Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
лыми червями, высунулся из люка - а над головой - Москва. Над головой - по
московскому небу пролетает худосочная малокровная пизда Леночки Щаповой...
- Мамка, СОЛНЦЕ!
ОН УВИДЕЛ ЕЕ - ЛЮБОВЬ. Вылез из выгребной ямы и честно за ней, за
любовью пошел. Искать ее пошел. Но только в пизде он и искал ее - ему даже и
в голову не приходило, что любовь бывает еще и в других местах. И пошел
Лимон через бурелом, по всему свету - за пиздой-любовью. Бедный слепой Лимон
- пошел на ощупь - без поводыря. А все же - за ней. За то ему - спасибо.
Книги его полны любовью - через ненависть, ерничанье, мат, наркоту, блядство
- все равно все - про любовь. Так было поначалу. А потом, черпая только из
единственно известного ему колодца - из пизды, Лимон быстро все вычерпал,
дальше пошла гнилая вода - садизм, игра в войнушку, всякий там Гитлер-югент
и все уже прочь, да прочь от любви - в обратную сторону.
Теперь вот - на нарах парится, а сердобольные нью-йоркские евреи -
детки - ученики Кузьминского собирают подписи под требованием! К президенту!
НЕМЕДЛЕННО ОСВОБОДИТЬ ВЕЛИКОГО РУССКОГО ПИСАТЕЛЯ ЛИМОНОВА!!!
Мне тоже звонили. А я сказала, что было бы не лень, написала бы свое
отдельное требование.
ПУСТЬ СИДИТ!!!
Отдыхает. Моего троюродного брата Мишеньку, тетя всегда запирала в
ванной на моих днях рожденьях - потому что он - перевозбуждался. Я так
думаю, что если взрослый мужик в мирное время, когда вражеские бомбометы под
родной хатой не стоят, (не метафизическая ГЕОПОЛИТИКА - а настоящие
БОМБОМЕТЫ из стекла и железа!), начинает мотаться по всему свету с ружьем -
это явный признак нездорового перевозбуждения - пусть посидит в ванне.
Успокоится, новый роман напишет. Вот такая я - сука... А вообще - то Лимона
конешно надо ввести в школьную программу. Уже пора.
Дальше - кто там у нас еще?
Ну конешно - Товарищи из райцентра. Неожиданно бабий вой заглушает
дикий рев мотоцикла, и появляются они. Иногда и на "Эмке". С проверкой. Оне
- городския. Проживают оне в нашей русскоязычной загранице под названием -
Садовое Кольцо.
Могли бы и в нерусскоязычной загранице проживать - но в Садовом Кольце
- удобнее.
Пелевин, Сорокин... иногда их жгут - ими же выращенные монстры.
Вик. Ерофеев - тот понимает, пахать-то надо, иначе всех пожгут. Он -
Сочувствующий Товарищ из райцентра. Он следит, чтобы пахота не прекращалась,
когда объезжают баб с инспекцией - всегда подбодрит, ласковое слово скажет:
- Держись, бабоньки! Поддадим, осенью с хлебом будем!
Подбодрил и... комья грязи из под колес обдают бабьи прохудившиеся
подолы - городские отваливают. Назад, в уют Садового Кольца.
У баб уж силы на исходе. А что делать?
Отцы и старшие братья - пали. Вышел на крыльцо седой как лунь -
столетний дед - Исаич - руки трясутся - голова уж сильно путается,
попробовал поднять плуг - уронил, сел на завалинку и заплакал....
Ну вот и пришла пора младшего брата. Кибальчиша, Мишки Пряслина. Вроде
подрос за эти годы и потихоньку начал впрягаться. Мальчики взялись писать
романы. За плуг, стало быть, взялись не за винтовку, потому как вокруг - мир
и деревня 47-го. Невспаханная борозда и уставшие бабы-лошади со своим воем:
Вот и кончилась война
И осталась я одна,
Я и баба и мужик,
я и лошадь,
Я и бык...
Раздался некий голос. Это еще не мужской голос - но явно и не женский -
это говорят юноши. Вот тут у себя в Питере - я их слышу и вижу - у них и
лица остались детскими, как и у меня - говорят тут в Питере такая вода.
Странное ощущение от самих себя - все мы юноши и девушки в свои тридцать -
сорок лет. Не мужики и не бабы, хотя пора бы уже. Ну вот, накрасишься сильно
или бороду отрастишь - тогда можно хоть немного, да скрыть - детские лица.
Но непонятно надо ли - делать повзрослей лицо - если голос - все равно такой
- юношеский - незаматеревший? Но что-то эти голоса уже затянули.
Затянули свою песню. Послевоенную - имени 47-го года, мужскую. Про
павших отцов и братьев. Про любовь и про Родину. Наши мальчики - головы
подняли. Над головой - все ангелы летают. Опустили головы - там пустая
черная земля. НАША и никто не претендует. В общем, подхватили плуг с
классической идеей - не от баб, (настоящие мальчики - умрут, но у баб
учиться не будут), от тех - старых Котиков-Козликов:
...Ходит по садику Пушкин рогатый,
ходит за Пушкиным Гоголь усатый,
следом за плугом - Толстой бородатый...
И вперед - до самого... Ну где там у нас последний Русский Мужской
Роман? Аксенов что ли? Пусть будет Аксенов - как у него там чудно - про
горлышко!
Нет, не то, которое у Чехова - горлышко от разбитой бутылки, что
блеснуло на плотине и сразу вышла лунная ночь, а у лаборантки горлышко -
которое бьется, когда ее ебут на подоконнике - для меня, вот на том
подоконнике в "Ожоге" и кончился Мужской Голос, мир кончился, все ушли на
фронт, и начался - тяжкий военный тыл с Бабьим Воем и Районным
Уполномоченным.
Одним словом, на фоне этих нестройных еще, ломающихся, но, безусловно,
мужских голосов, я продолжу свою песню - Рассказ о Бедной Девушке. Раньше о
ней рассказывали ТЕ - усато-бородатые, но наши-то нынешние - да много ль они
баб то видали? Ну, даст на сеновале известная деревенская блядь-вдовка, или
женят за корову на соседской девчонке - все-таки не сравнить с опытом - ТЕХ
- крепостное право - сераль в девичьей, гусарские попойки - дамы полусвета,
а романы с замужними? ... Все эти балы, фанты... Домики в Коломнах, Охтенки
с кувшинами, Настеньки с Белыми ночами, Гали Ганские и Галины Бениславские,
Дунканы и Гиппиусы... А нынче что?
У старших одна имеется - Лена Шварц, и ту берегут как зеницу ока -
чужим не выдают.
В общем, о Бедной девушке кроме меня писать некому - и приходится
писать дальше - хотя это очень, очень трудно - написать целый роман.
И к тому же не понятно - зачем?
Все, что я хотела рассказать о Бедных девушках - я уже рассказала в
своих песнях. Все эти слова, "что давно лежат в копилке" - уже выкрикнуты. И
что самое замечательное - услышаны! Я выхожу на сцену и два часа подряд
рассказываю - пропеваю вот эту самую историю - о том как "любовь и бедность
навсегда меня поймали в сети..." И зачем еще роман?
Роман это тяжелое испытание. Ну, как съедение крысы при приеме в
масонскую ложу. Потому что не девичье это дело - писать романы. КРУТИТЬ и
ЧИТАТЬ - вот что должны делать девушки с романами.
А писать - это труд - то есть вообще вредное занятие. Другое дело -
сочинять! Сочинять можно и в трамвае и в аллее тенистого сада. Сочинять
можно стихи, песни и сказки - вот этим-то я раньше и занималась...
Но в том-то и заключается горькая доля не просто девушки, а девушки
БЕДНОЙ, что ей часто приходиться трудиться и делать всякую не вполне девичью
работу - например, проводить водопровод (об этом я расскажу позже!) или вот
писать роман. Ладно уж - съем я эту крысу. И попотчую ею любезного читателя.
И буду называться уж никакая не "Наша Ахматова" - пожилая поэтесса, а вместе
с другими ребятами с нашего двора - "Молодые прозаики Петербурга". Не
обязательно "ИЗВЕСТНЫЕ", можно просто "Подающие надежды". Есть такие
выражения - скажешь - начинается счастье и какой-то запах весны - "Подающие
надежды", или "Молодой человек" - как здорово услышать такое!
"Молодой человек!"
А у меня:
БЕДНАЯ ДЕВУШКА.
В Питере они были двух видов - богемные и научно-технические. У
большинства технических был нормированный рабочий день. Вообще они были
другие. О них чудно написал Валера Попов, что-то вроде "... Наши девушки, с
их чистенькими кухоньками, кофеварками и ликером "Вана Таллин", в уютных
однокомнатных квартирках где-то севернее Муринского ручья. ..." Ну, севернее
Муринского ручья - это уж попозже, а сначала с родителями, или в
коммуналках, и мальчики ихние - тоже. Не было у них ни мастерских, ни
котелен, ни подвалов, ни чердаков. И девушек своих они МУЧИЛИ. Нас -
богемных, наши не мучили - если надо было соблазнить девушку и вообще -
СКЛОНИТЬ - ее вели в чердаки и подвалы - мастерские - котельные, обкуривали
клубами Беломорного дыма, заливали по самое горлышко портвейном "Русский
лес" и под победные звуки гитары ... без мебели, без книг, на старом,
продавленном диванчике...
А эти! Научно-технические! Они что делали? Помните? Они их - везли на
природу! В поход! На СВЕЖИЙ ВОЗДУХ, который на самом деле называется ХОЛОД
или ЖАРА! А еще КОМАРЫ! В настоящее Белое море, в настоящий Русский лес!
И там их заставляли - прыгать в байдарках по порогам, удить рыбу, потом
еще разводить костры! Ставить палатки! Готовить уху! Ужас какой! И только
после всего этого, начинались победные звуки гитары... Мне их всегда было
жалко. Причем некоторые уже подсаживались на этот свежий воздух - как на
наркоту и жить без него не могли! Бедные БЕДНЫЕ девушки...
А еще вставать рано утром! Трястись в трех видах транспорта в родное
НИИ... Ну, дальше там уже было все хорошо - здоровый коллектив, обсуждение
последней "Иностранки", Самиздата-Тамиздата, курилка, нарезание овощей для
супа прямо на рабочем месте - за пульманом, и всякие иные милые сердцу вещи.
А потом им опять было плохо - домой на трех видах... И всю неделю -
рано вставать. Как они держались вот такими - ДЕВУШКАМИ, непонятно. Вот
такими Иринами-Маринами - без ни хуя денег, после этих трамваев-автобусов,
без шмотья, даже и без информации, о том, что там носят в Париже в этом
сезоне, просто в "брючках-свитерках" - задолго до яппи - изобрели эту моду -
наши итээровские Бедные девушки.
И эти вечные стрижки "под мальчика" - на волосы уж не было сил -
утренняя очередь в коммунальную ванну... Вот такие они были - невесть откуда
вылупившиеся питерские "подснежники - подмальчики".
Они так и не состарились - ТЕ первые - никогда не стали тетками - так и
ходят по Питеру в своих неизменных "брючках-свитерках" - Подмальчики - под
70 - немножко морщин - вот и вся перемена. А уж дочки их, сорокалетние - и
вовсе сошли бы этим мамам за внучек - если б рядом не было уже и
конкретно-реальных внучек - и опять "брючки-свитерочки-стрижечки" - только
это все уже "яппи-стиль", и вроде бы не наши Бедные девушки изобрели его от
бедности, а где-то там в Париже, Милане - великие дизайнеры - для удобства.
Ирины-Марины... Аллочки-Беллочки... севернее Муринского ручья... с
кофеваркой и "Вана-Таллином"... научно-технические.
И, богемные - "подруги поэтов" - счастливые обладательницы
ненормированного рабочего дня - моды были другие - все из Апраксинской
комиссионки - теперь этот стиль называется "Винтадж" - "Из бабушкиного
сундука". И волосы можно было позволить себе подлинней. Да и на Муринский
ручей с кофеваркрй не удавалось заработать никогда - эти поили чаем в
коммуналках. Зато в центре. Вот, пожалуй, разница и заканчивается - все
равно это было одно племя - НАШИ БЕДНЫЕ ДЕВУШКИ. Героически содержавшие себя
в такой неистребимо - нестерпимой девичьей прелести, что все в этом ГОРОДЕ
писалось, рисовалось, пелось, игралось на гитарах и на сценах - для них, для
них ненаглядных.
Мамы, дочки, внучки - внучкам уже по двадцать, и вот они стоят в
"Фишке" и слушают "Билли,с Бэнд" - или старого Рекшана, или еще кого...
иногда даже и меня. Все они выжили тут в очередной раз - ну да, дома и камни
помогают. А ТАМ? А там - ПЕРВАЯ ЗИМА. А за ней вторая...
Что там с ними происходит? И с теми и с другими.
Сначала те - которые не богема, которые НЕ Я, которые "брючки-свитерки:
Во-первых, их образ жизни меняется не очень резко - ну сначала немножко
учебы на всяких курсах, а потом - привычная ситуация раннего вставания и
тряски в метро.
Там на работе - все другое - работа на износ - нет друзей-подружек, нет
задушевных разговоров - в обеденный перерыв нормальное американское общение
- обсуждение еды и, увиденного по телеку. А дома - сил хватает только на то,
чтобы посмотреть этот телек.
Может быть по этому - от сознания этого, я там, в Америке никаких
романов не писала, а только песни или очень короткие притчи - в пару страниц
- что-то, что и такая уставшая Бедная девушка сможет воспринять...
Во-вторых, эти Бедные девушки превратились в богатых. И вот я встречаю
в кафе "Энивей" такую Ирину-Марину, Аллочку-Беллочку - ну из тех, что стояли
в "Сайгоне" с маленьким двойным - НАШУ ДЕВУШКУ - милого Подмальчика с живыми
черными глазами, и она говорит:
Мы с мужем наконец съездили в Прагу - это что-то потрясающее!
Ну конешно - ПРАГА! Там - НАШ КАФКА, там НАШ ГАШЕК ... (Кузьминский
говорил : "...В одно и то же время, в одном городе жили два человека - Гашек
и Кафка - невозможно в это поверить - кажется, что они жили в разное время и
в разных местах..."), и там - Пражское Гетто, по которому ходит ОН - НАШ
ГОЛЕМ.
- Прага. Здорово! Ну и что там?
Потрясающе! Ты себе не представляешь, как там все дешево!
Я пытаюсь сообразить - Дешево - ЧТО? Голем?
- Дешево - что?
Все! И вкусно! Мы целыми днями, ну просто целыми днями только и делали,
что обжирались! Ходили от ресторана к ресторану, от кавярни к кавярне -
копейки, все - копейки! И это полное вранье, что лучший шоколад -
брюссельский, глупости, чешский и только чешский!
И дальше она долго рассказывала про шоколад...
Правда, все рекорды побила еврейская девушка, посетившая Польшу. Вот
сидит себе Сорокин в Садовом Кольце, и в страшном сне ему сниться
туристический маршрут - Дахау. Он страшный сон радостно записывает и
получается - очередной модный литературный хит.
Но такое ему, пожалуй, и не присниться: девушка побывала в Освенциме и
на вопрос " Что там?" ответила:
Там конешно интересно, но признаться, Я ОЖИДАЛА БОЛЬШЕГО.
Ну, собственно говоря, все честно - туристический маршрут. Люди хотят
видеть - ЭТО и испытывать при этом какую-то, (что-то мы такое изучали,
кажется у Энгельса) специальную радость - оттого, что это произошло не с
нами (там, у Энгельса были бои гладиаторов для примера.) Вместо этого -
разочарование - какие-то ботиночки... и не очень страшно. Все понятно.... но
эта фраза! И ведь не со зла и не с подлости - просто от нежелания больше
слышать и понимать русский язык - саму себя в частности.
Нет, современный Выкрест - это не русский еврей, нацепивший на себя
крест - это - русский еврей, отцепивший от себя русский язык... Но об этом я
напишу позже, когда дойдем до креста.
Да, вот это и есть - Выкрест.
И все же - это не самое плохое, что может случиться с бедной душою
Бедной девушки. Сменять БОГА НА ШОКОЛАД?
На этот счет есть разные мнения...
Вот, например, Том Вейтс что-то прорычал по своему по-англицки, а Дима
Новик, ну, который на должности "Билли", то есть за контрабасом в "Билли,с
Бэнд" - научил этого дикого медведя Вейтса говорить по-русски, и вот что мы
услышали:
Я не хожу в церковь по воскресеньям,
Не молюсь там на коленях
И не заучиваю наизусть Библию
У меня свой собственный путь.
Да, я знаю, конешно, Иисус любит меня,
Или, может, даже чуть больше...
А я, КАЖДОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ валюсь на колени...
В кондитерской лавке.
Душа просит Иисуса
ШОКОЛАДНОГО.
А когда солнце жестко жжет, как виски, так,
Что даже в тени пинцет,
Я заворачиваю Его в целлофан,
Тогда Он тает и превращается в мусс,
Вот он, мой Спаситель, в моих ладонях!... МУСС...
поливаешь Им мороженое,
выходит отличное суфле!
Вот видите - Том Вейтс... В общем, ничего страшного - бывает, что душа
требует Шоколадного Иисуса... интересно, слушают ли эти девушки Вейтса?
А может и слушают. Мамонов вот придумал Шоколадного Пушкина.
Раздобревшие от шоколада тела и души этих Бедных девушек... Даже и слово
"раздобревший" - оно какое-то шоколадное. Нестрашное слово. Это все не про
злобу...
Я видела что-то и похуже - это когда душа начинает высыхать, как
колодец. Иссохшая душа, наполненная злобным отчаяньем - вот это ужас. Вот
это происходит с такими как я...
РАШН БЛЭК И "БЛЭК РАШН"
... Я пойду через дорогу
До знакомого шинка.
Выпью водки, понемногу,
Отойдет моя тоска.
В "Самоваре" всякой твари
Много больше, чем по паре.
Поэтесса с длинным носом,
Пимп с коришневым засосом,
"Мамка" в розовом Версаччи,
Дон-Жуан - владелец дачи,
Бизнесмены при блядях
(Показаться на людях).
Одним словом - "хьюмен бинс"
(Фасоль человечья),
Время ходит вверх и вниз,
А кабак стоит навечно...
Мне - бесплатно наливают,
Потому - меня тут знают.
Бармен ходит в мой отель,
У него там есть кобель.
Хоть и черный, а хороший
И берет недорого...
Всюду деньги, всюду гроши,
Тугрики и доллары.
Не волнуюсь я одна -
Стала жизнь песнею,
Мне Америка-страна
Выправила пенсию!
Доктор стукнул молоточком,
Написал про "драз-абьюз",
Дали пенсию - и точка!
А теперь я водку пью...
Из поэмы "Сердце моряка"
Запить мне всю жизнь не удается по причине слабого здоровья, но на этот
раз я уж постаралась, да и обстоятельства складывались в мою пользу.
Для начала я снова сдалась в текстиль - в одно захудалое местечко,
которое держал бывший хиппи Майкл Попов.
Родители Майкла - западные украинцы "Ди.пи." попали в Америку уже из
Аргентины, и отец его был, вероятно, настоящий нацистский преступник - он
умер от пьянства, и Майкл говорил, что за всю жизнь не встречал человека
страшнее своего отца. Сам-то Майкл был невиннейший нью-йоркский заяц, играл
на гитаре в собственной рок-группе в стиле "сикстис" и никогда бы мухи не
обидел. Ни на каких языках, кроме английского, он не говорил, но
по-украински, кажется, мог понимать немного.
Правой рукой Майкла был пожилой еврей-гомосексуалист - Джерри, они
работали вместе уже лет пятнадцать, видимо Джерри был когда-то влюблен в
юного натурала Майкла. Постоянных работников в студии не было, так как, дела
шли совсем плохо, (оба они, и Майкл, и Джерри, курили траву с утра до ночи,
слушали старый рок и ненавидели всех этих сучек, заправляющих в нашем
бизнесе, пожалуй, даже больше, чем я). Майкл был классический пример Хиппи,
пытаюшегося стать Яппи, и невеста у него была, конешно, кореянка, хотя тайно
он мечтал о русской девушке.
В результате, он все же завел двух постоянных работниц, русских
девушек: меня и Верку, казачку из Ставрополя, тоже "мухинку", и тоже, в тот
момент одинокую мамашу, со своим мужем она разошлась по причине его сурового
нрава. У Верки были еще всякие сложные работы, на стороне, а у меня -
ничего, я как-то совсем растерялась от всего происходящего, и мне все время
казалось, что я внутри у какой-то чужой пьесы, не для меня написанной - мне
хотелось выйти из этих костюмов и декораций. Но выйти было некуда,
оставалось только пойти после работы через дорогу до знакомого шинка -
самого дорогого и знаменитого в Нью-Йорке русского ресторана с оригинальным
названием "РУССКИЙ САМОВАР".
"Самовар" и его легендарный хозяин Рома Каплан описаны уже множество
раз, и в стихах и в прозе, но, тем не менее, тема "Самовара" неисчерпаема, и
когда-нибудь