ич. - Никогда, начальник,  не  стать
мне миллионером! У меня ведь, знаешь, все удобства во дворе. И я как приду
в тот домик с сердечком на дверце, так  сразу  и  увижу  -  лежит  в  углу
гривенник. Пылью покрылся, паутина его оплела, а ведь я, начальник, так  и
не подобрал этот гривенник!


     Туман...


     - А говорил, к пяти вернемся...


     Туман...


     - Дождь будет, однако, - длинно зевнул Сказкин. - Мы тут или с голоду
сдохнем, или Краббен нас победит.
     Я давно ждал его слов.
     Я, можно сказать, рассчитывал на слова Сказкина.
     От Шикотана до Шумшу всем известно: "Серп сказал - погода изменится!"
Так утверждает Сказкин.
     И правда.
     Как в  гигантскую  трубу  вынесло  в  небо  согретый  солнцем  туман.
Призрачно высветились кошмарные  обрывы,  прозрачно  отразились  солнечные
лучи от плоских вод. И откуда-то издалека, как  стрекот  швейной  машинки,
пришел, растянулся, поплыл в воздухе томительный, ни  на  что  не  похожий
звук.
     - Господи! - забеспокоился Сказкин.  -  Что  это?  Ее  один  Краббен,
только летающий? Сколько живу, страхов таких не натерпелся!
     Я прислушался:
     - Вертолет...
     Не мы одни это поняли.
     Потревоженный новым звуком (может, доисторические враги вот так  вот,
с воздуха,  когтили  его  и  кусали?),  Краббен  неуклюже  сполз  в  воду,
оттолкнулся от берега и медленно, без единого всплеска, ушел в  глубину  -
черная туманность, пронизывающая светлую бездну.
     - Уходит! - заорал, вскакивая, Серп Иванович.
     Но я и сам это видел.
     Как видел и вертолет, разматывающий винты над кальдерой.
     - Гад! - выругался я. - Он что, не мог зайти со стороны пролива?
     - Он не мог  зайти  со  стороны  пролива,  -  удовлетворенно  пояснил
Сказкин. - Это же МИ-1. Он как велосипед, его любым ветром сдувает.
     Свесив с  каменного  козырька  босые  ноги,  Сказкин  с  наслаждением
шевелил пальцами. Он уже не боялся Краббена.  Он  уже  ничего  не  боялся.
Техника шла на помощь, техника подтверждала: он, Сказкин, он - человек, он
- венец творения! Его, Сказкина, в беде не оставят!
     - За нами!
     Я был в отчаянии.
     Выгнув волнами спину, отчего, казалось, он и вправду горбат,  Краббен
легко уходил к Камню-Льву.
     Вот он прошел мимо скалы, изгаженной птицами, вот  он  поднял  грудью
мощный вал, вот он вскинул над водой плоскую свою странную голову и теперь
уже навсегда, навсегда, навсегда, навсегда, навсегда, навсегда,  навсегда,
навсегда растворился в голубоватой дымке, стелящейся над открытым океаном.
     Ревя, раскачиваясь в  воздухе,  подняв  под  собой  столб  пыли,  над
берегом завис вертолет.
     Серебряный круг винта, рыжий пилот... Я ничего не  слышал.  Я  был  в
отчаянии.
     - Да брось, начальник! - утешал меня Сказкин. - Я тебя с тем корейцем
сведу в Находке, он тебе многое порасскажет!



                   ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ. ЗАПОЗДАЛЫЕ СОЖАЛЕНИЯ
             "Почему это так, начальник?" Ученый совет СхКНИИ.
           Яблоко Евы, яблоко Ньютона. "Как там с базисфеноидом?"
         Несколько слов о глубинной бомбе. Романтики с "Цуйо-мару".
            Гинзбург против Шикамы. О почте - в последний раз.

                        Мыс Большой Нос является  северным  входным  мысом
                   залива Доброе Начало и  западной  оконечностью  вулкана
                   Атсонупури. Мыс представляет собой скалистый обрывистый
                   утес черного цвета и является хорошим  радиолокационным
                   ориентиром. На мысе гнездится   множество   птиц.   Мыс
                   приглубый. К S и NO от мыса в 1  кбт  от  берега  лежат
                   надводные и подводные скалы.
                                                     Лоция Охотского моря.

     Глупо стоять перед мчащимся на тебя табуном.
     Надо или уходить в сторону, или встать во главе табуна.
     К сожалению, встать перед Краббеном  я  не  мог,  к  сожалению,  даже
обнаружить Краббена мы не смогли, хотя я и  заставил  матерящегося  рыжего
пилота ("Скоро световой день кончится!") дать круг почета от Камня-Льва  в
сторону Атсонупури.
     Пилот злился: его оторвали от дела, его  загнали  в  дыру  ради  двух
идиотов. "Если бы не Агафон, вы бы у меня тут посидели!"
     Даже Сказкин возмутился:
     - Вывел бы я тебя на пару слов!
     К счастью, под нами был  океан  -  не  выйдешь.  Да  и  знал  я,  чем
кончаются  угрозы  Сказкина.  На  моих   глазах   он   вывел   как-то   из
южно-курильского кафе худенького старпома с "Дианы". Сказал: на пару слов,
а в кафе не появлялся неделю.
     "Потеряли! - с отчаянием думал  я.  -  Не  успели  встретить,  и  уже
потеряли! Чем доказать, что видели мы, впрямь видели пресловутого Морского
Змея? Рассказами о пропавших собаках,  о  несчастной  корове  Мальцева,  о
корейце с Находки?.."
     Ухмыльнувшись, Сказкин ткнул меня локтем.
     - Слышь, начальник, почему это так? Вот придешь, к слову, к  Агафону,
а он рыбу чистит. И лежит среди пучеглазых окуней такая тварюшка  -  хвост
как щипцы, голова плоская, и вся в тройной колючке, как в проволоке. Ну не
бывает таких рыб, а вот лежит! "Где поймал?" - "Сама, - говорит, - залезла
в сетку, здесь, у бережка!" - "Ты мне тюльку не гони, тоже - у бережка!" А
он: "Точно! Про рыб никогда не врал!" И вот чувствую  я  -  правду  Агафон
говорит, и вот вижу - лежит передо мной тварюшка, а ведь все равно Агафону
не верю. _Т_а_к_о_е_ - и вдруг у бережка!
     - Рыбка-то, правда, была?
     - Да неважно, начальник. Важно другое. Ведь придешь в  кафе  вечером,
закинешь грамм сто, и не хочешь, а брякнешь: "Эй,  организмы,  вчера  рыбу
поймал! На хвосте  уши,  на  глазах  козырьки,  под  животом  парус!"  Все
повернутся, а кто-нибудь обязательно фыркнет:  "Тоже  мне!  Мы  такую  под
островом Мальтуса кошельком брали!" Почему это так, начальник?!
     Я вздохнул.
     И вдруг увидел: Сказкин устал.  Под  его  глазами  лежали  тени.  Что
удивительно - он нервничал ничуть не меньше меня.
     "Но ведь пришел! - с неожиданной нежностью подумал я. - Ведь  пришел,
не бросил. И меня же хочет утешить!"


     Горизонт, белесый, выцветший, отсвечивал,  как  дюралевая  плоскость.
Прозрачная под вертолетом вода вдали мутнела, сгущалась,  тут  не  то  что
Краббена, тут Атлантиду не заметишь со всеми ее храмами! Пилот подтвердил:
     - Привиделось вам все это! Лучше поешьте. Там Агафон передал сверток.
     Но он все еще был зол на нас. Добавил с усмешкой:
     - А вещички ваши он уже перетащил к  себе.  Так,  говорит,  надежней.
Будете получать вещички, проверьте...
     - Ладно! - прикрикнул Сказкин.  -  Ты,  рыжий,  машину  плавно  веди.
Видишь, герои кушают!


     "Что ж... - сказал я себе, разжевывая  тугого,  присланного  Агафоном
жареного кальмара. -  Теперь  ничего  не  поделаешь,  теперь  Краббена  не
вернешь. Напугался он вертолета... Но в конце  концов,  прецедент  создан.
Рано или поздно Краббен  объявится.  Не  может  не  объявится,  если  даже
корейцы в Находке колют его изображения за бутылек... Объявится! Вот тогда
и можно будет истолковать все эти факты..."
     "И истолкуют! - заверил я себя. - Еще как истолкуют!.."
     Очень живо я представил себе Ученый совет нашего института.
     Я, младший научный сотрудник Тимофей Лужин, делаю сообщение.
     Пропавшие собаки, несчастная  корова  Агафона  Мальцева,  разорванный
сивуч, наколка на спине Серпа Ивановича...
     В общем, есть о чем поговорить...
     Итак,  сообщение  сделано.  Слова  произнесены.  Эффект,  разумеется,
ошеломляющий.
     Кто первый решится прервать молчание?
     Кто, кто!.. Конечно же, Олег Бичевский!
     "Понятно... - скажет он и подозрительно поведет носом.  -  Кое-что  я
обо всем этом слышал.  Даже  в  журналах  популярных  читал.  Например,  в
журнале "Химия и жизнь"... - И,  не  глядя  на  меня,  не  желая  на  меня
смотреть, переведет взгляд  на  доктора  Хлудова:  -  Павел  Владимирович!
Может, все же поговорим о снаряжении? Я новые сапоги просил, а мне  пихают
б/у, будто я только на обноски и наработал!" - "Правда, Тимка, - вмешается
и хам Гусев. - На мне палатка висит, мне те же сапоги надо списывать, а ты
лезешь со своим Краббеном!"
     Но хуже всего, конечно, поступит Рита Пяткина.
     Рита - палеонтолог. Все древнее - это по ее  части.  И  человек  Рита
воспитанный, она не усмехнется, как Гусев, не прищурится,  как  Бичевский.
Это Олегу Бичевскому все равно, о чем говорить,  -  о  яблоке  Евы  или  о
яблоке Ньютона.
     "...Тимофей Николаевич, - вежливо заметит Рита. - Вот вы  говорите  -
записи.  А  кроме  записей  у  вас  что-нибудь  есть?  Ну,  рисунки   там,
фотографии?" - "Рисунок есть, но плохонький, а камеру я с собой  не  брал.
Мы ведь думали: к пяти вернемся". - "А свидетели? Кто-то еще был с вами  в
кальдере?" -  "Конечно,  был.  Полевой  рабочий  Сказкин.  По  имени  Серп
Иванович". - "А-а-а! - хохотнет Гусев. - Богодул с техническим именем! Он,
Тимка, все еще пьет?.."
     "Тимофей  Николаевич,  -  вежливо  оборвет  Гусева  Рита.  -  А   вот
скажите... Вы ведь этого Краббена в упор видели, чуть ли не в двух метрах,
даже, говорите, в  пасть  ему  заглянули...  Вот  мне,  как  палеонтологу,
интересно... - Тут уж, конечно, все, от Гусева до Хлудова, затаят дыхание.
- Вот эта самая пасть Краббена, в которую вам удалось заглянуть. Как бы вы
ее охарактеризовали?.. Сильно у Краббена видоизменено небо? Заметили ли вы
штеригоиды  над  базисфеноидом?  Достаточно  ли  хорошо  развиты  у   него
склеротические пластинки?.."
     Над домиком Агафона как всегда курился дымок.
     Еще с воздуха мы  увидели  и  самого  Мальцева  -  сирота  недовольно
ковылял к посадочной площадке.
     - Слышь, начальник! - обрадовался вдруг  Сказкин.  -  А  ведь  нашему
Краббену повезло!
     - Еще бы!
     - Да нет, я не о том!.. Ведь узнай Агафоша о Краббене,  он  бы  бомбу
глубинную на компот выменял.  Он  бы  этого  Краббена  даже  в  Марианской
впадине глушанул!
     Он помолчал и добавил:
     - И, в общем, правильно! Не трогай чужих коров!


     У каждого в шкафу свои скелеты - в этом англичане правы.
     Я не сделал сообщения на Ученом совете.
     Я никому не рассказал о Краббене.
     Да и сейчас я не взялся бы так подробно восстанавливать случившееся с
нами в  кальдере  Львиная  Пасть,  если  бы  не  поразительное  сообщение,
обошедшее чуть ли не все газеты мира.
     Вот оно, слово в слово:
     "Промышляя  скумбрию  в  районе  Новой  Зеландии,  экипаж   японского
траулера "Цуйо-мару" поднял с  трехсотметровой  глубины  полуразложившийся
труп  неизвестного  животного.  Плоская  голова  на  длинной  шее,  четыре
огромных плавника, мощный хвост - никто  из  опытных  моряков  "Цуйо-мару"
никогда не встречал в океане ничего подобного.
     Догадываясь, что необычная находка может иметь  значение  для  науки,
представитель  рыболовной  компании  господин  М.Яно  набросал  карандашом
схематический очерк животного, а затем сделал ряд цветных фотографий.
     К  сожалению,  разогретая  жаркими  солнечными  лучами  туша   начала
истекать зловонным жиром. Запах  был  настолько  неприятен  и  силен,  что
грозил испортить весь улов "Цуйо-мару", к тому же судовой врач заявил, что
в этих условиях он снимает с себя ответственность за  здоровье  вверенного
ему экипажа. В результате загадочную находку выбросили за  борт,  отметив,
правда, основные его параметры: длина - около  семнадцати  метров,  вес  -
около трех тонн.
     Находка рыбаков "Цуйо-мару" вызвала горячие споры.
     Иосинори  Имаидзуми,  генеральный  директор  программы  зоологических
исследований при японском  Национальном  музее,  с  всей  ответственностью
заявил: в сети "Цуйо-мару" попал недавно погибший  экземпляр  плезиозавра.
Эти гигантские морские ящеры обитали в земных  морях  примерно  около  ста
миллионов лет тому назад и считались до сих пор вымершими.
     К мнению профессора И.Имаидзуми присоединился и известный палеонтолог
Т.Шикама (Йокогамский университет).
     Японским  ученым  усиленно  возражает  парижский  палеонтолог  Леонар
Гинзбург. "Рыбаки "Цуйо-мару", - говорит он, нашли, скорее всего,  останки
гигантского   тюленя,   существовавшего   на   земле,   по   сравнению   с
плезиозаврами, совсем недавно - каких-то двадцать миллионов лет назад!"
     В спор, естественно, вступили и скептики  -  и  рептилии,  и  тюлени,
возражают они, размножаются только на суше. К тому же, у тех  и  у  других
отсутствуют жабры, что означает: все они вынуждены периодически появляться
на дневной поверхности океана. Почему же  представитель  подобных  крупных
существ впервые попадает на глаза людям?
     "Древние плезиозавры, -  отмечает  профессор  Иосинори  Имаидзуми,  -
действительно откладывали яйца на берегу и не могли долго  обходиться  без
атмосферного воздуха. Но если эволюция их доживших до наших дней  потомков
продолжалась,  они  вполне  могли  приобрести  некие  новые  черты,  особо
благоприятствующие их нынешнему  образу  жизни.  Известно,  например,  что
ихтиозавры - современники плезиозавров - еще в меловом периоде  перешли  к
живорождению,  а  современная  американская  красноухая   черепаха   может
оставаться под водой чуть ли не неделями..."
     Надо отметить и тот  факт,  что  часть  ученых  отнеслась  к  находке
японских рыбаков весьма настороженно. "Они  пошли  на  поводу  у  морского
фольклора!  -  сказал   в   кратком   интервью   Карл   Хаббс,   сотрудник
Океанографического института имени Скриппса. - Кто из  рыбаков  не  слышал
легенд о Великом Морском Змее? Кто из рыбаков не внес свою посильную лепту
в распространение этих легенд?"
     Как  бы  то  ни  было,  рыболовная  компания,   которой   принадлежит
"Цуйо-мару", приказала всем своим  экипажам  в  случае  повторной  находки
выбросить лучше за борт весь свой улов, но доставить на  берег  загадочное
животное.
     Несколько траулеров теперь постоянно  курсируют  в  водах,  омывающих
берега Новой Зеландии."


     Итак, сейчас апрель.
     Месяц назад я отправил на Восток  несколько  писем.  Одно  адресовано
профессору Иосинори Имаидзуми,  второе  -  Агафону  Родионовичу  Мальцеву,
третье - С.И.Сказкину. Я-то знаю, с _к_е_м_ столкнулись  японские  рыбаки,
я-то знаю, что мой рассказ, пусть  и  с  запозданием,  следует  вложить  в
растущее дело о явившемся в наш мир плезиозавре.
     От Агафона вестей пока нет. Но это неудивительно: когда еще доберется
до берегов Доброго Начала шхуна "Геолог", на борту которой вместе  с  моим
письмом плывут на Итуруп две отличные дворняги!
     Сказкин ответил сразу: здоров, не  пьет,  радуется  школьным  успехам
своего племянника Никисора, а за рассказы о Краббене его,  Сказкина,  били
всего только три раза. Правда, один раз - легкостью. Это такой  полотняный
мешочек, для тяжести наполненный песком.
     "В  последнее  время,  -  пишет  Серп   Иванович,   -   отечественное
производство освоило выпуск  легкостей  из  литой  резины,  но  до  нашего
острова легкости эти еще не дошли..."
     Что касается профессора Иосинори Имаидзуми, профессор пока молчит.
     Но и тут я настроен оптимистически: почта будет!
     Кому-кому, а уж профессору Имаидзуми вовсе не должна быть безразлична
судьба  Великого  Краббена.  Лучше  испытать  стыд  ошибки,  чем  остаться
равнодушным к тайне. Вот  почему  я  не  теряю  надежд,  вот  почему  я  с
бесконечным терпением ожидаю конверт, на марках  которого  машут  крыльями
легкие, как цветы, длинноногие японские журавлики.
     Лишь бы в эти дела не замешалась политика.