Михаил Березин.
     Пришла беда, откуда не ждали


 © Copyright Михаил Березин

     (Иронический детектив)

     Я  сидел  в  своем  персональном кабинете на девятом этаже
здания "Гвидона"1 и бился над отчетом  о  первом  расследовании
нашего  детективного  бюро.  Учитывая специфику ситуации, отчет
имел форму романа. Вернее, должен был бы иметь.  Я  переделывал
его  бессчетное количество раз, а чувство удовлетворения все не
наступало.

     Оснастили меня основательно: реквизировали у  руководителя
нашего  издательского  отдела  Васельцова один из компьютеров с
текстовым  процессором,  который  он  до  сих  пор,   очевидно,
оплакивает, лазерный принтер фирмы "Хьюлет-Паккард", мелованную
бумагу,  а  также  снабдили  кучей справочников и всевозможными
картами Берлина. Пиши  -  не  хочу.  Думаю,  не  один  маститый
писатель  бы  позавидовал.  А  меня подобный уровень экипировки
вгонял  в  тоску.  Ведь  в  "Гвидоне"  столь  чуткое  отношение
предполагало  соответствующую  отдачу.  У  меня  же, сколько ни
пыжился, ничего путного не выходило.

     В компьютере я отыскал  любопытную  игру  с  довольно-таки
милым  названием  "Солитер"  и уже не знал, чему больше уделять
внимания: роману или "Солитеру". Не зря, видно,  говорят:  мол,
человеку  больше  нравится  заниматься  тем,  что  у него лучше
выходит. Играть в "Солитер" у меня явно получалось лучше.

     Я  находился  как  раз  на   грани   установления   нового
впечатляющего  рекорда, когда зазвонил телефон и спутал мне все
карты. Одна из многочисленных секретарш Лили сообщила, что Лили
Лидок желает меня видеть. Немедленно!

     Щелкнув "мышкой", я переключился с "Солитера" на роман,  и
бросил  унылый  взгляд  на  обрывок  текста.  Э-хе-хе, пришлось
отрывать зад от удобного кресла на колесиках, в котором  я  мог
разъезжать по всему кабинету.

     В  прошлом  Лили  Лидок  была  моей  одноклассницей. Чем и
горжусь. Бьюсь об заклад, что  далеко  не  у  каждого  отыщется
одноклассница,   управляющая  столь  могущественной  финансовой
империей, как "Гвидон". Хотя бы потому, что подобных финансовых
империй в стране - раз, два, и обчелся.

     Лили - ее  подлинное  имя.  С  Лидок  -  сложнее.  В  один
прекрасный  день  ей  отчего-то  взбрело  в голову назвать себя
Лидой, затем  это  трансформировалось  в  Лидок,  а  уж  потом,
видимо,  забыв,  откуда  ноги  растут,  соединили  оба имени, и
получилось то, что мы сейчас имеем.

     Кстати, в этом нет  ничего  удивительного.  Подобные  вещи
случались  и  ранее.  Мою  бабушку, к примеру, в семье называли
бабулей. Посчитав, что это имя, чрезвычайно юный Миша Крайский,
т.е. ваш покорный слуга, произвел на свет довольно  любопытного
кентавра  -  бабушка  Бабуля.  И  что  бы  вы  думали?  Все без
исключения родственники начали ее так называть...

     В предбаннике не обнаружилось ни единой  секретарши.  Лишь
Чарли,  задрав  ноги  на  журнальный  столик,  сидел в одном из
кресел. Вообще-то, сидеть в этом кресле  считалось  привилегией
Миксера.  Но  того  пару  недель  назад  посадили  за  злостное
хулиганство   -   нанесение   телесных   повреждений    некоему
физическому  лицу,  имевшему неосторожность бросить на улице не
очень лестную реплику в адрес Лили. Телесные  повреждения  были
из  разряда  тех, которые принято называть тяжкими (собственно,
он сделал из парня - наглого, между  прочим,  типа  -  то,  что
миксер  обычно  делает  со  сливками), и ему присудили три года
тюрьмы, однако никто  в  "Гвидоне"  не  сомневался,  что  через
месяц-полтора Миксер уже выйдет на свободу.

     Чарли  перелистывал  порнографический  журнал, и мы успели
обсудить  пару  совершенно  потрясающих  кисок,  прежде  чем  в
селекторе не послышалось деликатное покашливание Лили:

     - Крайский,  ты  всегда  был  бабником самого примитивного
толка.

     Мы с Чарли окаменели.

     - Я даже вспомнила, что в школе тебя  называли  Похотливым
Колобком.  Но я плачу тебе деньги отнюдь не за сальные репризы.
Сейчас же зайди ко мне.

     Чарли прыснул со смеху.

     - Похотливый Колобок... -  борясь  с  очередным  приступом
веселья,  выдавил  он  из  себя. Журнал с его колен свалился на
пол. - Похотливый Колобок...

     - Чарли, заткнись, - проговорила Лили.

     Чарли поднял журнал,  посмотрел  на  меня  и  выразительно
ткнул  пальцем  в направлении кабинета. Затем вновь поперхнулся
смехом:

     - Похотливый Колобок...

     Я зашел к Лили. Все  три  секретарши  оказались  тут.  Они
стояли  навытяжку  с красными физиономиями и возмущенно взирали
на меня. Из селектора раздавались завывания Чарли:

     - Похотливый Колобок...

     - Свободны,  -  бросила  Лили   секретаршам   и   вырубила
селектор.

     Мы  остались  одни.  Я  присел  напротив патронши и угрюмо
уставился на свои ботинки.

     - Ну, как продвигается роман? - поинтересовалась она.

     - Помаленьку. - Внутренне, я весь сжался.

     - У тебя осталось три дня, так что пошевеливайся.

     - Три дня?! - Я был поражен. С моей бывшей  одноклассницей
не соскучишься.

     - Разумеется,  я  понимаю,  что  творческий процесс - дело
тонкое, но мы получили второй заказ, и времени  практически  не
осталось.  Между  прочим,  у  меня  сегодня  побывал Васельцов,
которому я поручила  подготовить  доклад  о  производительности
труда  при  написании  детективных  романов,  и выяснилось, что
небезызвестный тебе автор Жорж  Сименон  клепал  свои  труды  о
Мегрэ в среднем по штуке в неделю.

     - Но...

     - Я  прекрасно  понимаю,  что ты - не Сименон. Поэтому даю
тебе не одну неделю, а... - ее взгляд  непроизвольно  скользнул
по лежащему на письменном столе калькулятору, - две.

     Видимо,  по  ее  начальственному  мнению  я тянул ровно на
половину Сименона.

     - Но...

     - Две недели истекают через три дня. Если тебе  интересно,
могу  сообщить,  что  новый  клиент,  как и первый, проживает в
Берлине...

     - В Берлине!?

     - ... и в деле так же, как и  в  первом  случае,  каким-то
образом фигурируют аэрозолевые красители...

     - Аэрозолевые красители!?

     - ...  так что можешь не принимать близко к сердцу, ничего
принципиально нового тебя не ожидает. Правда, после того вашего
знаменитого расследования твой напарник Джаич никак не придет в
себя - в настоящий  момент  находится  на  излечении  в  Варне:
принимает,  видите ли, минеральные ванны на Золотых Песках, - и
тебе придется действовать  одному,  но,  учитывая  наработанные
навыки...

     - Только  не в Берлин! - взвыл я. - Лучше уж в Равалпинди,
Гвадэлупу, Иакогамму, Магадан, на Землю Франца Иосифа...

     Однако это был крик вопиющего в пустыне.

     Я вернулся к себе в  кабинет  и  уселся  за  компьютер.  В
памяти   всплыл   образ   Пью   Джефферсона   -   единственного
возлюбленного Лили. Ведь именно ради него  Лили  затеяла  тогда
всю  эту  кашу с детективным бюро. Но Пью погиб, погиб именно в
Берлине. А Лили решила все  оставить,  как  есть.  Будто  бы  в
память  о  нем.  Так  что  наше  бюро,  по сути, - памятник Пью
Джефферсону, американскому сочинителю детективных романов.

     Итак,  у  меня  есть  три   дня.   Восхитительно!   Просто
восхитительно!  Я принялся что было мочи барабанить по клавишам
компьютера. "Вам надобно песен? Их есть у меня."

     Прошло  три   дня,   и   я   поставил   точку.   Включился
"Хьюллет-Паккард",  изрыгая  из  своего  нутра  листы  бумаги с
плодами моей графоманской деятельности.

     Я  доставил  рукопись  Лили  и  взамен  получил  кое-какие
подробности  предстоящего расследования. Нужно сказать, что эти
сведения меня несколько успокоили:  слишком  уж  все  выглядело
безоблачным.  Я  воспрянул  духом  и отправился в кафе "Блудный
сын",  постоянным  клиентом  которого  являлся  с  момента  его
открытия.  В  Лиловом  зале  у  меня  даже имелся "собственный"
столик. Стоило мне появиться, как официантка по прозвищу Барсик
тут же кошачьей походкой устремилась в  мою  сторону,  на  ходу
извлекая   из   кармана  передника  блокнот  и  ручку.  Кстати,
перламутровую ручку, на  колпачке  которой  в  бесстыдной  позе
застыл голый мужчина, подарил ей именно я.

     Раньше  я  мог  просто  ограничиться короткой фразой: "Как
обычно", чего было вполне достаточно, но с  недавних  пор  кафе
резко   изменило   свой  имидж,  заменив  блюда  французской  и
голландской  кухни  на  национальные:  русские  и   украинские.
Сказывался наплыв в город различного рода иностранцев.

     Не  могу  сказать,  чтобы  еда стала менее вкусной, просто
исчез элемент экзотики. Ну, да ладно, другой экзотики  в  жизни
становилось все больше. Я сделал заказ.

     Для   начала  Барсик  принесла  бокал  пива.  Не  успел  я
пригубить, как обнаружил, что нахожусь в  компании  собственных
фантомов Тролля и Малышки. Со временем их поведение становилось
все  более раскрепощенным. Поначалу они возникали лишь, когда я
находился в состоянии релаксации. ("Я совершенно спокоен...  По
всему  моему телу разливается тепло... Я не одинок в этом мире,
у меня есть Малышка...")  Затем  успешно  освоили  пространство
моей  квартиры.  И вот теперь могли запросто объявиться в любой
географической точке, где бы я ни оказался.

     Малышка, как и всегда, была  прелестна.  Я  чмокнул  ее  в
губы.  От  нее пахло морем и Грецией. Я совершенно точно ощущал
это, несмотря на то, что самому  в  Греции  никогда  бывать  не
приходилось.

     Тролль с недавних пор полностью сменил свою экипировку. Ну
как же!  Он  ведь  теперь как бы партнер самого Миши Крайского!
Выдающегося  детектива!  На  голове  его  красовалась  огромная
шляпа,  сползающая  на  уши,  во  рту  -  дымящаяся  трубка,  а
маленькое тельце терялось в необъятном плаще,  фалды  которого,
когда он шел, волочились по полу.

     Нужно сказать, что функции Тролля и роль его в моей судьбе
мною постепенно  переосмысливались.  Поначалу я воспринимал его
исключительно как Цербера, стоящего на страже моего призрачного
счастья.  Причем,  призрачного  -  в   прямом   смысле   слова.
Призрачное  счастье, как счастье с призраком. Читай - Малышкой.
Мне казалось, что основная его задача заключается в том,  чтобы
в  жизни  я  Малышку  никогда  не  встретил.  Но вот судьба моя
сделала зигзаг,  и  Тролль  неожиданно  проявил  себя  в  новом
качестве:  ближайшего  помощника,  даже  секретаря.  И  это  не
замедлило сказаться на отношениях между самими фантомами.  Если
раньше  при случае Малышка вставала на защиту Тролля, то теперь
в ее поведении просматривалась откровенная ревность.

     Оба фантома тоже изъявили желание выпить пива.  Я  щелкнул
пальцами, подзывая Барсика.

     - Еще две кружки.

     Она  с  удивлением покосилась на ту, едва начатую, которая
стояла на столе.

     - Ты ждешь  гостей?  Я  принесу  свежее,  как  только  они
появятся.

     - Принеси лучше сейчас.

     - Сразу две?

     - Сразу две. Маленьких.

     - Я   хочу   большую   кружку,   как  у  тебя,  -  тут  же
запротестовал Тролль.

     - Постой! - крикнул я вдогонку официантке. - Одну  большую
и одну маленькую.

     - Хорошо.

     Я  закурил.  Я  курил  мало, предпочитая английские фирмы:
"Бенсон",  "Ротманс",   "Данхил".   Сигаретный   дым   струйкой
поднимался   вверх,  сливаясь  с  клубами  маленького  Везувия,
клокочущего в трубке Тролля.

     - Завтра выезжаем, - сообщил я своим призракам.

     И вкратце посвятил их в курс дела.

     А  произошло  следующее.   Аэрозолевые   красители   очень
популярны  у  немецких  детей и подростков. Если вы окажетесь в
Германии, то сразу обнаружите,  что  все  заборы,  павильоны  у
остановок  общественного  транспорта, а также стены домов густо
измалеваны с помощью всевозможных  баллончиков.  Иной  раз  это
просто   какие-то   надписи,   иной   -   закорючины,   кляксы,
переплетение  линий   различной   длины,   толщины   и   цвета,
встречаются  рисунки,  на  которых  можно кое-что разобрать, но
чаще всего это напоминает альбом для рисования очень маленького
ребенка. Не так давно с деловым визитом в столицу  Германии  из
Америки  прибыл  крупнейший  специалист по абстрактной живописи
Стивен Голдблюм, остановился у одного из  подобных  рисунков  и
остолбенел.   Рисунок   оказался   шедевром,   самым  настоящим
шедевром! Потом с помощью все того же Голдблюма  было  выявлено
еще  несколько  таких  работ. В основном, в переходах метро. Их
тщательно сделанные репродукции  украсили  страницы  престижных
журналов  по  живописи.  Однако  сами  картины  невозможно было
соскоблить со стен и унести. Да и вообще, кто автор?! Подробное
исследование, проведенное с помощью последних достижений  науки
и  техники,  позволило Голдблюму сделать вывод, что речь идет о
совершенно неизвестном художнике, однако ни о возрасте, ни даже
о половой принадлежности автора абсолютно  ничего  нельзя  было
сказать.  И  вот  начались  истеричные  поиски.  В  них приняли
участие  все  крупнейшие  галерейщики  Берлина  плюс  Голдблюм.
Каждый  стремился первым обнаружить загадочную личность, обретя
тем самым дополнительную известность, популярность, но  главное
- контракт  с  правом  представлять  интересы  гения  на  рынке
живописи.  Газеты  пестрели   предложениями   одно   заманчивее
другого.   За  помощь  в  обнаружении  художника  были  обещаны
шестизначные цифры. Можно даже сказать, что на  какое-то  время
столица  живописи  перекочевала  из  Парижа  в Берлин. Но гений
словно  в  воду  канул.  Некоторые  из  участвовавших  в   этом
захватывающем  художественном  дерби  галерейщиков обратились к
услугам частных детективов.  Решил  последовать  их  примеру  и
Голдблюм.   Будучи   в   прошлом  нашим  соотечественником,  он
обратился к Лили, с которой познакомился недавно  на  одном  из
светских приемов, устраиваемом яппи - клубом миллионеров.

     - Итак,  нам  предстоит  обнаружить  загадочного  гения, -
закончил я свой рассказ.

     - Но  ведь  это  совершенно  не  криминальная  история,  -
разочарованно протянул Тролль.

     - Ты жаждешь крови? - уточнил я. - Ты ее получишь.

     Барсик принесла на подносе два бокала пива и мой обед.

     - Что ты имеешь в виду? - поинтересовалась Малышка.

     - Когда  мы  придем  домой,  я  окачу  его  водой из нашей
напольной вазы. - Тролль ужасно боялся воды.

     - Мокрушник! - тут же завопил он.

     - Такое  замечательное  дело  ему  не   нравится!   -   не
успокаивался  я.  -  Ему  подавай кодлу гангстеров, сутенеров и
убийц.

     Тролль на время приуныл, поскольку ожидал чего-то другого.
Но потом  лицо  его  оживилось.  Он  зачадил  трубкой  со   все
нарастающим энтузиазмом.

     - А если ты выполнишь задание, сколько ты за это получишь?
- поинтересовался он.

     - Наконец-то,  дошло! - воскликнул я. - Мы станем богатыми
людьми!

     - Миша,  мы  ведь  не  люди,  -  укоризненно   проговорила
Малышка.

     - Неважно,  -  отмахнулся  от нее Тролль, - ну так станешь
богатым призраком. Какая разница?  Главное,  что  мы,  наконец,
сможем поехать в Индию.

     Попутешествовать  по Индии было его заветной мечтой. Уж не
знаю, почему.

     - Да, мы разбогатеем, - повторил я, - и у нас всего  будет
вдоволь.  И  в  Индию,  конечно,  мы  сможем  поехать  в  любой
момент... Можно, я допью ваше пиво?

     Со  Стивеном   Голдблюмом   я   познакомился   в   конторе
берлинского  представительства  "Гвидона",  у Горбанюка. Прошел
всего месяц с того момента, как я покинул Берлин, и нельзя было
утверждать, что за это время мы с Горбанюком очень сильно  друг
по  другу  соскучились.  Он  с  кислым видом протянул мне руку,
предвкушая, видимо, лавину требований, с которыми  я  готов  на
него  обрушиться.  Пистолеты,  автоматы,  гранаты,  автомобили,
бронетранспортеры... Однако, я рассыпался в заверениях, что  на
сей  раз  вполне  удовлетворюсь  газовым  револьвером - и то на
случай столкновения на улице с хулиганами в ночное время,  -  а
Голдблюм  сообщил,  что уже снял для меня на прокат симпатичный
"Судзуки-Свифт".   Горбанюк   заметно   расслабился   и    даже
присовокупил  к  обойме  патронов  со  слезоточивым  газом  два
нервно-паралитических - мало ли что.

     Голдблюм оказался  крупным  дядькой,  с  гладко  выбритыми
щеками  и  веселым  взглядом.  В  своем  необъятном светлосером
костюме он напоминал бегемота. В  общении  примечателен  был  в
первую  очередь тем, что в процессе разговора частенько включал
диктофон, который держал  в  руке,  чтобы  наговорить  на  него
внезапно  пришедшую  в  голову  мысль. Меня он сразу же прозвал
"мой мальчик".

     Из предложенных напитков Голдблюм выбрал "Перцовку",  я  -
ликер "Кюрасао", сам же Горбанюк пил исключительно кока-колу.

     - Было  бы совершенно несправедливо, если бы гения отыскал
кто-то другой, - говорил Голдблюм. - Ведь это мое открытие, моя
Троя, мой психоанализ, моя теория относительности. Быть  может,
это  -  моя  лебединая  песня.  Конечно, нужно было до поры, до
времени держать язык за зубами. Так нет  же:  а-ля-ля...  -  Он
постучал  костяшками  пальцев  себе  по  черепу.  -  Но  мы еще
поскрипим, не так ли, мой мальчик? Звезда  Голдблюма  еще  ярко
засияет   на   небосводе.  -  Он  тут  же  включил  диктофон  и
продекламировал: - Назвать новую галерею в  Миннесоте  "Звездой
Голдблюма".

     - Но почему вы не обратились в одно из местных детективных
бюро?  -  поинтересовался  я.  -  Они  ведь  значительно  лучше
ориентируются на местности. К тому же язык...

     - Нужно знать немчуру, мой мальчик! Нужно  знать  немчуру!
Немчура  - народ скучный. Они все делают строго по предписанию.
Если на курсах детективов их учили, что  надо  делать  то-то  и
то-то, они всегда, независимо от ситуации, будут делать то-то и
то-то,  а не то, что нужно. Никакой импровизации. Тоска! Они не
в состоянии абстрагироваться. А этот  гений  -  абстракционист,
мой  мальчик.  И  он  находится  в  беде, я чувствую это по его
картинам. И найти его сможет только тот, кто  сам  в  состоянии
абстрагироваться. Ты разбираешься в живописи?

     - Нет, - сказал я.

     - Дай,  я тебя поглажу. Запомни, в этом мире в живописи по
настоящему разбираются лишь  два-три  десятка  специалистов,  и
среди  них  -  твой  старый Голдблюм. Поэтому я говорю тебе то,
чего не знают остальные, участвующие в поиске: он  находится  в
беде.

     - Быть  может,  вам  удалось  понять еще что-нибудь такое,
чего не знают остальные?

     - Увы, все остальное сокрыто покровом  его  работ.  И  эту
пелену не в состоянии сорвать никто.

     - Что  ж,  по  крайней мере одну важную вещь вы мне все же
сообщили.

     - То, что он находится в беде?

     - Нет, это я пока использовать не могу.

     - Тогда что же?

     - Что немчура не в состоянии абстрагироваться. Я, конечно,
понимаю,     что     в     Германии      полно      собственных
художников-абстракционистов,  но после того, что вы мне сказали
- не гениев же. Значит он - не немец.

     На  минуту  Голдблюм  замер,  потом  бросился  ко  мне   с
восторженным ревом:

     - Иди  сюда,  мой  мальчик!  Я  необыкновенно  рад, что не
ошибся в тебе.

     Он обхватил меня обеими руками и что было  силы  прижал  к
своему  животу. При этом диктофон включился на воспроизведение,
и я вновь услышал крылатую  фразу:  "Назвать  новую  галерею  в
Миннесоте "Звездой Голдблюма".

     Остатки  смакуемого  мной  "Кюрасао"  оказались  у него на
пиджаке. Я попытался было предостеречь  его,  но  из  уст  моих
вырвался  только  хрип,  что совсем неудивительно для человека,
находящегося в объятиях гиппопотама.

     - Браво, мой мальчик! -  не  унимался  тот.  -  Теперь  мы
покажем   всяким  там  брунгильдам,  кто  достоин  представлять
интересы гения.  Поверь  мне,  его  полотна  станут  украшением
крупнейших  музеев  живописи,  крупнейших  частных коллекций. И