имался туман.

***

   Половина девятого. Ожидание  становилось  невыносимым.  Надев  пеньюар  с
большим декольте, Урсула ходила взад-вперед по комнате. Несколько минут  она
сопротивлялась желанию выпить, но потом сдалась. Алкоголь обжег ей горло, но
она подумала: "Андреа прав. Это придает силы."
   Чтобы  доставить  себе  удовольствие,  она   представила   ошеломленного,
растерянного Курта, почуявшего ловушку, но не догадывающегося о  ее  истиной
цели. Урсула сочиняла фразы, которые  он  произнесет  и  которые  она  молча
выслушает, чтобы не разуверить его в триумфе.
   "Ты решила устроить эту встречу, чтобы снова умолять меня?! Но между нами
все кончено, я никогда не пересматриваю свои решения! Ты считаешь,  что  все
еще вызываешь во мне желание и можешь заставить меня отказаться от мести. Но
я отказываюсь от твоего тела, и даже если ты начнешь умолять, рыдать..."
   И тут внезапно Шульц появляется в дверях. Одна вспышка... Другая...  Курт
бледнеет, кричит, наконец, до него доходит...
   В дверь постучали. Маленький будильник на ночном столике показывал десять
минут десятого. Урсула, улыбаясь, открыла дверь. Но тотчас же улыбка застыла
у нее на лице. Она еще успела бы  закричать,  позвать  на  помощь,  но  ужас
парализовал ее. Она издала только еле  слышный  хрип.  С  трудом  попыталась
отвести сильные руки в светлых  перчатках,  обхватившие  ее  шею.  Последней
мыслью Урсулы было то, что она умирает глупо, но что ее смерть  представляет
собой логический конец неудавшейся во всех отношениях жизни.

Глава 3

   Фишер выключил диктофон, потушил сигарету и встал навстречу своему гостю.
Инспектор Штраус... Да, полиция не  присылает  к  нему  лишь  бы  кого.  Это
хороший знак. С ним соблюдают приличия.
   - Входите, инспектор. Прошу прощения, что заставил вас ждать.
   Штраус, немного смущенный, пожал протянутую руку Фишера.
   - Я также прошу прощения, месье  Фишер,  что  побеспокоил  вас,  но  меня
вынуждают обстоятельства. Мы расследуем чрезвычайно серьезное дело.
   - Ни одно из дел не бывает серьезным, как это обычно утверждают. Садитесь
и расскажите, о чем идет речь.
   Фишер сел за письменный стол, а Штраус опустился в очень  низкое  кресло.
Это была психологическая хитрость Фишера по отношению к  своим  посетителям.
Находясь в таком неудобном положении, они  сразу  начинали  чувствовать  его
превосходство.
   - Расскажите мне о своих отношениях с мадам Моос.
   Тон был нейтральный, но Фишер не ошибся. Это была прямая  атака  в  стиле
Штрауса,  маленького  человечка  с  многочисленными  дипломами,  выходца  из
народа, гордящегося своим положением главного инспектора  полиции,  которого
он добился благодаря личным качествам, и теперь воображал, что абсолютно  не
зависит от цюрихского общества.
   Чтобы поставить этого функционеришку на  место,  Фишер  произнес  учтивым
тоном:
   - Я и не знал, что закон позволяет вам вмешиваться в мою личную жизнь.
   Штраус сделал вид,  что  не  заметил  сарказма.  -  В  некоторых  случаях
позволяет.
   - Каких?
   - Разрешенных законом.
   Фишер снисходительно улыбнулся.  Такая  борьба  на  равных  не  была  ему
неприятна.  Его  голос  прозвучал  иронически,  словно  у   отца,   которого
позабавило глупое замечание сына.
   - Между нами, инспектор, неужели вы настолько  педантичны?  Раз  на  меня
подана жалоба, раз формальности все законны, то неужели вам нужно вести себя
как роботу? Если это необходимо, я подчинюсь форменному  допросу,  но  зачем
нам сейчас придерживаться такой скучной процедуры? Дедо будет  урегулировано
моими адвокатами. Я привык к небольшим размолвкам, месье  Штраус.  Некоторые
люди находят удовольствие в мелочных нападках, заранее обреченных на провал.
Это раздражает и ничего больше. Но мы же с вами выше этого.
   - Когда дело не касается убийства. Фишер взял сигарету. Портсигар чуть не
выскользнул у него из рук.
   - Вы сказали?
   - Когда речь идет не об убийстве. Мадам Моос была  найдена  задушенной  в
своей комнате сегодня утром. Это произошло этой  ночью.  После  вскрытия  мы
узнаем точное время убийства. В настоящий  момент  мне  официально  поручено
расследовать это дело. Вы были близки с жертвой,  месье  Фишер.  Поэтому  не
удивляйтесь, если я обращаюсь к вам, чтобы получить определенные сведения.
   - Задушена, - пробормотал Фишер. Это был не вопрос.  Он  повторил  слово,
будто хотел убедиться в реальности абсурдного факта.
   - Когда вы виделись с мадам Моос в последний раз?
   - Два или три дня назад.
   - Так два или три?
   - Какая разница? Мадам Моос никогда не занимала в моей жизни того  места,
которое вы ей от, водите. Я с ней встречался  время  от  времени,  но  очень
нерегулярно, и не заботился о том, чтобы специально фиксировать место, время
и обстоятельства.
   - Три дня назад мадам Моос ушла от своего мужа.
   - Я этого не знал.
   - Она поставила вас в известность о своем решении?
   - Нет. Для меня это так же неожиданно, как и для вас.
   - Извините, месье Фишер, но для меня это не неожиданно.
   Штраус попытался выпрямиться в своем кресле, но это было  затруднительно,
и он поморщился. Фишер повысил тон.
   - В конце концов, инспектор,  что  означает  эта  перепалка,  не  носящая
никакой законной формы? Я что, должен считать себя под подозрением? Если это
так, то вы позвольте мне подождать официального приглашения.
   Штраус поднялся.
   - Да, так будет лучше.
   Фишер не ожидал такого ответа. Он поднялся, в свою очередь чувствуя,  что
начинает нервничать. Ему нужно было походить, немного размяться.
   - Все это смешно. Я понимаю ход ваших мыслей  и,  следуя  логике,  считаю
естественным,  что,  несмотря  на  всю  абсурдность  такой  гипотезы,  может
показаться, будто я замешан в этом деле. Однако осмелюсь  предположить,  что
ваш здравый смысл возьмет верх. Неужели вы действительно думаете, что смерть
мадам Моос может каким-то образом меня обеспокоить?
   - Я думаю, месье Фишер,  что  вы  несете  часть  ответственности  за  эту
смерть. Я  также  думаю,  что  ее  причиной  послужил  факт,  о  котором  вы
умалчиваете.
   - Какой факт?
   Фишер, разозлился, поняв, что теряет  самообладание,  тогда  как  Штраус,
словно через силу, монотонным голосом продолжал объяснять:
   - Ваш разрыв с Урсулой Моос.
   - Я же вам сказал, что мои отношения с мадам Моос никогда не выходили  за
рамки приличий.
   - Сожалею, что  обманул  вас,  месье  Фишер,  но  нам  известно,  что  вы
регулярно встречались с мадам Моос на вилле на берегу озера, снятой  на  имя
вашего управляющего месье Шлимана.
   Фишер поджал губы, но сдержался.
   - Предположим. Но эти встречи были для меня лишь простым приключением.
   - Так я не правильно выразился, употребив слово "разрыв"?
   - Слово точное, если вам нужны конкретные факты. Мы с мадам  Моос  решили
прекратить наши отношения.
   - По обоюдному согласию?
   - По обоюдному согласию.
   - Прекрасно, - сказал  Штраус,  -  и  все-таки  я  хотел  бы  задать  вам
последний вопрос.
   - Только побыстрее.
   - Где вы были вчера вечером?

***

   Хорошо известно, что у невиновных никогда нет  алиби.  Поэтому  инспектор
Штраус не слишком настаивал, когда Андреа Моос, с раннего утра  подвергнутый
допросу, очень расплывчато вспоминал,  что  он  делал  приблизительно  в  то
время, когда было совершено убийство.
   - Я был дома... Да, один... Свидетель? Какой свидетель, если я был  один?
Штраус ожидал, что получит идентичный ответ от Фишера  или  что  тот  вообще
откажется  отвечать.  Это  было  бы  вполне  характерно  для  такого   туза,
привыкшего на все смотреть свысока. Но Фишер разволновался и,  вместо  того"
чтобы прибегнуть к презрительному молчанию, во всех  подробностях  рассказал
такую невероятную историю, что она вполне могла оказаться правдой.
   Он утверждал, что незадолго до выхода из дома, около десяти  часов  утра,
ему позвонил какой-то Шмидт, который хотел продать набор критских статуэток,
привезенных из Кипра.  Этот  Шмидт,  не  желая  иметь  дела  с  посредником,
назначил встречу своему случайному покупателю на вилле в Винтертуре в девять
часов вечера. Вилла оказалась нежилой, и Фишер съездил туда впустую.
   Правдоподобность этой истории усиливало то, что немногим более года назад
аналогичный случай уже имел место. Цюрихская полиция  не  была  в  неведении
относительно того, как Фишер приобрел две ритуальные вазы античного периода,
тайно  переправленные  греческим   моряком,   стащившим   их   у   афинского
коллекционера, который, в свою очередь, тоже был не в ладах с законом. Фишер
уладил  дело,  передав  международному  Красному  Кресту  дар  для  кипрских
беженцев.
   Следовательно, он мог стать жертвой обмана, и сам  Фишер  был  убежден  в
этом до того момента, пока Штраус не сообщил ему  о  смерти  Урсулы.  Теперь
Фишер видел  в  этом  деле  дьявольскую  ловушку,  которую  ему  сознательно
подстроил настоящий убийца. И Штраус разделял его мнение.
   "Если бы Фишер был убийца, то дал бы  такой  же  ответ,  как  и  Моос,  -
рассуждал Штраус. - Впрочем, такие, как Фишер, не убивают, а если и убивают,
то через посредников. Какую опасность могла представлять для него Урсула?  У
человека его масштаба есть  много  других  средств,  кроме  убийства,  чтобы
избавиться от мешающего противника".
   Но это было рассуждение, основанное на  здравом  смысле  и  логике,  двух
вещах, которые не являются уделом всех людей. Что касается Андреа Мооса,  то
серьезный анализ его личности говорил не в его пользу.
   Моос быстро раскололся, изливая всю злобу, накопившуюся к Урсуле, Фишеру,
всему обществу, но не переставал настаивать на своей невиновности.  Нет,  он
не убивал! Он на это совершенно  не  способен!  Он  был  сражен,  опустошен,
шокирован...
   Одни слова... Слова слабака, который,  возможно,  делал  ставку  на  свою
слабость, чтобы ввести всех в заблуждение. Ослепленный  желанием  отомстить,
он мог, отбросив здравый смысл и  логику,  задумать  против  Фишера  гнусную
махинацию.
   - Вы были у себя в десять часов утра? Вы весь день были у себя? Вам никто
не звонил? Вы никому не звонили?
   Тысяча  предположений  и  никаких  доказательств.  Нужно  было   спокойно
восстановить все поступки и действия Мооса в течение последних трех дней.
   - Я не искал свою жену. Я не хотел знать, где она.
   На Церингерштрассе два свидетеля утверждали, что к Урсуле  Моос  приходил
мужчина, но их показания не совпадали ни по времени, ни по описанию внешнего
вида этого мужчины. Одна из пансионерок меблированных комнат заявила, что  к
Урсуле приходила женщина, другая, наоборот, говорила, что ее  новая  соседка
никого никогда не принимала и не выходила. Урсулу видели в баре, в кино,  на
вокзале, в церкви, одну, с двумя мужчинами, и все это было в одно  и  то  же
время.

Глава 4

   Экс-комиссар Руссо, по кличке Старый Медведь, приехал с женой из Парижа в
Цюрих, чтобы навестить свою дочь Арлет. Арлет преподавала французский язык в
лицее, в котором училась Анни Моос, и очень переживала  за  судьбу  девочки.
Она хотела, чтобы отец вмешался в это дело и оградил  Анни  от  беспардонных
допросов полиции.
   Старый Медведь  и  слышать  не  хотел  об  убийстве,  но  когда  вечером,
прогуливаясь по набережной в поисках сигарет, он увидел в одном  из  киосков
"Досье", на развороте которого крупными буквами было напечатано:  "КТО  УБИЛ
УРСУЛУ МООС?", то купил журнал.
   Арлет перевела ему статью:
   "Кем была убита Урсула Моос? Прошло  уже  двадцать  четыре  часа  с  того
момента, как тело Урсулы Моос  было  обнаружено  в  одной  из  меблированных
комнат на Церингерштрассе, а власти продолжают хранить молчание. Конечно, во
время полицейского расследования иногда не следует слишком  рано  раскрывать
определенные факты, которые могли бы помешать аресту  преступника,  но  ради
своих читателей мы  обязаны  задать  некоторые  вопросы,  которые  не  могут
слишком долго оставаться без ответа.
   Почему, по нашим сведениям, полиция допросила только Андреа  Мооса,  мужа
жертвы,  тогда  как,  совершенно  очевидно,"  что   у   Урсулы   Моос   были
многочисленные связи в промышленных кругах нашего города? Так ведут  себя  в
тех случаях, когда хотят скрыть существование определенных личностей. Мы еще
не можем привести имена, но уже сейчас в состоянии доказать, что Урсула Моос
в течение нескольких  лет  постоянно  посещала  виллу  на  берегу  озера  и,
наверное, не для того, чтобы помечтать в одиночестве.
   Если предположить, что компетентные следователи  не  знают  этого  факта,
значит, нанести им оскорбление. Почему в таком  случае  они  не  информируют
прессу? И почему..."
   - Довольно, - сказал Старый Медведь. - Я знаю этот прозаический жанр. Это
отвратительно. Он зажег сигарету.
   - "Досье"! Я зайду туда  как-нибудь.  Не  думайте,  что  я  изменил  свое
решение не соваться в это дело, но  я  хотел  бы  высказать  кое-какие  свои
соображения этим людям.
   - Не вмешивайся, - попросила Дениз.
   Арлет подумала, что мать сказала это только с одной  целью,  чтобы  Руссо
вмешался...
   На следующий день Старый Медведь попросил перевести еще одну статью.
   Вскрытие показало, что Урсула Моос умерла около двадцати  одного  часа  в
результате удушения. Убийца, по всей видимости, был в перчатках.  В  комнате
ничего не тронуто. Автор статьи  предлагал  собственную  версию  садистского
преступления. Урсула,  красивая  молодая  женщина,  жила  одна  в  квартале,
наводненном проститутками. Ее мог выследить, а затем  и  убить  какой-нибудь
маньяк. Чтобы подкрепить свою версию, журналист приводит в пример  убийство,
совершенное в прошлом году в Лондоне при аналогичных обстоятельствах.
   - Это устроит всех, - сказала Арлет. - Анни  мне  ничего  конкретного  не
сказала, но я много думала. Ее отец признал, что  выгнал  жену.  Значит,  он
знал о ее связи.
   - Ну и что?
   -  Человек,  обвиняемый  в  убийстве,  старается  оправдаться  и  поэтому
называет имена.
   - Может, он кого-нибудь и назвал.
   - Но полиция не привела ни одного имени, кроме  Анни  и  хозяйки  Урсулы.
Тебе не кажется это странным?
   - Других свидетелей могли допрашивать дома.
   - Тайком, чтобы не возбудить подозрений? Почему  такое  различие?  Старый
Медведь показал на "Досье", лежащее на столе.
   - Из-за вот таких. Этот скандальный листок падок  на  подобные  сенсации.
Что касается меня, то я не  могу  осуждать  своих  коллег  за  то,  что  они
стараются уберечь своих сограждан от болтливых языков.
   - А я могу назвать тебе имя, которое Анни произнесла в моем  присутствии.
Это Курт Фишер.

***

   - Вы  прекрасно  слышали  мой  вопрос,  -  сказал  Старый  Медведь.  -  Я
спрашиваю, кто такой Курт Фишер?
   Циглер принял его с обычной приветливостью, но его улыбка была  несколько
натянутой. Он привык к различным посетителям,  однако  этот  его  смущал.  В
общем, Циглер чувствовал себя немного испуганным, и это его раздражало.
   - Я вижу, вы  иностранец.  Весь  Цюрих  знает  Курта  Фишера,  одного  из
магнатов  электронной   промышленности,   члена   административного   совета
нескольких банков...
   - И любовника Урсулы Моос?
   - Так говорят или, вернее, не решаются сказать. Но эту реплику бросил  не
Циглер. Старый Медведь повернулся к молодой женщине, вошедшей вслед за  ним.
Она говорила без малейшего акцента, но  даже  если  бы  она  хранила  полное
молчание, Руссо сразу же определил  бы,  что  она  француженка.  В  ней  был
определенный шик, свойственный только парижанкам и  создаваемый  неуловимыми
деталями. Платье, в  котором  не  было  ничего  эксцентричного,  но  которое
выделялось  бы  своей  элегантностью  на  самой  непримечательной  цюрихской
женщине.  Хорошо  продуманная  прическа  с  рыжими,   умело   взлохмаченными
кудряшками.  Непринужденные  манеры.  Она  была  красива.  Но   ее   красота
тридцатипятилетней  женщины  была  неброской,  мягкое   очарование   пленяло
постепенно, ненавязчиво.
   - Марсель Гарнье, - сказала она, протягивая Руссо руку в  тонкой  светлой
перчатке.
   - Экс-комиссар Руссо.
   - А я о вас наслышана.
   - То же самое могу сказать и я.
   -  Позвольте  мне  представить  моего  мужа.  Винсент   Гарнье   подошел,
непринужденно улыбаясь. Старый Медведь встречался с ним один  раз  несколько
лет назад. Постарел? Чуть-чуть. Все та же раскованная манера  держать  себя,
которая прекрасно подходила к его профессии журналиста, считающего себя выше
всех смертных.
   - А мы уже  знакомы,  -  улыбнулся  Винсент.  Циглер  улизнул  в  смежный
кабинет, обрадовавшись, что может уступить свое место начальству.
   - Как это вас  когда-то  прозвали  в  полиции?  Извините,  это  было  так
давно... Я теперь практически все время в Цюрихе.
   - Меня прозвали.., и зовут до сих пор Старый Медведь.
   - Да-да! Вас это никогда не шокировало? Вы слывете за немного  ворчливого
и упрямого, но очень славного человека.
   - А вы за любопытного с авантюристическими наклонностями.
   - Очаровательный  фейерверк  любезностей!  -  засмеялась  Марсель.  -  Вы
специально приехали к нам в Цюрих,  комиссар?  Я  знаю,  что  вы  больше  не
работаете, но, может, вам все еще поручают какие-нибудь щекотливые дела?
   Они запросто сели. Винсент предложил сигареты.
   - Признайтесь, вы здесь в качестве адвоката?
   - Чтобы защитить своих бывших коллег? Скажу вам  по  секрету,  среди  них
есть те, кого следовало бы проучить. Но только они не любят шуток.
   - И даже наш юмор оставляет их равнодушными?
   - Наоборот, он их подогревает!
   - И все же, чем мы можем быть вам полезными?
   Настало время переменить тон. Руссо нахмурил брови.
   - Дело Мооса. Вы в курсе?
   - Вы тоже?
   - Я отказываюсь вмешиваться в него. И некоторым было бы полезно  взять  с
меня пример. Но так случилось, что Анни Моос учится у моей дочери.  Я  хотел
бы узнать, какую цель вы преследуете, очерняя память Урсулы Моос?
   - Старое правило: пока не разобьешь яйца, не сделаешь омлет...
   Винсент все еще улыбался,  словно  не  замечая,  что  настроение  Старого
Медведя изменилось. Марсель играла в дипломатку.
   - Вы должны понять, - сказала она, -  что  мы  ищем  только  правду,  как
когда-то это делали вы. Мы хотим загнать в угол убийцу Урсулы, даже если для
этого нам придется прибегнуть к непопулярным методам.
   - Вы присваиваете себе роль полиции.
   - Разве мы виноваты в том, что они не используют всех  своих  полномочий?
Несколько минут назад вы  произнесли  имя  Фишера.  Официальная  полиция  не
назвала его до сих пор.
   - Кажется, вы довольно много знаете о нем.
   - Мы хотели бы узнать еще больше.
   - И обвинить его в убийстве?
   Марсель обменялась взглядом со своим мужем.
   - Я вижу, что комиссар уже  хорошо  ознакомился  с  некоторыми  аспектами
цюрихской жизни.
   - Не будем бояться слов, - сказал Винсент. - Для нас  Фишер  представляет
собой человека, которого нужно уничтожить.
   - Понятно, - сказал Старый Медведь,  -  но  какую  цель  вы  преследуете,
уничтожая Фишера?
   Марсель оперлась на подлокотник кресла и немного понизила голос.
   - Для нас, журналистов, Фишер воплощает все, что мы  ненавидим  и  с  чем
хотим покончить: с кастовостью, автаркией, постоянным покушением на свободу.
   - Красивые слова. Винсент возразил:
   -  Фишер  разорил   двух   своих   конкурентов.   Оба   покончили   жизнь
самоубийством.  Прибыль  Фишеpa  постоянно  увеличивается.  Но   иногда   за
преступления нужно платить. Урсула  Моос  представляла  для  него  настоящую
опасность. Она успела рассказать нам очень мало о Фишере, но....
   - Как?! - ошеломленно воскликнул Старый Медведь. -  Она  доверилась  вам?
Винсент вздохнул:
   - Немного. Все, что нам известно, касается ее связи с Фишером. Но  вполне
вероятно, что в последующем мы узнали бы о нем намного больше. Теперь же  мы
не узнаем ничего.
   Марсель поднялась, сверля мужа гневным взглядом.
   - Для тебя дело закончено, для меня оно начинается.  С