неплохо бы, учтя более  высокий
уровень воды в  озере,  прорыть в  узком  месте  перемычки  канал в  Тобол и
поставить в нем вершу.  "В  Убиенном рыбы после половодья много, - показывал
кузнец,  -  а  на  удочку  не берет,  сытая.  Вот мы и копали  три  дня, как
каторжные. Да только мелко вышло, ничего мы там не добыли..."
     В протоколе допроса этот факт именно мелькнул и, понятно, никак не свя-
зывался с тобольским антиметеоритом. Милиция выясняла, что делал в последние
дни  подозреваемый  в  смерти,  и,  пожалуйста, выяснила:  копал  с кузнецом
канаву. У  Сергея Яковлевича эта всплывшая в показаниях канава тоже внимания
не возбудила: в его расследовании этот факт ничего не прояснял.
     В  присланной  из  Усть-Елецкой  посылке  наиболее  информативными  для
уяснения личности погибшего  оказались не вещи  его  (плащ,  немного  белья,
электробритва, мыльница, зубная щетка, т.п.), а четыре блокнота. Три  из них
- откидные, с гладкой мелованной бумагой  - были исписаны целиком, четвертый
(в  коричневом  коленкоре  и  с  клетчатой  бумагой)  только  начат.  Сергей
Яковлевич в  меру своих знаний и смекалки изучил заметки для себя, сильно  -
особенно в первых двух блокнотах - разбавленные записями телефонов, фамилий,
имен  (чаще  женских, чем  мужских), адресов, времен отправления  поездов  и
самолетов и прочим деловым хламом.
     Заметки, как  правило, касались физических  проблем и  собственных идей
Калужникова о разрешении их. В них Нестеренко понял далеко не  все - да,  по
правде  говоря,  не  сильно  и  старался.  Однако  он все-таки  уяснил,  что
Калужников  чем  далее,  тем  сильнее  был  увлечен своей "шальной" идеей  о
строении  материи,  о  которой  упоминал  Кузин;  похоже,  что  из института
теоретической физики Калужников  ушел именно в связи с  этой идеей,так что в
данном пункте Виталий Семенович оказался не прав.
     Но для Сергея Яковлевича этот вывод был совершенно неглавным. Главным и
окончательным выводом явилось то, что Калужников не скрывался, и не  петлял,
и  в Усть-Елецкую попал без особых намерений. По всем записям чувствовалось,
что  он  не  из тех, кто огорчает правосудие ложными действиями; да и не тем
была занята его голова. Видно, в самом деле случилось  фатальное совпадение,
и погиб Калужников там, на берегу Тобола, основательно, без дураков.
     "Такой не подведет", - решил Нестеренко и передал дело в суд.


        ОШИБКА.


     Минуло полгода. Весенний разлив Тобола наполнил водой ложбинку на левом
берегу, озеро Убиенное восстановилось.  Радиоактивный фон в зоне  тобольской
вспышки уменьшился  до безопасных пределов, и ограждение  вокруг этого места
сняли.  В  Новодвинске  жизнь  тоже  шла  обычным  порядком.  У  следователя
Нестеренко на работе шли заурядные дела: о торговых хищениях  и спекуляциях,
об украденных автомобилях и мотоциклах, о пьяных  хулиганствах с увечьями, о
взломе сараев  и кладовых,  - тот криминалистический  планктон,  в  коем  не
развернуть интеллект, логическую цепкость и эрудицию.
     Тягу к интеллектуальному Сергей Яковлевич  -  человек, как  отмечалось,
молодой и увлекающийся - удовлетворял чтением  научно-популярных журналов. И
вот в июльском  номере  широко  известного  издания  Академии наук  он нашел
подборку  статей  под   общей   на  двойную  страницу   шапкой   "ТОБОЛЬСКИЙ
АНТИМЕТЕОРИТ".
     Дело было в  теплый августовский вечер, во вторник.  Нестеренко  еще за
обедом, придя с работы, перелистал свежий журнал,  но не стал читать наспех,
жуя,  а  отложил  на потом. Есть особое удовольствие  в  чтении того, о  чем
знаешь  помимо публикации, и Сергей Яковлевич предвкушал такое удовольствие.
Все-таки он  одним  боком  причастен к  данному научному  событию, а  другие
читатели нет, ага! Интересно  сопоставить то, что он знает, с тем, что здесь
пишут... Отобедав, Нестеренко устроился в кресле на балконе, раскрыл журнал.
     Две  самые большие статьи  излагали материалы двух конференций, собран-
ных по проблеме тобольской вспышки,  - общесоюзной и международной. Основное
внимание и  там и там  привлекли  доклад члена-корреспондента Академии  наук
П.П. Файлова, который был председателем экспертной комиссии, и  дискуссия по
нему. Докладчик  обстоятельно показывал, что  гипотеза  академика  Нецкого о
метеоритах  из  антивещества  всеми  фактами, собранными  на месте  вспышки,
блестяще подтверждена.  Дискутанты оспаривали  частности,  а в целом  были с
этим согласны.
     Но  Нестеренко   больше  заинтересовало  не  это  научное  согласие,  а
фотографии   и  рисунки  остеклованной   "борозды"  в   различных  ракурсах:
расположение  ее на  местности, вид сверху,  вид вдоль горизонтальной оси  и
даже разрез, в котором она напоминала полуобвалившийся окоп полного профиля.
Вникнув в статьи,  он понял, что "борозда" фигурирует всюду не между прочим,
а как  решающий довод в пользу того, что на берегу Тобола упал антиметеорит.
Файлов в своем докладе  по расположению "борозды"  указывал, откуда прилетел
на землю антиметеорит: из созвездия Дракона. А видный английский астрофизик,
член  Королевского  общества  Кент Табб по геометрии "борозды" вычислил даже
массу  тобольского  антиметеорита,  вероятную плотность  вещества  в  нем  и
скорость соприкосновения  с почвой.По Таббу  получалось,  что метеорит весил
около килограмма и состоял из окислов антижелеза и антикремния; скорость его
была порядка 40 километров в секунду.
     -  Елки-палки,  - сказал  Сергей  Яковлевич,  чувствуя,  что лицу стало
жарко, а сердце бьется тяжело и гулко. - Да ведь это же...
     Кaк уже говорилось, мелькнувший в показаниях  Алютина факт  о  прорытой
между  озером  и Тоболом  канаве  для ловли рыбы вершей  не  занял  внимания
следователя  - как  не  занимают нас  вещи, малоотносящиеся к  нашим  прямым
целям.  И только  теперь,  глядя  на снимки  аннигиляционной  "борозды",  он
отчетливо понял, что она и есть тот  самый прорытый Алютиным  и Калужниковым
канал. Действительно: он находился в самом узком месте перешейка между рекой
и озером, вел  к реке по  кратчайшему  расстоянию... да и вообще  иных канав
между Тоболом и озером на снимках местности не было!
     "Да-а... - Нестеренко потер лоб ладонью.  - Вот так  финт! Всем  финтам
финт.  Выходит,  не  разобрались  ученые?..  -  Он  облокотился  на  журнал,
уставился  на  шумевшую  под  балконом  улицу. - Ну  конечно: кузнец таился,
помалкивал  - как бы за озеро отвечать не пришлось. Калужников  погиб. Потом
эксперты  составили  "Заключение",  собрали   материалы,  вернулись  в  свои
институты - и пошла писать губерния! И я  сглупил, надо было сразу переслать
им копию показаний Алютина. И  в голову не пришло! Да и то сказать: ведь это
они  выезжали на место  происшествия,  не  я. Что же мне их из Ново- двинска
поправлять? Сами  должны  были  разобраться.  А  где ж им вникать  во всякую
прозу? Они - ученые, люди возвышенного образа мыслей... Скандал!"
     Сергей   Яковлевич   еще  раз  перечитал  статьи.  Да,   выходило,  что
наиважнейший  довод в  пользу того,  что  тобольская  вспышка  произошла  от
падения антиметеорита,  а  не от иных  причин,  - "аннигиляционная борозда".
Канал имени Калужникова и Алютина. "Да как у них  все гладко выходит: и вес,
и плотность, и скорость,  с которой метеорит прилетел  из созвездия Дракона!
(А ведь и у меня все гладко вышло, никаких вопросов  со стороны суда. И я не
лучше сработал?!) Простой, но если "борозда" ни при чем, то что же там было?
Да,  да, юридически все  правильно: были  угрожающие жизни  обстоятельства -
вспышка. Но отчего вспышка? Отчего погиб Калужников?"
     На следующее утро, придя в прокуратуру, Нестеренко затребовал из архива
дело Калужникова. И  теперь, чем более он вникал, тем яснее ему  открывались
не то чтобы несообразности, а невероятности в истории с его исчезновением.
     Так он добрался до блокнотов, перечел их. Тогда, в январе,  следователь
при   оценке   заметок  погибшего  исходил  из  деликатно,   но  определенно
высказанного  доктором Кузиным мнения, что они -  блажь. Самое  большее, что
выжал  из  них  при  таком  подходе Нестеренко, -  это  то, что  Калужников,
увлекшись своими идеями,  бросил институт и изменил привычный образ жизни; в
конце концов, это было его личным делом. "Ну а если они - не  блажь? - думал
теперь   Сергей  Яковлевич,   разбирая  торопливые  фиолетовые  каракули   и
отчеркивая  интересные места. -  Если Калужников был  прав в своей "шальной"
идее?"
     И  к концу  обеденного перерыва (его  Нестеренко и  не заметил) в  душе
следователя стала пробуждаться  догадка. Догадка  логичная и  в  то же время
настолько  дикая, настолько - под стать  идее Калужникова - сумасшедшая, что
Сергей  Яковлевич  даже  в уме убоялся выразить ее словами. Он чуял, что это
возможно - да что там возможно! - что факты дела именно в этом связываются в
непротиворечивую  версию;  но  ум  его,  воспитанный на  обычных  знаниях  и
представлениях, выталкивал из себя такую догадку, как вода каплю масла.
     "Что  же  делать?  - растерянно думал Нестеренко, складывая блокноты  в
папку.  -  В  конце концов,  это  не  по  моей  части... Но и  оставить  без
последствий   все  после  того,  что  я   теперь   знаю   и  понял,  нельзя.
Посоветоваться  с начальством? А  что  здесь  почувствует  начальство!?  Оно
посоветует обратиться к ученым. Так это я сделаю и сам!"


        ВТОРАЯ БЕСЕДА НЕСТЕРЕНКО И КУЗИНА.

     Институт  теоретической  физики  находился  на  окраине  города,  возле
Демиевского  лесопарка.  Это старое помпезное  здание  имело четыре  этажа в
центре  и по три на  крыльях. Высокие и узкие арочные окна,  лепные звериные
хари  над ними,  четыре колонны,  подпирающие треугольную крышу  над главным
входом  полутораэтажные   дубовые  двери  с  фигурной  резьбой,  голубоватая
штукатурка  - словом,  XVIII  век,  смесь  рококо  и  коммерческого  ампира.
Нестеренко  быстрым  шагом   прошел  вестибюль,  поднялся   по   лестнице  с
полустертыми  ступнями  на  третий этаж  и двинулся по  экономно освещенному
коридору, читая таблички на дверях.
     Кабинет Кузина оказался в конце коридора, у торцевого окна, выходившего
на   Демиевский   лес.  Виталий   Семенович   умеренно   изумился  появлению
следователя. Он поднялся из-за письменного  стола (старого,  громоздкого,  с
резными  узорами, под  стать  зданию), душевно  поздоровался и сел  напротив
Нестеренко за приставной  столик, тем как бы  отстраняясь от своего  началь-
ственного  положения. Кабинет по  обстановке мало отличался от  комнаты, где
работал следователь: стол, стулья, шкаф с книгами, сейф, блеклые портьеры на
окнах. Налет  интеллектуальности  создавала  небольшая  линолеумная доска  в
простенке  да  портреты Нильса Бора  и Эрнста Резерфорда  - двух стариков  с
насупленными лохматыми бровями и одухотворенными взглядами.
     Секунду Кузин и Нестеренко выжидающе смотрели друг на друга.
     - Так что у вас ко мне... простите,  не запомнил вашего имени-отчества?
- первым мягко нарушил молчание Виталий Семенович.
     - Сергей Яковлевич я, и  у меня вот что, - Нестеренко решил сразу брать
инициативу в  свои руки. . - В одном  важном пункте вы оказались  не  правы,
Виталий  Семенович: Калужников покинул институт и Новодвинск именно в  связи
со  своей  "сумасшедшей" идеей.  Это определенно  следует  из  записей в его
блокнотах,  которые  мне переслали  из Усть-Елецкой. - И он, развязав папку,
выложил на столик блокноты.
     -  Вот как! Что ж, возможно  и такое. Хотя странно... - Кузин покосился
на блокноты. - А чем, простите, этот пункт важен? Оживить Дмитрия Андреевича
все равно, к сожалению, нельзя.
     - Это очень важно, Виталий Семенович! - Нестеренко раскрыл прихваченный
из дому журнал. - Вы читали эти статьи?
     - О тобольском метеорите? Читал - и не только их.
     -  Отлично.  А теперь прочтите, пожалуйста,  это. - Следователь положил
перед Кузиным показания Алютина.
     Виталий Семенович  надел очки.  Сначала  он  читал  безразлично.  Потом
хмыкнул,  остро глянул  на  Нестеренко,  дочитал  листы  до  конца,  закурил
сигарету и принялся читать сначала.
     ...В  науке  бывают  свершения,  идеи,   теории,  открытия.  Но   самое
захватывающее  из  всего, что в ней происходит, что будоражит умы, обостряет
чувства и отношения,  - это, безусловно, скандал. Научный скандал. И  сейчас
от  четвертушек  бумаги  со скачущими  серыми  литерами разбитой  пишмашинки
Усть-Елецкой  милиции  на Виталия Семеновича  повеял  в  августовской  скуке
освежающий  душу  ветер раскрываемого  скандала.  Да  какого!..  И  в голове
замельтешили возгласы  "Ну  и ну!",  "Ой-ой!",  "Вот  это да!",  и по животу
разлились  приятные  токи нервного возбуждения, и даже  румянец  выступил на
бледных,  слегка  одутловатых  щеках.  Доктору  наук Кузину  не  требовалось
растолковывать,   что  значат  для  истории  с   тобольским   антиметеоритом
бесхитростные показания кузнеца  Алютина, какой  оглушительный  приговор они
выносят гипотезам,экспертизам и прочему.
     - Н-да! - высоким голосом произнес он, положил листки, встал и прошелся
по  кабинету, потирая руки и плотоядно  улыбаясь. - Вы  не будете возражать,
Сергей Яковлевич, если я приглашу сюда некоторых наших товарищей?  Надо бы и
их ознакомить.
     - О нет, Виталий Семенович, ради  бога! - Нестеренко взмахнул руками. -
Давайте сначала обсудим, разберемся сами что к чему.
     - В чем именно?
     - В  деле. Понимаете, этот факт о канаве  -  особенно в сопоставлении с
записями  в  блокнотах - проливает иной свет на  историю Калужникова да и на
саму тобольскую вспышку.
     - Ах да... блокноты! Что же в них?
     - Позвольте,  я сначала изложу проблему,  которая привела  меня к  вам.
Вспомним  официальную  версию  дела.  В марте  прошлого года  физик-теоретик
Калужников покидает свой институт и город.  Через  три месяца он  - опять же
без внешних мотивов - оказывается в Усть-Елецкой, где у него нет ни дела, ни
друзей, ни родных. Там он - снова чисто случайно - попадает на то место, где
происходит тобольская  вспышка, далее истолковываемая  экспертами  как  факт
падения антиметеорита. Останков Калужникова не  находят, останков метеорита,
естественно, тоже, но обнаруживают следы пожара, радиацию и "аннигиляционную
борозду"...
     Она же - прорытая лопатами канава, - с удовольствием вставил Кузин.
     - Да  - и согласовать  это  с официальной  версией  можно  единственным
способом:   что  траектория  антиметеорита  на   излете  случайно   -  опять
случайность! - совпала с канавой. И точно совпала, прямо в яблочко... И еще:
светящегося следа метеорита никто не заметил...
     - Случайно, конечно, - с улыбкой кивнул Виталий Семенович.
     -  Вот-вот,  я вижу, вы  улавливаете. Каждое из этих  событий  принципе
возможно, хотя вероятность его и очень мала. Ну, действительно: много ли  вы
знаете случаев, чтобы человек - к тому же ученый - бросил интересную работу,
квартиру, даже перспективу получить союзную премию... и подался в бродяги?
     - Да только один этот случай и знаю.
     - И я тоже. Первое маловероятное событие. Второе: Калужников блуждал по
стране без  определенной цели, как  савраска без узды. Ему  все равно  было,
куда  ехать,  где  находиться, это  следует из его блокнотов. А  оказался  в
Усть-Елецкой, а в ночь на 22 июля - именно на месте тобольской вспышки. И не
в десятках метров от эпицентра, как считали, а точно в нем - ведь рыбачили у
самой канавы. Угодил прямо под метеорит!
     - Третья малая вероятность, - согласно кивнул Кузин.
     -  Четвертая:  никто не  видел  следа метеорита  в воздухе. И, наконец,
пятая,  которая совсем  уж не  лезет ни  в  какие ворота:  антиметеоритточно
прошел по канаве...  И все это  -  независимые случайные  события!  Каждое в
отдельности  имеет, если выражаться математически,  вероятность, отличную от
нуля,  хотя  и  не  слишком  отличную.  Надо  же метеориту  где-то упасть  и
Калужников должен был где-то находиться, могли полет метеора  не углядеть, и
так далее. Но чтоб все так совпало!..
     -  Вероятность  официальной версии  происшедшего,  хотите  вы  сказать,
оказывается произведением  пяти  исключительно  малых вероятностей - то есть
практически равна нулю?
     - Именно!  - кивнул Нестеренко  и перевел дух. Он по роду службы больше
привык слушать, чем говорить, и длинная речь его утомила.
     - Вы, я чувствую, увлекаетесь теорией вероятностей? - Кузин с симпатией
смотрел на разгоряченного молодого человека.
     - Есть такой грех.
     - Стало быть, ученые ошиблись и суд - тоже?
     - Выходит, так.
     - Да... действительно, трудно поверить, чтобы все так совпало. Особенно
эта  канава! Но, Сергей Яковлевич, вспышка-то была. Ее видели, остался  ожог
местности, радиация И озеро испарилось.
     - Тоже правильно.
     - Так как же?
     Нестеренко развел руками, пожал плечами. Минуту оба молчали.
     -  Вот  такой  вопрос,  Сергей  Яковлевич:  у  вас  возникли  сомнения,
находился ли Дмитрий Андреевич Калужников на том месте и погиб ли он?
     - На этот счет, к сожалению,  сомнений нет.  Так оно, похоже, и  вышло,
что он там сгорел. И решение  суда объявить его мертвым вполне  обоснованно.
Да посудите сами: полтора года минуло с тех пор, а где  Калужников?  Человек
не иголка.
     -  Тогда  почему вы  решили вернуться  к этому делу? Хотите  подправить
ученых,  уличить их в ошибке? Ну отправьте эти показания им, да, может быть,
еще в тот же журнал - и дело с концом.
     Нестеренко грустно усмехнулся.
     -  У  вас  не  совсем  верные  представления  о  нашей  работе, Виталий
Семенович: уличить, накрыть с поличным, вывести на чистую воду...
     - Ну зачем так! - Кузин протестующе возвел руки.
     - Да нет, суть вашего вопроса именно такая. Понимаете, приводить всякие
происшествия в  соответствие со статьями закона - это внешняя сторона  нашей
работы.  А  по внутреннему  содержанию  она (возможно,  такое  мое  суждение
покажется  вам  самонадеянным)  близка  к  работе  исследователей.  Главное:
разобраться, установить, как оно было на самом деле. Не бывает,мне  кажется,
специализированных  истин: одни для юристов, другие для физиков, третьи  для
театральных администраторов... а бывает просто истина. Ее-то я в данном деле
не понял, не  установил и, стало быть, если не юридически, то нравственно не
прав и совершил ошибку.
     Нестеренко замолчал, чувствуя, что сердится: не думал он, что здесь ему
придется объяснять такие  вещи!.. А Виталию  Семеновичу было сейчас неловко.
"Отшлепал меня  мальчик, - думал он, искоса  поглядывая на  отчужденное лицо
следователя. -  Культурно  отшлепал. Не  мне  бы такое  спрашивать,  не  ему
отвечать.  Я  увидел  здесь скандал, а он -  то, что следовало увидеть мне -
проблему".
     - Как это  было  на  самом  деле! - с выражением повторил  он. - Это вы
совершенно  правильно  подходите,  Сергей Яковлевич.  Так что  простите  мне
мой...  м-м...  такой  приземленный вопрос.  Именно так и надо  подходить  к
истине - как к самостоятельной ценности, независимо от того, чью правоту она
подтверждает или опровергает.  Это  житейская  рутина нас заедает  так,  что
стремимся мы, как пра-вило, к пользе. Не знаем, в чем  смысл жизни  вообще и
человеческой в особенности, - а ведь себя так, будто знаем и осталось только
накапливать пользу. А может, узнав все истины, поймем, что делать надо не то
или не так?.. - Он помолчал. - Но что же там действительно было, со вспышкой
этой, с  Дмитрием Андреевичем?  У  вас  есть  конструктивная  версия, Сергей
Яковлевич? Ведь  если, к  примеру, просто так оспорить официально признанную
версию  тобольского  антиметеорита,  то  даже   если  удастся  доказать  про
канаву-"борозду", сразу  поставят вопрос: а что же  там еще  могло  быть?  И
действительно, вроде ничего иного предположить нельзя, а?
     - Можно, Виталий Семенович, - твердо сказал Нестеренко.  - Я  п