Петрушка...
     Он  налегает  плечом  на  дверь. Дверь трещит,  как ни  держит ее Надя,
отлетает задвижка.
     Надя подбегает  к небольшому окну, пытается  распахнуть  заклеенное  на
зиму окно.
     Плотоядно улыбаясь, барон переступает через порог. У него торжествующий
вид.  Но в эту минуту  внизу хлопает парадная дверь, из вестибюля  доносятся
быстрые шаги.
     Барона словно ветром выдувает из мансарды.
     Щелкая платиновым  портсигаром с  фамильным  гербом,  закуривая,  барон
небрежно приветствует Карла фон Рекнера,
     Унтерштурмфюрер бросает подозрительный, ревнивый взгляд на Бенкендорфа.
     -  Мой  бог! - смеется барон. - Да ты ревнуешь,  мой мальчик. Зря! Наша
горничная предпочитает опытного мужчину, с французской школой!..
     - Не болтайте вздор, барон! - зло отвечает фон Рекнер. - И не забывайте
о  нюрнбергских  законах.  Всякая   связь  с  туземками  воспрещается.  Наша
офицерская честь...
     Все  это  старо,  мой   мальчик!  Старо!   В  Берлине  Геринги  Гиммлер
поговаривают,  что -  надо  уничтожить всех  украинцев мужчин, а на их место
прислать сюда жеребцов из ваших СС!
     - Не смейте трогать СС! Я не посмотрю на наши родственные связи!
     Только  телефонный  звонок из комендатуры прерывает  разгоревшуюся было
семенную ссору,
     -  Постыдился  бы  скандал  поднимать из-за  горничной!  -  усмехается,
поднимая трубку в гостиной, барон. - Алло! Что, что? Нет, генерал уже улетел
в ставку. Будет утром тринадцатого.  Что? Мост? Виадук?  Опять?.. Хорошо,  я
сообщу начальнику штаба...
     Сразу протрезвев, барон кладет трубку, поворачивается к фон Рекнеру:
     -  Холодногорский  виадук!  Во  второй  раз  взорваны  "ворота города"!
Большие  жертвы;   через  виадук  как  раз  шла  моторизованная  колонна   с
пополнением...

     - Вы, кажется, из Чугуева?
     - Нет, я из Валуек!
     В пятый раз  смотрит Коля Гришин  "Штурм Харькова"  и  "Галло Жанин"  с
опостылевшей ему Марикой Рокк. Эта  явка  - последняя надежда. И  наконец  к
нему  подходит неприметный внешне человек с простым,  открытым лицом. С виду
незнакомцу почти  столько же  лет, сколько и Коле. Пожалуй,  он старше  Коли
всего на два-три года. Какой-то осунувшийся, бледный, с горячечным блеском в
глазах.  Впрочем,  в Харькове  все жители худые  и бледные, если с голоду не
пухнут. Коля сам кило пять потерял, костюм  с чужого плеча и пальто висят на
нем, как на вешалке.
     Незнакомец узнал  Колю по засунутой наполовину  за пазуху,  свернутой в
трубочку газете "Новая Украина".
     - Иди за мной! - коротко говорит он и быстро сворачивает в переулок.
     Долго петляет по переулкам и  улицам незнакомец, ни разу не оглянувшись
на держащего приличную дистанцию Гришина. Наконец он заходит  в дом номер 23
на улице Артема.
     В маленькой комнатке их встречает изможденная молодая женщина, зажигает
немецкую стеариновую плошку, поправляет светомаскировочную штору -из толстой
бумаги на окне.
     Незнакомец поворачивается к Гришину, запирает за ним дверь, протягивает
руку.
     - Александр Зубарев, - представляется он, - А это - Галя Никитина.
     -  Николай Задорожный, - тихо произносит Коля  Гришин.  Так  встретился
Коля  Гришин  с  секретарем   Харьковского   подпольного  обкома  комсомола,
руководившим двумя райкомами в самом городе: Железнодорожным и Центральным -
и двадцатью тремя райкомами в области.
     Александр Зубарев казался моложе  своих лет. В ноябре 1941 года, когда,
он встретился  с Гришиным-Задорожным, ему  было двадцать пять.  Незадолго до
прихода немцев вызвали его в обком партии. Вызов его не  удивил: в обкоме он
бывал не раз,  с того дня  22 июня 1941 года, когда  его избрали  секретарем
Орджоникидзевского райкома комсомола. Отсюда он выезжал с ребятами на окопы,
здесь утверждал состав истребительного отряда...
     Но на  этот раз  дело, за которым  его  вызвали в обком партии, было из
ряда вон выходящим: ему предложили остаться в Харькове после прихода немцев,
остаться н возглавить подпольный обком комсомола.
     - С ответом не спешите, подумайте, - мягко сказал секретарь обкома.
     Перед  секретарем  на   письменном  столе  лежала   тоненькая  папочка,
вмещавшая все двадцать пять лет жизни комсомольца Саши Зубарева.
     Родился в городке Дружковке Донецкой области в рабочей семье .за год до
Октября.  В  двадцать третьем пошел в школу.  Веселый, живой, отзывчивый, он
всегда  тянулся  к людям: руководил  пионерским клубом, заведовал школой для
малограмотных.  Семилетка,  ФЗО,  вступление в комсомол. Все как у всех в те
годы. Отличала его, пожалуй, только особая,  неистребимая  тяга  к  учебе. В
1933   году   он   поступает   на   географический   факультет  Харьковского
педагогического  института.  Его  увлекала  романтика  путешествий.  Он,  не
выезжавший за  пределы  Левобережной  Украины, мечтал увидеть  весь  мир.  И
конечно, с "Катком" - с Катей, студенткой педагогического, которую он горячо
и навсегда полюбил.
     В  1938 году,  с  дипломом в кармане,  он  стал работать преподавателем
географии  в школе No 88  при Харьковском  тракторном  заводе. В  школе  его
избрали секретарем комсомольской  организации.  Так всю жизнь шел он  прямой
комсомольской дорогой.
     - Семья  у вас  где?  -  спросил его секретарь обкома. -  Может, помощь
какая нужна?
     - Спасибо! Жену и сына Витю эвакуировал. А сам я готов остаться...
     Не было  в эту решающую, самую торжественную минуту в жизни комсомольца
Саши  Зубарева  ни  красивых  слов,  ни  торжественных  речей,  ни  духового
оркестра. "Готов остаться", и все.
     Беседы  с  секретарями  обкома   были  по-военному   сжатые,   деловые,
конкретные. Никаких лишних слов.
     Он уже  знал, что остается в  Харькове, когда тринадцатого  октября, за
одиннадцать дней до захвата города, писал родным последнее письмо;
     "Здравствуйте,  дорогие  мои  Катя и  Витуся! От  вас получил письмо  и
телеграмму.  Очень  рад  за  вас,  что  все благополучно. Главное  теперь  -
спокойствие и мужество.
     Война!  Она  несет   много  лишений  и  печали.  Ко  всему  нужно  быть
подготовленным, а главное  - бороться,  не  теряя  надежды, с большевистским
упорством. Вы, конечно, сейчас больше заняты мыслями,  что со  мной. Я жив и
здоров, призываюсь в РККА.
     Вот  и  все,  все  остальное  благополучно. У  нас в Харькове  пока все
благополучно. Мужайтесь. Меньше волнений.
     Целую  крепко,  крепко  Витуську.  До  свидания,  дорогие,  до  скорого
свидания.
     Крепко целую. Ваш Александр".
     И вот Александр Зубарев  сидит поздно вечером на нелегальной квартире у
Галины  Никитиной  и  тихо,  при  свете немецкого светильника,  рассказывает
разведчику группы "Максим";
     - В первые же дни эти  звери ни за что ни про что убили несколько тысяч
горожан. В сети попали и наши люди. Я тоже теперь надеялся только на  явку в
кинотеатре. Рации у  нас нет. Сообщите по своей, чтобы Большая земля связала
нас с Центром...
     Он рассказывает о проделанной работе, заранее оговариваясь, что сделано
еще немного,  да кто  же представлял себе  по-настоящему  трудности работы в
подполье! Особенно для него- секретаря  райкома комсомола. В любой момент на
улице  узнать  могут.  А  сколько сейчас  наружу  всякой клопиной  сволочи -
кровососов повылазило!
     В  толпу солдат  в доме Станкостроя брошена граната - точные результаты
неизвестны...  Диверсии  готовятся  на   ХТЗ.  на  ХПЗ,  на  ХЭМЗе,  в  депо
"Октябрь"... Руководящая  тройка  обкома провела два заседания, дала  боевые
задания   райкомам.    Связь   с   ними   очень   затруднена.   Налаживается
агитационно-массовая   работа  среди  оставшегося  населения.  Сейчас  самое
главное  - не  дать угаснуть надежде. Сотни  листовок  расклеены  на  стенах
домов, на заборах, на стендах желто-коричневой "Новой Украины"...
     - Как действуют наши мины? - спрашивает Коля.
     -  Бьют без промаха. Мы их здесь называем нашей  подземной бесствольной
артиллерией. Под обломками  здания на площади Руднева  вчера погибло два-три
десятка офицеров и солдат, штурмбанфюрер - это значит майор СС...
     Все эти данные Коля Гришин запоминает наизусть.
     - Кто поселился в доме семнадцать по улице Дзержинского?
     - Какой-то генерал.  Какой именно, пытаемся выяснить. Был  у  меня один
человек, да немцы его в неметчину угнали на работу. Этого мы тоже не учли. А
у человека этого рация была...

ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ...
     Киев остается  позади.  Транспортный  "юнкере"  (Ю-52)  держит курс  на
Харьков. Порядочная болтанка и запах сигар мешают генеральской дремоте.
     А,  в общем,  генерал фон Браун  доволен.  В главной  квартире фюрера в
Герлицком  лесу  его  приняли  вполне  любезно,  доклад  его  лично  одобрил
генерал-лейтенант  Вальтер  Варлимонт,  заместитель  всесильного  начальника
штаба Обер-коммандо дер Вермахт генерал-полковника Альфреда  Йодля.  Что  из
того,  что  в  доброе старое время он,  Георг,  и Вальтер,  старые камерады,
вместе, объявив  себя  магистрами "Ордена Клубнички", донжуанствовали тайком
от своих молодых жен. Главное, что доклад одобрен!
     Генерал немного кокетничает, уверяя себя, что он доволен.  Да он просто
не в себе от радости и ликования! Что  там доклад! Его принял фюрер, а он из
рук  фюрера  принял  Рыцарский  крест.   Или,  как  он  официально  и  пышно
называется, - Рыцарский крест Железного креста!.. Не так уж много командиров
дивизий носят на шее этот высший орден рейха! Конечно, впереди маячат "мечи"
и "дубовые листья" к Рыцарскому кресту, но это придет уже в другой кампании.
В завоевании Индии, может быть.
     Оценили! Признали! Совсем  другим человеком  возвращается в Харьков его
комендант и начальник гарнизона.
     - Вы  хозяин одного из  двух самых больших городов оккупированной  нами
России! Будьте достойны такой исключительности!
     Это сказал фюрер и канцлер рейха!
     И вообще все в Растенбурге действовало на генерала благотворно.
     Глаза  у  фюрера  нестерпимо  синие,  магнетические,  нездешние  глаза.
Говорят, как-то в начале двадцатых годов один  фотограф снял массовый митинг
против Версальского договора в Вене.  И  когда  он проявлял негатив в темной
фотолаборатории,  из толпы на  фотографии,  из зернистой икры множества  лиц
возникло  лицо, полное страсти, с полубезумными горящими глазами, от которых
невозможно было  оторваться. Обычное, банальное  лицо с усиками щеточкой. Но
глаза, глаза!..
     Словом - Адольф Гитлер. Этим все сказано.
     На  обратном пути генерал  Георг  фон  Браун  заглянул  в  Оршу  -  там
проходило 12  ноября важнейшее совещание начальников штабов. Решался главный
вопрос:  прервать  наступление  вермахта  на  зимний  период  или штурмовать
Москву?  В  роковом уравнении известная величина -  суровость  русской зимы,
неизвестная  величина  -  активный потенциал  Красной Армии, уже объявленной
Геббельсом уничтоженной. Фон Браун поглядывал скучающим взором в окно вагона
специального  поезда  шефа  генштаба  генерал-полковника   Франца  Гальдера,
прибывшего  днем или двумя раньше  него  из  Растенбурга. Брауну было  ясно:
совещание проштемпелюет решение Гитлера - наступать! И он не ошибся.
     В  ставке  считали, что  вермахт  возьмет Москву,  не потеряв ни одного
солдата, путем простого окружения. Замкнув кольцо вокруг двух большевистских
столиц -  Москвы и Ленинграда, немцы просто уничтожат  оба города бомбами  и
снарядами. Тем более что,  как указывалось в  секретном приказе фюрера от  7
октября, пример заминированного Киева свидетельствует о тем,  что русские не
собираются обеспечивать войска вермахта зимними квартирами  и укреплять  его
боевой потенциал целехонькими заводами и электростанциями.
     Любопытно, что  в поезде  Гальдера,  стоявшем  на запасном пути станции
Орша, только командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал фон  Бок,
представленный  своим начальником штаба генералом фон Грейфенбергом, ратовал
за наступление и штурм. "Север" и "Юг" были против  дальнейшего наступления.
Начальника  штаба группы  армий  "Юг" фон  Зоденштерна  несомненно  отрезвил
громокипящий Харьков.  Какой-то прыткий  штаб-офицер даже посмел проговорить
трясущимся  голосом,  когда  было  объявлено,  что  фон  Бок должен выйти  к
Горькому:
     - Но позвольте! Сейчас не май месяц, и мы деремся не во Франции!..
     Надо полагать, что  на  этом военная  карьера прыткого  штаб-офицера  с
собственным  мнением  и  недержанием  языка   закончилась.  Теперь  она  или
забуксует, или даст задний ход.
     Однако в Орше уже выпал  снег, земля замерзла, мороз  покусывал уши под
генеральской фуражкой. Что же там, под Москвой, делается?..
     - Ахтунг! Харьков!.. Самолет идет на посадку!.. -
     На  аэродроме "хозяина"  Харькова встречают его верные  адъютанты барон
Ганс-Гейиц  фон Бенкендорф и граф Карл фон Рекнер, представители комендатуры
и штаба гарнизона, офицеры штаба дивизии и даже какой-то СС-штандартен-фюрер
Вернер Браун, совершенно незнакомый генералу.
     Поздравления, улыбки, щелканье каблуков, козырянье.
     - Мы не  родственники? -  вопросительно  и вежливо поднимает  брови фон
Браун, когда ему представляют Вернера Брауна.  - Вы ведь знаете: Вернер  фон
Браун - мой кузен.
     - Не имею чести, экселленц! - с точно отмеренной дозой почтительности и
собственного достоинства  отзывается  однофамилец  -  штандартенфюрер.  -  В
дворянском Готтебургском альманахе, увы, моя семья не  числится. Я из низов,
из ранних национал-социалистов, из "старых борцов".
     - Весьма рад знакомству! - с прохладцей произносит "экселленц",  тоже с
фармацевтической точностью отмеривая дозу вежливости и высокомерия в голосе.
- Прошу вас всех, господа, на ужин - в восемь вечера в моем особняке!..
     -  Могу я видеть  вас немедленно,  экселленц? - спрашивает не  терпящим
отказа тоном штандартенфюрер. - Я направлен к вам шефом полиции безопасности
и СД...
     Человек Рейнгарда Гейдриха! Это серьезно! Отказа быть не может.
     О Гейдрихе  говорили, что он наследник  не  только  своего прямого шефа
рейхсфюрера СС Гиммлера, но и самого фюрера. С одной стороны, этот Гейдрих -
бывший офицер кайзеровского военно-морского флота, то есть свой человек, той
же касты, но с другой - всем  известно, что его уволили из флота за какие-то
неблаговидные дела...
     -  Мы  поговорим  в  моей машине, - садясь в  "хорьх",  безапелляционно
говорит генерал.
     Карл  фон Рекнер  садится рядом  с водителем. Штандартенфюрер  Браун  -
рядом с фон  Брауном. Машина штандартенфюрера - большой черный  "мерседес" с
эсэсовским номером - мчится сзади.
     - Я прибыл с особой миссией, экселленц!
     Он   подробно   излагает   свою   задачу.   К   каждой   группе   армий
прикомандировано  по  эйнзатцгруппе.  К   группе  армий   "Юг"   приставлена
эйнзатцгруппа    "Ц",    а     СС-бригаденфюрер    Макс    Томас    является
эйнзатцгруппенфюрером.   В   группу   входят   две   зондеркоманды   и   две
эйнзацкоманды.  Зондеркомандой 4-а командует он, штандартенфюрер Браун, "ваш
покорный слуга  и однофамилец". Состоит  эта  команда,  как и вся группа, из
чинов  гестапо, крипо  (криминальной полиции),  орпо (полиции порядка},  СД,
ваффен-СС,  вспомогательной полиции из украинских националистов, всего около
ста пятидесяти  специалистов  по  искоренению врагов  национал-социализма  и
большевистской заразы. Боевая задача: обеспечивая политическую безопасность,
очистить оперативный тыл шестой  армии и район Харькова  от всех партийных и
советских работников любого  ранга, евреев,  цыган, сумасшедших,  инвалидов,
интеллигенции, агитаторов, активистов и прочих большевистских фанатиков.
     Но  что  могут   сделать   сто  пятьдесят   человек,   преданных   делу
специалистов?  Требуется  всемерная  помощь  абвера,  ГФП -  тайной  полевой
полиции, фельджандармерии и вообще вермахта!..
     - Наконец-то вы взялись  за  дело!  Штандартенфюрер! Вы можете  всецело
рассчитывать  на  сердечное сотрудничество  и  полное  взаимопонимание войск
вермахта, находящихся под моим командованием.
     Во  Франции генерал фон  Браун  всячески  препятствовал  браунам  из СС
посягать на его суверенитет единоначальника, а брауны из  СС  прокрадывались
под видом тайной полевой полиции  - армейского органа. Теперь же он радуется
твердой руке СД - "гестапо на колесах".
     Когда "хорьх"  подъезжает к  особняку  на Мироносицкой, генерал, совсем
уже смилостивившись и подобрев, приглашает плебея Брауна:
     - Я жду вас вечером, штандартенфюрер! Праздник есть праздник.
     Краем  глаза он  уже высмотрел, что у Брауна, нет  Рыцарского креста. А
ведь в СС ордена, как из рога изобилия сыплются!..
     Штандартенфюрер пересаживается в  свой "мерседес" у дома семнадцать  на
улице  Мироносицкой. Расстаются они  лучшими друзьями-побратимами -  Браун и
фон Браун.
     В вестибюле фон  Рекнер ловко, как заправский  гардеробщик,  снимает  с
генерала шинель.
     - Когда фюрер  намерен закончить войну, экселленц? Что за  заминка  под
Москвой?
     -  Москва   будет  стерта  в  порошок,  -  с  удовлетворением  отвечает
просветленный генерал. - Операция "Тайфун" начнется  с часу на час.  А у нас
на аэродроме, черт  возьми, все рвутся мины. Появились  воронки,  которых не
было, когда я улетал.
     - Это не более чем икота во время агонии, - усмехается молодой граф.
     Генерал поправляет крест на шее.
     - А где барон? Почему меня не встретил Бенкендорф?
     - Армия освободила  его родовое имение, экселленц.  Он помчался  туда с
охранной грамотой из Берлина.  От  РР, Хочет  посмотреть, что осталось после
хозяйничанья большевиков и колхозников...
     -  РР? Это еще что  такое?  - спрашивает генерал, проходя в гостиную  и
приглаживая  и без того  безукоризненный седой бобрик  над  выстриженными по
вермахтовской моде висками.
     -   Рейхслейтер   Розенберг,  экселленц.   Кстати,   и   его  люди   из
рейхсминистерства  "Остланд"  пожаловали  сюда  и  жаждут  урвать  свою долю
трофеев.
     -  Гони  их к  черту, Карл!  А  Бенкендорф  правильно  действует.  Надо
назначить  там бурмистра. Кстати, ты  слышал,  Карл, фюрер обещал  поместья,
самые  лучшие  и  большие  поместья  в  Крыму  в  первую  очередь  кавалерам
Рыцарского креста,
     - Поздравляю, мой генерал!
     - Подготовь все к банкету, Карл! Видимо, многие офицеры заночуют здесь.
Пусть Катарина  и все другие  позаботятся  о постелях.  Сегодня  я  разрешаю
использовать  все комнаты  вплоть до  этой  гостиной.  Мне кажется,  что это
последнее наше празднество до праздника победы.
     - Вы считаете, что этот праздник наступит до рождества и Нового года? -
скептически осведомляется фон Рекнер.
     - Или да,  или никогда, - шепчет генерал, словно во внезапном озарении.
Но он верен себе. - И вот что: завтра подготовь новый приказ о расстреле еще
сотни заложников за взрыв партизанских мин на аэродроме.
     -  Но  эти  мины  не  партизанские,   экселленц,   а   явно  армейские,
замедленного действия.
     - Не узнаю тебя,  граф!  Под видом борьбы  с партизанами мы  постепенно
уничтожим все активное  население, всех неблагонадежных, под корень  вырубим
эту проклятую нацию... Что это играют, мой мальчик?
     Карл  прислушивается  к  звукам  вагнеровской  музыки,  доносящимся  из
цокольного "телефункена".
     - "Мейстерзингеры",  мой генерал! Любимая опера  фюрера - он  слушал ее
сто пятьдесят шесть раз...
     Генерал потягивается, зевает.
     -  Надо  бы  поспать часок, Карл! Пришли  Катарину  с  грелками согреть
постель!..
     Генерал  Георг  фон  Браун,  комендант  и  начальник  гарнизона  города
Харькова, полумашинально заводит часы "Лонжин".
     Заводит в последний раз.
     - Катарины нет, экселленц.  Ее  взял с собой  зачем-то барон. Я  вообще
замечаю,  что  у барона  вульгарный  вкус:  странное для  человека его круга
пристрастие к украинским гризеткам, мидинеткам и даже пейзанкам.
     Это, конечно, донос. И