дулом орудия, будто высматривая жертву.
     "Эмка" проносится мимо беженцев.
     - Прочь! Прочь  от  моста! - распахнув дверцу,  во весь голос кричит им
полковник. - Спасайтесь! Танки!..
     Словно  яростно  хлопают  тяжеленные  железные двери: выстрел - разрыв,
выстрел - разрыв!.. Уже  бьют по мосту,  по  колонне пять, десять  вражеских
танков!.. Колошматят танковые пулеметы...
     И  то  ли снаряд,  то ли пуля попадает в  одну из  груженных  динамитом
машин. На  месте  машины, на месте  моста возникает с грохотом, от  которого
глохнет все окрест, огромный круглый шар ярчайшего алого пламени.  Он тут же
гаснет, лопается,  этот  огненный  шар, выпуская вверх  и по сторонам облако
густого дыма, пара, водяной пыли.
     Только  половина   автоколонны  успела   проскочить   через  мост.  Она
скрывается и перелеске, в балке.
     Высунувшись из "эмки", полковник Маринов видит, как отрезанная половина
колонны быстро, под огнем немецких танков, пятится в рощу.
     Полковник не останавливает прорвавшиеся машины, на ходу  приняв решение
пробиваться во что  бы то  ни  стало в  Харьков. Потеряна половина  колонны,
потеряна половина взрывчатки  и почти  вся ТОС. Там Ясенев. В худшем  случае
подполковник Ясенев выполнит свой  долг: взорвет машины с ТОС и взрывчаткой.
А его, Маринова, ждет Харьков, ждет командующий фронтом...

     ...В стекла  полевого цейссовского бинокля видно,  как беженцы гурьбой,
бросив  обоз, бегут к лесистой балке,  как головные танки,  паля из пушек на
ходу, выезжают на автостраду.
     Позади, в  остановившемся недалеко от взорванного моста вездеходе марки
"мерседес" стоит с биноклем генерал-лейтенант Георг фон Браун, командир 68-й
пехотной  дивизии  вермахта.  Крылатый  черный  плащ  с  красными лацканами,
золотая вязь дубовых листьев на  высоком стоячем воротнике, золотое шитье на
заломленной фуражке. Поза картинная, воинственная, почти  как на  знаменитом
фронтовом портрете фюрера.
     Это  и понятно.  Впереди вертится с шестнадцатимиллиметровым "болексом"
юркий  кинооператор  из берлинской кинохроники  "Вохеншау"  с маркой  студии
"УФА" на щегольском кожаном чехле киноаппарата.
     Рядом с генералом в несколько  более скромной позе застыл граф Карл фон
Рекнер,  сын давнего полкового товарища  генерала графа Рекнера. Карл одет в
блестящую черную форму  унтер  штурм фюрера СС.  Собственно  говоря, молодой
граф служит в полку "Нордланд" дивизии СС  "Викинг". Выполняя особое задание
-  требовалось  захватить  в целости и сохранности  Днепрогэс, - Карл и  его
однокашники   из  "Блюторденсбурга"  (Замка  ордена  крови),  где  проходили
подготовку будущие офицеры "черного корпуса"  Гиммлера, первыми прорвались к
гигантской  гидроэлектростанции, но, увы,  большевики уже успели взорвать ее
основные  узлы. В Запорожье  Карл  случайно  встретился  с  "дядей Георгом",
дальним кузеном  и  генералом,  выяснилось,  что  два батальона  "викингов"-
танковый и моторизованный - прикомандированы как раз к 68-й дивизии "дядюшки
Георга",  и вот уже несколько  недель, как  СС-унтерштурмфюрер граф Карл фон
Рекнер  находится при  особе  генерала фон Брауна  в  качестве его почетного
гостя и неофициального адъютанта.
     -  От  души  поздравляю вас,  экселленц! - весело  болтает этот молодой
светский шаркун в эсэсовской униформе. - Вы вышли к мосту точно  по графику.
Итак,  фюрер сегодня уже  узнает в своей главной ставке в Герлицком лесу под
Растенбургом, что танки, приданные вашей дивизии, и передовые части  славной
68-й перерезали эту большевистскую аорту  Москва - Симферополь! Во второй по
величине  город  Украины войдут  первыми ваши победоносные  полки. Что я вам
говорил,  дядюшка  Георг! Теперь уж  вам  обеспечен  "Рыцарский крест"!  Вот
увидите, фельдмаршал  фон  Рундштедт обязательно  назначит  вас  начальником
гарнизона и комендантом Харькова!
     - Вечно вы  спешите  с выводами, мой мальчик, -  возражает  генерал без
особого, впрочем, пыла.  - Неисправимый вы оптимист, весь в отца. Граф  тоже
всегда горячится, как в  юности. Как бы мне  не влетело за этот мост.  Я  же
приказал  вашим  молодчикам  из  полка  СС "Нордланд"  взять  его  в  полной
неприкосновенности. А что наделали ваши "викинги"!
     - О, это был лишь небольшой фейерверк в честь вашей  победы, экселленц!
-  пожимает  плечами  молодой фон Рекнер. - В  самом  деле, не могли же  мои
"викинги" из "Нордланда" знать наперед, что попадут в машину с боеприпасами.
Зато  представьте,  как  это будет эффектно  выглядеть в  кино, в  следующем
киножурнале УФА,  а он будет демонстрироваться во всем рейхе  и  подвластной
ему Европе!
     Генерал еще с некоторым сомнением качает седеющей головой.
     -  Но  какой,  однако,  болван  вздумал палить  по  мосту?!  Это  может
задержать наше наступление!
     К  "мерседесу",  рыча,  подкатывает  мотоцикл  с  коляской. Из  коляски
выскакивает барон фон Бенкендорф, старший адъютант генерала.
     - Поздравляю, экселленц... Это словно прорыв у Седана!..
     -  Герр обер-лейтенант! -  говорит  генерал барону  фон Бенкендорфу.  -
Повремените с вашими поздравлениями. Вызовите майора Генделя и заставьте его
и его  саперов срочно навести понтонный мост. И  вот еще что, барон, - пусть
"викинги"  загладят свою  вину: пусть догонят и  уничтожат обе половины этой
русской армейской колонны!
     - Яволь, экселленц!
     Глядя  вслед умчавшемуся в хвост длинной войсковой колонны хлыщу и тоже
кузену Бенкендорфу, молодой граф говорит не без цинизма;
     - А может  быть, это  русский  Иван  успел взорвать мост перед отходом,
экселленц?  -  Глаза  Карла лукаво блестят. - Будем  считать, что мы  с вами
ничего не видели?
     Генерал фон Браун отвечает холодно, высокомерно:
     - Будем считать,  что я не  слышал вас, унтерштурмфюрер!  Вы забываете,
граф,  о   чести  офицера!  Проклятый  мост!  -  добавляет  он,  помолчав  и
смягчившись,  -  ведь Карл почти  племянник  ему!  - Неизвестно, кто  теперь
первым ворвется в этот Харьков!. Чтобы в три счета отремонтировали, мне этот
чертов мост! Опередит меня опять Вейхс, как в Виннице, как в Киеве!..
     Жужжит кинокамера. Оператор снимает генерала фон Брауна на фоне горящей
деревни. В кино это будет выглядеть очень эффектно!

     Пятясь  на явно  недозволенной  скорости, машины  подполковника Ясенева
доезжают до перекрестка с КПП, резко сворачивают на лесную дорогу,
     - Эй, лейтенант! -  кричит из окна переднего грузовика Ясенев.  - Немец
прорвался! Танки идут! Сажай людей па машины!
     И Коля Гришин тоже кричит, стоя в грузовике:
     - Аида с нами, Леня!
     -  Но я не получил приказа,  -  почти  стонет лейтенант Черняховский. -
Связь порвана...
     И внезапно - решается. В такие минуты нельзя долго раздумывать.
     - По машинам! - кричит лейтенант.
     Бойцы Черняховского в  один миг, с помощью протянутых  к  ним дружеских
рук, взбираются в кузова машин.
     - Держите дистанцию! - кричит Ясенев. - И не гнать!..
     Не узнать теперь этого самоуглубленного, склонного к раздумью человека!
Опасность  преобразила  военного  инженера,  пробудила  в нем  такие силы, о
которых он,  пожалуй, и сам прежде не знал. Он вообще считал, что его дело -
мины,  дело одновременно  простое,  будничное, привычное с довоенной поры  и
творческое, увлекательное. А подвиг - это не для него,  это для людей  вроде
Маринова, героя Испании, лихого минера-подрывника.
     Дорога ухабистая, в немыслимых колдобинах. Надо быть сумасшедшим, чтобы
везти по такой дороге динамит.
     -  Не  гнать!  -  вновь  и  вновь кричит  Ясенев  из  своей  машины.  -
Поддерживайте ящики с динамитом!.. Передайте по колонне!..
     И бойцы, и  командиры особого отряда минеров, хорошо знающие, что такое
динамит,  ложатся на ящики с динамитом, обнимают  смертоносный груз  руками.
Да, если взорвется динамит - костей не соберешь.
     Взмокают лица, Пот льет по щекам, ест глаза...
     А вдали нарастает рокот танковых моторов. Доносится стрекот мотоциклов.

     Вновь образованный после крушения под Киевом штаб Юго-Западного фронта,
командующим  которым  Ставка  назначила  маршала  Тимошенко,  жил в эти  дни
напряженной до предела кипучей жизнью, подчиненной одному общему стремлению:
задержать, остановить немцев, внести  и свою лепту в разгоравшуюся  битву за
Москву.
     Отделы  штаба расположились на пригородных дачах  Харькова, в Померках.
Оставив колонну на  укромной дачной  улочке вдали от этих отделов,  выставив
сильную охрану, полковник Маринов поспешил на прием к командующему.
     Веранда, коридор, комнаты  - всюду плавает табачный дым. Пахнет  легким
штабным табаком и фронтовой  махоркой.  Слышится приглушенный гул голосов. К
командующему  тянется  длинная очередь командиров  различных рангов  и  всех
родов войск.
     Полковник Маринов  с тоской поглядывает то на  эту  очередь, то на свои
кировские часы.
     Двое, раскрасневшийся от волнения генерал  с общевойсковыми петлицами и
бледный  полковник с перевязанной головой, пытаются  пройти к  командующему.
Другой полковник, адъютант командующего, телом загораживает дверь кабинета.
     - Товарищи  командиры! -  говорит  он хриплым  от усталости голосом.  -
Командующий примет вас.  Обязательно примет.  Только не всех сразу. И не сию
минуту. Сейчас у него генерал Гришин.
     Дверь  распахивается.  Выходит генерал Гришин.  У  него тоже перевязана
голова  да рука еще на перевязи. Все знают; он один из немногих прорвавшихся
из "котла"  под Киевом,  Шел  впереди группы прорыва,  разил гитлеровцев  из
автомата.  Кончились  патроны,   вырвал  "шмайссер"  из  рук  сраженного  им
эсэсовца...
     Он издали увидел Маринова.
     -  А, Илья Григорьевич! Рад приветствовать, - разносится в приемной бас
генерала Гришина. - Давненько мы с тобой не виделись, брат!..
     Да,  давненько!  В  Генштабе тогда Гришин  смело  защищал  Маринова  от
обвинений в  переоценке роли обороны и заграждений в  будущей войне, которая
многим военным рисовалась в весьма облегченном варианте.
     Генерал-лейтенант Гришин крепко жмет руку полковнику Маринову.
     - Мы  ведь с тобой после  Мадрида почти и не виделись,  - тихо отвечает
Маринов старому другу.
     - А мой родич случайно не с тобой? - спрашивает генерал. - Где  Ясенев?
Все мечтает о полетах на Луну?
     - Отстал немного. Сюда едет. - Голос полковника становится  еще тише. -
И сын твой Коля...
     - Что?!  Коля, сын? Значит, вырвался! Молодец,  сынок. Мы ведь вместе с
ним  в  окружении  бедовали.  А  мать там, военврач, и пропала,  - добавляет
Гришин с тяжелым вздохом,  опуская глаза. - Вот  какой у  меня теперь счет к
Гитлеру!..
     Адъютант командующего выходит из кабинета, повышает голос:
     -  Полковник  Маринов.  Товарищ  Маршал  Советского  Союза  примет  вас
немедленно.
     -  Иди,  иди!  - подталкивает генерал Гришин Маринова. - Я разыщу вас с
сыном и Ясеневым сегодня же... Ну и порадовал ты меня. Там такое было...

ЧТОБЫ ТОС НЕ ДОСТАЛАСЬ ВРАГУ
     Маршал дружески оглядывает Маринова, жмет ему через стол руку.
     - Я рад тебе, полковник. Ты нам очень тут нужен. Пусть Гитлер  обломает
себе зубы  о Харьков. Помню, помню твои  рапорты.  Признаю -  ты  был  прав.
Увлеклись мы тогда наступательными планами. А потом  то да се. Помню, помню,
как Гришин тебя  защищал.  Он и в гражданскую не знал страху. С чем приехал?
Меня  предупредил   о  твоем  приезде  начальник  инженерных  войск   фронта
генерал-лейтенант Олевский. А вот и он!..
     Дело, с которым полковник Маринов прибыл в Харьков 1 октября 1941 года,
было   настолько   секретным,   что  генерал-лейтенант  Олевский,  начальник
инженерных  войск Юго-Западного  фронта, заранее  знавший  об этом  деле  из
шифровки Генштаба, не доверяя  телефону, лично доложил о  приезде полковника
Маринова командующему и члену Военного совета фронта.
     И  вот  полковник  Маринов  стоя докладывает в  кабинете  командующего.
Подтянутая фигура. Высокие ордена на груди  - орден Ленина (за Испанию), два
Красных   Знамени.   Светлые  глаза   смотрят   безбоязненно;  он  сюда,   к
командующему, к Маршалу  Советского Союза, дело  говорить пришел и смущаться
ему нечего - дело говорит само  за себя. Изредка, докладывая, он поглядывает
а сторону  генерала Олевского, - тот давно знает Маринова, и ответный взгляд
его полон одобрения.
     - И  все-таки, -  говорит  полковник, стоя  у карты,  - я послал  пешую
разведку за реку, чтобы выяснить, куда девались машины Ясенева...
     Да, он сделал это, послал разведку, но бойцы вернулись, так ничего и не
узнав о судьбе Ясенева, ТОС, машин...
     - Машины будто сквозь землю провалились. Но я надеюсь на  подполковника
Ясенева. И не только потому, что знаю его почти с начала войны. Он, конечно,
военный  инженер,  больше  инженер,   чем  военный.  Но  самый   храбрый  из
интеллигентных,  самый интеллигентный из  храбрых.  Словом,  я  верю  ему. А
главное: ТОС - детище  Ясенева,  еще  до войны  он  участвовал в испытании и
совершенствовании чудо-мины. С начала войны испытывает ее...
     - Что скажете, генерал? - спрашивает маршал, поворачивая тяжелую бритую
голову в сторону генерал-лейтенанта Олевского, одного из опытнейших  военных
инженеров Генштаба.
     Полковник Маринов отворачивается, смотрит на десятикилометровую  карту.
Судя  по  знакам на ней, можно безошибочно предположить, что  эта  карта еще
недавно висела  в Киеве, пока  не захлестнули прекрасную столицу Украины вот
эти синие стрелы, обозначающие направление  ударов противника. Синие стрелы,
помеченные  значками "6 А" и "1 ТГ".  Шестая  армия. Первая танковая  группа
вермахта. Они  и сейчас наседают на измученные войска Юго-Западного  фронта.
Мотопехота   генерал-фельдмаршала    Вальтера    фон   Рейхенау    и   танки
генерал-полковника Эвальда фон Клейста.  Рейхенау Маринов хорошо помнит: как
же, он  командовал германскими войсками  в  Испании во  время столь памятной
Маринову  генеральной  репетиции второй  мировой  войны.  Клейст прославился
прорывом французского фронта у Седана и вместе с Рейхенау брал Париж. За это
фюрер удостоил танкистов Клейста чести открыть "Парад победы" в Берлине.
     И  вот  теперь  остроконечные  синие  стрелы  6-й армии Рейхенау и  1-й
танковой группы Клейста нацелены на красный кружок, над которым стоит слово,
известное любому школьнику в Советском Союзе: Харьков! Этот красный кружок -
сердце   всего  Харьковского   промышленного   района,  такого   важного   и
незаменимого, А  уже ясно - Харькова  не удержать, Огненный вал фронта уже в
сотне  километров  от городов Белополье,  Лебедин,  Красноград...  И  все  -
Рейхенау, Клейст...
     А вот на карте мостик  и речка - здесь немецкие танки отсекли Ясенева с
его половиной автоколонны. На  карту посмотреть,  так немцы еще в нескольких
десятках километров от рокового мостика. Некрупная надпись синим карандашом:
"68 ПД".  Что  значит: 68-я пехотная  дивизия  вермахта. Так  вот кто рассек
колонну!..
     - Так что полковника Маринова  я ни в чем не виню,  - заключает генерал
Олевский. -  ТОС, оставшаяся частично у Ясенева,  не  единственный  козырь у
полковника Маринова, не так ли, полковник?
     -  Задача, поставленная нам, -  сухо  докладывает полковник  Маринов, -
такова: массовыми минно-взрывными заграждениями всемерно содействовать нашим
войскам,  задержать продвижение танков  и автоколонн противника, нанести ему
максимальный урон, направленный на срыв его наступления...
     Маршал и генерал-лейтенант молча переглядываются: вот за такие слова  и
ругали перед  войной  полковника Маринова, за перегиб в  пользу заграждений,
который оказался вовсе не перегибом.
     - Знаю, знаю, - нетерпеливо наседает  командующий. - За  войну,  за эти
три с лишним месяца я много слышал о тебе,  полковник. Знаю,  как ты готовил
партизан  в  Чернигове, Орле, Киеве.  Спасибо. Твои  ученики  -  инструкторы
минного дела - уже работают и у нас в Харькове. Ты давай конкретнее!
     - Наша  задача,  -  откликается  полковник,  - помочь войскам задержать
наступление немцев на город на  его подступах, а в случае,  если они возьмут
город...
     Полковник  Маринов  спокойно  выдерживает  гневный взгляд командующего.
Нет, полковник Маринов не паникер, не пораженец.
     -  А  в  случае,  если  они  все-таки  возьмут  Харьков,  -  продолжает
хладнокровно полковник, - зажечь землю под их ногами...
     - Какие кадры у вас? - в упор спрашивает командующий.
     Вверенная  мне  оперативно-инженерная  группа  состоит из подразделения
спецминирования  под  командованием   подполковника  Ясенева  и   тринадцати
командиров-специалистов,  окончивших  Военно-инженерную   академию.  Да  еще
группа инструкторов из школы партизан-подрывников в Орле, которых я захватил
по  дороге  из  Москвы.  Это  командный  состав. Общее  руководство поручено
генерал-лейтенанту Олевскому. По согласованию с Генштабом штаб вашего фронта
выделил   в   помощь   нам  четыре  саперных  батальона...   Помогать  будет
железнодорожная бригада.
     - Маловато! - резко перебивает его маршал и что-то записывает в большом
блокноте. - Дам еще отдельный саперный батальон. Какая техника у вас?
     -   Мы  привезли  достаточно   новейших   электрохимических,   часовых,
вибрационных, инерционных  взрывателей для  крупнейшей  минно-заградительной
операции. Будем минировать коммуникации, аэродромы, все военные  объекты. Но
нам  нужны  корпуса  для  мин,  нужны буры - словом,  нужна  большая  помощь
заводов, рабочего класса. Приводят в качестве примера и образца знаменитую в
военной  истории  операцию  "Альберих"  -  операцию  кайзеровской  армии  по
разрушению и  минированию  района во Франции перед немецким  отступлением  в
годы первой  мировой  войны. Разумеется, у нас масштабы иные - тот район был
гораздо  меньше  Харьковского.  А  главное,  там  это  была  чисто  военная,
техническая  операция, а  у  нас Харьковская операция должна стать операцией
народной Отечественной  войны. Без  помощи рабочего  класса, повторяю, мы не
сможем осуществить задание. К примеру, придется устанавливать некоторые мины
на глубину до двух метров. Лопатой это делать неудобно, долго, а буров у нас
нет...
     - Сам знаешь, - перебивает  его, нахмурившись, маршал, - рабочие сейчас
трудятся  с небывалой,  нечеловеческой  нагрузкой.  Идет демонтаж, эвакуация
промышленности.  Но раз нужно...  Свяжу  тебя  с членом Военного  совета,  с
хозяевами города -  обком  и горком партии нам крепко  помогают. "Альберих",
говоришь?  Мы  покажем Гитлеру  такой  "Альберих", что долго  помнить будет!
Народная операция Отечественной войны - это вы хорошо придумали. Когда народ
с армией, никто нас не одолеет! Звоню члену Военсовета...
     У  члена  Военного  совета  -  почти такая  же  длинная очередь,  много
гражданских и, конечно, табачный  дым, хоть  топор вешай. Телефонные звонки,
перестук "ундервудов", возбужденный говор.
     После разговора с командующим у полковника  Маринова заметно улучшилось
настроение. Тяжелые неудачи маршала под Смоленском  и Рославлем, кажется, не
оставили на  нем и следа.  Он по-прежнему уверен в себе, а такая уверенность
очень  нужна  сейчас  здесь.  Небось  немцы,  хвастая на  весь  мир  о своей
неслыханной  победе под Киевом,  где они  якобы уничтожили  по  крайней мере
треть  Красной Армии, думают, что  в больших русских штабах царят  отчаяние,
развал,  страх. А  тут  - тут штабной мотор  работает на полных оборотах, во
всем чувствуется  наэлектризованная  деловитость.  Все понимают  серьезность
положения, но, сцепив зубы, делают дело - ближайшее, неотложное дело!
     Распахивается  обитая кожей дверь  кабинета, оттуда  доносятся быстрая,
громкая речь, рубленые фразы:
     -   Ускорить   демонтаж   главных  цехов  Харьковского   тракторного!..
Приступить к  эвакуации  дизелестроительного!.. Не выпускайте из поля зрения
ни одного колхоза!.. Обеспечить продовольствием людей на окопах!..  Налад