е себя от счастья Фердинанд, пятясь, уходил. При каждом шаге он кланялся
и повторял:

- Большое вам спасибо... Большое вам спасибо... Большое вам спасибо...
Большое вам спасибо...

Фердинанд принялся бродить по вокзалу, примеряясь, в каком закоулке удобней
выспаться.

- Как мне быть? - рассуждал вслух Фердинанд. - Не мешало бы вздремнуть...
Но где?

Вероятно, он говорил слишком громко, потому что над самым его ухом раздался
вдруг противный хриплый голос:

- Если вам хочется, так сказать, выспаться, то нет ничего лучше, как
забраться в вагон, который стоит, так сказать, на запасном пути.

- Кто вы? - спросил Фердинанд у хриплого голоса.

- Я, так сказать, добрый человек, который всегда рад оказать ближнему, так
сказать, услугу. Вы не возражаете?

Добрый человек выглядел весьма подозрительно: кепка надвинута на глаза,
руки засунуты в брюки. Но Фердинанд так устал, что ему было все равно.

- Пожалуйста, - вежливо ответил он. - Я вот только не знаю, как пройти на
запасной путь.

- О, это несложно. Я проведу вас.

- Вы очень любезны, - сказал Фердинанд.

- Такой уж я с малых лет. Разве можно не помочь, так сказать, человеку в
затруднительном положении, а?

"И этот тоже про человека", - не без самодовольства подумал Фердинанд и
сказал:

- Ну разумеется, все должны помогать друг другу: мы людям, а люди нам.

- Это вы правильно, так сказать, подметили, - ответил Фердинанду хриплый
голос. - Пойдемте.

Они долго шли сперва по перрону, потом по шпалам, пока наконец не разыскали
вагон на запасном пути.

Неизвестный в кепке распахнул перед Фердинандом дверь и сказал:

- Милости просим.

- Благодарю, - ответил Фердинанд, вскакивая в купе. Следом за ним вошел его
провожатый.

- Можете тут спать, так сказать, сколько угодно.

- А эти вагоны никуда не уедут?

- Вы здесь можете спать, так сказать, совершенно спокойно. Только скажите,
как долго вы собираетесь спать.

- Дово-о-ольно до-о-о-олго, - ответил, зевая, Фердинанд. - Я здорово устал.

- Очень хорошо, очень хорошо, - удовлетворенно ответил хриплый голос. -
Если что-нибудь, так сказать, случится, я вас разбужу. Спите спокойно. - И
хлопнув дверью, он вышел из вагона.

Фердинанд разлегся на мягких подушках - ему повезло, он попал в вагон
первого класса - и мгновенно уснул. Его усыпили голоса громкоговорителей.

- Пассажирский поезд до такого-то города отправляется со второго пути.

- Экспресс до такого-то города отправляется в девять двадцать...

- Электропоезд из такого-то города опаздывает на три минуты...

- Скорый поезд до такого-то города, посадка окончена, закрыть двери...

Тем временем в темном закоулке между составами тип в кепке хриплым голосом
сговаривался с другим таким же типом, тоже в кепке и тоже говорившим
хриплым голосом.

- Все в порядке, - говорил первый. - Он уже дрыхнет. Я ему сказал, что
спать можно сколько угодно...

- Как он выглядит? - допытывался второй.

- С виду человек состоятельный.

- Замечательно! - сказал второй, потирая руки. - Очень люблю состоятельных.

- Эти вагоны прицепят сейчас к поезду, - сказал первый. - Мы заберемся в
это же купе, будто знать ничего не знаем...

- И когда поезд войдет в тоннель...

- Вот именно, когда войдет в тоннель, мы... Две кепки приблизились друг к
другу, два хриплых голоса одновременно что-то зашептали.

XVII

Наступил вечер. Стало смеркаться. В темноте то здесь, то там вспыхивали
огни.

Больше всего огней бывает на вокзале. Точно все лампочки сбежались в одно
место и устроили состязание - кто кого пересветит.

Интереснее всего вечером на путях и на перронах.

В темноте разноцветные огни выглядят на редкость нарядно - красные,
зеленые, желтые, синие - их так много на каждой станции.

В вышине, над путями, подмигивая машинистам, пылают яркие глаза семафоров.
Моргнет зеленый - можно ехать дальше, никакой опасности, путь свободен.
Зато когда с вышины семафора моргнет красный, это значит, как бы не спешил
машинист, надо подождать, пока красный глаз не погаснет и вместо него не
вспыхнет другой глаз - дружеский, зеленый. Впрочем, красный глаз тоже
по-своему красив и тоже нужен, хотя может показаться, будто он только
мешает движению. Но если бы не было красного глаза, поезда сталкивались бы
друг с другом, происходили бы катастрофы...

Смотреть на разноцветные мигающие огни очень приятно, и я уверен, что
Фердинанд, если бы его не сморил сон, только бы и делал, что смотрел,
смотрел, смотрел, смотрел, смотрел, смотрел и не мог бы насмотреться...

Лампочки светили, семафоры подмигивали, а тем временем вагон со спящим
Фердинандом прицепили к какому-то поезду. На перроне появился дежурный
помощник и, давая сигнал к отправлению, поднял вверх зеленый фонарик.
Паровоз загудел, застонал от натуги, и поезд тронулся в далекий путь. В
последнюю минуту в вагон, где спал

Фердинанд, вскочили на ходу две тени в надвинутых на лоб кепках.

- Этот вагон?

- Этот.

- Здесь он?

- Здесь.

- Спит?

- Спит.

- Храпит?

- Храпит.

- Один?

- Один.

- Самое главное, чтоб в это купе больше никто не сел, - сказала одна из
теней хриплым голосом.

- Не беспокойся, - ответила ей другая. - Мы закроем дверь и никого больше
не пустим.

- Будут стучать, - сказала первая тень.

- Ну и пусть стучат, - отозвалась вторая. - Мы прикинемся, будто спим.

- Что ж, давай ложиться. Спокойной ночи. Один устроился в одном углу,
другой - в другом. В третьем углу спал Фердинанд. Четвертый угол купе был
свободен.

Когда поезд, миновав освещенный перрон, оказался в открытом поле, стало
совсем темно, только светились узкие щелки глаз под козырьками надвинутых
на лоб кепок. Время от времени блики от проносящихся мимо фонарей озаряли
на секунду купе, и тогда две пары глаз впивались в спящего Фердинанда и
хриплые голоса шептали друг другу:

- Шляпа у него будь здоров...

- Смотри, какие брюки...

- Галстук тоже ничего...

- Очень мне нравится его рубашка...

- А ботинки...

- Как раз мой размер...

- Тебе они будут малы...

- Говорю тебе, в самый раз...

- Не ори, разбудишь. Ботинки будут мои...

- Ты в таких ботинках и ходить-то не умеешь...

- А вот увидишь.

Фердинанд глубоко вздохнул в своем углу и шевельнулся. Четыре щелки
мгновенно сомкнулись, и вновь наступила тишина.

Мимо одна за другой проносились станции. Приближаясь к станциям, поезд
громыхал на стрелках, колеса вагонов тараторили в спешке: "Как живете? Как
живете?" - и проносились дальше.

- Интересно, - отозвалась вскоре одна из теней, - есть ли у него при себе
деньги?

- Да уж наверно есть.

- Почему ты так думаешь?

- У таких всегда есть.

- А часы?

- Конечно, есть.

- Часов-то не видно.

- Карманные, кто ж их на руке носит?

- Карманные часы, - тут шепот стал настолько тих, что слова едва можно было
различить, - бывают чаще всего золотые. Дай-ка погляжу.

- Не смей! - тоном приказа остановил его другой. - Все испортишь. Сейчас
будет тоннель...

- Я пощупаю сквозь пиджак... В наступившей тишине слышался только стук
колес. Упрямо, монотонно перекликались они между собой.

И вдруг совсем иначе заговорили колеса паровоза. Потом по-другому
заговорили колеса почтового вагона, который мчался следом за ним. Потом
колеса багажного вагона, который мчался следом за почтовым. Потом колеса
первого пассажирского вагона. Потом колеса второго. Потом третьего. Потом
колеса всех вагонов заговорили так, словно у них пропал вдруг голос, и они
осипли.

Поезд вошел в тоннель.

Грабители сразу очутились возле Фердинанда. Быстро и ловко принялись они
снимать с него одежду.

- Сперва шляпу, - послышался шепот, - чтоб не мешала.

- Готово.

- Теперь ботинки.

- Готово.

- Теперь галстук.

- Готово.

- Теперь пиджак.

- Готово.

- Теперь жилет.

- Готово.

- Теперь рубашку.

- Готово.

- Теперь брюки.

- Сейчас, сейчас. Готово.

- Все?

- Все. Ну, теперь - ходу!

- Минуточку, - сказал Фердинанд, который давно не спал и чувствовал, что
его раздевают. - Минуточку!!! Не спешите!!! Давайте-ка побеседуем.

И залаял так ужасно, как не лаяла еще ни одна собака на свете.

У незнакомцев в кепках подкосились ноги от страха. Они побросали одежду
Фердинанда и попытались, воспользовавшись темнотой, удрать из купе.

Но Фердинанд оказался проворнее. Он вскочил и схватил за ухо сперва одного,
потом другого. Он сделал это так ловко, что прихватил каждое ухо с одной
стороны.

Слева от него болталась теперь одна кепка, справа - другая.

Зажав в зубах уши грабителей, Фердинанд, конечно, уже не мог говорить, он
мог только рычать от ярости, и в рычании смутно слышались слова:

- Ахрр вырр ворр-ришкиррр зарр-дурр-марр-лирр мерр-нярр огрр-арр-битьрр,
ярр вамрр порр-карр-журр!

Тоннель как раз кончился. Приближалась станция. Поезд замедлил ход и,
тяжело дыша, утомленный, остановился. Фердинанд, не разжимая зубов,
высунулся в окошко.

- Но-рр-силь-рр-щик-рр! - крикнул Фердинанд. Но ни один из носильщиков не
обратил на него внимания.

- Но-рр-силь-рр-щик-рр! - крикнул он еще раз. И опять ничего не вышло.
Носильщики сновали взад и вперед по перрону, но ни один из них даже не
взглянул на Фердинанда.

- Но-рр-силь-рр-щик-ррррр! - повторил еще раз Фердинанд. К счастью, крик
услышал какой-то старичок. Он остановился и прислушался.

- Вы, кажется, звали носильщика, - сказал старичок. - У вас, верно, насморк.

Фердинанд мотнул головой - дескать у меня не насморк, и только тут старичок
заметил болтающиеся в разные стороны головы воришек.

- Ага, - сказал он, - понятно.

И он подозвал двух дюжих носильщиков. Один из них схватил одного вора,
другой - другого. Воры до того струсили, что идти сами были не в состоянии.
Между двумя носильщиками, раздетый, с одеждой под мышкой, как с
вещественным доказательством, шел Фердинанд и грозно скалил зубы - он
опасался, что один из воришек может вдруг дать тягу.

- В комиссариат[1]! - приказал Фердинанд.

XVIII

- Фамилия? - спросил у Фердинанда комиссар[2].

- Великолепный, - ответил Фердинанд.

- Имя?

- Фердинанд.

- Возраст.

Фердинанд не знал, что ответить. Сказать правду - комиссару это может
показаться подозрительным, прибавить года - значит, во-первых, соврать,
во-вторых, красиво ли это, когда посторонние думают, что ты старше, чем ты
есть на самом деле?

- Возраст? - повторил комиссар.

Голос у него был строгий, усы - грозные. Он еще ни разу не взглянул на
Фердинанда. Он задавал вопросы и тут же, не отрывая глаз от стола, делал
пометки на бланке.

Фердинанда меж тем пробрал озноб.

- Брумбумпять! - выпалил Фердинанд, потому что молчать становилось
невозможным.

- Прекрасно, - сказал комиссар, не обратив ни малейшего внимания на
странную цифру, которую назвал Фердинанд, - У вас ничего не пропало?

- Ничего.

- Были при вас какие-нибудь ценности?

- Нет, - машинально ответил Фердинанд и вдруг вспомнил про медаль. -
Простите, пожалуйста, я забыл про одну вещь. Да, при мне были ценности...

- Что это было? - спросил комиссар, ни на секунду не прекращая писать.

- Медаль, - ответил Фердинанд, - золотая медаль.

- Это была лично ваша медаль?

- Да, это была лично моя медаль.

- Можно узнать, где вас наградили?

- Меня наградили на выставке собак.

- Вы увлекаетесь собаками?

- Да, у меня есть к ним некоторый интерес, - ответил Фердинанд, к которому
вернулось его обычное самообладание.

- Скажите, эту медаль у вас не похитили? - спросил комиссар.

- Минуточку, сейчас проверим.

- Пожалуйста, проверьте.

Фердинанд, все еще голый, принялся рыться в карманах.

- Здесь нет, здесь нет, здесь нет, здесь нет, здесь нет, здесь нет, здесь
нет и здесь нет. Сейчас, еще один карман... Здесь тоже нет. Комиссар, у
меня украли эту медаль.

- Не огорчайтесь, - ободрил Фердинанда комиссар. - Мы сделаем все, что от
нас зависит, чтобы вернуть вам пропажу. Побудьте пока здесь, а я поговорю с
преступниками.

И не взглянув на Фердинанда, комиссар вышел из комнаты.

Фердинанд принялся терпеливо ждать. Холод пробирал его все сильнее и
сильнее. Фердинанд принялся размышлять.

"Стоит ли мерзнуть... никто даже не замечает, что я раздет... не смотрит
вовсе на вещественные доказательства... им ни к чему, что я поймал воров в
тоннеле, когда они снимали с меня одежду... но, может быть, это неважно...
а я думал, что надо сделать непременно так, чтобы не оставалось сомнений,
что именно они меня раздели и хотели унести костюм... уж лучше я все это на
себя надену, потому что в костюме я согреюсь, а без костюма... брр..."

И Фердинанд не спеша стал одеваться. Он уже завязывал галстук, когда в
дверях появился комиссар.

- Должен вас поздравить, пан Великолепный! - крикнул комиссар с порога. -
Благодаря вам мы поймали двух опасных грабителей. Вы сделали это просто
великолепно, пан Великолепный!

Фердинанд скромно потупился.

- Ничего особенного...

- Превосходно!

- Пустяки... - шепотом проговорил Фердинанд.

- Я горжусь вами!

- Есть о чем говорить, - буркнул Фердинанд. - Просто мне удалось их
задержать, вот и все.

- Все было проделано замечательно, просто замечательно. К сожалению, должен
вас огорчить.

- Что случилось? - спросил обеспокоенный Фердинанд.

- Вашей медали не нашли.

- Не нашли?

- Нет, не нашли.

- Ой-ой-ой! - жалобно заскулил Фердинанд.

- Они говорят, будто ее не видели.

- Ой-ой-ой!

- Не припоминают...

- Ой-ой-ой!

- Говорят, что медали у вас не было.

- Ой-ой-ой!

- Потому что, если бы у вас была медаль, они взяли бы ее в первую очередь.

- Ой-ой-ой!

- Говорят, что они обшарили все ваши карманы.

- Ой-ой-ой!

- И ни в одном медали не было...

- Ой-ой-ой!

- Вы, кажется, расстроились? - с сочувствием спросил комиссар.

- Ой-ой-ой, я нисколечко не расстроился, - простонал Фердинанд.

- Так в чем же дело?

- Мне страшно, комиссар, страшно... Ой-ой-ой!

- Чего вы так боитесь, пан Великолепный, в чем дело?

- Вас боюсь. Ой-ой-ой!

- Меня?

- Да, вас, ой-ой-ой!

- Почему?

- Боюсь, посадят.

- Посадят в тюрьму? За что? - спросил комиссар, которого этот разговор
начал забавлять.

- За медаль, комиссар, ой-ой-ой... ой-ой-ой... ой-ой-ой...

- Ничего не понимаю, - сказал комиссар.

- Я дал ложные показания, ой-ой-ой!

- Ложные!

- Ведь медаль при мне. Только сейчас мне пришло это в голову, ой-ой-ой. Я
искал ее во всех карманах, и воры искали ее во всех карманах, а ее,
ой-ой-ой, там не было. Я вспомнил, она у меня на шее. Скажите, сколько?

- Что "сколько"? - удивился комиссар.

- Сколько за это? - жалобно скуля, допытывался Фердинанд.

- За что?

- За дачу ложных показаний. Сколько лет?

- Давайте забудем про этот случай, - с улыбкой сказал комиссир. - Самое
главное, ваша медаль, ваша золотая медаль не пропала. Фердинанд, куда вы?

Фердинанд был уже в дверях. Вместо ответа он выпалил скороговоркой:

- Сейчас вернусь. Мне надо извиниться перед ворами, ведь я обвинил их в
краже.

XIX

После всех этих ужасных волнений Фердинанд отправился в парк, чтобы немного
рассеяться. Он сел на скамейку под развесистым каштаном, заложил ногу за
ногу, откинулся на спинку и решил некоторое время ни о чем не думать. Он
следил за облаками, скользившими по небу, слушал щебет птиц в листве, на
душе у него было необыкновенно легко и весело.

Времени хоть отбавляй, спешить некуда, дел никаких. С чистой совестью мог
сидеть Фердинанд на скамейке и отдыхать.

И вдруг, увидев мальчишку, который ел эскимо, Фердинанд машинально
облизнулся и почувствовал: что-то с ним произошло, что-то изменилось,
что-то случилось, что-то не в порядке.

Вначале он не придал этому особого значения, но когда понял, что
облизывается во второй раз, ему стало не по себе.

Фердинанд проверил языком. Да, сомнений не было.

Случилось непредвиденное. Он проверил еще раз. Увы, это была правда. Опять
коснулся языком. Да, нечто ужасное. И теперь уже Фердинанд никак не мог
удержаться от того, чтобы беспрестанно не ощупывать языком надломанный зуб.

Фердинанд был до такой степени поглощен этим занятием, что не заметил, как
на скамейку рядом с ним села какая-то дама.

Дама некоторое время читала газету, потом аккуратно ее сложила, спрятала в
сумочку и взглянула на Фердинанда. А тот все притрагивался и притрагивался
языком к сломанному зубу. Дама наблюдала за ним с любопытством.

"Удивительно смесной целовек, - подумала она. Дама шепелявила так сильно,
что шепелявила даже тогда, когда ей приходилось думать, а подобные явления,
как мы знаем, встречаются редко. - Цего он так облизывается?"

Вслух она сказала:

- Извините, позалуйста, с вами сто-нибудь слуцилось?.

Фердинанд вздрогнул, точно его разбудили. Посмотрел на даму, приподнял в
знак приветствия котелок и сказал:

- Собственно, все в порядке. Чувствую я себя неплохо. Только вот...

Не успел он закончить, как дама его перебила.

- Вот именно! - заверещала она. - Вот именно! Казется, я угадала: вас
беспокоит зубик.

- Признаться, да, - сказал Фердинанд.

- Болит? - осведомилась дама.

- Нет, не болит.

- Любопытно! Хузе всего как раз те зубы, которые, не болят, не болят, а
потом вдруг как заболят, как заболят. Уз вы мне поверьте.

- У меня совсем другое. По правде сказать, зубы у меня замечательные.

- Сто зе тогда с вами?

- У меня отломился кусочек зуба.

- И вы говорите, сто зубы у вас замецательные! Замецательные зубы не
кросатся.

- Иногда самый лучший зуб обломится.

- Отцего зе он у вас обломился?

- Не знаю, - ответил Фердинанд, - никак не могу сообразить, отчего
обломился.

- Мозет быть, короцка хлеба?

- Нет.

- Мозет быть, зесткий бифстекс?

- Нет.

- Мозет быть, проволоцка в хлебе?

- Нет.

- Мозет быть, хрясик в колбасе?

- Хрящик - пустяки.

- Для кого как, - покачала головой дама. - Я, например, цетырнадцать лет
назад сломала себе зуб колбасой.

- Колбасу я давно не ел.

- Это невазно, ели вы ее или нет. Все равно нузно идти к врацу. А то будет
хузе. Послусайтесь меня.

- Вы правы. Только я ни одного врача здесь не знаю.

- Сейчас дам вам адрес. Он зивет недалеко отсюда. Доктор Дивро. Цудесный
целовек. Все-таки интересно обо сто вы сломали зуб?

- Вспомнил! - торжествующе крикнул Фердинанд. - Я сломал его о воров.

- Простите, позалуйста, - удивилась дама, - не хотите ли вы сказать, сто вы
питаетесь ворами?!

- Я их не ел, я их ловил, - с достоинством ответил Фердинанд.

- Зубами? - осведомилась дама, и в голосе ее послышалось недоверие.

- Да, пришлось зубами. Их было двое - не удивительно, что зуб не выдержал и
надломился.

- Возможно, - сказала дама и капельку отодвинулась. Она знала, что
сумасшедшим ни в коем случае нельзя возражать. - Непременно сходите к
доктору Дивро. До свидания, мне узе пора.

Про себя она подумала:

"Надо уносить ноги, опасный псих. Привязется есе... Сто мне тогда делать?"

Ускоряя шаг, шла она по аллее, а мысли ее шепелявили больше обыкновенного.

Фердинанд остался один.

"Надо, пожалуй, сходить к врачу, - подумал Фердинанд, ловя себя на том, что
непрестанно водит языком по зубам. - Ведь не могу же я всю жизнь щупать и
щупать языком зуб. Может, доктор поможет. Раз, два, три - вста-вай,
Фердинанд! Пошли к доктору Дивро",

Доктор Дивро оказался на редкость обаятельным человеком. Все в городе
хорошо его знали, поэтому Фердинанд отыскал его дом без труда.

В приемной было много народу. Фердинанд уселся на единственный свободный
стул возле стены. Лица у ожидающих были очень серьезные. Ни смеха, ни
шуток, никто не рассказывает анекдотов. Все думают только об одном: о том,
что ждет их за дверьми кабинета, где принимает доктор Дивро и где рано или
поздно окажутся и они.

Фердинанд впервые в жизни попал на прием к зубному врачу. Легко ли
сохранить серьезность? Ему стоило большого труда не фыркнуть прямо в лицо
этим перепуганным людям. Никогда еще за всю свою жизнь не приходилось
видет