меньше опасностей,  чем
в море. На пути к ближайшим греческим поселениям кочевали враждебные племена
синдов и скифов. Попавшие в плен навеки становились рабами.
   - Навряд ли кто-нибудь спасся, - задумчиво сказал  капитан.  -  Наскочили
они на банку скорее всего ночью. Днем ее можно было  бы  заметить  по  цвету
воды. А ночью все спали, так и пошли ко дну в каютах... А что же это было за
судно, профессор? Как оно  выглядело,  любопытно  узнать.  Похоже  на  наши,
современные?
   - Вопрос весьма нелегкий, уважаемый Трофим Данилович, -  покачал  головой
профессор. - Мы знаем по описаниям военные корабли греков - триеры.  На  них
плавало до двухсот гребцов. Торговые суда, конечно, были поменьше. Но до сих
пор нет в музее даже модели такого корабля. Некоторое представление мы можем
получить только по увеселительным  лодкам  римского  императора  Траяна.  Их
удалось найти при  осушении  озера  Неми  в  Италии.  Но  одно  дело  лодки,
предназначенные для увеселительных прогулок по тихому, небольшому  озеру,  а
совсем иное - настоящие торговые корабли, на которых  древние  мореплаватели
совершали свои походы. Некоторые  греческие  города-полисы,  как,  например,
Милет, имели сотни заморских колоний,  куда,  конечно,  они  часто  плавали.
Недаром милетских купцов прозвали "вечными мореходами". Найти  целиком  хоть
один корабль, на котором они странствовали, конечно,  весьма  заманчиво  для
науки. Но - увы! - дерево не сохраняется в морской воде. А все корабли в  те
времена строили только из дерева.  Сейчас  уже  известно  несколько  находок
древних затонувших судов. Но всюду, как и в  нашем  случае,  находят  только
амфоры  и  отдельные  металлические  части  судов.  Сами  же  корабли  давно
растворились в морской воде.
   - А если попытаться хотя бы восстановить облик этого  корабля?  -  сказал
Аристов.  -  Ведь  груз,  уцелевший  до  наших  дней,  хранился  в  каком-то
определенном  порядке:  в  трюмах,  в  каютах.  Значит,  по  находкам  можно
представить устройство корабля, верно, Василий Павлович?
   - Верно, - согласился Кратов. - Я уже пытаюсь сделать нечто подобное.  Не
случайно же я требую от каждого из вас точно сообщать,  где  именно  сделана
каждая находка, в каком квадрате. Все эти данные  я  наношу  на  специальную
схему...
   - Почему же вы нам не показываете?
   - Покажите! - зашумели мы.
   -  Она  еще  не  готова,  -  отказывался  профессор.  Но  потом  уступил,
отправился в каюту и принес оттуда большой лист ватмана.
   Он  расстелил  его  на  палубе,  аккуратно  приколов  кнопками.  Цветными
карандашами были обведены склон рифа с уступом, на котором мы  нашли  первую
амфору, и участок дна у подножия скалы,  где  покоился  затонувший  корабль.
Пунктир намечал контуры самого корабля. Местами  он  прерывался:  значит,  в
этом месте мы еще не копались.
   - Судя по всему, корабль ударился о риф  правым  бортом  и  очень  быстро
пошел ко дну, - пояснял Василий Павлович, водя  тупым  концом  карандаша  по
карте. - Лег он на дно так, что его нос оказался чуть приподнятым, а  правый
борт наклоненным. - Как я это узнал? - профессор хитро прищурился  и  окинул
взглядом наши лица. - Методом почтенного Шерлока  Холмса,  которым  вы  все,
наверное, еще недавно увлекались, сиречь путем  логических  рассуждении.  И,
конечно, наблюдений за местом раскопок с помощью телевизора. Ну-ка, проверим
вашу наблюдательность и сообразительность. Прежде  всего,  кто  мне  скажет,
куда повернут носом  затонувший  корабль:  к  скале  или  в  противоположную
сторону от нее?
   - К скале, - торопливо ответил Миша Аристов.
   - Правильно, но почему ты так решил?
   - Не мог же он удариться о скалу кормой.
   Кратов засмеялся.
   - Довод действительно весьма резонный. Конечно, корабль  плыл  не  кормой
вперед, а носом. Но  я  пришел  к  тому  же  выводу  несколько  иным  путем.
Вспомните, где Светлана нашла статуэтку?
   - Почти у самого подножия скалы, - сказала Светлана.
   - А что это означает? Статуэтку, конечно, везли не в трюме. Она  украшала
каюту кого-то из моряков, вероятно, самого капитана. А в те времена,  как  и
поныне, для жилых помещений отводилось самое неудобное место - на баке,  где
больше всего качает.  Кормовую  же  часть  занимали  трюмы  для  грузов.  Мы
действительно находим амфоры не там, где обнаружена статуэтка,  не  у  самой
скалы, а в некотором отдалении от нее. Так?
   - Так! - хором ответили мы.
   - Теперь разберем второй вопрос. Откуда мне известно, что судно ударилось
о скалу именно правым бортом и получило большую пробоину? Ну, кто скажет?,
   Мы все переглядывались, словно ожидая друг от друга подсказки, и молчали.
В самом деле: как это узнаешь? Ведь бортов не сохранилось,  попробуй  теперь
переделить, в каком из них зияла пробоина?
   - Задумались, шерлоки холмсы? - насмешливо сказал Кратов. - А все потому,
что больше работаете руками, чем головой. Для археолога же  и  то  и  другое
одинаково важно. Вы обратили внимание, как расположены амфоры на дне?  Здесь
они почему-то лежат в полном беспорядке; А вот в этом месте вы  их  находили
целыми гнездами, словно аккуратненько  уложенными  в  штабели.  Почему  так?
Рядами амфоры были уложены в трюме корабля, и часть их так  и  осталась  там
лежать после крушения. А другая часть груза вывалилась через разбитый борт а
рассыпалась по дну в беспорядке, И именно справа от  судна,  раз  оно  лежит
носом к скале. Значит, поврежден правый борт.
   Нам все стало  ясно,  и  доводы  Василия  Павловича  казались  совершенно
неопровержимыми. Как только мы сами не додумались до этого?
   - Теперь нам предстоит  продвинуть  раскопки  вот  сюда,  чтобы  уточнить
контуры судна, - продолжал Кратов, показывая на те места схемы, где  пунктир
обрывался и начинались "белые пятна". - Но в  этом  году  мы,  вероятно,  не
успеем все закончить. Только после полного  завершения  раскопок,  уважаемый
Трофим Данилович, мы, может  быть,  сумеем,  наконец,  ответить  на  вопрос,
интересующий нас всех, - как же были устроены суда у древних греков?
   - Как, Василий Павлович, неужели мы не закончим работу  в  этом  году?  -
огорчилась Светлана. - Мы вам будем доставать по сто амфор в день!
   - Вот этого-то я как раз и боюсь, - покачал головой профессор. - Опасаюсь
вашей прыти. Она ни к чему хорошему при раскопках не приводит.  Поймите  же,
что не амфоры нужны. Их много в музеях, а вот  судна  ни  одного.  КОГДА  мы
выберем все амфоры, тогда только и начнется, в сущности,  настоящая  работа.
Придется применять какие-нибудь машины, что ли, и  просеять  весь  песок  на
месте крушения. Только так, по крупицам, и добывается в археологии истина. И
конечно, в этом году мы все проделать не успеем. Уже  сентябрь,  скоро  вода
станет холодной...
   - По последнему прогнозу, - вмешался капитан, - в ближайшие  дни  следует
ожидать хорошего шторма. А тогда придется бежать отсюда.  Если  прижмет  наш
"Алмаз" к банке Магдалины, то как бы нам не повторить последний путь  вашего
древнего корабля - на дно  морское.  Море-то  ведь  осталось  таким  же,  не
постарело за две тысячи лет.
   - Вот видите, - засуетился Кратов, свертывая свою схему.  -  Значит,  для
работы остались буквально считанные дни. Не будем же их  растранжиривать  на
всякие происшествия!
   Он все-таки чудак  немножко,  наш  старик.  Как  будто  мы  нарочно  ищем
приключений или сами вызываем "всякие происшествия"! Море есть  море.  Когда
ныряешь, не знаешь, какие сюрпризы поджидают в его глубинах.
   Отдохнув, мы на следующий день взялись за  работу  с  большим  азартом  и
подняли на поверхность двадцать шесть амфор!
   Выкапывая их из песка, я мечтал уже о других, более интересных  находках.
Меня все время тянуло порыться в том  месте,  где  Светлана  нашла  чудесную
статуэтку. Видимо, там были каюты команды или капитана. Может быть, в  песке
у подножия скалы скрыты какие-нибудь сокровища?
   Перед очередным погружением я отозвал Михаила в сторону и сказал:
   - Помнишь наш уговор? Теперь моя очередь поискать что-нибудь  интересное,
пока ты за меня будешь раскапывать амфоры.
   - Справедливо, синьор, - согласился он. - Но мы же  с  тобой  работаем  в
разных нарах. Поменяйся со Светланой, тогда я смогу выполнить свое обещание.
   Осуществление  своего  плана  я  решил  отложить  до  другого  дня.   Но,
проснувшись утром, сразу понял, что ничего из моего замысла не выйдет: койка
раскачивалась; по полу каюты, как живые, ползали чьи-то  ботинки;  переборки
скрипели; на полочке дребезжал графин. Начинался шторм, а это значит - конец
нашей работе.
   Я вышел на палубу. Она качалась и ускользала из-под ног. На крыле мостика
стоял капитан в плаще, придерживая обеими руками фуражку.
   - Три балла! - весело крикнул он мне, - И ветерок крепчает!
   Нашел чему радоваться. Конечно, старик ни за что не разрешит дам  сегодня
опускаться. Инструкция "не рекомендует" погружения даже при волнении  в  два
балла. А почему? Ведь на дне сейчас спокойно, как всегда. Волнение  затихает
уже в нескольких метрах от поверхности моря.
   В десять часов мы собрались на  совещание  в  кают-компании.  Кратов  был
мрачен и сразу предоставил слово капитану.
   - Мнe жаль вас огорчать, Василий Павлович, - сказал тот, -  но,  судя  по
всему, придется уходить. Ветер крепчает, и к ночи достигнет баллов шести. На
таком грунте мы не устоим и  на  двух  якорях.  Придется  дальнейшие  поиски
отложить.
   Кратов поднял голову, тяжело вздохнул и пожал плечами.
   - Ну что же, - сказал он медленно, -  с  морем,  конечно,  не  поспоришь.
Только как мы сможем в следующий раз найти это место?
   - Об этом вы не беспокойтесь, запеленгуем наше  положение,  и  в  будущем
году вы точно придете сюда.
   Кратов помялся, а потом со смущенной улыбкой добавил:
   - Если бы можно... было как-нибудь... прикрыть место раскопок... На  суше
мы всегда так непременно делаем. А то размоет все штормом, - и  выжидательно
посмотрел на капитана.
   - Это на дне-то? - капитан громко рассмеялся. - Простите,  профессор,  но
вы плохо знаете море.  Поверьте  мне:  там,  где  лежит  затопленное  судно,
сейчас- полный штиль. Если уж ваши  амфоры  за  двадцать  веков  не  разбило
вдребезги, то наверняка ничего с ними не случится еще за год.
   - Вы правы, - смутился Василий Павлович, Но  по  выражению  лица  Кратова
было видно, что  слова  капитана  его,  все-таки  не  успокоили.  Он  боялся
потерять так счастливо найденный корабль.
   Заметил это и капитан и, подумав, предложил:
   - А что, если нам поставить под водой сигнальные  буйки?  Чтобы  надежнее
определить границы раскопок? На поверхности их могут сорвать зимние  штормы,
да и не стоит привлекать к этому месту  внимание.  А  если  их  укрепить  на
якорьках метрах в двух от дна, то никакая волна не потревожит.
   Как загорелись мы этой идеей!  Еще  бы:  совершить  погружение  в  шторм!
Воспоминаний хватит надолгоПрофессор засомневался:
   - Предложение весьма заманчиво, Трофим  Данилович.  Но  ведь  работать  в
Шторм под водой запрещает инструкция.
   - А вы не читайте ее, - -к нашему восторгу, добродушно ответил капитан. -
В шторм инструкции листать некогда. Да и .разве  предусмотришь  в  -них  все
случаи? Ребята у вас бравые, ныряют отлично. А если вы в  них  сомневаетесь,
могу  послать  кого-нибудь  из  своих  морячков.  Вот  Курзанову,  например,
доводилось нырять и не в такой шторм, чтобы освободить от намотавшихся сетей
рулевое перо...
   Мы никак не ожидали от капитана  такой  прыти  и  так  зашумели,  что  он
шутливо замахал на нас руками и закричал:
   - Да это форменный бунт! По морским законам я могу  вас  всех  перевешать
сейчас на рее!
   Однако его предложение подменить  нас  задело  и  начальника  экспедиции.
Кратов потребовал тишины и сказал решительно:
   - Так и сделаем. Аристову и Козыреву готовиться к  погружению,  Павлик  и
Борис страхуют.
   С помощью матросов мы быстро привязали к двум буйкам тяжелые  грузила  на
коротеньких тросах. Сначала выбрали  более  яркие  красные  буйки,  а  потом
сообразили, что под водой они потеряют яркость и будут плохо заметны. Решили
их заменить белыми.
   Буйки  с  грузилами  надо  было  сбросить  на  дно  и  щючно  укрепить  у
предполагаемого носа и кормы затонувшего корабля.
   На этот раз погружением руководил капитан. Нам  предстояло  спускаться  в
воду не с трапа, как обычно, а не веревочной лестнице, спущенной со  стрелы,
чтобы волна не шарахнула нас о стальную обшивку судна. Стрела же, с  помощью
которой на палубе поднимают грузы, выступает далеко над бортом.
   Первым полез на  стрелу  Михаил.  Он  неуклюже  спустился  по  веревочной
лесенке и повис на ней, выжидая набегающую волну. Вот она накрыла его. Мишка
разжал руки и сразу ушел на глубину. Это у него довольно  легко  получилось.
Наступила моя  очередь.  Стрела  сильно  раскачивалась,  я  чувствовал  себя
котенком, вцепившимся в маятник стенных  часов  и  не  зияющим  теперь,  как
спрыгнуть на землю. Дважды чуть не сорвался и не полетел в  бушующие  волны.
Нелегко было во время качки с, тяжелыми баллонами за  спиной  спускаться  по
лесенке. Зыбкие веревочные ступеньки предательски ускользали из-под ног.
   Зато, очутившись в воде,  я  сразу  почувствовал  облегчение,  как  рыба,
вернувшаяся в родную стихию. Волна качнула меня и властно потянула  вниз.  С
каждым метром глубины вода становилась прозрачнее и спокойнее.
   Спустившись на дно,  я  увидел  ожидавшего  меня  Михаила.  Телевизионную
установку уже подняли на борт, и дно, где  еще  вчера  мы  с  таким  азартом
работали, выглядело теперь пустынным и заброшенным. Волнение здесь совсем не
ощущалось. Только чуть колыхались стебельки водорослей, торчавшие из песка.
   Михаил поднял руку. К нам неторопливо опускался буек, покачиваясь, словно
воздушный  шар.  Немного  правев  и  выше  его  виднелся  и  другой.  Михаил
направился к нему, а я, поймав первый буй, потащил  его  к  подножию  скалы,
чтобы отметить носовую часть корабля.
   Установка буя заняла не больше  пяти  минут.  Закончив  ее,  я  огляделся
вокруг. До чего мне хотелось покопаться напоследок в  песке!  Ведь  как  раз
сюда я давно стремился. Не упускать же такую возможность!
   Определив  примерно  место,  где  Светлана  нашла  статуэтку,   я   начал
разгребать песок чуть левее.  По  схеме  Кратова  каюта  капитана  погибшего
корабля должна была находиться где-то здесь.
   Рылся я пять минут, десять, но безрезультатно. Мои пальцы не  нащупали  в
песке ничего, кроме двух обломков скалы, а в запасе оставалось всего  десять
минут.
   Обозлившись, я стал так разгребать  песок,  что  вокруг  поднялась  муть.
Видел бы Василий Павлович, как я веду раскопки, ох и отругал бы меня!
   И  вдруг  левая  моя  рука  нащупала  какой-то  острый   предмет.   Чтобы
рассмотреть, что это такое, мне пришлось поднести его к самым глазам,  такая
мутная стала вокруг вода. Это оказался всего-навсего черепок глиняной чашки!
   Как ни странно, даже такая ничтожная находка придала мне силы. Значит,  я
все-таки  на  правильном  пути:  чашки  могли  находиться  именно  в   жилых
помещениях,  где  готовили  пищу,  обедали,  спали.  И  я  решил  продолжать
раскопки.
   Но не прошло и минуты, как сигнальный  конец,  обвязанный  вокруг  пояса,
трижды туго натянулся, Меня вызывали наверх.
   "Покопаюсь еще хоть несколько минут", - подумал  я  и,  сообщив  ответным
подергиванием троса, что сигнал понял и выполняю  его,  продолжал  рыться  в
песке.
   Что-то круглое попалось мне под руку... Словно палка или, скорее,  тонкое
бревно. Неужели дерево сохранилось в воде?! Я лихорадочно потянул бревно  из
леска. Оно оказалось коротким или, может, обломилось?
   Разбираться некогда. Сверху  решительно  потянули  за  сигнальный  конец.
Прижимая обеими руками к груди найденный обломок, я покорно начал всплывать.
   Подтащив меня кверху метров на десять, трос  слегка  отпустили,  чтобы  я
сделал необходимую по инструкции остановку.
   Здесь вода была чище, и я смог наконец рассмотреть свою находку. Это  был
вовсе не обломок бревна, как  мне  показалось  сначала.  Я  держал  в  руках
странный  цилиндр  длиною  почти  в  полметра,  а  диаметром  сантиметров  в
двадцать. Я поскреб его кончиком кинжала, счищая плесень.
   Цилиндр несомненно был металлический!
   "Разум отказывается верить."
   Пока я нырял, море за какие-то полчаса разгулялось  не  на  шутку.  Волна
едва не  ударила  меня  о  борт  корабля.  Мне  не  удавалось  уцепиться  за
веревочную лестницу: ведь руки-то были заняты. .
   К счастью, с палубы заметили это и поспешили на помощь. Один из  матросов
влез на стрелу и повис над волнами на  веревочной  лесенке.  Я  передал  ему
цилиндр  и,  выбрав  момент,  крепко  вцепился  в  лестницу.  Потом   стрелу
повернули, и она плавно перенесла нас по воздуху прямо на палубу.
   Еще паря в воздухе, я увидел, какое свирепое лицо у  Кратова.  Надо  было
первому переходить в наступление. Выхватив из рук матроса найденный цилиндр,
я молча подал его оторопевшему профессору.
   Он повертел его в руках и вдруг крепко прижал к груди:
   - Циста! Боже мой, это же циста! Я. боялся надеяться - и вдруг...
   Никто ничего не понимал. А старик, не выпуская находки из рук,  подскочил
ко мне и трижды поцеловал в мокрую щеку.
   - Ты понимаешь, что ты нашел? - спросил он. - Это же листа!
   Я постарался изобразить на лице изумление и радость,  но,  наверное,  это
мне не очень удалось,  петому  что  Кратов  покачал  головой  и  укоризненно
сказал:
   - Они не знают, что такое циста! - тут он посмотрел на своих студентов. -
И еще собираются стать  археологами!  Благодарите  судьбу,  что  сегодня  не
экзамен. Я бы всем вам недрогнувшей рукой поставил по двойке!
   Он поднял цилиндр высоко над головой и торжественно проговорил:
   - Запомните раз и навсегда - в таких  медных  футлярах  греки  перевозили
книги и рукописи.  Это  бесценная  находка,  потому  что  рукописей  древних
сохранилось ничтожно мало. Мы знаем, что великий Софокл написал сто двадцать
три пьесы, а дошло до нас только семь.  Понимаете  теперь,  как  дорога  для
науки каждая -вновь найденная древняя рукопись?!
   - А вдруг эта циста пуста? - испуганно перебил я профессора.
   Василий Павлович сердито посмотрел на меня, словно я покушался отобрать у
него драгоценную находку. Он снова начал вертеть цилиндр в руках.
   - Не может быть,  -  сказал  он  наконец.  -  Кто  станет  так  тщательно
запечатывать пустой футляр? В нем несомненно что-то есть. Сейчас проверим...
   Сопровождаемый чуть ли не всеми, кто оказался на палубе, Кратов спустился
в каюту. Торопливо стянув с себя маску и  переодевшись,  я  через  несколько
минут исследовал за ними, но в каюте Кратова никого не  нашел.  Оказывается,
туда набралось столько  желающих  присутствовать  при  вскрытии  цисты,  что
пришлось всем перебраться в более просторную кают-компанию.
   Когда я протолкался туда, Василий Павлович, расстелив  на  столе  большой
лист бумаги, уже осторожно соскабливал с цисты наросшие за  века  водоросли:
Находка, видимо, действительно очень  взволновала  его,  потому  что  против
обыкновения он стал необычайно разговорчив.
   - Циста... Я мечтал с самого начала.. - не  очень  связно  восклицал  он,
возясь с цилиндром. - Помните, когда нашли статуэтку, я сразу  подумал,  что
на корале... плыл человек, интересующийся искусством. У него  могли  быть  и
рукописи. Сейчас мы узнаем, какие... Сейчас  мы  посмотрим,  что  же  в  ней
таится...
   Я   постепенно   проталкивался   поближе   к    столу.    Как    главного
виновника-торжества меня пропускали, хотя и не слишком охотно.
   Между тем профессор  острым  скальпелем  продолжал  счищать  водоросли  с
медного позеленевшего цилиндра.
   Что в нем? А вдруг мне посчастливилось  подарить  миру  неведомую  раньше
трагедию Софокла? Или  Эсхила?  Или  какой-нибудь  удивительный  философский
трактат, который перевернет в