ович,  -  говорил  урядник,  когда
тройка выехала на гору, - какие требования предъявляет нам начальство. Взять
и словить конокрадов!.. А как их словить, когда я на  пятьдесят  верст  один
чин полиции...
     - Словим, - уверенно возразил старшина. Да, как же, дожидайтесь! Отчего
не словить? Словить можно...
     - Черта мы словим, когда я  не  знаю,  как  и  за  дело  взяться-то,  -
сумрачно отозвался урядник, - я ведь, собственно, больше по  торговой  части
имею способности, а не конокрадов ловить.  Как  их  ловить?  На  всю  округу
первые разбойники... Кого будем расспрашивать, ежели...
     - Кого? А прохожих!
     Старшина сказал это совершенно случайно, просто потому, что впереди  на
дороге, мимо дерновских мельниц, уныло торчавших на косогоре, шел человек  с
ружьем.
     - А, это Иван Семенович идет, - заметил урядник.
     Старшина стал всматриваться.
     - Учитель, дяденька, - звонко подтвердил ямщик. Дерновский учитель Иван
Семенович, страстный охотник, одевался по-русски.
     - Он самый, - согласился старшина.
     Тройка, позвякивая бубенчиками, катила  дальше,  догоняя  прохожего,  а
урядник возвратился к интересующему его вопросу:
     - Опять же, как его словить? Облаву нужно, а какая  облава,  ежели  все
мужики коли Куприяну не приятели, так боятся его хуже черта.
     -  Да,  уж  это  так,  -  подтвердил  старшина.  -  Кому  охота  с  ним
связываться: ему, бродяге, ничего, а коли ежели он красного петуха...
     - Ну вот, - с досадой крикнул урядник, - лови его, ежели  сам  старшина
от него наутек - первый...
     Старшина обиделся.
     - Ну, это дело очень темное: кто из нас наутек, значит.
     Урядник спохватился, что обидел старшину.
     - Нет, я не то чтобы... а конечно... Вот эти олухи, чай, все прыснут во
все стороны! - ткнул он пальцем в спину ямщика.
     Тот обернул к уряднику  свое  курносое  круглое  лицо  и,  скаля  зубы,
сказал:
     - Чаво? Не...
     - Убежишь, ежели Куприян, примерно, встретится? - пошутил старшина.
     - Я нет... чаво?
     - А ежели он из ружья?
     - Ну что ж... это - ничаво!
     В это время старшина взял шапку и замахал ею по воздуху, крича:
     - Иван Семенович, наше вам!
     Прохожий, не поворачиваясь, приподнял шапку.
     - Вы откелева? - спросил старшина. Прохожий неопределенно махнул рукой.
     - В лес, чай, ходили? Охотиться изволите все? - спросил в свою  очередь
урядник.
     Ямщик весело осклабился, почесал затылок и повернулся к старшине:
     - Дяденька, этта Куприян.
     - Чаво? - спросил, не расслышав, старшина.
     - Куприян этта, - весело повторил ямщик.
     Тройка уже обогнала прохожего.
     - Что ты врешь... - начал было старшина.
     Урядник побледнел.
     - Револь... верт... тут... - заплетающимся языком забормотал  он,  шаря
рукой под сиденьем.
     Старшина сразу протрезвел.
     - Гони ты! - толкнул он ямщика.
     Ямщик удивился и, придержав лошадей, весело спросил:
     - А ловить не будете?
     Урядник спохватился.
     - Позвольте, Максим Иванович... это  ежели...  того...  Куприян,  то...
Может, не он?
     - Ен самый, - уверенно возразил ямщик и, поворачиваясь назад,  крикнул:
- Куприян, а, Купря!..
     - Чего тебе? - спросил Куприян.
     Он давно уже заметил едущих старшину и урядника и  сначала  хотел  было
спрятаться, но потом что-то нашло на него, и ему захотелось покуражиться. Он
только повернул и пошел опять к селу. Ямщик осклабился во весь рот.
     - А мы тебя ищем! - сообщил он, совсем останавливая лошадей.
     - А я вас! - сказал Куприян, тоже останавливаясь и протягивая  руку  за
ружьем.
     - Поди сюда! - крикнул ямщик.
     Куприян тихо снял ружье, приложился и выстрелил.
     - Н-на! - весело и злобно  крикнул  он.  Выстрел  гулко  раскатился  по
косогору, дробясь между мельниц и  вспугнув  стаю  галок,  маршировавших  по
дороге. Лошади испуганно дернули, и ямщик вверх ногами слетел в бричку.
     - Караул, ратуйте! - завопил старшина.
     Урядник дрожащими  руками  схватил  вожжи  и,  замахиваясь  на  лошадей
ножнами шашки, погнал их под гору.
     Бричка запрыгала, затрещала по всем швам и со звоном понеслась вниз.
     А Куприян повернул прочь и побежал от дороги к лесу, глубоко  увязая  в
размокшей земле и шлепая ногами по лужам.
     Тройка с треском и звоном  влетела  в  околицу,  понеслась  по  селу  и
остановилась, храпя и  шатаясь,  против  волостного  правления.  Старшина  и
урядник тяжело вывалились из брички Старшина был без шапки.
     - Вот так история! - хлопая себя по коленам, сказал  он,  еле  переводя
дух
     - Упустили Куприяна! - почесал затылок ямщик, невозмутимо взбираясь  на
козлы.
     - Ну, ты... молчи у меня! - замахнулся на него урядник.
     Ямщик испугался
     - Я што? Я ничаво... А только как он стрельнул! - с восторгом  вспомнил
парень и даже зажмурился от удовольствия.
     - Стрельнул! А если бы тебе в башку? - укоризненно заметил старшина.
     - Ну что ж? Это ничаво, - равнодушно ответил ямщик.
     - А вы что же, Иван Филиппович, не стреляли? - спросил старшина.
     Урядник сконфузился.
     - Да черт его знает... Револьверта никак найти не мог, а тут  лошади...
ну и того...
     Из волости выбежали писарь Исаев и писарчуки.
     - Кто стрелял? - спросил писарь с любопытством.
     - Куприян, - ответил с козел ямщик, - ловко стрельнул: трошки по голове
не задело! - осклабился он.
     - Врешь!
     - Да, точно, - подтвердил урядник, - пойдемте, я вам расскажу, а то тут
не того...
     Власти ушли в волостное правление.
     - Я так и думал, что он,  -  сказал  писарь,  когда  урядник  рассказал
происшествие. - Он туг мимо волостного с ружьем прошел... только что...
     - Что же вы не держали? - спросил урядник. Толстый писарь присвистнул.
     - А вы почему не держали? - не без ехидства спросил он в свою очередь.
     - Да... знаете...
     - То-то и знаете, Иван Филиппович... А я  так  полагаю,  что  господину
исправнику о сем случае докладывать не следует.
     - Ну, конечно... зачем же? - согласился урядник.
     - Да ямщику накажите, чтобы не болтал.
     Ямщика позвали и приказали ему держать язык за зубами.
     Ямщик  вышел,  взмостился  на  сиденье  брички   и,   тихо   позвякивая
бубенчиками, тронул тройку на почтовый двор.
     - Эх! - встряхивал он по временам головой.
     Куприян тем временем по  оврагу  добрался  до  болота,  где  уже  сидел
Васька.
     Куприян  запыхался  и  устал,  но  был  очень  доволен,   что   напутал
начальство.
     - Ты стрелял? - спросил Васька.
     - Я... старшину чуть не подстрелил...
     - Врешь!
     - Ей-Боху!
     И Куприян рассказал, как было дело.
     - Вот так ловко! - восхитился Васька. - Знай наших!
     - Ладно, - насупился Куприян, вспомнив утреннюю трусость Васьки.
     Васька умолк.
     - Жрать нечего? - спросил Куприян.
     - Хлеб есть, - ответил Васька.
     Они поели и легли на куче мокрых вялых листьев.
     Опять пошел дождь. Небо спустилось еще ниже,  и  ветер  стал  задувать,
качая вокруг черные, рогатые ветки.
     Уже вечером Куприян и Васька прошли задами в Дерновое. Васька  пошел  к
Гунявому, а Куприян пробрался по огородам к избе Егора Шибаева.

IX

     Вечер был темный, ветреный и тоскливый.
     Куприян тихо посвистывал и поглядывал вверх,  через  огород,  по  рыжим
пустым грядкам которого вилась  протоптанная  дорожка  от  ворот  со  двора.
Отсюда Куприяну была видна крыша избы, темный берест над нею. В щелку плетня
мелькал огонек из окна, и то исчезал, то появлялся опять. Кто-то двигался по
избе.
     "Ужинать  собирают",  -  сообразил   Куприян,   и   тоскливое   чувство
бесприютности и одиночества скользнуло у него в груди.
     Ему вдруг стало  особенно  обидно,  что  он  должен  ждать  Матрену  на
огороде, на ветру, на дожде, а Егор Шибаев сидит  на  лавке,  спокойно  ждет
ужина и во всякое время может сделать с бабой, что  пожелает.  Ревность  все
сильнее овладевала душой Куприяна. Ему ясно представилось, с каким  покорным
лицом Матрена смотрит теперь на мужа, готовая беспрекословно подчиниться ему
и для побоев и для ласки. И Куприяну дальше  стало  уже  думаться,  что  она
вовсе не так боится Егора, а может, и  сама  не  прочь  развязаться  с  ним,
Куприяном, и опять полюбить мужа, благо тот здоровый,  красивый,  да  еще  и
унтер, солдат, что всем бабам нравится.
     Удушливый спазм схватил Куприяна за горло.
     Лицо у него перекосилось  в  злую  и  неестественную  усмешку.  Куприян
широко расставил ноги, уперся спиной в холодный ствол осины и, чувствуя, как
мурашки пробегают у него по спине, закрыл глаза  и,  сам  того  не  замечая,
громко произнес:
     - Известно баба... им все одно!..
     Ветер шумел в верхушках осины, и они все больше темнели. Дальние совсем
слились в одну темную качающуюся массу. Огонек в избе стал ярче,  блистал  в
щель плетня, как звездочка, и перестал мигать.
     "Сели", - подумал Куприян.
     Ноги у него ныли, плечи сильно зябли, и весь он  стал  дрожать  крупной
дрожью при каждом порыве ветра. Но он все стоял и не сводил с огонька широко
раскрытых глаз. От этого глаза у него стали слезиться, а огонек -  двоиться,
вытягиваться и пускать острые золотые стрелочки.
     Вдруг он потух.
     Куприян вздрогнул.
     "Легли,  -  подумал  он.  -  Сейчас  выйдет...  Анютка   сказала,   как
угомонится..."
     С  этим  последним  словом  перед  Куприяном  мелькнула  отвратительная
картина.
     "Он, жеребец-то, в солдатах сколько времени был... ему лестно! А ей все
одно!" - подумал Куприян и повел плечами, точно они у него заныли.
     Чувство ревнивой, холодной злобы двинулось в нем и  прилило  к  голове,
так что на секунду у него потемнело в глазах.
     И вместе с ревностью и злобой к Егору  Шибаеву  в  душе  у  него  стала
шевелиться и глубокая ненависть к  Матрене,  которая  уже  не  казалась  ему
несчастной.
     Куприян снял шапку и опять надел, все, не мигая, глядя на темную теперь
избу. Стемнело уже настолько, что изба, плетень  и  берест  слились  в  одну
непроницаемую темную массу.
     Вдруг что-то смутно забелело в темноте на дорожке,  мелькнуло  и  точно
растаяло.
     У Куприяна стукнуло в сердце, и он весь вытянулся вперед.  Все  чувства
сразу вылетели у него  из  головы,  и  там  осталось  одно  ощущение  не  то
радостною, не то пугливого ожидания.
     Белое пятно замаячило ближе и яснее и быстро  вытянулось  в  длинный  и
тонкий силуэт женской фигуры, закутанной с головой в большой платок.
     Матрена, торопливо и не оглядываясь, шла по дорожке. Куприян выдвинулся
ей навстречу.
     - Ты? - спросила она так тихо, что Куприян еле расслышал.
     - Я... кому ж еще?.. - сорвавшимся голосом ответил Куприян.
     На ней был  большой  платок,  который  она  у  подбородка  поддерживала
спрятанными руками так, что видны были  только  брови  и  большие  боязливые
глаза.
     Оба молчали.
     Оба чувствовали  странную  неловкость  оттого,  что  между  ними  легло
появление Егора. Куприян притворно равнодушно посвистывал, глядя по сторонам
и заложив руки в карманы, а она в нерешимости неподвижно стояла против  него
и глядела из-под платка пытливо и печально.
     "Ишь, теперь совсем... не то..." - мелькало в голове Куприяна.
     А Матрене было больно, и обидна была ей такая встреча, потому что ничем
против любовника она себя виноватой не считала.
     - Ну что ж... здравствуйте, Куприян Васильевич, - тихо  выговорила  она
наконец.
     - Здравствуйте... - пробормотал Куприян.
     Матрена помолчала. Потом приоткрыла лицо и виновато улыбнулась.
     - Что ж так? - сказала она.
     Куприян посмотрел на нее,  отчаянно  тряхнул  волосами  и  обхватил  ее
обеими руками. Она выпростала свои руки из-под платка и обняла его. На  ней,
кроме юбки, была одна рубаха, и  от  голой  груди  ее  пахнуло  на  Куприяна
горячим и влажным воздухом.
     Несколько минут они стояли так, молча и тяжело дыша.
     По небу гнались разорванные облака с  чуть  видными  просветами.  Ветер
подхватывал порывами  и  приносил  с  болота  долгий  стонущий  звук  сухого
тростника и звенящие всплески воды.
     - Сядем, Купря, - дрожащим голосом прошептала Матрена.
     Недалеко от осины уныло чернела полуразвалившаяся копна  мокрого  сена.
Они прошли туда, путаясь ногами один  за  другого,  и  опустились  в  прелую
траву. Ветер шумел и шумел.
     - Мне пора, Купря, - шепнула Матрена, спустя полчаса.
     - Чего там...
     - Хватится... боюсь...
     Купря сразу остыл, и опять у него, как давеча, потемнело в глазах.
     - Ну и иди... - резко сказал он, отодвигаясь от нее.
     Матрена посмотрела на него и не шевелилась.
     - Серчаешь? - спросила она.
     - Ну, что там серчать... известно  муж,  -  закусив  губу,  пробормотал
Куприян.
     - Да разве я...
     - Да знаем мы! - грубо и сам не зная,  что  и  почему  говорит,  сказал
Куприян.
     - Что знаешь? - спросила Матрена, и в голосе у нее послышались слезы  и
обида.
     Куприян промолчал и глядел в сторону.
     - Ну, что ж ты молчишь, Купря? А? Купря.
     - Да пойди ты к черту! - прорвался Куприян и встал.
     Матрена тоже встала и, завернувшись в платок, смотрела на него.
     Ветер шумел.
     - За что же ты? - спросила она.
     Куприяну хотелось сказать ей что-нибудь злое и обидное, но он  не  знал
что и молчал.
     Матрена тихо протянула из-под платка руку и взяла его за рукав.
     Куприян грубо вырвался.
     - Да ну тебя!.. Все вы... - он грубо и скверно выругался.
     И тотчас ему жаль стало Матрену, и зло взяло на себя.
     Матрена опустила руку и заплакала.
     - Разве же я... волей? - спросила она.
     Куприяну было скверно, тяжело и стыдно, но ревность заглушала в нем все
чувства, и потому он грубо, зная, что говорит неправду, сказал:
     - Не хотела бы, так не пошла б.
     Матрена сквозь слезы с недоумением посмотрела на него.
     - Как же?..
     - Да так, - упрямо отвечал Куприян, - нечего тут... иди!..
     - Он же муж мне, Купря, а разве я...
     - Пошла, убирайся! - злобно крикнул Куприян  и  поднял  руку  с  сжатым
кулаком.
     Матрена пугливо посторонилась и вся  сразу  съежилась,  став  меньше  и
тоньше.
     - Не бей... - испуганно проговорила она.
     Куприяну  хотелось  ее  ударить,  чтобы  дать  выход  жгучему   чувству
ревности, душившему его.
     - Иди... - хрипло проговорил он, подвигаясь к ней.
     Матрена инстинктивно подняла локоть в уровень  с  лицом,  но  от  этого
движения Куприяна точно прорвало.
     - Паскуда! - прохрипел он и толкнул ее.
     Матрена коротко и жалобно охнула и пошатнулась. Платок слетел у  нее  с
головы, и длинные космы волос, мигом подхваченные ветром, упали  ей  поперек
лица.
     - Грех вам, Куприян Васильевич, сказала она, подымая платок, - я вам...
всегда... а тому я не причинна.
     И она опять заплакала.
     Куприяну стало мучительно стыдно и жалко ее.
     - Что там... - пробормотал он.
     Матрена перестала плакать и утерла глаза уголком платка.
     - Купря... - умоляюще позвала она.
     Но Куприян опять вспомнил, что все равно все кончено  и  Егору  она  не
сегодня завтра должна быть женой, и он опять  почувствовал  прилив  ревнивой
злобы и безнадежного чувства.
     - Чего Купря?.. Ступай к своему жеребцу!..
     - Куп...
     - Ступай, ступай, - стиснув зубы, проговорил Куприян и с новым приливом
злобы схватил ее за тонкие, худые  плечи,  прикрытые  одним  платком,  грубо
повернул ее и толкнул...
     Матрена чуть не упала, заплакала и пошла по дорожке.
     Куприян мрачно смотрел ей вслед.
     Она остановилась. Куприян молчал.
     - Куприян Васильевич! - позвала она.
     Куприян не отвечал и все бледнел.
     - Купря! - громче сказала она.
     Куприян не шевелился.
     Она постояла еще. За ветром не слышно было, звала  ли  она  его  опять.
Потом она пошла вверх тихо и нерешительно, и  ее  силуэт  стал  сливаться  с
темнотой.
     - Мотря! - не выдержал Куприян.
     Но она не слышала и исчезла, точно растаяла в тумане.
     Ветер шумел осинами, и яснее был слышен стон тростника  и  всхлипывания
воды. По небу быстро неслись тучи уже сплошной массой, и первые капли  дождя
тяжело шлепнулись на мокрые грядки.
     Куприян стоял, расставив ноги, глубоко засунув руки в  карманы,  и  все
глядел на темный силуэт избы, забора и  качающегося  по  ветру  береста.  Во
дворе залаяла собака и  замолчала.  Дождь  все  усиливался,  и  тьма  вокруг
сгущалась все больше. Дальние деревья  вдруг  сразу  утонули  в  темноте  за
пологом хлынувшего дождя. Только  ближняя  осина  была  видна,  тоскливая  и
ощипанная, отчаянно мотавшая по ветру своими корявыми обломками-ветками.
     Куприян встряхнулся, с безнадежной тоской посмотрел  еще  раз  назад  и
пошел по огородам, увязая в грязи.

X

     В окне избы Федора Гунявого чуть-чуть мерещился  свет  сквозь  какие-то
тряпки, навешанные на окно.
     Куприян постучал.
     В избе кто-то зашевелился, тень промелькнула в окне, и послышался  стук
открываемой двери.
     - Кто там? - спросил из сеней Гунявый.
     - Свой, - ответил Куприян, - отворяй. - Сичас.
     Запор взвизгнул, и дверь  осела  назад  на  неровных  петлях.  Куприяна
обдало запахом прелой соломы, куриного помета и дыма.  Куры  зашевелились  и
захлопали где-то в темноте. Петух сонно и протяжно икнул.
     Куприян прошел в избу. Гунявый, почесывая  грудь,  посмотрел  на  небо,
затворил дверь, пошел за ним, зевая и крестя рот.
     - А-ах, Господи, Боже мой... Что поздно?
     Васька, спавший на лавке под  кожухом,  тревожно  поднял  всклокоченную
голову, но, рассмотрев Куприяна, опять опустил ее на кожух.
     Куприян не спеша снял картуз, сапоги и сел на лавку.
     Гунявый тоже присел у икон. В одних пестрядинных штанах, босой, в серой
толстой рубахе  с  развязанным  воротом,  сквозь  который  виднелась  темная
волосатая грудь, он казался еще длиннее и тоще.  Он  почесал  себе  грудь  и
спину, кашлянул и понурился.
     Васька глядел из-под кожуха.
     В избе было темно, грязно и душно. На полатях и на полу под кожухами  и
рогожками спали дети Гунявого, на  все  лады  посвистывая  носами.  Тараканы
бегали по стенам, и тени их бегали за ними. За печкой однообразно  свиристел
сверчок, и слышно было, как ветер рвал мокрую солому с крыши.
     Куприян сидел молча.
     - Может, есть хочешь? - спросил Гунявый. Куприян нехотя качнул головой.
     - Не...
     Гунявый почесал  грудь  корявыми  пальцами,  подумал  и  нахмурил  свои
нависшие брови.
     - Видел Матрену-то? - пытливо спросил Васька, приподняв голову.
     - Видел.
     - Что ж?
     - Ничего, - неохотно ответил Куприян.
     - Что так? - глухо сквозь усы спросил Гунявый.
     - Да что...
     Куприян махнул рукой.
     - Дело ее, бабы-то, плохое! - проговорил Гунявый  и  вздохнул,  пожевав
беззубым ртом.
     - Да уж, конечно... не мед! - отозвался Васька.
     Куприян промолчал.
     - Эх, Купря... Бог-то видит, - пробормотал Гунявый.
     Куприян взглянул на него и потупился.
     - Я что ж...
     Васька усмехнулся пренебрежительно.
     - Что он ее, силком, что ли, тащил? Сама шла...
     Гунявый насупился.
     - Тоже, чай, калачом манить не пришлось... Сама знала,  где  сладко!  -
засмеялся Васька.
     Гунявый вздохнул.
     - А все Купре - грех... Потому баба - что? Баба дура, а он того... бабу
в грех ввел... ему и грех-то!
     Куприян потупился еще больше.
     - Заладил: грех! - презрительно отозвался Васька. - Знаем мы.
     - Вот и не знаешь...
     - Лошадей краденых сбывать да конокрадов укрывать  тоже,  чай,  грех?..
Гунявый помолчал.
     - То особь дело, - спокойно возразил он. -  Лошадь  -  животная,  а  то
баба...
     - Ну и баба тоже особь дело, - хихикнул Васька. - На то они и  созданы,
значит... У нас на фабрике, что девчонка ни поступит, уж я того... Я по этой
части ходок..