x x

   Этот   рассказ  записан  со   слов   суворовца  Алексея  Казарина  на
торжественном  вечере  23  февраля  в  Краснознаменном зале  знаменитого
Суворовского училища на Волге.
   После Алеши с воспоминаниями о гражданской войне выступал седобородый
ефрейтор Арсений Казарин,  который теперь служит здесь,  в  училище,  на
хозяйственной должности.


КОМСОМОЛЕЦ КОЧМАЛА
   Летчик Афанасий Петрович Кочмала был любимцем своего полка.  Без него
не обходилось ни одно собрание,  заседание, комиссия; его выбирали везде
и  всюду.  И  он  не отказывался.  Не любил только выступать на больших,
торжественных  собраниях:   незнакомые  председатели  часто  путали  его
фамилию. Скажут, бывало:
   - Слово предоставляется товарищу Куча... мала!
   И в зале засмеются.
   Выйдет он  на  сцену,  а  ростом невелик,  и  если  попадется высокая
трибуна,  так его за ней и не видно,  только нос торчит,  как у воробья,
залетевшего в скворечню.
   Ну, и опять в зале смех.
   И  что бы он ни сказал,  все кажется смешно,  хотя он не думал никого
смешить и очень редко улыбался.
   Так  и  на  войне  с  ним  повелось.  Прилетели  летчики  из  первого
воздушного боя, стали докладывать, кто что сбил.
   Один сбил "Юнкерс", другой - "Мессершмитт".
   - А я сбил колбасу! - докладывает Кочмала.
   Ну,  и все,  конечно, смеются. А что тут смешного? Ведь каждый знает,
что  "колбасой" называется привязной аэростат,  с  которого наблюдают за
полем боя,  и  сбить его не  так просто:  аэростат охраняют и  зенитки и
истребители.
   Стали Кочмалу к ордену представлять, а летчики шутят:
   - За колбасу!
   Даже когда он докладывал командиру сведения воздушной разведки, и тут
ждали от него чего-нибудь смешного.
   Вот развертывает он свой планшет и указывает на карту:
   - У излучины реки я заметил среди стогов сена один фальшивый, под ним
что-то замаскировано: не то радиостанция, не то наблюдательный пункт...
   - Почему вы так думаете?
   - К этому стогу от реки тропинка ведет. Я спикировал пониже - смотрю,
у стога ведро воды стоит... Неужели сено пить хочет?
   Услышав  такой  доклад,   мотористы  потом  весь  вечер  смеялись.  А
штурмовики ударили по стогу и не ошиблись - под сеном фашисты оказались.
   Стали посылать Кочмалу командиром боевой группы.
   Однажды  ведет  он  шестерку  истребителей над  вражеским  шоссе.  На
асфальте никого,  словно веником подмели:  ни машин,  ни солдат. В ясный
зимний денек  фашисты не  ездили,  боялись нашей  авиации.  Вокруг стоят
хвойные леса, засыпанные снегом. Тихо-тихо, словно все вымерли.
   Вдруг Кочмала командует:
   - За мной! Атакуем!
   И устремляется в пике на кучу молодых елок.
   Летчики пикируют и  удивляются:  зачем это он,  на кого,  на елки?  А
Кочмала бьет по елкам из пушек и пулеметов,  и летчики видят чудо:  иные
деревья валятся, а иные в разные стороны бегут.
   Не бывало еще такого в природе, чтобы елки разбегались!
   Оказалось,  что фашисты, маскируясь от авиации, стали ходить с елками
на плечах.  Сверху посмотришь -  дерево, а под ним - солдат. Не обратишь
внимания на рощу, а под ней - целый батальон.
   - Как же ты догадался? - спрашивали Кочмалу товарищи.
   - Очень просто!  Я смотрю:  большие леса стоят снегом засыпаны, а при
дороге елки зеленые.
   При этом простом объяснении опять почему-то все смеются.
   И только никто не засмеялся, услышав про подвиг Кочмалы.
   Однажды  ему  поручили проверить мастерство молодого летчика,  только
что прибывшего в полк.
   - Ну что ж, - сказал Кочмала, - полетим пофигуряем?
   Они  сели  в  двухместный учебный  самолет  и  стали  проделывать над
аэродромом фигуры высшего пилотажа.
   Так  носились,  что  залюбуешься.  И  вдруг  из-за  облаков  вынырнул
фашистский  самолет.   Громадный,   двухмоторный,   дальний   разведчик.
Высмотрев что-то важное в  нашем тылу,  он быстро несся курсом с востока
на запад.
   Такого упустить нельзя!
   Но что делать? Пока поднимутся боевые самолеты с аэродрома, он уйдет.
В  воздухе  один  Кочмала  на  безоружном учебном  "ястребке".  И  вдруг
командир услышал его голос по радио:
   - Разрешите догнать?
   - Догнать и наказать! - приказал командир.
   И  увидели,  как  учебный  самолет погнался за  уходящим разведчиком.
Минута - и они скрылись из глаз.
   Что же теперь будет?  Ведь у  Кочмалы ни пушек,  ни пулеметов,  он на
учебной машине.
   - Что-нибудь будет,  -  сказал кто-то  из  мотористов.  -  На то он и
Кочмала...
   Некоторые попытались шутить, но как-то уж не шутилось.
   А  вечером весь  аэродром был  взбудоражен.  Вернулся молодой летчик.
Растрепанный, в разорванном комбинезоне и без шлема.
   - А Кочмала где?
   - Я не знаю. Он мне приказал - прыгай...
   - Ну?
   - Я  прыгнул и зацепился парашютом за деревья.  Потерял шлем,  унты и
поцарапался, вот... Меня партизаны с сосны сняли.
   - Ну, а с Кочмалой что?
   _ Он полетел дальше. Немец от него, а он за
   ним.
   Вот и все, что рассказал молодой летчик.
   А наутро приехали на аэродром офицеры-зенитчики и спрашивают:
   - Где у вас летчик, который вчера с парашютом выбросился? Жив-здоров?
   Увидели молодого пилота и стали его поздравлять:
   - Ловко это у вас получилось!  Сами с парашютом, а самолет свой прямо
немцу под хвост...  Только щепки от "Юнкерса" полетели,  так и загудел в
лес.  С полчаса потом все дым и пламя. Вы своего самолета не жалейте: вы
сбили  дальнего разведчика,  который сфотографировал важный  объект.  Вы
достойны большой награды.
   - Это не я - там был другой, - смущенно ответил пилот.
   Зенитчики примолкли,  поняв,  что они привезли в  полк весть о гибели
героя. Печально стало в полку, но ненадолго.
   Как-то раз вернулись летчики с разведки и говорят:
   - Жив Кочмала!  Ничего ему не делается, опять чудит. Летим-смотрим: в
тылу у  противника на  снегу огромная стрела из  еловых веток выложена и
указывает на кладбище. Ударили мы по нему - а оттуда фашисты как тарака-
ны. Оказывается, они  среди  могил  замаскировались...  и напросились  в
покойники!  Ну  кто  же  это  мог подстроить,  как не  Кочмала!  Он  это
действует.  Не  на  самолете,  так  пешком  врагов бьет...  Где-нибудь в
партизанах.
   Так в полку появилась легенда, что Кочмала не погиб.
   И  при  каждом  передвижении вперед летчики ожидали,  что  вот-вот  с
освобожденной территории на  какой-нибудь  попутной машине  появится сам
Кочмала  и,  отрапортовав  командиру,  что  выполнил  приказ  -  наказал
фашистского разведчика, - обязательно скажет что-нибудь смешное.


ИВАН ТИГРОВ
   На  Москву  фашисты  ехали  по  шоссе.  В  деревню Веретейка даже  не
заглянули. Что в ней толку: в лесу стоит, а вокруг - болота. А вот когда
от Москвы побежали -  удирали проселками.  Наши танки и самолеты согнали
их  с  хороших дорог  -  пришлось гитлеровцам пешком топать по  лесам  и
болотам.
   И вот тут набрели они на Веретейку.
   Заслышав о  приближении врагов,  все  жители  в  лес  убежали  и  все
имущество либо в землю зарыли, либо с собой унесли.
   Ничего врагам не досталось, ни одного петуха. Словно вымерла деревня.
   А  все-таки  два  человека задержались:  Ваня  Куркин и  его  дедушка
Севастьян.
   Старый пошел рыболовные сети прибрать,  да  замешкался,  а  малый без
деда не хотел уходить, да тут еще вспомнил, что в погребе горшок сметаны
остался, хотел одним духом слетать и тоже не успел.
   Высунул нос из погреба -  смотрит,  по домам уже немцы рыщут. И танки
по улице гремят.
   Дедушка свалился к нему с охапкой сетей в руках,
   - Ванюша,  затаись, тише сиди, а то пропали! - шумит глухой под носом
у немцев..
   В  его глухоте был внучек виноват.  Когда Ваня был поменьше,  озорные
парни его  подговорили деду в  ружье песку насыпать.  Так,  мол,  крепче
выстрелит.
   Дед пошел по зайчишкам -  ружье не проверил, не заметил, что в стволе
песок. Приложился по косому, выпалил, ружье-то и разорвалось.
   С тех пор дед оглох - кричит, а ему кажется, что говорит тихо. Беда с
ним!
   Немцев мимо деревни прошли тысячи,  но,  видно, торопились: погреб не
обнаружили. Когда движение утихло, Ваня осторожно выглянул и удивился.
   Перед  околицей в  песчаных буграх  немцы  успели нарыть большие ямы.
Спереди тщательно замаскировали их кустами и плетнем.
   В одной яме поставили танк,  громадный,  почти с избу.  Страшный.  На
боках черные пауки нарисованы - свастика.
   Ваня понял, что это засада.
   И  как  же  хитро этот  танк действовал!  Когда вышли на  дорогу наши
танки,  он их обстрелял.  Стрельнет -  и  тут же уползает из одной ямы в
другую.
   Наши стреляют туда, где заметили вспышку от выстрела, а танка там уже
нет: он в другую яму уполз.
   И  страшно  Ване,  дух  захватывает,  сердце  останавливается,  когда
снаряды рвутся, а любопытство пуще страха.
   "Неужели,  -  думает он, - немцы хитрей наших, а?" И такая досада его
берет, зубы стискивает.
   "Была бы у меня пушка, я бы вам показал, как в прятки играть!"
   Ну, какая же у него пушка! Горшок сметаны, завязанный в тряпку, - вот
и все оружие!
   Да в тылу у него глухой дед прячется под сетями - тоже невелика сила.
   И хочется Ване своим помочь, а пособить нечем.
   Неожиданно стрельба кончилась.
   Наши танки отошли.  Наверно,  пошли обхода искать.  Или за  подмогой.
Ведь им могло показаться, что танков здесь много.
   Фашисты вылезли из своего танка - потные, грязные, страшные.
   Достают заржавленные консервные банки. Вскрывают ножами, едят, что-то
ворчат про себя.
   "Ишь  ты,  наверно,  ругаются,  что  курятины  у  нас  в  деревне  не
нашли!" - подумал Ваня.
   Посмотрел на горшок и усмехнулся:  "И не знают,  что рядом свеженькая
сметанка..."  И  тут мелькнула у него такая мысль,  что даже под сердцем
похолодело:
   "Эх, была не была... А ну-ка, попробую! Хоть они и хитры, а не хитрей
нашего деда!"
   И он выкатился из погреба, держа обеими руками заветный горшок.
   Бесстрашно подошел к немцам.
   Фашисты насторожились, двое вскочили и уставились на него в упор:
   - Маленький партизан?
   А Ваня улыбнулся и, протягивая вперед горшок, дружелюбно так сказал:
   - А я вам сметанки принес. Во, непочатый горшок... Смотри-ка!
   Немцы переглянулись.
   Один подошел.  Заглянул в горшок.  Что-то сказал своим.  Потом достал
раскладную ложку, зацепил сметану и сунул Ване в рот.
   Ваня проглотил и замотал головой:
   - Не, не отравлена. Сметана - гут морген! - И даже облизнулся.
   Немцы одобрительно засмеялись.  Забрали горшок и  начали раскладывать
по  своим котелкам:  всем  поровну,  начальнику больше всех.  Мальчик не
соврал: сметана хороша была.
   А Ваня быстро освоился.
   Подошел к танку, похлопал по пыльным бокам и похвалил:
   - Гут ваша танка, гут машина... Как его зовут? "Тигра"?
   Немцы довольны, что он их машину хвалит. Посмеиваются.
   - Я, я, - говорят, - тигер кениг...
   А Ванюша заглядывает в дуло пушки. Танк стоит в яме, и его головастая
пушка почти лежит на песчаном бугре. Так что нос в нее сунуть можно.
   Покосившись на  немцев,  которые едят  сметану,  Ваня осторожно берет
горсть песку,  засовывает руку в самую пасть орудия. Из нее жаром пышет:
еще не остыла после выстрелов.
   Быстро разжал Ваня ладонь и  отдернул руку.  Гладит пушку,  как будто
любуется.
   А сам думает:  "Это тебе в нос табачку, чихать не прочихать... Однако
маловато. Ведь это не то что дедушкино ружье - это большая пушка".
   Еще раз прошелся вокруг танка. Еще раз похвалил:
   - Гут "тигр", гут машина...
   И,  видя,  что немцы сметаной увлеклись и ничего не замечают, взял да
еще одну горстку песку таким же манером подсыпал.
   И  только успел это сделать,  как грянул новый бой.  На  дорогу вышел
грозный советский танк.  Идет прямо грудью вперед.  Ничего не боится.  С
ходу выстрелил и  первым снарядом угодил в пустую яму,  откуда вражеский
"тигр" успел уползти.
   Немцы бросились к своему танку. Забрались в него, запрятались и давай
орудийную башню поворачивать, на наш танк пушку наводить...
   Ваня нырнул в погреб.  В щелку выглядывает, а у самого сердце бьется,
словно выскочить хочет.
   "Неужели фашисты  подобьют наш  танк?  Неужели ихней  пушке  и  песок
нипочем?"
   Вот немцы приладились,  нацелились - да как выстрелят! Такой грохот и
дребезг раздался, что Ваня на дно погреба упал.
   Когда вылез обратно и  выглянул -  смотрит:  стоит "тигр" на  прежнем
месте,  а  пушки у  него нет.  Полствола оторвало.  Дым из него идет.  А
фашистские танкисты открыли люк,  выскакивают из  него,  бегут в  разные
стороны. Орут и руками за глаза хватаются.
   "Вот так, с песочком! Вот так, с песочком! Здорово вас прочистило!"
   Ваня выскочил и кричит;
   - Дед, смотри, что получилось, "тигру" капут!
   Дед вылез -  глазам своим не верит:  у  танка пушка с  завитушками...
Отчего это у нее так ствол разодрало?
   И  тут в  деревню,  как буря,  ворвался советский танк.  У брошенного
"тигра" остановился.
   Выходят наши танкисты и оглядываются.
   - Ага,  -  говорит один, - вот он, зверюга, готов, испекся... Прямо в
пушку ему попали.
   - Странно...  -  говорит другой.  -  Вот туда мы стреляли, а вот сюда
попали!
   - Может, вы и не попали, - вмешался Ваня.
   - Как так - не попали? А кто же ему пушку разворотил?
   - А это он сам подбился-разбился.
   - Ну да, сами танки не разбиваются: это не игрушки.
   - А если в пушку песку насыпать?
   - Ну, от песка любую пушку разорвет.
   - Вот ее и разорвало.
   - Откуда же песок-то взялся?
   - А это я немного насыпал, - признался Ваня.
   - Он, он, - подтвердил дед, - озорник! Он и мне однажды в ружье песку
насыпал.
   Расхохотались наши танкисты, подхватили Ванюшу и давай качать.
   Мальчишке раз десять пришлось рассказывать все сначала и  подъехавшим
артиллеристам,  и подоспевшим пехотинцам, и жителям деревни, прибежавшим
из лесу приветствовать своих освободителей.
   Он так увлекся, что и не заметил, как вернулась из лесу его мать. Она
ему всегда строго-настрого наказывала,  чтобы он без спросу в  погреб не
лазил,  молоком  не  распоряжался  и  сметану  не  трогал.  А  Ваня  тут
рассказывал, как обманул немцев на сметане.
   - Ах ты разбойник!  -  воскликнула мать, услышав такие подробности. -
Ты чего в хозяйстве набедокурил? Сметану немцам стравил. Горшок разбил!
   Хорошо, что за него танкисты заступились.
   - Ладно,  - говорят, - мамаша, не волнуйтесь. Сметану снова наживете.
Смотрите,  какой он танк у  немцев подбил!  Тяжелый,  пушечный,  системы
"тигр".
   Мать смягчилась, погладила по голове сына и ласково сказала:
   - Да чего уж там, озорник известный...
   Прошло с  тех  пор много времени.  Война окончилась нашей победой.  В
деревню вернулись жители.  Веретейка заново отстроилась и  зажила мирной
жизнью.  И  только немецкий "тигр" с  разорванной пушкой все еще стоит у
околицы, напоминая о вражеском нашествии.
   И  когда  прохожие  или  проезжие спрашивают:  "Кто  же  подбил  этот
немецкий танк?"  -  все деревенские ребятишки отвечают:  "Иван Тигров из
нашей деревни".
   Оказывается, с тех пор так прозвали Ваню Куркина - Тигров, победитель
"тигров".
   Так появилась в деревне новая фамилия.


ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С НИКОЛЕНКО
   Наш суровый командир любил пошутить.  Когда на фронт явились летчики,
недавно окончившие военную школу,  он, рассказав им, в какой боевой полк
они прибыли, вдруг спросил:
   - А летать вы умеете?
   Молодые авиаторы почувствовали себя неловко.  Как  ответить на  такой
вопрос -  ведь они только и  делали,  что учились летать.  И  научились.
Поэтому их  и  прислали бить  фашистов в  воздухе.  И  вдруг один летчик
громко сказал:
   - Я умею!
   Командир поднял брови: "Ишь ты какой! Не сказал - мы умеем".
   - Два шага вперед!.. Ваша фамилия?
   - Младший   лейтенант  Николенко!   -   представился  молодой  летчик
уверенным баском.
   - Ну,  раз летать умеете,  покажите свое умение,  - сказал с усмешкой
командир. - Обязанности ведомого в воздухе знаете?
   - Следовать за ведущим, прикрывая его сзади.
   - Точно. Вот вы и следуйте за мной. Я ведущий, вы ведомый.
   И  с  этими словами они направились к самолетам.  Старый летчик шел и
все  усмехался:  не  так это просто следовать за  ним,  мастером высшего
пилотажа, если он захочет оконфузить ведомого и уйти от него.
   - Полетим в паре, я буду маневрировать так, как приходится это делать
в настоящем воздушном бою с истребителями,  а вы держитесь за мой хвост,
- сказал командир, как бы предупреждая: "Держи, мол, ухо востро".
   И  вот  два "ястребка" в  воздухе.  Десятки глаз наблюдают за  ними с
аэродрома. Волнуется молодежь: ведь это испытание не одному Николенко...
   Старый истребитель,  сбивший немало фашистских асов, вначале выполнил
крутую  горку,   затем  переворот.  После  пикирования  -  снова  горка,
переворот,  крутое пикирование,  косая петля,  на выводе - крутой вираж.
Еще  и  еще  каскад  стремительных фигур  высшего пилотажа,  на  которые
смотреть - и то голова кружится!
   Но  сколько ни  старался наш  командир,  никак  не  мог  "стряхнуть с
хвоста"  этого  самого  Николенко.  Молодой ведомый носился за  ним  как
привязанный.  Когда  произвели посадку,  командир наш  вылез из  машины,
вытер пот, выступивший на лице, и, широко улыбнувшись, сказал:
   - Летать умеете, точно!
   А Николенко принял это как должное. Он был уверен в этом и ответил:
   - Рад стараться, товарищ полковник!
   Еще раз оглядел его старый боец. С головы до ног. Хорош орлик, только
слишком уж  самонадеян.  Если зарвется,  собьют его фашисты в  первом же
бою.
   Николенко был  назначен  ведомым  к  опытному,  спокойному летчику  -
старшему лейтенанту Кузнецову.
   И  в  первом  же  полете  совершил проступок.  Когда  восьмерка наших
истребителей в  строю  из  четырех пар  сопровождала на  бомбежку группу
штурмовиков,   Николенко  заметил  внизу   фашистский  связной  самолет,
кравшийся куда-то над самым лесом.  Спикировал на него и  сбил первой же
очередью из  всех пулеметов и  пушек.  Но потерял группу и  нагнал своих
только при возвращении с боевого задания.
   - Вы  что же  это вздумали?  Бросать ведущего?  Разрушать строй?..  -
разносил его командир эскадрильи.
   - Но я сбил самолет, - пытался оправдаться Николенко.
   - Хоть  два!   Из-за   вашего  самовольства  мог  погибнуть  ведущий,
нарушиться  строй.  В  образовавшуюся  брешь  могли  ударить  фашистские
истребители,  навязать нам невыгодный бой...  Мы бы не выполнили задания
по охране штурмовиков и понесли бы потери!
   Словом, досталось Николенко.
   Но  привычки своей -  волчком отскакивать от строя в  погоне за своим
успехом - он не оставил. Правда, благодаря  лихости  и  сноровке  на его
счету  появилось  несколько  сбитых  вражеских  самолетов.  И в ответ на
упреки своих товарищей по летной школе он насмешливо отвечал:
   - "Дисциплина,  дисциплина"!..  Что мы,  в  школе,  что ли?  Вот вы -
первые ученики,  с  пятерками по дисциплине.  А  где у вас личные счета?
Пусты...
   Как-то  раз  командир полка,  улучив минуту,  когда  они  были  одни,
по-дружески обнял его за плечи и сказал:
   - Смотрите, Николенко, убьетесь!
   - Меня сбить нельзя! - задорно тряхнул головой Николенко.
   - Вот я и говорю: сами убьетесь.
   - Подставлю себя под удар? Нет. У меня и на затылке глаза!
   И Николенко так удивительно покрутил головой,  что,  казалось,  она у
него вертится вокруг своей оси.
   - Шею натрете, - усмехнулся командир.
   - Не натру: вот мне из дому прислали шарф из гладкого шелка.
   И показал красивый шарф нежно-голубого цвета.
   - Ну,  ну,  смотрите,  да  не прозевайте.  Уж очень вы на одного себя
полагаетесь.  А знаете,  что мой отец, сибирский мужик, говаривал: "Один
сын -  еще не сын,  два сына - полсына, три сына - вот это сын!" Так и в
авиации:  один самолет -  еще не  боевая единица,  пара -  вот это боец,
четыре пары - крепкая семья, полк - непобедимое братство!
   Задумался Николенко. Еще в школе упрекали его, чт