сюда  в  отель  он  не  потащится,
наверняка пошлет в нору нашего бесценного хозяина кого-нибудь  из  своих
людей.
   - Сюда в отель?! Ни в коем случае.
   - Но куда, черт побери, вы считаете, его можно заманить? - Прежде чем
затушить окурок, Ламбер прикурил от него  новую  сигарету.  -  Идеальным
местом был бы старый, увитый плющом домик пастора,  в  котором  отец  Де
Брюна, служитель Господа и одновременно торговец наркотиками,  уединился
от мирской суеты...
   - Брось свои глупые шутки! - впервые Пери обратился  к  репортеру  на
ты. - Подумай серьезно: это должен быть кто-то, кому Грандель  полностью
доверяет, иначе он никогда не решился бы укрыться у него. Де Брюн  также
должен хорошо знать этого человека и быть абсолютно уверен в  Нем.  -  И
кроме того, местечко должно быть укромным,  желательны  красоты  природы
вроде тихого, задумчивого озера с дюжиной голых русалочек. Не  много  ли
ты требуешь? Такого нет. И, следовательно, вся твоя  затея  обречена  на
провал. Вот так, дружище! - Неожиданно Ламбер вскочил с кресла  и  начал
прыгать, как сумасшедший. - Нашел, нашел! Есть такое место и  подходящий
человек, есть даже уединенный уголок природы! Все вместе, все как нельзя
лучше! Де Брюн просто ринется  туда,  и  ты  возьмешь  его  с  поличным,
тепленьким!
   - Смотри, сейчас и ты тоже отправишься туда.
   Спокойствие Пери подействовало на Ламбера как холодный душ.
   - Тоже? Как понимать, тоже? Ведь ты не знаешь, кого я имею в виду и о
каком местечке подумал?
   - А может, знаю. - Пери подавил улыбку.
   Разочарование Ламбера было столь откровенным, что выглядело  комично.
- А я-то думал, что открыл Америку! - сказал он, скорчив гримасу. - Черт
побери, ты знал об этом уже четверть часа назад и только заставлял  меня
нести всякую ерунду, чтобы позабавиться.
   - Слегка.
   - Ну, мой дорогой собутыльник! - Ламбер фамильярно похлопал  Гранделя
по плечу. - Давай поднимайся,  нам  нужно  собираться  в  дорогу,  да  и
господам  из  полиции  надо  еще  подготовиться.  Ты  не  видишь  другой
возможности припереть к стене эту замшелую мумию Авакасова?
   - Обычным путем - нет. С таким же успехом я мог пытаться выдвинуть  в
сельском  суде  обвинение  против  государства,  что  оно  изготавливает
атомные бомбы. Но если ты убедишь  Ирэн,  свое  сокровище,  сделать  все
по-твоему, нам удастся треснуть старика по загривку так, что он не скоро
от этого оправится.
   - По-моему? - Лицо Ламбера стало серьезным. -  Нет,  она  на  это  не
пойдет! Ирэн никогда не потеряет голову настолько, чтобы  отказаться  от
огромного наследства своего дедули.
   - А если ты убедишь ее посмотреть на  Эреру  в  клинике  Жюно  своими
глазами, может, тогда она переменится?
   В раздумье  Ламбер  зашагал  по  комнате.  Пери  потягивал  трубку  и
маленькими глотками пил  кофе.  Наконец  репортер  остановился  напротив
Пери. - То, что ты от меня требуешь,  не  мелочь.  Пусть  я  называю  ее
наивной дурочкой или глупой гусыней,  но  я  привязался  к  малютке.  Не
говоря уже о миллионах, которые мог бы принести мне брак с ней. - И  как
всегда цинично, когда хотел скрыть свои чувства,  продолжил:  -  И  всем
этим - любовью и миллионами - я должен пожертвовать, ради чего? Чтобы  в
этом  мире,  где  правят  преступники,  свершить  один-единственный  акт
справедливости? А может, рискнуть?
   Пери почувствовал, что выиграл.
   - Верно, мы оба - идиоты, Ламбер, идиоты с точки зрения Де Брюна.  Но
именно это - лучшее в нас. Я тут  познакомился  с  одним  автомехаником,
весьма оригинальным человеком, неким Варе из Клинкура. Как  ты  думаешь,
где завещала похоронить себя его теща? Во дворе гаража! И машины  утюжат
колесами ее могилу. Если бы ты поговорил с Варе, то одним глазом смеялся
бы, а другим...
   - ...увидел, как его  покойная  теща  среди  белого  дня  крутит  под
машинами гайки. - Ламбер расхохотался. - Со мной такое  случается  после
пары бутылок коньяка. - Затем уже серьезно сказал: - Итак, я все сделаю,
Пери. Если Ирэн не совсем глупая гусыня, то в конце концов поймет. Ну, а
если не поймет, то она не просто глупая гусыня, а целый гусятник. И  тут
уж о настоящей любви не может быть и речи. - Помолчав,  Ламбер  спросил:
-Должен ли я по-прежнему звонить тебе по утрам на службу?
   Лицо Пери помрачнело.
   - Косвенные улики против тебя неоспоримы, и ты это знаешь. Будь готов
к тому, что сам Фюшон отдаст приказ о твоем аресте.
   - Ответь мне на один вопрос. - Ламбер остановился напротив Пери.
   - Пожалуйста.
   - Предположим, тебе не удалось изобличить Де Брюна, потому что  твоей
власти хватает лишь на  то,  чтобы  надеть  наручники  на  какого-нибудь
Пьязенну. Так-то вот. А теперь скажи, как бы ты  поступил,  встретив  Де
Брюна темной ночью, причем у тебя в руке нож, у него - ничего?  Стал  бы
ты ждать знамения свыше или нет? Отвечай!
   - Я бы его убил.
   - Я также. И если я заслуживаю упрека, то лишь в том, что в случае  с
Мажене слишком долго ждал. Кто-то опередил меня. На сегодня хватит.
   Пери понимал, давить на Ламбера бессмысленно.
   Тем временем сложный полицейский механизм не прекращал  свою  работу.
Уже через  полчаса  Гранделя  усадили  в  такси,  Бельфор,  как  и  было
условленно, позвонил человеку Де Брюна и торопливо сообщил, что Грандель
ранил его, но он будет преследовать антиквара. После короткой паузы  ему
передали, что сейчас связаться с Де  Брюном  нельзя.  Затем  он  получил
приказ, заставивший Пери задуматься. Бельфор должен был не спускать глаз
с Гранделя, но не трогать  его.  Ему  запретили  также  отнимать  список
перекупщиков и похищенный героин, это сделают другие.
   Пока машина  с  Гранделем  направлялась  в  условленное  место,  Пери
размышлял, не вспугнул ли он Де Брюна,  раз  тот  приказал  Бельфору  не
предпринимать никаких действий. Но Пери напрасно ломал голову,  ведь  он
еще ничего не знал о новых похождениях прекрасной Леоры.

Глава 23

   Вопреки запрету покидать Клинкур, Леора все же отправилась в Париж  с
твердым намерением разбогатеть. Она вряд ли решилась бы  на  такой  шаг,
будь ее жизнь  в  Клинкуре  повеселее.  Ничто  здесь,  кроме  бульварных
романов и  низкопробных  фильмов,  ее  особенно  не  развлекало.  Других
удовольствий этот захудалый курортный городок не  мог  предложить.  Ожид
все сильнее надоедал ей.  Пока  они  встречались  тайком,  она  получала
наслаждение от сознания, что  обманывает  Табора.  Теперь  же  свободное
появление  небритого  Ожида  в  старой,  засаленной  пижаме  и  дырявых,
стоптанных домашних туфлях раздражало Леору, и  она  часто  ворчала,  не
скрывая своего дурного настроения.
   - У тебя на ногах отвратительные кривые пальцы, - заявила  ему  Леора
через два дня после смерти Табора.
   - Не очень-то воображай, - пробурчал Ожид. - Пока  еще  ты  выглядишь
сносно. Но пролетит пара годков, и тебе будет не до моих кривых пальцев.
- Для современной женщины двадцать семь лет - не возраст.
   - Да, если она может позволить себе массаж, не валяется целыми  днями
в постели, не выкуривает по тридцать сигарет и не  выпивает  по  бутылке
вина. Красота требует заботы и денежек!
   - На себя-то посмотри, ты, старая обезьяна!
   Ожид зевнул и подумал, не закатить ли ей оплеуху. Но было лень, и  он
вновь вернулся к разговору о деньгах.
   - ...я опять открыл  бы  ресторан  с  отпуском  обедов  на  дом,  это
выгодное дело.
   - Если бы у меня была куча денег... Ах, чушь какая-то, один треп да и
только.
   Она распила с  Ожидом  бутылку  аперитива  и  заговорила  о  причинах
убийства Табора. Леора слегка опьянела и, развязав по обыкновению  язык,
сболтнула о том, что хотел получить от  нее  Пьязенна  -  фотографию,  с
которой Табор нарисовал странный женский портрет.
   - Послушай, эта фотография, должно быть, очень ценная! -Администратор
сразу оживился. - За нее можно отхватить большие деньги.
   - Бери, кто тебе мешает! Но вначале найди фотографию. Я все перерыла,
здесь ее точно нет. Мне сдается, Анджело взял ее с собой, значит, она  -
в руках полиции. Тут ничего не сделаешь, хоть в лепешку разбейся.
   Ожид пропустил ее слова мимо ушей. Он лениво поскреб волосатую  грудь
и стал размышлять вслух:
   - Любопытная история.  С  одной  стороны,  снимок  был  нужен,  чтобы
нарисовать  портрет,  поэтому  Пьязенна  дал  ее  Анджело,  с  другой...
Послушай, может, этот  гном-верхолаз  узнал  настоящую  цену  фотографии
позднее, незадолго до смерти Табора!
   Эта мысль гвоздем засела в голове администратора. Он был уверен: фото
находится в комнате.
   - Найди полицейские ее в вещах Табора,  они  непременно  спросили  бы
тебя о ней. Следовательно, в его шмотках фотографии не было, значит, она
где-то здесь.
   В комнате, до отказа набитой мебелью, найти фотографию было не легче,
чем иголку в стоге сена.
   Все же, окрыленные надеждой, Ожид и Леора  лихорадочно  принялись  за
поиски. Скатали изрядно потертый ковер и дорожку,  обыскали  этажерки  и
шкафчики,  пролистали  немногие   книжки.   Переворошили   даже   диван,
обследовав все щели, в которые можно было  засунуть  фотографию.  Но  их
усилия не принесли результата.
   Ожид, несколько раздосадованный, устало  упал  на  стул.  И  тут  его
осенило.
   - Послушай, твой художник, до того  как  отправиться  к  ангелам,  не
любил читать детективы?
   - Любил.
   - А что пишут в детективах про тайники? Вещь проще всего спрятать  на
видном месте, тогда при обыске ее наверняка не заметят.
   - Брось, ее здесь нет, - махнула рукой Леора и вяло оглядела комнату.
Неожиданно она  вскочила:  -  Смотри,  вон,  на  стене,  висят  какие-то
фотографии!
   На пожелтевших от времени снимках были изображены знатные  постояльцы
отеля. В группе портретов, если приглядеться, выделялся один - не  такой
выцветший,  как  остальные.  Его  композиция,  простая  и   безыскусная,
свидетельствовала о высоком мастерстве фотографа.  Да  и  сама  женщина,
запечатленная на  нем!  Необычайно  большие,  устремленные  вдаль  глаза
придавали ей сходство с  индианкой,  налобное  украшение  усиливало  это
впечатление. Чувственный, энергичный рот, прямой нос,  резко  очерченный
подбородок говорили о решительном характере и огромной жизненной силе.
   - Я тоже был бы не прочь поразвлечься с такой! - первое,  что  сказал
Ожид после некоторого молчания. - Вот было бы здорово!
   - По рассказам Анджело, она спятила и видок у нее теперь такой, что с
души воротит, - ревниво сказала Леора.
   Ожид вынул из рамки стекло. На обратной стороне  фотографии  крупным,
размашистым почерком была сделана надпись:
   "Мишелю Де Брюну с признательностью и любовью, Эрера".
   Леора разочарованно пожала плечами:
   - И всего-то?
   Поросячьи глазки Ожида сузились.
   - Ты глупая баба и останешься такой до конца жизни. Знаешь ли ты, что
мы вытащили... ресторан в Монпелье, не меньше чем на двадцать  столиков,
загородный домик в Абей, катер, для  тебя  норковую  шубу,  а  для  меня
дюжину костюмов и черт знает что еще.
   - Что ты плетешь? - упорствовала Леора. - За пару слов,  которые  она
тут нацарапала, над нами не прольется золотой дождь!
   И тут - от неожиданности она забыла даже закрыть рот  -  ее  поразила
догадка. Де Брюн! Ведь он занимался контрабандой  наркотиков,  держал  в
руках все нити дела, и, по словам Пьязенны, даже Грандель плясал под его
дудку. Если Эрера была  его  любовницей,  а  теперь,  став  наркоманкой,
доживала дни в сумасшедшем доме, такая  фотография  вряд  ли  вызовет  у
этого господина радостные воспоминания. Снимок можно передать в газету и
кое-что рассказать, а это - скандал. Разумеется,  господин  Де  Брюн  не
заинтересован в скандале. А как его  избежать?  Раскошелиться.  Да,  тут
действительно лежат деньги, куча денег!
   Новоиспеченные шантажисты замолчали. Каждый из них уже  прикидывал  в
уме,  как  бы   ему   половчее   обмануть   компаньона,   чтобы   одному
воспользоваться неожиданной благодатью.
   Тактика Леоры не отличалась затейливостью. Хотя Ожид  был  настороже,
она довольно ловко разыграла перед ним влюбленную и  преданную  подругу,
осыпала ласками, не забывая подливать в его  стакан  вино,  но  сама  не
пила. Вконец опьяневший Ожид и не заметил, как Леора  подбросила  в  его
бокал  таблетку  снотворного.  А  пока  администратор   видел   во   сне
ресторанчик, она быстро оделась, собрала необходимое,  сбегала  в  номер
любовника, забрала из его бумажника все деньги - двадцать семь франков -
и покинула отель.
   Дабы не привлекать внимание жандармов, она решила добраться до Парижа
не на поезде, а на попутной машине.
   Сверкающий хромом "ягуар" остановился по первому знаку  Леоры.  Такую
женщину, как она, приятно было видеть  рядом  с  собой  любому  мужчине,
особенно бонвивану, вроде месье Мушара, седого, дородного господина.  Он
был часовщиком и держал в Париже процветающий магазин.
   Леора пустила в ход все свои чары, ее юбка задралась, обнажив колени,
и вскоре правая рука часовщика мягко  легла  на  ее  бедро.  Он  был  из
разряда мужчин, которые не упускают своего шанса, несмотря на то что они
- женаты и счастливые отцы взрослых детей.  Леора  окинула  его  быстрым
взглядом: костюм от хорошего портного, три дорогих кольца.
   Она прикинулась добродетельной и  отстранила  руку  часовщика.  Леора
дала понять, что она не ханжа, но мимолетный роман в каком-то стеклянном
ящике на колесах ее вовсе не прельщал.  Иное  дело  -  любовь  в  уютном
номере комфортабельного отеля, полумрак, жареный цыпленок  с  искрящимся
шампанским... "Я слабая женщина" - любила говорить Леора.
   Поскольку месье Мушар был  кавалер,  а  его  бумажник  -  туго  набит
деньгами (недавно он очень выгодно  сбыл  партию  контрабандных  часов),
желания Леоры сбылись.
   В Париже они остановились в довольно дорогом отеле, заказали номер  с
ванной и записались в гостевую книгу как супруги Садуль. Десять  франков
чаевых, и администратор сыграл роль священника,  благословляющего  брак.
Такое счастливое начало задуманной аферы придало Леоре уверенность.
   Да и влюбленный месье Мушар так основательно тряхнул мошной, что она,
ухоженная в первоклассном косметическом салоне, одетая  в  первоклассном
ателье, превратилась в обольстительную даму. Будь у нее  заурядный  вид,
Де Брюн, вероятно, просто вышвырнул бы ее на улицу или сунул  бы  ей  за
фотографию  Эреры  сотню-другую  франков,  убежденный,  что  эта  жалкая
потаскушка не представляет для него опасности.
   Итак, Леора пришла, увидела, победила.  Де  Брюн  нервничал.  Бегство
Гранделя, потеря  последней  партии  героина,  которую  идиот  Винкштейн
передал антиквару, исчезнувший список перекупщиков, недавние  события  в
психиатрической клинике доктора Жюно - все это  парализовало  его  волю.
Обычно  тонкий  и  педантичный  аналитик,  сейчас  он   утратил   всякую
способность соображать, поскольку просто не знал, с  какой  стороны  ему
угрожает большая опасность и как ее избежать. Что, если Гранделю удалось
сколотить  собственную  банду?  Что,  если  полиции  удалось  арестовать
антиквара?
   Леора представилась близкой подругой Эреры и сказала - пусть Де  Брюн
в этом не сомневается, - она послана одним  человеком,  ее  компаньоном.
Кто это? Ламбер? По сведениям  Де  Брюна,  тот  был  стреляный  воробей,
вполне способный на шантаж. Вместо того чтобы продать собранный материал
какой-нибудь газете, Ламбер и его любовница хотели, очевидно, предложить
ему сделку. Но что они знали? И сколько это стоило?
   Де Брюн придал своему лицу любезное выражение.
   - Мне очень приятно познакомиться с вами. - Задумавшись, он помолчал.
- Только  имя  Эрера  мне  ничего  не  говорит.  Имя  весьма  редкое,  я
определенно вспомнил бы его.
   Леора изобразила улыбку.
   - Я кое-что узнала о судьбе Эреры и могу  понять  вашу  сдержанность,
месье. Она была великая актриса, - сказала Леора, рассеянно  глядя  мимо
Де Брюна, - и то, что сейчас она оказалась в таком положении, более  чем
печально. Это - трагично! - Словом  "трагично"  бывшая  натурщица  очень
любила выражать глубокие и возвышенные чувства.
   - Что значит трагично? - наседал Де Брюн.
   - Скажите на милость, месье, разве сумасшествие не трагично?
   - Я так ничего и не понял.
   - Вы все прекрасно поняли, - вспылила Леора. - Вы никогда не  слышали
о наркотике под названием героин,  и  никогда  -  о  женщинах,  которые,
спятив, прыгают в Сену, и никогда - о клинике доктора Жюно? Может  быть,
вы никогда не видели и этой фотографии и не читали этого посвящения?
   Она была так глупа и неопытна, что показала фотографию и даже  отдала
ему  в  руки,  однако  из  ее  поведения  Де  Брюн   сделал   совершенно
противоположный вывод. Он подумал, что имеет дело с  продувной  бестией.
Он узнал  эту  фотографию,  сразу  вспомнил  посвящение,  вспомнил  и  о
загадочных обстоятельствах, при которых снимок исчез. Он подозревал, что
сама Эрера во время одного из своих последних визитов -  уже  тогда  она
пристрастилась к героину - похитила его. Она потребовала назад все  свои
письма и прочие доказательства былой любви  и  нежности,  узнав,  кем  в
действительности был Де Брюн - одним из главарей парижского  преступного
мира.
   Он до сих пор не забыл Эреру.  Она  относилась  к  числу  тех  редких
женщин, в обществе которых он мог, не испытывая скуки, проводить  долгие
часы. Заметив ее пристрастие к героину, он не жалел денег и сил  для  ее
спасения от этой беды. Когда же Де Брюн узнал, что доктор Жюно, которому
он доверил Эреру, сам - наркоман и  часть  пациентов  оставалась  в  его
клинике лишь потому, что за высокую плату Жюно снабжал их героином,  его
последние надежды рухнули.
   Де Брюн прекрасно понимал: если эта фотография и материал, который по
его предположению - Ламбер собрал об Эрере,  Жюно,  Гранделе  и  других,
будут переданы в прокуратуру  и  прессу,  катастрофы  уже  не  избежать.
Возвращая Леоре снимок, он холодно проговорил:
   - Предположим,  мне  знакома  эта  фотография  и  меня,  как  и  вас,
интересует все, что произошло с вашей приятельницей Эрерой. С кем я могу
связаться?
   От тона сказанного, от тишины кабинета по телу Леоры пробежал  озноб.
Она вновь вспомнила о том, что случилось с Табором.  Не  столько  разум,
сколько  инстинкт  подсказал  ей,  что  у  сидящего   напротив   мужчины
человеколюбия не больше, чем у падающей каменной глыбы. "Я - в  ловушке,
пронеслось в голове Леоры, - Господи, помоги мне выбраться  отсюда".  Но
внешне она ничем не выдала себя. Стараясь скрыть дрожь, она сказала:
   - Вы можете узнать обо  всем...  но  не  здесь,  а  сегодня  вечером,
скажем, в  семь,  в  ресторане  Эйфелевой  башни.  Фотография  и  все...
двадцать тысяч.
   Идея с Эйфелевой башней принадлежала Ожиду. Обсуждая детали  шантажа,
он  говорил,  что  даже  хорошо  организованная  банда  вряд  ли  могла,
прикончив кого-то на верхней террасе Эйфелевой  башни,  беспрепятственно
скрыться. Путь для бегства был слишком длинным, слишком сложным.
   - Хорошо, - сказал Де Брюн, - в семь часов я  буду  в  ресторане.  Но
названную вами сумму я расцениваю как шутку.
   Он проводил Леору до порога, идя чуть впереди,  и  открыл  перед  ней
дверь как перед настоящей светской дамой.
   На лестничной площадке Леора едва не разрыдалась, так велики были  ее
напряжение и страх.
   Она твердо  решила  не  ходить  в  ресторан  Эйфелевой  башни.  Леора
явственно представила себе, как ее выбрасывают из окна, как она летит  с
огромной высоты, почти физически  ощутила  удар,  с  которым  мать-земля
принимает ее в свои объятья. Нет уж, лучше она будет  доить  свое  новое
сокровище, влюбленного часовщика.
   Глупая выходка  Леоры  заставила  Де  Брюна  серьезно  насторожиться.
Добрых два часа готовился он вместе с  двумя  наиболее  близкими  своими
помощниками,  разрабатывая  план  дальнейших  действий.  Когда   Бельфор
позвонил Де Брюну, тот уже был на пути в ресторан Эйфелевой башни. Итак,
затея Пери грозила провалит