой, в этом нет никаких сомнений, но
когда-то здесь, в отеле "Сент-Джеймс и Олбани", она по-настоящему любила,
и, кто знает, может быть, в ее прошлом кроется оправдание ее отношений с
Вордсвортом... Гостиная в отеле напомнила мне другой отель "Олбани" в
Лондоне, где жил капитан Тэнкерей.
- Дорогая тетя Августа, - сказал я, обняв ее за плечи. - Иногда
становится легче, когда выговоришься. Знаю, я принадлежу к другому
поколению, к поколению, у которого, быть может, больше условностей...
- История эта в общем-то постыдная, - сказала тетушка и опустила глаза
со скромностью, которой я в ней раньше не замечал.
Я неожиданно для себя обнаружил, что как-то неловко стою перед ней на
коленях, держа ее руку, но при этом одна нога у меня в чемодане.
- Доверьтесь мне, - сказал я.
- Я не полагаюсь на твое чувство юмора. Генри, я не могу тебе полностью
доверять. Нам, я думаю, разное кажется смешным.
- Я ожидал услышать грустную историю, - сказал я с досадой, выбираясь
из чемодана.
- Она и есть очень грустная, но по-своему. И в то же время довольно
комичная, - сказала тетушка.
Я отпустил ее руку, и она повертела ею в разные стороны, будто
примеряла перчатку в отделе удешевленных товаров.
- Надо завтра не забыть сделать маникюр, - сказала она.
Я был раздражен такой быстрой сменой настроений. Меня предательски
заманили, и я поддался эмоциям, что мне было совсем не свойственно.
- Я только что видел Вордсворта, - сказал я, желая привести ее в
замешательство.
- Вордсворта? Здесь, в отеле?
- Как это ни прискорбно, но я должен вас разочаровать - не в отеле. Я
его встретил на улице.
- Где он живет?
- Я не спросил. И не дал вашего адреса. Мне в голову не пришло, что вам
так не терпится его увидеть.
- Ты злой, Генри.
- Не злой, тетя Августа. Просто благоразумный.
- Не знаю, от кого в семье ты унаследовал благоразумие. Твой отец был
человек ленивый, но благоразумным его уж никак не назовешь.
- А моя мать? - спросил я с надеждой поймать тетушку на слове.
- Будь она благоразумной, тебя бы здесь не было.
Она подошла к окну и стала смотреть через дорогу на сад Тюильри.
- Сплошные няньки с колясками, - сказала она и вздохнула. И снова при
дневном свете она показалась мне старой и беззащитной.
- А вам никогда не хотелось иметь ребенка, тетя Августа?
- Для этого не было подходящих обстоятельств, - сказала она. - Из
Каррана отец вышел бы очень ненадежный, а к тому времени, как мы
познакомились с мистером Висконти, было поздновато - не совсем, конечно,
поздно, но ребенок нужен на заре жизни, а мистер Висконти появился, когда
солнце уже не было в зените. В любом случае мать из меня, надо признать,
никудышная. Я бы таскала этого несчастного ребенка повсюду за собой,
одному богу известно куда, но ведь могло случиться, что из него вырос бы
человек вполне респектабельный.
- Как я, например.
- Что до тебя - я еще не совсем отчаялась, - сказала тетушка. - По
отношению к бедному Вордсворту ты проявил достаточно благородства. Ты
прав, что не дал ему моего адреса. Он был бы не совсем на месте здесь, в
"Сент-Джеймс и Олбани". Жаль, что прошли времена рабства. Я могла бы
сделать вид, что он у меня в услужении, и тогда его можно было бы поселить
в "Сент-Джеймсе", по ту сторону садика. - Она улыбнулась своим
воспоминаниям. - Все же я расскажу тебе про мсье Дамбреза. Я очень его
любила, и если у нас не было ребенка, то только потому, что это была
поздняя любовь. Я не принимала никаких предохранительных мер, абсолютно
никаких.
- Это вы о нем думали, когда я вошел?
- Да. Шесть счастливейших месяцев моей жизни, и прожили мы их здесь, в
"Олбани". Мы впервые встретились вечером в понедельник возле Фуке. Он
пригласил меня выпить с ним чашечку кофе, а в четверг мы уже поселились в
"Олбани" - все очень естественно, любящая пара, у нас сразу же
установились прекрасные отношения со швейцаром и горничной. Меня ничуть не
беспокоило, что мсье Дамб