Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
льные продолжают предлагать названия,
даже не взяв на себя труд оценить его вклад. Еще с час мы выдавали на-гора
бесконечные варианты, словно глиняные игрушки - чтобы кто-нибудь тут же
разбивал их вдребезги. Отвергли "Вон!", "Иди в тюрьму", "Роктябрь" и, что
неудивительно, "Святой Иоанн и заговор зловещей перхоти".
- "Жажда жизни", - с торжественным видом провозгласил Джим.
- Это название песни Игги Попа, - сказал Пол.
- Знаю.
- И фильма про Ван Гога.
- Знаю.
Хотя в голосе Пола и сквозила высокопарность, он прекрасно понимал, что
возражения - жалкие. Мы еще немного помусолили название и согласились, что
"Жажда жизни" - то, что нужно. Этот разговор отнял у нас два с половиной
часа, но мы наконец-то могли приняться за работу. Я включил микрофон и
перевоплотился в ведущего "Голливуд-Боул".
- Дамы и господа, сегодня у нас первый концерт грандиозного тура по США.
Из английского Балхама к нам приехала лучшая группа в мире. "Жажда жизни"!
Джим с Саймоном зааплодировали и засвистели, а Саймон еще и зажигалкой
замахал над головой. Пол принял позу бесстрастной отчужденности - сидел и
листал "Тайм-аут".
- Кто-нибудь хочет завтра вечером пойти на концерт? - загадочно спросил
он.
- А что такое, кто играет?
- Вот, подумываю сходить в "Полумесяц". - Он взмахнул журналом. -
Выступает новая группа под названием "Жажда жизни".
Повисла пауза.
- Плагиаторы долбаные! - брызнул слюной Джим. - Свистнули наше название!
***
В тот вечер мы ничего не записали. В какой-то момент я сказал: "Ладно,
ребята, давайте работать", но это название было отвергнуто, так как оно
звучит слишком похоже на "Люди за работой". Самое худшее мгновение
наступило, когда посреди спора зазвонил мой мобильник, и я обнаружил на том
конце Катерину.
- Что ты думаешь насчет имени Индия? - спросила она.
- Уже есть группа под названием "Индия", - ответил я.
Потом я попытался повторить это предложение, выделяя слово "группа",
словно говоря: "Уже есть группа под названием "Индия", но это не значит, что
нельзя назвать Индией ребенка". Слова мои ничего не значили, потому что я
знал, что имя - всего лишь предлог, чтобы позвонить и поговорить после нашей
ссоры.
От ее голоса я тут же заскучал по дому. Мои сожители так злили меня весь
день, что захотелось вернуться к Катерине. Глупые упреки Пола по поводу
манеры Джима заваривать чай и моей неспособности приготовить ужин, нудные
вопросы Саймона, патологическая медлительность Джима и целый вечер, убитый в
бессмысленных спорах, - все это сводило меня с ума. И тут меня посетило
ужасное откровение. Я убежал от семьи в надежде вернуть себе толику здравого
смысла, а напоролся на суррогатную семью, невыносимую, как и любая другая.
Всякий раз, добираясь до дальнего края поля, я оглядывался, и сзади трава
казалась гораздо зеленей, чем десять минут назад. Куда бы я ни сбежал, всюду
мне будет хотеться чего-то большего. Я так корежу себя, обманываю любимую
женщину, по уши залез в долги - и все ради чего? Ради того, чтобы все, что
раздражает и нервирует меня, увязалось следом. Проблема не в Катерине и не в
детях. И даже не в Джиме, Поле или Саймоне. Проблема - во мне.
Глава пятая
Говорить хорошо
Мне пятнадцать лет и я стою у театра неподалеку от площади Пикадилли. Еще
шестьдесят старшеклассников только что вылезли из двух автобусов, чтобы
посмотреть "Гамлета" Уильяма Шекспира. В пиджаках и галстуках они выглядят
неуклюжими и стеснительными. Все вручили учителю английского чек от
родителей, но платить полную цену нет нужды, потому что в театре работает
моя мать, и она может снабдить нас билетами со скидкой. Точнее, это я так
думал, о чем опрометчиво поведал учителю английского. На самом деле, моя
мать работала в театре на полставки, чистила костюмы, и никаких билетов со
скидкой достать, разумеется, не могла. Поэтому билеты для нас вообще не
заказаны.
Мне хотелось оказать услугу. Когда учитель произнес название театра, я
вскинул руку и протараторил про театральную маму, и учитель полушутя
спросил:
- Ну, так, может, она сумеет достать нам билеты со скидкой, Майкл?
И я ответил, что наверняка сможет, а потом все начало расти, как снежный
ком. Не знаю, почему я помалкивал все это время. Наверное, не хотелось
никого расстраивать. Мне очень нравился мистер Станнард. Казалось, и я ему
нравлюсь. Я не сказал правду, когда он спросил:
- Ведь твоя мама уже заказала билеты?
Наверное, это был подходящий момент для признания. Я не сказал правду,
даже когда он заказывал два школьных автобуса, чтобы после спектакля
учеников развезли по домам. Не сказал я правду, и когда он составлял список
желающих посмотреть "Гамлета". Я ничего не сказал ему, даже когда все
усаживались в автобусы.
Наши автобусы мчались наперегонки по двухрядному шоссе, а мы отчаянно
болели за своих водителей. Все, кроме меня. Я-то знал, что мы тратим время
впустую, и только я виноват в этом, и совсем скоро моя страшная тайна
раскроется. Но я по-прежнему молчал.
И вот шестьдесят четыре школяра стоят в театральном фойе, а мистер
Станнард препирается с билетершей и вдруг оборачивается ко мне:
- Майкл, ты говорил, что твоя мать заказала шестьдесят четыре билета,
верно?
Вот тут-то я и признался. Сделал вид, будто давным-давно собирался
рассказать, но попросту забыл.
- Совершенно верно. Я хотел сказать вам, что… что маме не положены
скидки, поэтому я и не стал просить у нее билеты.
Мое напускное безразличие не убедило мистера Станнарда, что происшедшее -
невинный пустяк. Администратор сообщил, что билеты на вечернее представление
полностью проданы. Потерявший самообладание мистер Станнард подскочил ко
мне. Говорят, что страх перед событием страшнее самого события. Но не в том
случае - мое ожидание оказалось ерундой перед разъяренным мистером
Станнардом. Думаю, даже другие учителя были смущены тем, как побагровело его
лицо, как затряслось все его тело, и как он закричал на меня, брызжа слюной.
А я стоял перед ним, не в силах придумать хоть что-то в свое оправдание, и
лишь молча пожимал плечами в ответ на вопросы, которые он выплевывал мне в
лицо. На лбу у мистера Станнарда вздулись вены, его лицо тряслось в двух
дюймах от моего, и я чувствовал затхлую табачную вонь. Мистер Станнард был
так зол на меня, что путал слова. Когда его ярость достигла пика, он заорал:
- И теперь весь класс увидит "Гамлета"!
- Нет, не увидит, сэр.
- Что?
- Вы сказали, что весь класс увидит "Гамлета".
- Я сказал, что не увидит!
- Нет, сэр, вы сказали, что увидит.
Возможно, я испортил вечер компании из шестидесяти четырех человек, но в
этом вопросе я был совершенно прав.
- Не смей поправлять меня! Я сказал то, что хотел сказать!
Его пурпурные щеки все еще тряслись в двух дюймах от моего лицам, слюна
брызгала на мой нос, но я не решался утереться.
Один из учителей попытался успокоить мистера Станнарда.
- Ты и в самом деле сказал "увидят", Дэйв.
И тогда мистер Станнард повернулся к мистеру Моргану и заорал на него - к
удовольствию учеников: нечасто видишь, как учителя кричат друг на друга.
Самое дурацкое заключалось в том, что я молчал только потому, что не
хотел его расстраивать. Но молчание, как долговременная стратегия, вряд ли
могло привести к успеху.
В конце концов, мы вывалились на улицу и несколько часов просидели под
статуей Эроса, поджидая автобусы. Я чувствовал, что больше не нравлюсь
мистеру Станнарду, а кроме того, начал накрапывать дождик.
- Ну что ж, если мы все умрем от воспаления легких, благодарите Майкла
Адамса, - едко произнес мистер Станнард. Его слова показались мне немного
несправедливыми - в дожде ведь я был не виноват.
- Ты просто непроходимый тупица, Адамс, - сказали одноклассники.
- О если б этот плотный сгусток мяса растаял, сгинул, изошел росой, -
сказал Гамлет .
И я понял, каково бедняге пришлось.
- Майкл, ты откладываешь проблему до тех пор, пока она из проблемы не
превращается в полномасштабное бедствие, - говорил классный преподаватель
следующим утром, выставив меня перед классом.
Шестнадцать лет спустя примерно то же самое сказал банковский служащий,
когда мы беседовали по телефону о моей кредитной задолженности. Он назначил
мне встречу, а я - в доказательство того, что его оценка моей личности
совершенно верная - не пришел.
Я сел в своей холостяцкой берлоге и подсчитал, сколько нужно заплатить,
чтобы погасить задолженность по кредиту на покупку дома. В одну колонку я
выписал все свои долги по кредитным картам и рассрочкам. В другую колонку -
сколько денег я получу за следующие несколько месяцев. Со второй колонкой я
немного смухлевал, включив в нее талоны на покупку музыкальных дисков со
скидкой, которые остались у меня с Рождества, но результат все равно
оказался удручающим. Я внимательно изучал столбики цифр, пытаясь выработать
самый разумный и практичный план действий. После чего пошел и купил
лотерейный билет.
День, когда я намеревался начать работать, как каторжный, стремительно
приближался. А пока суд да дело, я решил принять некоторые меры экономии.
Для начала буду выдавливать на щетку поменьше зубной пасты, а вместо орешков
кешью стану покупать арахис. В Южном Лондоне имелась еще одна статья
расходов, которая уже давно тревожила меня, но я не знал, как потактичнее
поднять этот вопрос. Расходы на телефон мы делили на четыре равные части,
но, пристально изучив счета я выяснил, что больше половины звонков
приходится на долю Развратника Саймона, который часами просиживал в
интернете, путешествуя по самым похабным сайтам. А я финансировал его
ритуальное самосовращение. Даже в ресторане чувствуешь неловкость, когда
понимаешь, что кто-то должен заплатить больше, но сказать соседу по
квартире, что он задолжал тебе кучу денег, потому что половину своего
свободного времени занимается сексом со своей правой рукой… в общем, в книге
о правилах хорошего тона на эту тему не сказано ничего. Но у меня имелось
доказательство в виде телефонного счета, где черным по белому раз за разом
повторялся один и тот же номер и указывалось время соединения. Например, 9
февраля он позвонил в 10.52 утра, и судя по всему, мастурбировал семь минут
двадцать четыре секунды. Это обошлось нам в тридцать пять пенсов без учета
НДС. В тот же день он висел на телефоне еще двенадцать минут двадцать три
секунды - ничего удивительного, поскольку второй раз всегда длится дольше. И
таких листков с датой и временем пребывания в сети было несколько. Хотя
"пребывание" - слишком громкое слово для обозначения того, чем Саймон
занимался в интернете. Он рыскал, он шарил, он подглядывал в кустах
глобальной сети.
Я обсудил эту проблему с остальными, и мы пришли к выводу, что поставим
вопрос ребром. Мы надеялись, что разговор окажется коротким, и не придется
вдаваться в подробности, чем Саймон занимается. Пустые надежды. Могли бы и
догадаться. Саймон вовсе не устыдился, более того - казалось, даже
обрадовался, что оказался в центре внимания, и ухватился за возможность
поразглагольствовать на тему, в которой мнил себя настоящим специалистом.
- Это очень хорошая цена, - объявил Саймон с довольным видом. - Можно
смотреть, как люди занимаются сексом с гориллами, всего по цене местного
телефонного звонка.
- Чудеса современной техники, - заметил Джим.
- Или, если на то пошло, с любыми приматами, за исключением орангутанов.
Это очень редкий вид.
Саймон, в упор не замечая нашей неловкости, с воодушевлением продолжал
просвещать нас об увлекательном мире жесткого порно.
- Саймон, ты жалкий извращенец, - сказал я, но он лишь разулыбался,
словно полагал, что я думаю о нем гораздо хуже.
Меня не столько раздражало то, что Саймон питает нездоровое пристрастие к
порнухе, сколько его нежелание смущаться. Сексом озабочены все мужики, но
остальные, по крайней мере, пытаются скрыть свою озабоченность. Саймон же
трепался о своей одержимости, словно о невинном хобби, вроде любительского
театра или акварели.
"Говорить хорошо", - уверяет реклама "Бритиш Телеком". Как и делать все
остальное, что увеличивает телефонные счета.
В расчете, что мы разделим его восторг, если увидим, чего себя лишаем,
Саймон устроил нам экскурсию по сайтам с порнухой. Везде были вывешены
групповые фото - три-четыре человека замерли в неудобных позах, словно
играли голыми в игру "Изогнись". "Левую руку на красную точку, правую ногу
на желтую точку; левую грудь на черный пенис". Только на моей памяти игра
"Изогнись" обычно доставляла удовольствие, а лица этих людей наводили на
мысль, что они страдают от боли. Фото показались мне отталкивающими и
притягательными. Вроде автомобильных катастроф и анчоусов: знаешь, что это
ужасно, но не можешь удержаться, чтобы не проверить еще раз - убедиться, что
твоя тошнота никуда не делась. Но обычно первое впечатление меня не
подводит. В снимках было не больше эротики, чем в цветных фотографиях
операции на отрытом сердце. Саймон показал нам серию фотографий,
повествующих, как заурядный ужин превращается в оргию. Вполне непринужденно
превращается.
- Видите, вот здесь опять, - сказал Саймон.
- Что?
- Да вот же. Первое фото: они знакомятся друг с другом. Второе фото: они
разговаривают. Третье фото: она засунула его член себе в рот. Так что
случилось между вторым и третьим фото? Как одно следует из другого? Если бы
речь шла обо мне, то на первом фото было бы: "Привет, привет". На втором
фото: "Треп, треп". На третьем фото: она дает мне пощечину и уходит.
Саймон залез на другой сайт, ссылка на который хранилась в папке
"Любимое", и предвкушающе захихикал. Картинка проступала на экране
постепенно, сверху вниз, словно заигрывая с нами, то подумывая показать
сразу все, то задерживаясь и дразня нас маленькими порциями. Проявившаяся на
экране женщина была привлекательна. Красивое лицо, чудесной формы груди,
округлые бедра и длинные, гладкие ноги. Единственное, что ее портило
(возможно, я слишком привередлив), - большой эрегированный член. Конечно, я
понимаю: будучи мужчинами, мы безосновательно рассчитываем, что женское тело
непременно должно отвечать нашим стереотипам, и все же я настаиваю на
отсутствии пениса и мошонки.
Под аккомпанемент страдальческих стонов я сообщил Саймону, что у него
крайне нездоровые отношения с компьютером. Что он практикует
однонаправленный секс без любви и нежности. Мы пришли к общему мнению, что
Саймон должен пригласить компьютер в ресторан или куда-нибудь еще, прежде
чем употреблять его.
В конечном счете, мы выработали новое правило общежития: Саймону
позволяется мастурбировать перед компьютером только по ночам и в выходные,
когда тариф минимален. Он возразил, напирая на то, что на его звонки
распространяется скидка. Он, мол, зарегистрировался на сайте "Бритиш
Телеком" в разделе "Друзья и семья". И теперь порнушный сервер стал его
лучшим другом, на звонки которому дают скидку. Нельзя сказать, чтобы лучший
друг часто ему звонил. Как бы то ни было, новый закон приняли и утвердили, и
мы могли оставить Саймона в покое.
- Все согласны, - сказал Джим, - но можно я еще раз гляну на тех
блондиночек-близняшек, что возятся в грязи…
***
Саймона мы слегка презирали за то, что он наивно выставлял напоказ свои
самые отвратительные черты. Он не таил темную сторону своей личности. Он
говорил все, что у него на уме. Это и недостаток, и достоинство; возможно,
Саймон - червь, но он честный и нетребовательный червь. Я был уверен, что
наш сосед - не серийный убийца со склонностью к каннибализму, иначе он
жизнерадостно поведал бы нам во всех подробностях, как следует поджаривать
человеческую плоть. Саймон - редкий экземпляр, человек без секретов.
Зато меня всю жизнь снедала столь сильная тяга к скрытности, что я даже
замирал на мгновение, прежде чем отозваться на перекличке в начале урока.
Джим, Пол и Саймон понятия не имели, что когда меня нет в квартире, я
выступаю в роли отца и мужа. Я считал, что так будет лучше. В квартиру я
въехал первым и не видел никакой необходимости посвящать новых соседей в
свою необычную семейную жизнь. Но лгал я мало. Моим методом обмана было
умолчание. Однажды Катерина пошутила, что я не рассказываю о своей работе
именно потому, что не хочу ей лгать. Как же я смеялся. Понятное дело, мне
пришлось запустить механизм дополнительной защиты своих мужских секретов. И
отсмеявшись, я пробормотал:
- Вовсе нет.
Моя скрытность была на руку Катерине. Я рано понял, что если у матери
твоих детей выдался скучный день, не очень тактично рассказывать ей, как
интересно и классно ты провел время. Она бы предпочла, чтоб и ты поскучал.
Поэтому в те дни, когда я приходил домой и заставал там тоску зеленую, то
изо всех сил старался не выглядеть веселым и довольным.
В ту пятницу я вернулся и обнаружил, что Милли смотрит фильм по видео, а
Катерина, стоя на карачках, драит плиту, время от времени толкая детское
креслице, в котором сидит Альфи.
- Как прошел день? - спросила она.
- Да ты знаешь, довольно скучно.
- Обедал?
- Да так, кое-что перехватил.
- Где?
- Где?.. Хм, да так, был на обеде по случаю вручения премии.
- На обеде по случаю вручения премии? Так это же здорово!
- Да ну, скука смертная. Эти рекламщики вечно устраивают обеды по случаю
своих дурацких премий. Честно говоря, весьма утомительно.
- Так ты вернулся к себе в студию, чтобы поработать?
- Нет... Да и поработать я не сумел бы - выпил слишком много шампанского.
Не знаю, настоящее ли; на вкус какая-то дешевка, да еще пришлось проторчать
там всю вторую половину дня.
- Здорово.
- Вообще-то мне деваться было некуда. Понимаешь, надо завязывать
контакты, налаживать связи и заниматься прочей поганой ерундой.
Катерина сунула голову в духовку, и я быстро убедился, что она ее именно
чистит, а не готовится к самоубийству.
- Тебя-то не выдвигали на премию? - донесся из духовки гулкий голос.
- Более-менее.
- Более-менее?
- Ну да, выдвигали. Лучшая оригинальная фоновая музыка - для банка,
помнишь, которую я сочинял прошлой осенью.
- Господи, и ты молчал?
- Тебе и так достается, зачем докучать тебе рассказами о работе, -
неубедительно ответил я.
Катерина замолчала, сдирая остатки жирной корки, и я понадеялся, что
перекрестный допрос завершен.
- Значит, премию не тебе дали?
- Ну… Это…. Вообще-то мне.
Катерина стукнулась головой о внутреннюю стенку духовки, вылезла и с
недоверием посмотрела на меня.
- Ты был на обеде по случаю вручения премии, и именно тебе ее вручили?
- Э-э… ага. Такая большая серебряная статуэтка. Поднялся на сцену за ней,
все зааплодировали, Джон Пил представил меня, пожал руку, а потом мы долго
разговаривали.
- Джон Пил? Надеюсь, ты не спросил его, помнит ли он твою гибкую
пластинку?
- Катерина, Джон Пил получал каждый год тысячи и тысячи записей, я не
рассчитываю, что он помнит одну-единственную гибкую пластинку, которой даже
не прослушал.
- Значит, он ее не помнит?
- Нет, не помнит. Не помнит. Но вообще-то он очень приятный человек, даже
приятнее, чем на радио. Все подходили, поздравляли, смотрели на мою награду
и фотогр