[Image]

И в полном восторге оттого, что это именно так, а не иначе, он потряс
правой рукой, в которой была банка со знаменитым веществом, и левой рукой,
сжимавшей палку с пончиком на конце. - Давайте же нам всем кофе, молодой
человек! - крикнул он затем и быстро продолжал:

- Итак, что мы установили? Вещество, "иещеболее" абсолютно невидимо
невооруженным глазом, его запах неразличим цля человеческого носа, оно
кажется бесшумным... Сахару, сахару... и сливок не забудьте, молодой
человек!.. Бесшумным, говорю я, для обыкновенного человеческого уха, его
нельзя обонять известными вам способами, нельзя обнаружить прикосновением,
го есть осязать...

Вы хотите, конечно, спросить, а зачем же нам вещество, которое нельзя
увидеть, услышать, почувствовать, понюхать, наконец? Но смотрите, смотрите
как следует! Вот я побрызгал совсем немного этого вещества в свою чашку с
кофе... совсем немного, и моментально, да, друзья мои, мо-мен-тально, мой
ароматный напиток делается иещеболее ароматным! Понимаете? Еще более! То же
самое произойдет и с вашим изумительным кофе, и с вашими прелестными
пончиками. Они станут иещеболее изумительными, иещеболее прелестными.

С этими словами профессор В. О. Здух передал банку с удивительным
содержимым сначала Далей, а от него она попала к судье, потом к шерифу,
потом к дядюшке Одиссею и, наконец, к Гомеру. И каждый из них встряхивал ее
над своей чашкой с кофе и над своим вторым пончиком, потому что первый они
давно уже съели вслед за профессором.

И затем все стали пробовать пончик и кофе на вкус и на запах,
переглядываться, пробовать снова, кивать важно головами, а профессор тем
временем заговорил опять:

- Да, друзья мои, теперь вы убедились, что и кофе, и пончики стали
иещеболее вкусными! Не правда ли?

И все согласно кивали и с особым наслаждением пили кофе и ели пончики. Все,
кроме Гомера. Несколько раз он попробовал свой кофе и делал при этом такие
ужасающие гримасы, что смотреть было страшно. В конце концов он сказал:

- А что, если я вообще не люблю кофе? Зачем...

- Зачем?! - закричал профессор. - Вы спрашиваете "зачем", молодой человек?
Но вы лучше спросите: "Куда?" И я отвечу вам:

"Всюду!" Добавлять "иещеболее" можно и даже нужно всюду! Оно заставит розу
пахнуть еще лучше, кудри - сделаться еще кудрявее, чудесную музыку - стать
еще чудесней! Вы, конечно, достаточно умны, друзья мои, чтобы понять
неограниченные возможности этого вещества. И вот оно здесь, перед вами, в
удобной упаковке... Оно перед вами - оптом и в розницу... Купите одну лишь
банку, и вы будете обеспечены до конца своих дней! Не бойтесь, что оно
протухнет, прокиснет или потеряет свои свойства. Нет! Оно всегда и везде
останется таким же, всегда и везде сохранит свою силу... И это чудо вы
можете приобрести за пустяковую цену - всего за пятьдесят центов, за пять
даймов, за полдоллара! Полдоллара - и вечно действующее вещество "и еще
более" можете считать своим! Не теряйте этой возможности, люди! Не теряйте,
чтобы потом не пожалеть!..

Шериф первым "не потерял этой возможности" и вынул из кармана пятьдесят
центов. За ним стали обладателями драгоценных банок судья и дядюшка
Одиссей. Даже Далей одолжил у судьи полдоллара и купил одну банку.

Профессор уже собирался захлопнуть крышку чемодана, когда Гомер спросил:

- А если я не люблю кофе и натрясу в него эту штуку, значит, кофе будет еще
более противным?

- Еще противней, чем ты, несносный мальчишка, - буркнул профессор. - На вот
тебе...

Он быстро всучил Гомеру банку без всяких денег. "В виде премии", - сказал
он, еще быстрей захлопнул чемодан, повесил трость на руку, натянул
перчатки, поправил шляпу - и исчез за дверью.

- Ну, я пошел, - первым нарушил молчание Далей. - Попробую дома эту штуку.

- Я поже тошел, - сказал шериф, - то есть я хотел сказать - тоже пошел.

- До свидания. Одиссей, сегодня неплокой денек, - сказал судья. Он всегда
бывал вежлив не в зале суда.

- Да, да, - рассеянно ответил дядюшка Одиссей, который в это время выбирал
для себя два пончика.

Оставшись вдвоем с Гомером, дядюшка Одиссей положил свои пончики на два
разных блюдца и один из пончиков основательно побрызгал веществом
"иещеболее". Затем он откусил от одного, от другого, снова от первого,
опять от второго. Потом дотер подбородок, почесал затылок, подозвал Гомера,
и они стали пробовать вдвоем.

- Нет, будь я проклят! - сказал наконец дядюшка Одиссей.

- А знаете, - вспомнил Гомер, - сегодня никто не платил ни за кофе, ни за
пончики.

- Будь я проклят, - повторил дядюшка Одиссей, - и еще более!..

На следующий день, когда дядюшка Одиссей, как обычно, подремывал за своим
прилавком, отворилась дверь и вошел судья.

- Послушай, судья, - сказал ему дядюшка Одиссей, еле ворочая языком. - Ты
что-нибудь замечаешь во мне?

Судья внимательно оглядел дядюшку Одиссея и потом казал:

- Я замечаю повышенную сонливость.

- Вот-вот, - сказал дядюшка Одиссей и зевнул, - то же говорит и моя
Агнесса. Кричит, я всегда был ленивым, а теперь стал и еще более... Только
это неверно, судья. Просто я не выспался. Дело в том, что я насыпал этого
"иещеболее" себе на матрас, чтобы он стал еще более мягким...

- Ну, и помогло? - спросил судья.

- Помочь-то помогло, да несколько капель попало, как видно, на ту самую
пружину, которая скрипела громче всех... Ну, и она стала - представляешь
себе? - и еще более скрипучей! Глаз не мог сомкнуть всю ночь... Привет,
шериф!

Да, это сам шериф поспешно, словно боялся, что без него что-то произойдет,
входил в кафе.

- Джентльмены, - сказал судья торжественно, - я хочу сделать заявление.
Боюсь, что и во мне происходят какие-то серьезные изменения - внутренние, а
также внешние. Я такой же, как всегда, но только и еще более...

А шериф печально добавил:

- Почу хризнаться, воследнее премя я и еще более сутаю плова и састо чам не
догу могадаться, что я сакое тказал.

- Да, тут что-то не так, - мрачно заметил дядюшка Одиссей. - Спросим-ка у
Далей. Он тоже был с нами.

На счастье. Далей как раз в это самое время шел по городской площади, прямо
по газону. Он споткнулся о столбик с вывеской "По газонам не ходить!",
чертыхнулся, сплюнул, выдернул столбик из земли и швырнул его прямо в
монумент. Потом зацепил ногой мусорную урну и уж только после этого
направился в сторону кафе. Далей Дунер после истории с гигантскими
сорняками и в самом деле стал очень нервным.

- Он такой же, как всегда, и даже еще более, - сказал дядюшка Одиссей. -
Наверно, весь день поливал себя этим веществом. Может, даже пил его.

А судья и шериф закивали головами. Бам! - грохнула дверь, пропустив через
себя Далей Дунера. Гомер и его друг Фредди были тут же и с любопытством
смотрели на еще более сонного дядюшку Одиссея, еще более важного судью, еще
более подозрительного шерифа и на еще более невыносимого из горожан по
имени Далей Дунер и по прозвищу Дунер-Плюнер.

- А как себя чувствуешь ты, Гомер? - спросил дядюшка Одиссей.

- Очень хорошо, - ответил Гомер. - А вот у вас ужасно сонливый вид. Может,
сенная лихорадка?

- Что ты сделал со своей банкой этого "иещеболее"? - спросил дядюшка
Одиссей, с трудом отгоняя сон.

- А, с этим... - сказал Гомер. - Мы с Фредди побрызгали как следует
радиоприемник, чтобы слышимость была лучше. Вроде немного помогло, но зато
стало больше помех и избирательность хуже. Тогда мы взяли отвертку и
вскрыли эту банку с "иещеболее".

- Ну? - спросили все.

- Ну, и вот, - сказал Гомер.

- Она была пустая, - сказал Фредди и пожал плечами.

- Вещество невидимое, - напомнил судья.

- Она пустая была! - повторил Фредди с вызовом.

- Пустее пустого, - сказал Гомер. - И еще более!

- Выходит, нас окунули, то есть обманули! - закричал шериф. - Я все время
так думал!

- Наше богатейшее воображение, - сказал судья, - увело нас немного в
сторону.

- Профессор здорово облапошил нас, - произнес дядюшка Одиссей несколько
более оживленно.

- Вот, судья, - сказал Далей, вручая ему свою банку с "иещеболее", - теперь
мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов.

- Угощайтесь пончиками, ребята, - ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру
и Фредди.

Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь.

- Вот что, ребята, - сказал он потом, - главное, смотвите, чтоб не узнал
папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет.

Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди
запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал:

- Он уже знает.

- Что?! - вскричали шериф и дядюшка Одиссей. - Ага. Когда мы приделали
обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь
любит такие цтуки, вы знаете.

- Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? - спросил
шериф.

- Он сказал... - ответил Гомер, - что, когда он был молодой, эта штука
продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать
ее в банки и закрывать крышкой...

- Так-так, продолжай, молодой человек, - сказал судья.

- Еще он говорил, - продолжал Гомер, - что никогда жизни не пробовал это
самое "иещеболее" и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем
раньше... Ну, и продал ему свою банку за доллар...

- Да, ты мой племянник! - воскликнул дядюшка Одиссей. - И еще более!

- Нас всех обманули! - повторил шериф. - Жаль, я не упрятал его за решетку!

- У нас нет такого закона, - сказал судья. - У нас свобода торговли.

- Привет всем! - услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес.

- Как поживаете? - спросил его судья.

- Лучше всех, - ответил папаша Герк.

- Куда вы ее девали? - спросил Далей.

Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал:

- А, ты, наверно, про эту банку с "иещеболее". Я долго думал... Ведь такой
старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он
должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после
долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там
свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над
землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку
воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная,
чем всякая другая...

- Ну, и что же? - спросил дядюшка Одиссей.

- После этого, - сказал папаша Герк, - я полил этой и еще более мокрой
водой кусочек нашей доброй, старой земли, и земля промокла почти насквозь,
до Китая... А потом я с трудом выпрямился и поглядел вокруг. И я увидел,
как все кругом прекрасно - как зеленеет трава, и цветут деревья, и поют
птицы. И мне стало так радостно... так хорошо... И еще более! И я подумал:

В каком хорошем мире мы живем! Только сделать бы нам его еще лучше... и еще
более. Привет всем. И папаша Геркулес вышел из кафе.

Глава 9. "РЕЖЬТЕ БИЛЕТЫ".

Дядюшка Одиссей стоял почти у самого выхода из своего кафе, небрежно
облокотившись на блестящий корпус новенькой автоматической музыкальной
машины.

Пока он так стоял, глядя через витрину кафе на потонувшую в сумерках
центральную площадь города Сентерберга, лицо его потеряло вдруг свой
обычный розовый оттенок и сделалось багровым, как свекла. Но и этот цвет
продержался недолго, его сменил бледно-лиловый, который, в свою очередь,
уступил вскоре место зеленому и сочному, как первая весенняя трава.

Нет, не подумайте, что дядюшка Одиссей почувствовал тошноту или что-нибудь
в этом роде. Вовсе нет! Просто уже несколько дней, с тех пор как в кафе
привезли и установили новейший музыкальный автомат, уже несколько дней
дядюшка Одиссей почти не отходил от этого автомата... А в автомате все
делается автоматически: ставится и начинает вращаться пластинка, опускается
на нее игла, а полукруглое стеклянное окошко, за которым все это
происходит, автоматически освещается разного цвета лампочками, свет от
которых и падает на лицо дядюшки Одиссея, как, впрочем, и на все другие
лица, находящиеся не дальше футов десяти от музыкальной машины...

Итак, дядюшка Одиссей не ощущал никакой тошноты, но зато чувствовал
некоторое нетерпение, потому что ему давно уже хотелось отлучиться в
парикмахерскую, но Гомера все не было и не было. А ведь обещал прийти
пораньше.

И только когда лицо дядюшки Одиссея в семнадцатый раз приобрело
бледно-лиловый оттенок, только в этот момент, и ни на секунду раньше,
отворилась дверь, и в кафе ворвались Гомер и Фредди.

- Здравствуйте, - сказал Гомер, - Мы немного опоздали, извините. Были в
библиотеке, набрали уйму книг. Она ведь закрывается на целых две недели.

- Библиотекарша уходит в отпуск, - объяснил Фредди. - Поэтому мы и взяли
побольше. А пока выбирали...

- Я слышал, она уезжает в Еллоустонский парк. - пеЬебил его дядюшка
Одиссей, который знал в городе все и про всех. - Вместе с одной вашей
учительницей, с той, что работает в шестых классах.

- Да, - сказал Гомер, - и они обещали прислать нам оттуда красивые открытки.

- Это очень хорошо с их стороны, - одобрил дядюшка Одиссей и, не теряя
времени, добавил: - Вот что, ребята. Мне нужно ненадолго сходить в
парикмахерскую. Так что вы тут орудуйте сами. Можете поесть пончиков...
Только смотрите, чтобы все было в ажуре.

- Не беспокойтесь, дядюшка Одиссее - заверил Гомер. - В первый раз, что ли?

И он без видимого нетерпения стал наблюдать за тем, как, прежде чем уйти,
дядюшка Одиссей прошел по всему фронту своего автоматического войска: по
нескольку раз включил и выключил каждую машину, начиная с пончикового
автомата и кончая кофеваркой, похлопал их по блестящим бокам, что-то
отвернул, подвернул. И все его действия были разноцветными: похлопывание -
розовым, отвертывание - синим, завертывание - багровым.

У дядюшки Одиссея появилась эта немного раздражающая привычка все
проверять, с тех самых пор как его пончиковый автомат сошел с ума и никак
не хотел остановиться.

С трудом оторвав зеленую руку от зеленого бока кофеварки, дядюшка Одиссей
подошел к музыкальной машине, которая недолго думая сделала его
лимонно-желтым, и погладил ее особенно нежно. (Нежность дядюшки Одиссея
была на этот раз оранжевого цвета.) Затем дядюшка Одиссей нажал кнопку ‘ 5
(пластинка под названием "Симфония буги-вуги") и опустил в машину монетку
(синего цвета). Раздался щелчок, и после этого медленно и важно пластинка ‘
5 выскользнула из кучи других пластинок, легла на диск и завертелась вместе
с ним.

- Ух ты, - сказал Фредди. - Как живая!

Дядюшка Одиссей фиолетово улыбнулся, и все трое стали слушать "Симфонию
буги-вуги" в исполнении знаменитого оркестра.

- Здорово! Просто гипнотизирует, - сказал Гомер, глядя словно завороженный
на черный вращающийся диск и на игру красок.

- А музыка как запоминается! - воскликнул Фредди. - сто раз лучше, чем при
одном цвете.

Дядюшка Одиссей с гордостью кивал головой, кивал почти все время, пока
играла музыка, и особенно когда она закончилась и автоматические пальцы
медленно и важно подхватили пластинку ‘ 5 и убрали на принадлежащее ей
место среди других пластинок.

- Ну ладно, - сказал дядюшка Одиссей. - Работает прекрасно и
останавливается тоже хорошо! Вот вам несколько монет, ребята, можете
послушать музыку, когда я уйду. Только осторожней!

Гомер и Фредди сказали "спасибо" и, после того как дядюшка Одиссей
направился в сторону парикмахерской, сразу пододвинули стулья поближе к
музыкальной машине, уселись и некоторое время молча наблюдали за медленной
сменой красок внутри автомата.

- Ух, - сказал Фредди, первым нарушив молчание, - ну и страшный ты в синем
цвете!

- Сам не лучше, - ответил Гомер. - Посмотрел бы на свою зеленую рожу!..
Ладно, Фредди, хватит любоваться, давай бери пончик, и будем делить
библиотечные книжки.

Ребята прикончили по паре пончиков и стали разбирать книги, в жарких спорах
решая, какие интересней, что читать сначала, а что потом, и какие именно
каждый из них заберет к себе домой.

Как вдруг дверь в кафе открылась, и сквозь нее проник незнакомый мужчина.
Ребятам показалось, что вошел он как-то крадучись, но это, наверно, им
только показалось.

- Добрый вечер, - тихо сказал незнакомец, потрясав пло-Хским бумажным
свертком, который он держал в руке^ {^постепенно меняя свою окраску (вместе
со свертком) - с темно-фиолетовой на лимонно-желтую. - У меня тут с собой
одна пластинка, - продолжал незнакомец, отчаянными усилиями распутывая
веревку и разрывая на свертке бумагу. - Так вот, хочу ее проиграть на вашей
музыкальной машине. Это будет, увидите, лучшая пластинка сезона. Включишь -
и будешь ты на волосок от...

Незнакомец внезапно оборвал фразу и, видно, очень разволновался. Некоторое
время он стоял молча, меняя окраску вместе со своим свертком и постепенно
приходя в себя и успокаиваясь.

Гомер и Фредди тоже меняли окраску и тоже молчали, ожидая, чтобы незнакомец
договорил. И он договорил, когда пришел в себя настолько, что почти без
дрожи в голосе мог произнести:

- Сами услышите, тогда поймете.

Одновременно он развернул наконец свой сверток, достал пластинку и - ребята
просто обомлели! - кинул эту пластинку под потолок. Но и после этого он
вовсе не стал даже пытаться ее поймать, а наоборот - сунул руки в карманы
пальто и спокойно стоял, глядя, как она вот-вот упадет и разобьется.

Она действительно упала с громким стуком прямо посреди кафе. Гомер и Фредди
вскрикнули, а незнакомец горько рассмеялся.

- Небьющаяся, - сказал он с печальным видом. Он поднял пластинку с пола и
согнул ее пополам. - И неломающаяся, - добавил он. - Да, - заговорил он
опять, - крепкая до безобразия! Небьющаяся до отвращения! Неломающаяся
до... до... не знаю до чего!

Он опять страшно разволновался, а когда немного успокоился, подошел к
музыкальной машине и открыл верхнее полукруглое стеклянное окошко над
панелью с кнопками.

- Я поставлю ее, - сказал он, - между "Симфонией буги-вуги" ‘ 5 и "Полькой
буги-вуги" ‘ 6. Ладно?

И он быстро втиснул свою пластинку в общую кучу.

- Вот, - сказал он, вздыхая с огромным облегчением и меняя в это же самое
время цвет лица с желтого на синий. - Вот, значит, таким образом...

Ребята тоже почувствовали себя легче. Уж ьчень странно повел себя
незнакомец с самого начала, а вот сейчас, кажется, успокоился наконец,
перестал дергаться и переживать неизвестно из-за чего. Гомер вспомнил о
своих обязанностях, прошел за прилавок и оттуда спросил:

- Хотите чего-нибудь поесть, сэр? Сандвич? Чашечку кофе? Или, может,
вкусный свежий понч...

- Нет! Нет! Нет! - отчаянным голосом завопил незнакомец, прежде чем Гомер
успел произнести "ик". - Нет! Нет! Ни за что! - Он извивался всем телом,
кашлял и грозил пальцем. - Я никогда, ни при каких обстоятельствах не ем
их, - объяснил он, когда немного успокоился. А затем облокотился на
прилавок и таинственно прошептал: - Ведь в них, вы это прекрасно понимаете,
очень много дырок! Просто полным-полно дырок!

Гомер с минуту подумал, оценивая это заявление, потом по-кал плечами и
сказал:

- Ну, может, томатный сок? Он у нас очень...

- Молчи! - трагическим шепотом произнес незнакомец. И громко икнул. -
Умоляю, ни слова больше! - Он снова икнул. - Я не пью томатный сок! Никогда!

Он замолчал и снова икнул. Гомер быстро наполнил стакан водой и протянул
незнакомцу со словами:

- Задержите дыхание, когда будете пить, и сосчитайте до десяти. Я всегда
так делаю.

- А еще лучше, - вмешался Фредди, - сказать про себя, например, так:
"Икота, икота, перейди на мистера Скотта, со Скотта на кого-то, с кого-то
на того-то..." Или спеть...

- Не нужно! - закричал незнакомец. - Ради бога, не нужно!

- А вообще я не понимаю, - продолжал Фредди, - почему, когда Гомер сказал
вам про пончики и про...

- Ни слова больше! - зашипел незнакомец и чуть не выронил из рук стакан. -
Умоляю, ни слова! Иначе... Я ведь уже говорил вам, что никогда не ем
пончиков...

Он с укором посмотрел на Фредди, потом повернулся к Гомеру и сказал:

- Спасибо. Спасибо за угощение..