были с вами только один раз, и то еще не известно.  Отчего вы должны
были предохраняться, если на себя не надеялись.  Тем более что с незнакомым
мужчиной, с которым до этого не были лично знакомы, а знакомство было на
основании взаимной переписки, куда вы подложили фото, где вы снимались до
Революции.  А если у вас будет ребенок, то он будет не мой, что может
показать судебная экспертиза, вы являетесь медиком по здоровью населения и
должны это хорошо себе знать и зарубить на своем носу.  А от пирогов ваших
меня давно тошнит, к чему и остаюсь не ваш Иван".
Это письмо он тоже отправил доплатным.  Несмотря на это, она продолжала
регулярно писать, аккуратно отделяя приставки от остальных частей слова и
сообщая Алтыннику станционные новости, с кем что случилось.  И даже когда
Алтынник перестал отвечать на ее письма и перестал их читать и, не читая,
вкладывал в конверт и отправлял их назад доплатным, Людмила не отчаялась,
не опустила руки, а продолжала писать с завидной настойчивостью.  23
февраля получил Алтынник от нее поздравительную телеграмму, а на 1 мая
пришла посылка, которую он получать отказался и не поинтересовался, что в
ней находится, но думал, что там пироги с грибами, и, наверное, не ошибся.



17

     Летом полк переехал в лагеря в деревню Граково.  В первый месяц в
увольнения не пускали, было много работы.  Сезон начался с лесных
происшествий.  Один летчик заблудился в воздухе, израсходовал керосин и сел
в чистом поле за сорок километров от аэродрома с убранными шасси.  Самолет
списали.  Другой летчик сломал на посадке переднюю ногу шасси, выворотил
пушки, одна из которых пробила керосиновый бак.  Когда взломали
заклинившийся фонарь кабины, летчик сидел по горло в керосине, хорошо, что
еще не загорелся.  Для расследования происшествий приезжала высокая
комиссия во главе с генералом.  Целыми днями генерал в длинных синих трусах
лазил с бреднем по местной речке Граковке, а по ночам играл в преферанс со
старшими офицерами.  Проиграл, говорят, четыре рубля.
Что касается происшествий, то по ним комиссия составила заключение, что
виной всему слабая воинская дисциплина.  За то, что летчики не умеют
летать, досталось больше всего, конечно, срочной службе.  Рядовой и
сержантский состав лишили на месяц увольнении.  Правда, ходить все равно
было некуда: в деревне одни старухи, а несколько молодых девчонок, которые
там еще оставались, всЈ работали в части поварами и официантками в летной
столовой.  Официантки солдатами и сержантами пренебрегали, летом им хватало
и офицеров.
Но километрах в трех от деревни была станция - тоже Граково, и совхоз
Граково.  Там у Алтынника была знакомая девушка по имени Нина.  Ей было
семнадцать лет, и она училась в десятом классе, У Алтынника были на Нину
серьезные виды, и он нетерпеливо ждал, когда кончится этот проклятый месяц
и можно будет вырваться в увольнение.  И вот наконец этот день наступил, В
субботу после полетов семь человек выстроились на линейке перед палатками.
Старшина де Голль, заложив руки за спину, прошел перед строем, проверяя
чистоту под- воротничков, блеск пуговиц и сапог.  Остановился напротив
Алтынника и долго его разглядывал, Алтынник весь напрягся: сейчас старшина
к чему-нибудь придерется.
     - Алтынник, - сказал старшина, - комэска тебя вызывает.
     - Зачем?  - удивился Алтынник.
     - Раз вызывает, значит, нужно.
Майора Ишты-Шмишты нашел он в беседке напротив штаба, где у летчиков бывал
разбор полетов, а у механиков политзанятия.  На восьмигранном столике перед
майором лежали шлемофон с очками, планшет и толстый журнал, куда майор,
высунув от напряжения язык, записывал сведения о последнем летном дне.
Если бы Алтынник встретил майора на улице в гражданском костюме, он никогда
не поверил бы, что этот тучный, обрюзгший, с бабьим лицом человек летает на
реактивном истребителе и считается одним из лучших летчиков во всей
дивизии.  Впрочем, многие считали майора дураком, потому что он ездил на
велосипеде, в отличие от других летчиков, имевших автомобили.  Отпечатав,
как положено, три последних шага строевым, Алтынник вытянулся перед майором
и кинул ладонь к пилотке.
     - Товарищ майор, младший сержант Алтынник по вашему приказанию прибыл.
На секунду оторвавшись от журнала, майор поднял глаза на Алтынника и
покачал головой.
     - Ишь ты, шмиш ты, надраился, как самовар.  В увольнение собираешься?
     - Так точно, товарищ майор!  - рявкнул Алтынник.
     - Пьянствовать думаешь?  -.  Майор склонился над журналом.
     - Никак нет!
     - А может быть, у тебя свидание с девушкой?
     - Так точно!  - Алтынник интимно улыбнулся в том смысле, что, дескать, мы,
мужчины, можем понять друг друга.
Но майор этой улыбки не видел, потому что писал.
     - Так-так.  - Майор перевернул страницу и стал строчить дальше.  - А
служебная книжка у тебя с собой?
     - Так точно!  - механически прокричал Алтынник и тут почувствовал, как
сердце в груди сжалось.  Он понял, что то, чего долго боялся, пришло.
     - Положи сюда, - Свободной левой рукой майор хлопнул по столу, показывая,
куда именно Алтынник должен положить служебную книжку.  При этом, не
поднимая головы, он продолжал писать.
Алтынник расстегнул правый карман, нащупал твердую обложку документа, но
вынимать медлил, как будто мог думать, что майор забудет.
     - Давай, давай, - сказал майор и, не глядя на Алтынника, протянул руку,
Замирая от страха и от предчувствия беды, Алтынник положил книжку на край
стола.  Майор сгреб и пододвинул ее к себе.  Продолжая что-то писать в
журнале, он одновременно перелистывал страницы книжки и перебрасывал взгляд
с одного на другое, так что Алтынник, как ни был напуган предстоящим, а
удивился: здорово это у него получается, и тут и там успевает.  Так,
перелистывая служебную книжку, майор дошел до того места, где стоял
злополучный штамп.  Майор глянул на штамп, дописал еще какую-то фразу,
поставил точку, отодвинул в сторону журнал вместе с планшетом и шлемофоном
и придвинул к себе служебную книжку.
     - Ишь ты, шмиш ты!  - удивленно сказал он, разглядывая книжку как-то сбоку.
     - "Зарегистрирован брак с Сыровой Людмилой Ивановной".  Что это такое?  -
Он отодвинулся от книжки и тыкал пальцем в штамп с такой брезгливостью,
словно это был какой-нибудь клоп или таракан.
Не зная, что сказать, Алтынник молчал.
     - Я вас спрашиваю, что это такое?  - Майор грохнул кулаком по столу так,
что планшет с шлемофоном подпрыгнули.  Алтынник не реагировал.
     - Алтынник!  - распалялся майор.  - Я вас русским языком спрашиваю: где вы
нашли эту Людмилу Сырову?  Кто вам давал право жениться без разрешения
командира полка?
И тут Алтынник почувствовал, как все, что у него накопилось за это время,
подступило к горлу комком и вдруг вырвалось каким-то странным и диким
звуком, похожим на овечье блеянье.
     - Вы что - смеетесь?  - удивился майор.
Но тут же он понял, что Алтынник совсем не смеется, а схватился за столб и
колотится в истерике.
     - Алтынник, ты что?  Что с тобой?
Перепуганный майор подбежал к Алтыннику, схватил за плечи, заглянул в лицо.
Алтыннику было стыдно за то, что он так воет, он хотел, но не мог
сдержаться.
     - Алтынник, - тихо, чуть ли не шепотом сказал майор, - Ну, перестань,
пожалуйста.  Я тебя очень прошу.  Я не хотел тебя обижать.  Конечно, ну
встретил ты там какую-то женщину, полюбил, решил жениться, пожалуйста,
никто тебе не мешает.  Но ты хоть предупреди, хоть скажи, чтоб я знал.  А
то вдруг ни с того, ни с сего получаю эту писульку.
Он достал из планшета лист из тетради в клеточку, и Алтынник, все еще
всхлипывая, но уже гораздо спокойнее, увидел знакомый почерк: "В виду не
устойчивого морального облика моего мужа Алтынника Ивана, прошу не от
пускать его в увольнение, что бы избежать случайного знакомства с женщинами
легкого по ведения и сохранить развал семьи, более не желательные по
следствия.  К сему..." И какая-то закорючка и в скобках печатными буквами:
"Алтынник".  Дочитал Алтынник этот документ до конца, задержал взгляд на
подписи и почувствовал, как губы его опять поползли в разные стороны и он
снова заплакал, да так безутешно, как не плакал, может быть, с самого
детства,



18

     В сентябре отпускали первую очередь демобилизованных.  Оказалось их в
эскадрилье всего восемь человек, в том числе и Алтынник.  Накануне вечером
Ишты-Шмишты произнес перед строем торжественную речь и каждому из восьми
выдал по грамоте.  Пришел он и утром после завтрака, когда демобилизованные
вышли на линейку с чемоданами.  Явился в парадной форме, которую за два
десятка лет службы носить так и не научился.  Ремень на боку, фуражка на
ушах.  Алтынник, как старший по званию, скомандовал "смирно".
     - Вольно, -сказал майор.  Прошел перед строем.  - Ишь ты, шмиш ты,
собрались.  Рады небось?  Надоело?  - Воровато оглянувшись, он сказал
шепотом:--Да мне, если честно сказать, самому надоело.  Во!  -ребром ладони
он провел по горлу.
Демобилизованные засмеялись, и вместе со всеми Алтынник.  И, может быть,
первый раз за все время он понял, что Ишты-Шмишты, в сущности, неплохой
мужик и что, как видно, ему, несмотря на то, что он майор, летчик первого
класса, получает кучу денег, здесь тоже несладко.
Майор пожал каждому руку, пожелал всего, чего желают в таких случаях.
Алтынник скомандовал "налево" и "шагом марш", и демобилизованные пошли к
проходной не строем, а так - кучей.
Машину им, конечно, не дали.  Вчера, говорят, Ишты-Шмишты поругался из-за
этого с командиром полка.  А идти до станции предстояло километра три с
вещами.
Уже подходя к КПП, встретили Казика Иванова с сумкой.  Кинулись в последний
раз к нему - нет ли писем.
     - Тебе есть, - сказал Казик Алтыннику.
     - От кого?
     - Из Житомира.
     - Возьми его себе, - махнул рукой Алтынник.
     - Договорились, - засмеялся Казик и поманил Алтынника в сторону.  - Слушай,
там тебя на КПП баба какая-то дожидается.
     - Какая баба?  - насторожился Алтынник.
     - Не знаю, какая.  С ребенком.  Говорит: жена.
У Алтынника руки опустились.
     - Ребята, вы идите, -крикнул он остальным, -я сейчас догоню!  Подумав, он
решил двинуться через дальнюю проходную, бывшую в другом конце городка.
Но, когда вышел за ворота, первый человек, которого он увидел, был Борис.
В новом синем костюме, в белой рубашке с галстуком, Борис разговаривал с
часовым.  Увидев Алтынника, Борис заулыбался приветливо и пошел навстречу,
Алтынник опустил чемодан на землю.
     - Ты чего здесь делаешь?  - спросил он хмуро.
     - Да это все Людка панику навела.  - Борис засмеялся.  - Пойди, говорит,
там покарауль, а то он, может, не знает, что мы здесь стоим.  - Он
повернулся в сторону главной проходной и, приложив ко рту ладонь, закричал:
     - Людка!  Давай сюда!
Алтынник растерялся.  Что делать?  Бежать?  Да куда побежишь с чемоданом?
Догонят.
А Людмила с белым свертком, перевязанным синей лентой, уже приближалась.
     - Не плачь, не плачь, - бормотала она на бегу, встряхивая сверток, - вот
он, наш папочка дорогой.  Вот он нас ждет.  Не плачь.
Она перехватила сверток в левую руку, а правую, не успел Алтынник
опомниться, обвила вокруг его шеи и впилась в его губы своими.  Не резко,
но настойчиво отжал он Людмилу от себя, отошел в сторону и рукавом вытер
губы.
     - Чего это?  - спросил он, кивая на сверток.
     - "Чего", - хмуро передразнил Борис.  - Не "чего", а "кто".  Это человек.
     - Это твой сынок, Ваня, - подтвердила Людмила.  - Петр Иванович Алтынник.
Из свертка послышался какой-то писк, который, по всей вероятности, издал
Петр Иванович.  Людмила снова стала подбрасывать его и бормотать:
     - Ну-ну, не плачь, Петенька, птенчик мой золотой.  Твой папка тут, он тебя
не бросит.
Алтынник прошелся вокруг чемодана.
     - Вот что, Людмила, - сказал он негромко, - ты меня ребенком своим не
шаржируй, потому что я не знаю, откуда он у тебя есть, и никакого к нему
отношения не имею.  Что касается всего остального, то я нашу женитьбу ни за
что не считаю, потому что вы завлекли меня обманом в виде нетверезого
состояния.
Он взял станцию.
     - Ой, господи!  Ой, несчастье!  - запричитала и засеменила рядом Людмила.
     - Обманули!  - закричала она неожиданно тонким и противным голосом.  -
Обманули!
Алтынник прибавил шагу.
     - Петенька!  - закричала Людмила свертку, - Сыночек!  Обманул тебя папка!
Бросил!  Родной папка!  Сиротинушка ты моя горемычная!
Алтынник не выдержал, остановился.  Оглянулся на проходную, там уже
высыпали и с любопытством смотрели свободные солдаты из караульного
помещения.
     - Людмила, - сказал он проникновенно.  - Я тебя прошу, оставь меня в покое.
Ты же знаешь, что я тут ни при чем,
     - Да как же - ни при чем, - подошел Борис.  - Ведь ребенок весь в тебя, как
вылитый.  У нас вся деревня, кому ни показывали, говорит: капля воды -
Иван.  Да ты сам погляди.  Людка, не ори, дай-ка сюда робенка.
Он взял у сестры сверток и развернул сверху.  Алтынник невольно скосил
глаза.  Там лежало что-то красное, сморщенное, похожее скорее на недозрелый
помидор, чем на него, Ивана Алтынника.  Но что-то такое, что было выше его,
шепнуло ему на ухо: "Твой".  И сжалось в тоске, и заныло сердце.  Но
сдаться для него сейчас - значило смириться и поставить крест на всем, к
чему он стремился.
     - Не мой, - сказал Алтынник и облизнул губы.
     - Ах, не твой?  -вскрикнула Людмила.  -Вот тебе!  -И Алтынник не успел
глазом моргнуть, как сверток очутился в пыли у его ног.  - Забери его, гад
ненормальный!  - закричала Людмила и побежала в сторону станции.  -Борис!
     -позвала она уже издалека.  -Пойдем отсюдова, чего там стоишь?
     - Я сейчас, - сказал Борис виновато и сперва нерешительно, а потом бегом
кинулся за Людмилой.  Догнал ее, остановил, о чем-то они коротко между
собой поспорили и пошли, не оглядываясь, дальше.
С чемоданом в руках и с раскрытым ртом Алтынник долго стоял и смотрел им
вслед.
     - У а!  - послышался у его ног слабый писк.  - Уа!
Он поставил чемодан и опустился на колени над свертком.  Отвернул угол
одеяла.  Маленькое красное существо, у которого не было ничего, кроме
широко раскрытого рта, закатывалось от невыносимого горя.  И казалось
непонятным, откуда столько силы, чтобы так кричать.
     - Эх ты, Петр Иванович!  -покачал головой Алтынник.  -Ну, чего орешь?
Никто тебя не бросает.  Вот возьму, отвезу к матери, к бабке твоей.  Ей
делать нечего, пущай возится.



29

     Солнце приближалось к зениту.  Поезд, к которому торопился Алтынник, давно
ушел, а он все еще был на полдороге.  Жара стояла такая, как будто бы не
сентябрь, а середина июля.  Сняв ремень и расстегнув пуговицы гимнастерки,
спотыкаясь в пыли, Алтынник шел вперед и ничего не видел от слепящего
солнца и пота, заливающего глаза.  Все чаще он останавливался, чтобы
передохнуть.  Во рту было сухо, в груди горело.  Чемодан оттягивал правую
руку, а сверток левую.  Ребенок давно уже выпростал из узла свои маленькие
кривые ножки, сучил ими в воздухе и нещадно орал, норовя выскользнуть
целиком.  Алтынник подбрасывал его, поправляя, и шел дальше.  В какой-то
момент он обратил внимание, что ребенок перестал кричать, посмотрел и
увидел, что держит его за голову.  "Задохнулся", - в ужасе подумал
Алтынник, бросил чемодан, стал трясти ребенка двумя руками и приговаривать:
     - А-а-а-а-а.
Ребенок очнулся, закричал, и тут же из него потекло, да так много, как
будто лопнул большой пузырь.  Алтынник и вовсе растерялся, брезгливо
положил сверток на траву возле дороги, а сам отошел и сел на стоявший в
стороне чемодан.  Ребенок продолжал надрываться.
     - Кричи, кричи, - сердито сказал Алтынник.  - Кричи, хоть разорвись, не
подойду.
Он отвернулся.  Вокруг была голая степь, и уже далеко чернели искаженные
маревом аэродромные постройки.  Было пусто.  Хоть бы одна машина оказалась
на пустынной дороге.  Алтынник закурил, но в горле и без того першило, а
теперь стало совсем противно.  Он со злостью отшвырнул от себя папиросу.
Вспомнил про ребенка, неохотно повернул к нему голову и обомлел.  Большая
грязная ворона мелкими шагами ходила вокруг свертка и заглядывала в него,
скосив голову набок.
     - Кыш ты, проклятая!  - кинулся к ней Алтынник.
     - Каррр!  - недовольным скрипучим голосом прокричала ворона и, тяжко
взмахнув крыльями, поднялась и полетела к стоявшему вдалеке одинокому
дереву.
Ребенок, перед этим притихший, снова заплакал.  Алтынник неохотно
приблизился, осторожно двумя пальцами развернул одеяло, потом пеленки.
Увидел, что несчастье больше, чем он ожидал.  Преодолевая брезгливость,
стал вытирать ребенка сухим краем пеленки, потом отошел в сторону и бросил
ее на траву.  Достал из чемодана новые, неразрезанные еще байковые
портянки, стал заворачивать в них Петра Ивановича.
     - Алтынник!  - услышал он сзади, вздрогнул и обернулся.
На дороге с велосипедом в руках стоял майор Ишты-Шмишты.  Не отдавая себе
отчета в том, что делает, Алтынник вытянулся и встал так, чтобы загородить
собой ребенка.
     - Твой, что ли?  -с сочувствием спросил майор.  Положив велосипед на землю,
он подошел, заглянул в сверток.  - Ну до чего ж похож!  - умилился он, -
Просто вылитый.
Этим словам Алтынник одновременно и обрадовался и огорчился.  А майор уже,
как заправская нянька, хлопотал над ребенком.
     - Кто же так заворачивает?  - сокрушался он, - Это хоть и портянка, -но
ведь не ногу завертываешь, а ребенка.  Вот смотри, как надо.  Сперва эту
ручку отдельно, потом эту.  Теперь ножки.
И действительно, майор, не умевший одеть сам себя, упаковал ребенка так
плотно и так аккуратно, как будто всю жизнь только этим и занимался.
     - Держи!  - Он протянул сверток Алтыннику, и тот принял его на
растопыренные руки.
Так, с растопыренными руками, он стоял перед майором в нелепой позе,
     - А где жена?  - спросил майор, помолчав.
"Жена"!  От этого слова Алтынника покоробило.  Ему захотелось объяснить
майору, что никакая она не жена, и рассказать, как его, пьяного, привели в
поселковый Совет и совершили над ним неслыханное мошенничество, но, не
найдя в себе таких слов, он только повел головой в сторону станции и
сказал:
     - Там.
     - Ну, давай я тебе помогу.
Майор взял чемодан, повесил ручкой на руль, и они пошли рядом дальше.
И тут Алтыннику первый раз за этот несчастный день повезло.  Сзади
послышался шум мотора.  Алтынник и майор оглянулись.  По дороге,
приближаясь к ним, пылил шестнадцатитонный заправщик.  Майор встал посреди
дороги и поднял руку.  Заправщик остановился.  Из кабины с любопытством
высунулся солдат, к счастью, незнакомый Алтыннику.
     - Браток!  - кинулся к нему майор.  - Будь друг, подвези товарища.
     - Пожалуйста, товарищ майор.  - Шофер распахнул дверцу.
     - Ну вот, Алтынник, видишь, как хорошо, - обрадовался Ишты-Шмишты.  -
Давай-ка ребенка, я подержу, а ты полезай в кабину.
Когда Алтынник устроился, он подал ему чемодан.  Шофер выжал сцепление и
включил скорость.
     - Подожди!  - махнул ему рукой майор и влез на подножку.  - Алтынник, ты
вот что...- он вдруг замялся, подыскивая слова.  - Если тебе первое время
будет трудно, напиши, может, я смогу как-то помочь, деньжат немножко
подкину, взаимообразно, конечно.  Ты не стесняйся, я зарабатываю хорошо,
мне тебе немножко помочь ничего не стоит.  Так что пиши.  Адрес и фамилию
знаешь, а зовут меня Федор Ильич.
Алтынник хотел сказать "спасибо", но язык не повиновался, и опять, как тот
раз в беседке, стали дергаться губы.  Майор соскочил с подножки и махнул
рукой.  Шофер тронул машину.
     - Федор Ильич, - сказал он и засмеялся.  - Твой командир, что ли?  - Он
скосил глаза на Алтынника.
     - Ага, - сказал Алтынник.
     - Чудной какой.  - Шофер покрутил головой и засмеялся.  - Сразу видно, что
чокнутый.
Алтынник ничего не ответил и высунулся в окошко.  Грузный майор сидел на
таком хрупком для него велосипеде и старательно нажимал на педали.  На
Алтынника он не смотрел.